1

Мёртвым голосом
русому волосу нашептать:
„Кто бы знал:
раз и два, и обчёлся —
понурая рать…“

По завитым морозом,
ведущим к забвенью дорогам
красит иней столбы
и бесстрастной колючки цветы.
Подожди, не кричи,
потерпи до венца, недотрога.
Смертью — запах и цвет
гиндукушской промёрзлой
фаты…

2

Прожарясь — прикуривать не папиросы.
Опять на „зеро“ мир поставлен по-чёрному.
И днём и ночью на шапках звёзды,
в окопах рыбы огнеупорные…

Град сыплется в небо c нелепою жаждой
в обоймы загнать одуванчики тёплые.
Заряды и люди живут однажды
и хлопают, хлопают, хлопают,
хлопаю…

3

…и не справиться
с выживающей волю тоской.
Сбросил платьица
заовражных берёзок конвой.

Кара катится
от затмения выжженных лет,
каракатицей
расплевавшись вослед…

Свет преставится.
И не первый — единственный раз
смерти матрица
повернётся
анфас.

1

Мёртвым голосом
русому волосу нашептать:
„Кто бы знал:
раз и два, и обчёлся —
понурая рать…“

По завитым морозом,
ведущим к забвенью дорогам
красит иней столбы
и бесстрастной колючки цветы.
Подожди, не кричи,
потерпи до венца, недотрога.
Смертью — запах и цвет
гиндукушской промёрзлой
фаты…

2

Прожарясь — прикуривать не папиросы.
Опять на „зеро“ мир поставлен по-чёрному.
И днём и ночью на шапках звёзды,
в окопах рыбы огнеупорные…

Град сыплется в небо c нелепою жаждой
в обоймы загнать одуванчики тёплые.
Заряды и люди живут однажды
и хлопают, хлопают, хлопают,
хлопаю…

3

…и не справиться
с выживающей волю тоской.
Сбросил платьица
заовражных берёзок конвой.

Кара катится
от затмения выжженных лет,
каракатицей
расплевавшись вослед…

Свет преставится.
И не первый — единственный раз
смерти матрица
повернётся
анфас.