«… И живые будут завидовать мертвым…»
(Из Ветхого Завета)
…«Ева» , «Давид» , «Моисей», «Авраам». Я не придумал своим героям библейские имена. Так звали их. Ибо нет вымысла в моем повествова-
нии — ни в именах, ни в местах, где происходили события, ни в самих событиях.
После лекции меня окружили слушатели:
— Напишите про Еву!
-А вы знаете через что она прошла….
— Если бы не Ева….
— Глядя на нее хочется жить…
И я понял, я почувствовал : вот она, моя героиня. И если я о ней не на-
пишу, то зачем писать вообще.
Давно закончилась моя лекци, слушатели разошлись по комнатам отды-
хать, в окно доносятся обрывки неспешных пенсионерских разговоров на русском, украинском, румынском, испанском, иврите, идише…
А я слушаю Евину жизнь.
Уже поздно. Служитель несколько раз намекнул , что и ему пора отды-
хать, кондиционер отключен, а я пишу, пишу , пишу, обливаясь по
том — за окном плюс тридцать! Пишу, боясь пропустить хоть слово, пишу о судьбе, о каких рассказывал в своих очерках там, на Украине, и
такую непохожую на все, о чем упоминал раньше.
— Прошу простить за банальный вопрос, но кажите , Ева , что помогло Вам выжить?
— Завещание отца, я думаю.
До недавнего времени считалось, что в Транснистрии, этом нелепом образовании, которое создал Антонеску, евреям, оказавшимся под ру-
мынами, было легче…Но только тот, кто прошел чеез этот ад, понима-
ет насколько быстрая смерть от пули легче, потому что она- избавле-
ние
А мы умирали медленно, мучитель- но, умирали от издевательств, уни-
жений, голода и непосильного труда..
Однажды ушли мы с отцом в село, чтобы выпросить хоть какую нибудь еду для умирающей мамы. На обратном пути наткнулись на румынских солдат. Отец прижал меня к себе и шепнул на идиш: «Беги дитя мое! Ты должна выжить и добраться «туда», чтобы обо всем рассказать» Я прыгнула в кусты до того, как раздались выстрелы. Больше мы папу не видели.
Выполнить это завещание- вот что стало смыслом моей жизни. И в бес-
конечных скитаниях по гетто и лагерям (на моем счету их было семь), и потом уже после войны, когда приходилось без конца отвечать на дикий вопрос следователей: «Как вы остались живы?», память об отце, его прощальные слова давали мне силы жить.
А еще помогла мне моя незабвенная старшая сестра Лиза. Изнасилован-ная на глазах у матери грязным румынским солдатом, искалеченная, прошедшая через немыслимые издевательства и унижения, она в минуты опасности прикрывала меня собой, и, несмотря ни на что, спас-
ла от смерти.
Из письма Евы другу семьи, писателю Александру Сергеевичу Скочинс-
скому в США.
« …Как обычно читаю и пишу ночью. Для меня мой город – самый луч- ший в мире. Несмотря на позднее время, он светится тысячью огней, такое светлое чувство рождается в моей душе: наконец-то я дома! Мне спокойно от того, что наши солдаты даже на побывку приезжают с оружием. Верю: они смогут защитить нас. Я здесь, я выполнила наказ моего отца! И то, что я здесь- это воплощение его мечты, его веры в наш народ. Я верю- наша страна будет существовать вечно!»
— Мечту отца вы выполнили. А свою? У вас была детская мечта?
— Мечтала о театре. Как многие девочки, наверное. Но немыслимая жизнь в гетто и лагерях, постоянно, каждое мгновение – на волосок от смерти, и так долгие, долгие годы беспрерывного кошмара. Кто через это прошел- поймет. Наша пьеса, поствленная дьвольским режиссером,
разворачивалась на совершенно иных подмостках.
Шесть девушек ежедневно выводили на работу. Офицер- садист выстраивал всех в одну шеренгу на вытянутую руку одна от другой, становился сзади и делал один выстрел из пистолета. Стоишь, и не знаешь: то ли пуля убьет соседку, то ли вопьется тебе в затылок… Устраивались акции, когда отлавливали девушек, больных, слабых. Девушек насиловали, слабых расстреливали…
Однажды, под Тульчином это было, старый рэбэ вымазал мне лицо са-
жей:
-Так и ходи, дитя.
Я была юной. А молодость и красота были опасны для жизни.
Нет, в синагогу не хожу – в памяти до сих пор картина расстрела ве-
рующих. Они стояли на краю ямы в талесах и молились. А солдаты стре- им в затылок. Так они и падали в гигантскую могилу с незавершенной молитвой на устах.
— Но ведь были же среди местного населения такие, что помогали евре-
ям.
— Были, конечно. Нам, например, помогли бывшие папины студенты.Пре-
дупредили об акции, дали одежду и еду, посадили в телегу, которой правил румынский солдат. Некоторые прятали евреев… Еду передава-
ли…
Но наряду с подвигом праведников- их имена увековечены в Яд — Ва-
шем, были равнодушие и ненависть.
-Но все же вы встретились с театром.
— Помог Его Величество Случай. Нас в сорок четвертом освободили Советские войска под Могилев-Подольским. Сидим мы с Лизой, грязные, завшивленные, в лохмотьях, голодные… и поем. Прошли все круги ада, но ведь живые! Что пели тогда? Разве сейчас уже вспомнишь? На идиш, молдавском, украинском…Что в голову приходило. А мимо прохо-
дил советский офицер. Услыхал, как мы поем, и отправил нас в воинс-
кую часть на собеседование. До сих пор помню его фамилию: Фельд-
ман Он был из польских евреев, всю его семью немцы сожгли в газовой камере.
Выдали нам обмундирование, поставили на довольствие …и зачислили в ансамбль!
Румыния, Чехословакия ,Австрия, Германия… Каждый городок помню, каждый концерт был событием. Пели на языках тех солдат, для которых выступали между боями.
В Австрии играли первую свадьбу- мой муж был руководителем ансамб-
ля ВВС оккупационных войск. В Австрии стала студенткой венской консерватории. Жаль, проучилась только два года. У жизни свои зако-
ны.!
Но пела много! И танцевала! Время и молодость помогают зарубцевать-
ся душевным ранам. Излечить их , правда, не могут. Разве можно изле-
чить боль от потери близких?
… Мне много лет снится один и тот же сон: будто проваливаюсь я в чер-
ную, бездонную яму,что-то густое и липкое заполняет рот, нос, уши, хочу кричать, но звуки не могут пробиться на поверхность, крик пере-
полняет меня, еще мгновение –и я задохнусь, я уже задыхаюсь, но ник-
то не приходит на помощь.
Конечно, ничто не проходит без последствий. Вы видите, я и сейчас небольшого роста, а когда нас выгоняли на добычу торфа, от голода и непосильного труда была совсем как ребенок. Но необходимо было де-
ржаться, выполнять норму- обессилевших расстреливали.
Несколько раз с головой проваливалась в болото, вытаскивали за воло-
сы. С тех пор все тону и тону я в том проклятом торфяннике. Просыпаюсь и лежу с открытыми глазами, пытаясь унять сердцебиение. И уснуть боюсь: вдруг однажды провалюсь в эту бездонную яму и неко- му будет меня вытащить.К кому только не обращалась!
В незащищенной детской психике эти нечеловеческие испытания оста-
вили такую глубокую травму, что ее последствия исчезнут только вмес-
те со мной.
— Скажите, Ева…
Но она не слышит меня. Она сейчас далеко. Она там, в одном из гетто. Может, в молдавском городе Сокиряны, может, на Украине. Да и какое значение имеет география лагерей физического и морального уничто-
жения, через которые прошла эта хрупкая женщина?
Разве не одинаково страшными были все они?
— В центре лагеря была выкопана огромная яма, куда по нужде ходили все- и мужчины, и женщины, и дети. За ограждением собирались под-
ростки, наблюдали за этим, смеялись,показывали пальцами. У нас вы-
хода не было, мы должны были быть постоянно на виду. Тех, кто поки-
дал лагерь, карали смертью. Вся наша интимная жизнь, даже естествен
ные отправления были под контролем.
Как–то ночью моя сестра выбралась за колючую проволоку и отправи-
лась на поиск еды.Кто-то донес. И наутро пришли за мной. Комендант схватил меня за волосы, пригнул голову к коленям и начал хлестать пле-
ткой, в ремни которой были вплетены металлические полосы. За то, что не донесла об уходе сестры. Видите шрам над губой- от боли прокуси-
ла ее- мои крики были слышны в самых отдаленных уголках лагеря: пле-
тка рассекала кожу и вырывала куски мяса.
-Вот слушаю, Ева, и думаю: какая же сила вела вас сквозь эти немысли-
мые испытания?
— Я и сама над этим не раз задумывалась. В начале 1945 года мы прод- вигались в составе Второго Украинского фронта через Венгрию. Как-то вызвал нас с Лизой замполит, мы обсуждали программу концерта, и он вдруг сказал, что неподалеку находится разрушенная синагога, не хо- тим ли мы ее осмотреть.
Разбитые фрески, обгорелые остатки священных книг, загаженные сви-
тки. В углу мы заметили маленькую тору, очистили ее от грязи и забра-
ли с собой. Она прошла с нами по фронтовым дорогам до 1946 года. А потом посылкой отправили реликвию в синагогу Черновцов. Думаю, она там находится и сегодня. Мне кажется, что выжили благодаря ей.
-А о театре мечта маленькой девочки Евы тоже осуществилась?
-В «Бен –Гурионе», когда мы сошли с трапа самолета, чиновник, беседо
вавший с нами, узнав о нашей с мужем профессии, сердобольно воскли-
кнул:
— Ой, ва-вой! Что же вы будете здесь делать?
— Петь и танцевать!- смело и самонадеянно ответила я.
Разве он мог предпалагать, что муж мой, еще не слова не знавший на иврите, будет ставить танцы в ансамбле «Анахну кан» ( «Мы здесь!»), с которым мы с триумфом будем выступать в большинстве стран Европы, в Канаде, в Южной Африке… И что в 1991 году концертном зале «Рос-
ссия» публика вместе с артистами ансамбля целых три часа будет петь и плясать на сцене и в зале!
— Ева, вы считаете, что ваша жизнь состоялась?
— Недавно ездила по приглашению в «Яд Вашем.» А потом долго броди-
ла по Иерусалиму.
Я не впервые в этом великом городе. Но с первого посещения у меня впечатление, что я здесь родилась, что я жила здесь всегда. Здесь жи-вут мои дети и внуки. Здесь живет мой Народ. И этот город у меня ни кто не отнимет!
Память для этого нам и дана,
чтобы хранили мы в ней имена.
Чтоб не распалась цепочка времен-
Вся эта цепь состоит из имен.
Тянется нить через все времена-
Все имена,
Имена,
Имена…
Глава «Ева» опубликована в газете «Новости недели» в 2001 году.
Там же появились и другие главы книги.
Печатается с сокращениями для того чтобы уложиться в разрешенный размер. Полный текст по адресу
http://www.litkonkurs.ru/index.php?dr=45&tid=84526&pid=45
