Он был спокоен, горд и очень красив. Темные умные глаза, великолепные зубы, поджарость бойца, небрежная грация движений, мощные мышцы, перекатывающиеся под кожей…

Она не приложила никаких усилий, чтобы заполучить его. Все сотворила Лучшая Подруга.

По всем приметам ощущая скорую разлуку, она не смогла бросить его на произвол судьбы, и, не долго думая, передала с рук на руки. Когда это впервые случилось, он не мог поверить в происходящее. После того, как Лучшая Подруга ушла, и они остались наедине, он долго смотрел на закрывшуюся дверь, полный обиды и презрения, а затем повернулся и оценивающе, как-то по-новому, осмотрел ее. Радости во взоре не было, но и полного отрицания тоже.

С этого дня он изменился. Очевидно, он что-то предположил и прочувствовал, но был по-мужски сдержан. И никак не проявлял своей тоски, лишь иногда просачивающейся в глаза. Только когда Лучшая Подруга, в последний раз бросившись ему на шею, села в такси, и, заливаясь слезами, уехала в аэропорт, не смог удержать непрошеную слезинку. Никак не реагируя на попытки завести разговор, отодвинулся подальше, уселся так, чтобы не видели его глаз и стал делать вид, что внимательно смотрит в окно…

Он долго привыкал к своему новому положению. Степенно выполнял все, что от него требовалось, но полностью сохранял свою независимость, да и в его взглядах, направленных на новую содержательницу проскальзывало что угодно, кроме любви. Казалось, что ему перестало даже нравиться его имя — он позволял себе отозваться на него только во второй или третий раз… И то, старался ограничиться небрежным взмахом хвоста, показывая, что он слышит, но не считает нужным реагировать.

По человеческим меркам надо было бы сказать, что он погрузился в депрессию, но собачье состояние определяли проще: «тоскует». Новая хозяйка, почувствовав, что ее изъявления ласки и любви не вызывают у него ответной реакции, а даже несколько раздражают его, чуть отдалилась. И только иногда, садилась поближе, и разговаривала с ним. Он, вроде бы, внимательно слушал, но не поднимал породистую голову с лап, и только задумчиво и печально шевелил бровями. Порой ей казалось, что в процессе этих ее монологов в воздухе выплеталась тоненькая нить взаимной привязанности. Но потом обязательно что-то вторгалось, ниточка холодела и рвалась, и все оставалось как прежде.

Как-то раз, в надвигающихся сумерках, всей кожей ощущая, как наваливается на него мрак одиночества и воспоминание о предательстве, она не выдержала и обиженно заговорила с ним:

— Ну, пойми ты, не могла она тебя взять с собой. Не берут в тур-поездку собак, не берут. А если она еще и решит там остаться навсегда… Ну что, ты хотел, чтобы она тебя усыпи…

И запнулась, по выражению собачьих глаз поняв, что он далеко и сам не уверен в своем выборе…

— Я понимаю, тебе очень плохо и одиноко. Но и мне не лучше. Жизнь скрипит и уже почти сорок лет тащится в неизвестность… Ни семьи, ни детей, ни, даже, любовника… Так, был один, да сплыл, до того как ты появился. Думала, появишься ты, так вдвоем веселее будет. А ты только еще больше тоску нагоняешь Ты ж не чужой мне. Или забыл, кто тебя притащил в Ее дом, балда ты этакий… А ты… Ты так себя ведешь, как будто это я тебя обидела. Забыл, как всегда радовался, когда я к вам приходила, как ходили с тобой гулять когда-то, даже без Нее…

Она говорила, высказывая ему всю накопившуюся за эти месяцы обиду, и распалялась все больше и больше. В конце концов, задыхаясь от жалости к себе, и плача от досады на эту «неблагодарную собаку», она швырнула в него маленькую подушку, которая валялась тут же на диване, и, сказав: » Ну и черт с тобой, сиди тут гордый и пестуй свое горе. У меня и своих проблем хватает, так что больше из-за тебя реветь не буду…», встала, и, размазывая слезы по щекам, пошла на кухню курить… Ей очень было жалко и его, и себя, и Любимую Подругу, которая верняком страдала оттого, что бросила своего дорогого Негра, хоть и в надежных руках.

…Что-то ткнулось в ее локоть, она испуганно отдернула его и наткнулась на укоризненный взгляд Негра, державшего в зубах свой намордник и поводок. Не веря своим глазам, протянула руку и не очень уверенно погладила собачью голову. Пес закрыл глаза, явно от удовольствия, и еще раз подпихнул свои прогулочные причиндалы ей в руку.

Она, сквозь мгновенно высохшие слезы, улыбнулась ему, и сказала:

— Сейчас, только оденусь…

**
Олег грустно стоял перед зеркалом и обозревал свой большой, покрытый светлым пушком, живот. Он повернулся одним боком, затем другим. «Да, с этой стороны ничем не лучше» — прозвучал откуда-то грустный голос ослика Иа-Иа, и Олег невольно улыбнулся. Живот, точнее даже не живот, а объемное пузо, было давней бедой Олега. Все остальное тело как будто отвергало жир, и он откладывался только на брюхе. Раньше это приводило только к тому, что все брюки сползали под пузо. И висели на… Ну, скажем, на бедрах. А сейчас это стало серьезной помехой. Олег не мог наклониться и одевание носков последнее время превратилось для него в пытку, да и втискивание в машину стало затруднительным. Олег старался относиться ко всему с юмором, но, в последнее время, чувство юмора стало отказывать под напором проблем. Особенно после того, как он в кафе, со свойственно ему галантностью, попытался поднять с пола упавшую женскую сумочку, а в результате пришлось поднимать и упавший столик, за которым он сидел.

Надо было худеть. Олег с тоской подумал о тех ограничениях которые придется ввести в мерный ход собственной жизни и жалобно вздохнул. Не сторонник кардинальных мер, он решил входить в диету постепенно. Для начала он мужественно решил ограничиваться одной кружкой пива за вечер и отменить привычное хрумкание орешков перед телевизором.

Тем более, что нынешняя его подружка, с которой он встречался где-то пару раз в неделю уже в течении двух лет, тоже стала выказывать неудовольствие его пузом. Но Олег не обращал особого внимания на ее ворчание, зная, что это только повод еще раз напомнить ему, что их отношения не имеют никакого развития и, как бы, застыли и во времени и в пространстве.

**

К диетологу Олег шел как на субботник — внутренне матерясь, но, понимая, что отвертеться не удастся, поскольку все самостоятельные попытки результатов не дали, не смотря на уменьшение количества пива и орешков. И еще заковыристее заматерился, когда увидел, что диетолог молодая и привлекательная женщина, как раз того типа, что очень нравились ему. Он даже попытался втянуть в себя живот, чтобы выглядеть несколько стройнее, прежде чем начать привычный флирт, но потом, стоя перед ней без майки с пузищем, нависающим над ремнем, понял, что все это бесполезно, и что, скорее всего, у нее просто идиосинкразия на толстяков и толстух.

Ее рекомендации были просты и разумны. И, в принципе, вполне выполнимы. Но одна фраза, не записанная, а высказанная в неторопливой беседе, больше всего понравилась ему. Черт возьми, в идее завести собаку явно что-то было. Это действительно реальная причина хотя бы два раза в день выползти на прогулку. Он представил себе утренние прогулки по прохладе, вечерние шествия и раскланивания со знакомыми, и еще больше укрепился в этом мнении. А потом, когда он освоится с быстрым прогулочным шагом, можно будет подумать и о беге трусцой. И он представил себе свою значительно полегчавшую фигуру, со спавшим пузиком, легко и красиво трусящую вслед за четвероногим лидером… Кроме того, братство собачников его всегда очень привлекало. Они стояли кучками, в кругу бегающих и прыгающих питомцев, обсуждали собачачьи проблемы и были счастливы…

Олег пришел в скверик и, устроившись в тени, принялся изучать собак. Скорее, он даже не изучал, а примерял, сращивал себя с очередной пробегавшей мимо собакой и пытался представить, насколько будет удачен такой союз. Очень быстро он определился, что все болонки, карликовые пинчеры и прочая собачья мелочь ему активно не нравятся, а на большую собаку просто не было места. Оставались собаки среднего размера и ни в коем случае не волосатые. Максимум, на что он был согласен — это шевелюра эрдельтерьера. Еще после короткого размышления, он гордо согласился с декларацией своего Внутреннего Голоса, что он не расист, и что ему совершенно безразлично, будет ли его потенциальная псина породистой особью или беспородной шавкой. «И не сука»- назидательно добавил Голос. И снова Олег безоговорочно согласился. При всей его любви к женскому полу, в собаке ему хотелось видеть друга. Верного, надежного, а не вздорную особу со своенравным характером и вечными проблемами продолжения рода.

Мимо него пружинистой рысью пролетел черный жилистый пес. И Олег меланхолично отметил, что вот это, пожалуй, тот тип собаки, который ему нравиться больше всего. Мускулистый, сухощавый пес, чуточку похожий на добермана — пинчера. Пес описАл несколько кругов в кустах вокруг Олега, сосредоточено пометил территорию и, вдруг, совершенно неожиданно, принялся обнюхивать сначала скамейку, на которой сидел Олег, потом его ноги и, в конце концов, уселся перед ним и уставился на него.

Олег наклонился вперед и спокойно спросил:

— Ну что, будем знакомиться? — и протянул две свои раскрытые ладони к собаке.

Пес доброжелательно обнюхал руки, постучал хвостом по земле и продолжил разглядывания Олега. Откуда-то слева донесся женский голос, достаточно громко повторявший «Негр, Негр, сюда, Негр…»

Олег кивнул в сторону голоса:

— Тебя?- Пес утвердительно моргнул. — Так чего ты сидишь? Не скрою, ты мне тоже очень симпатичен, но неудобно заставлять ждать женщину. Ты так не считаешь? — Пес подтвердил хвостом свое полнейшее согласие, но с места не двинулся.

Чуть повысив голос, чтобы его услышала женщина, Олег сказал:

— Мне кажется , что ваш Негр около меня.

— Ой, спасибо,- сказал чуть запыхавшийся голос. — Хотя бы отозвался, — упрекнула она Негра.

Негр виновато помахал хвостом и улегся, внимательно продолжая рассматривать Олега.

— Простите, а вы не знаете, что он меня так рассматривает? — сказал Олег, переводя глаза на хозяйку пса.

И тут же ощутил острый укол зависти. Он дико позавидовал Негру, который мог вот так, спокойно улечься и, без зазрения совести, пристально разглядывать заинтересовавший его объект. А ему предстояло через несколько секунд, как приличному человеку, отвести глаза от этой женщины, чего ему, по какой-то непонятной причине, совершенно не хотелось делать.

— Извините, не знаю… Я первый раз такое вижу, чтобы он вот так бесцеремонно подошел к человеку.

Олег, развернувшись на скамейке на столько, на сколько ему позволило его пузо, и, стараясь это делать незаметно, стал изучать собаковладелицу.

Статная дама с собачьим поводком в руке смотрела на Олега удивленными серыми глазами.

— Вы знаете, он нелюдим. И чтобы вот так, подойти к незнакомому человеку… Я в шоке. Простите, надеюсь он ничего не натворил?

— Хе-хе… Еще как натворил. Скажите, а у него медали есть?

Она явно оторопела от вопроса:

— Медали? У Негра? Вообще-то, это не совсем мой пес и я точно не зн… Боже, что за чушь я несу. Он же не чистопородный. Откуда у него медали?

— Значит, по крайней мере одна будет — Олег протянул руку, и Негр важно подал ему свою лапу.

Собаковладелица стояла с раскрытым ртом.

— Дружище, завтра у тебя будет прекрасная медаль.- И, отвечая на немой вопрос хозяйки, добавил: — Медаль за знакомство с такой великолепной женщиной.

На следующий день он нашел их. И действительно принес медаль. Купленную за грошИ в детском магазине. И букет цветов. Уже не за грошИ. А когда она смущенно и обрадовано заотнекивалась, Олег галантно объяснил, что награждение собаки не может не сопровождаться вручение цветов хозяину. Потому что иначе он, хозяин, воспылает нездоровой завистью и может экспроприировать собачью медаль.

Она счастливо хохотала в цветы, Олег разливался соловьем, Негр, звеня побрякушкой по ошейнику, мотался по окрестностям, радуясь, что на него почти не обращают внимания…

…Встречи стали постоянными, все более длительными, постепенно стали завершаться посиделками вечером у нее на кухне, а потом и совместными завтраками.

Она впервые вступила в чудесную страну под названием «секс». Как оказалось, она всю свою, почти сорокалетнюю жизнь, пробавлялась в неуютной, плохо обставленной забегаловке, с вечно торопящимися посетителями и нищим меню, вместо того, чтобы неспешно смаковать изыски эмоций и оттенки наслаждений в уютном и комфортабельном ресторане.

Она не могла поверить, что ее собственное тело способно так летать, что она способна не только молчать и покорно предоставлять себя, но и требовать, находя неожиданную прелесть и в старых позах, и новых ласках. И что, оказывается, просто невозможно сдержать крик, забравшись на вершину горы. И что она и впрямь существует, эта благословенная вершина. И даже не одна. Что к ней можно восходить медленно и постепенно, покоряя эту гряду мелкими перелетами от одного пичка до другого, чтобы, наконец, умереть на самом высоком из них. И что тело ее не предмет стеснения, а предмет любви, поклонения и неисчерпаемый источник наслаждения.

И вдруг она почувствовала, что красива, желанна и любима. Может быть даже чересчур. Ночью все было хорошо, и как бы на месте, но днем она никак не могла привыкнуть к его рукам, не оставляющим ее в покое. Пытающимся отыскать на ее теле теплые и уютные уголочки, когда она занята чем-то другим.

**

Что-то сегодня ей не спалось. Она вообще было «совой», в отличие от Олега, типичного «жаворонка». И это тоже было еще одним жизненным различием между ней и ним. И, хотя голова еще чуть кружилась от обвала постельных эмоций, она тихонько встала и нашла скомканную ночнушку на полу. Негр вопросительно поднял голову. Она раздраженно шикнула на него и, не реагируя на обиду, мелькнувшую в собачьих глазах, пошла на кухню. Она сидела, курила и все пыталась понять, почему у нее все не как у людей.

Стыдно сознаться, но она так устала от одиночества, что обрадовалась даже отъезду Любимой Подруги, потому что он сулил появление Негра в ее пустой квартире. А потом этот балбес буквально свел ее с Олегом. И вот теперь, когда и любящий мужчина в доме, и одиночества как не бывало, опять чего-то не хватает…

Посмотрев на часы, она прикинула, что у Лучшей Подруги сейчас еще день, и набрала ее номер. Подруга радостно откликнулась. Они потрепались на общие темы, а потом, когда в трубке прозвучал вопрос: «Ну, и как у тебя с Олегом?», она честно ответила:

— Хреново. Подожди, не перебивай, я сама собьюсь… Мне выговориться надо. У тебя там есть чего налить? Плесни себе, а я тут.

И плеснув себе клюквенного ликера, заговорила:

— Действительно хреново. И что самое мерзкое, он в этом не виноват. Наверное, я просто не приспособлена к семейной жизни. А может, чересчур долго была одна. Вначале все было очень хорошо. Но мы вместе уже почти год. И чем дальше, тем больше он меня раздражает. Понимаешь, смешно… Но, как бы тебе это сказать… Я устала от его внимания… Нет не так … Понимаешь, он не может пройти мимо меня и не похлопать по заднице, или не прижаться, или не залезть под юбку… Он сексуален… А я к этому не привычна… И меня это злит… Да, да, я знаю, что другие рады бы были, но я же не «другие»… И Негр твой тоже… Как чего, тоже ласковый, все в глаза заглядывает, пытается приласкаться… Они с Олегом два сапога пара. Да и спелись так, что вроде как это его пес, а не мой… Ну, твой… Не знаю уже, чей это пес… Но что он любит Олега больше чем меня — совершенно точно…

Захотелось пить. Олег, полу проснувшись, сел, удивившись тому, что он в постели один, глянул на часы и еще больше удивился, легко нагнулся и достал тапочки, забившиеся под кровать, и еще не до конца проснувшись, услышал голос на кухне.

— …Что тебе сказать, Подруга… Ты знаешь, на днях у Олега на работе был аврал, и они пару дней не вылазили с работы. И ночевали там… И я такая счастливая была… И если бы не Негр, то счастье было бы совсем полным… Да не мешает он мне, твой Негр… Не цепляйся к словам… Ну, как тебе объяснить… Я, вдруг, с ужасом поняла, что я лучше всего чувствую себя одна… Ну, может раз в месяц перепихнуться. Но ни мужики каждый день в кровати, ни, извини, собаки под ногами, мне не нужны… Они теперь неразлейвода, так и выгоню обоих к чертовой матери…

Олег сидел, шевелил пальцам в тапках, и думал о каких-то глупостях. О том, что уже легко наклоняется, и хорошо опавшее пузо почти не мешает, что Негру надо бы купить новый коврик, что в комнате очень соблазнительно пахнет ее духами, и что заснуть, пожалуй, больше не удастся, а пить по-прежнему хочется.

Увидев Олега, стоящего в дверях, она запнулась, потом сказав в трубку: «Тут Олег вышел, я тебе потом перезвоню», повернулась к нему и спросила:

— Все слышал?

— Все — не все, не важно… Главное слышал. Сейчас уходить или можно завтра утром?

Она нервно дернула плечом, и отвернулась, судорожно пытаясь прикурить. Он подошел, отобрал у нее зажигалку, прикурил ей сигарету, затянувшись пару раз сам, что делал очень редко, и уселся на табурет.

— Что с тобой? -печально спросил Олег.

Она опять нервно передернула плечами, старясь незаметно вытереть слезы.

— Ты хочешь, чтобы мы ушли?- незаметно появившийся Негр, положил морду на голое Олегово колено и тоже вопросительно смотрел на нее.

В ее кивке было больше сомнения, чем решительности, но дрожащий голос был непреклонен:

-Ты же сам все слышал.

Негр тихонько вздохнул. Олег вздохнул гораздо громче и тяжелее, достал из ее пачки сигарету, покрутил в руках, потом швырнул на стол, поднялся и буднично сказал:

— Хорошо, завтра после работы я заберу Негра и мы уйдем.

…Они уходили. Вся ее решительность вдруг куда-то испарилась. Но остановить не повернулся язык. Они встали в дверях. Олег постарался заглянуть ей в глаза. Она упорно отводила их.

— Ну что ж, всего хорошего.

И они ушли, шваркая баулами по стенкам подъезда и позванивая каким-то железками на поводке Негра…

Они ушли. И вдруг в доме стало невыносимо пусто. Уши напрасно ловили шорох шагов в доме. Кроме бормотания телевизора не было ни-че-го… Ни цокания когтей по полу, ни кряхтения дивана, принимающего в себя нелегкое мужское тело. Изменились запахи. Сначала, как ни странно, исчез запах собаки, а неуловимый флёр мужского присутствия еще долго находил ее по уголкам. А потом исчез и он. В квартиру вернулся полузабытый запах косметики, настоеный на родном табачном дыме. Да и постель стала очень прохладной и широкой. Первые дни она блаженствовала, а потом, вдруг, затосковала. Подходя к мойке, или плите, она напряженно ждала, когда ласковая рука потреплет ее по попке, а к шее прижмутся горячие и умелые губы. Но, кроме комаров, никто больше не покушался на ее шею. Тело ждало отвратной ранее ласки, уши искали признаний, которые так раздражали еще две недели тому назад, и единственным спасением было опять пореветь в подушку…

…Они сидели на той скамейке, на которой они когда-то познакомились. Собственно сидел Олег, в мокрой майке, отдыхая после быстрой ходьбы, а Негр стоял рядом и что-то высматривал и вынюхивал в кустах. Она тихонько вышла и остановилась. Две пары глаз внимательно смотрели на нее. Негр замахал хвостом и неуверенно подошел к ней. Она присела и обняла его за шею. Негр заулыбался и лизнул ее в щеку.

— По Негру соскучилась? — стараясь быть равнодушным, спросил Олег.

Она помотала головой, плюхнулась на скамейку, прижалась лицом к его мокрому плечу, счастливо задохнулась от знакомого запаха, и тихо сказала:

— По обоим… Простите меня, мужики…

Олег и Негр переглянулись…

11.03.05