Дверь, за которой исполняются желания


Дверь, за которой исполняются желания

Он сидел на скамейке и держал меня за рукав.
— Да отпусти ты, я никуда не убегу, — я резко отдёрнул руку.
— Прости, это я просто…нервное, — он смотрел на меня с мольбой во взгляде.
Мне стало его жалко.
— Хорошо, если тебе хочется, можешь держаться.
— Нет, нет, ты только выслушай меня! – он придвинулся ближе и огляделся по сторонам. – Ты меня поймешь, я знаю. Все это может плохо кончиться.
— Для кого плохо?
— В первую очередь для меня.
Генка был в ужасном состоянии. Человек, после недельного запоя, и то выглядит лучше.
— Между прочим, сейчас пять утра. Хочу заметить, что разбудил ты меня в четыре…
— Это очень важно, пойми!
— Что важно? Мне на работе надо быть в девять. У тебя что, кризис? С бабой проблема, денег должен? Генка! Я тебя прошу, как друга, объясни мне, наконец, что случилось?
Он опять схватил меня за рукав, потянул, потом резко отпустил. Обхватив руками голову, быстро заговорил:
— Во всем виновата дверь! Через неё всё случилось. Если бы не она… Зачем, зачем я её взял?
— Какая дверь? Ген, да ты успокойся. Что за дверь такая?
Он поднял голову. Достал из кармана платок и обтер лицо:
— Это началось месяц назад. Закончился дачный сезон. Отпуск подходил к концу. У меня оставалась неделя, и я решил, вернуться в Москву, чтобы закончить ремонт в квартире. Собрался, еду. У нас до трассы двенадцать километров по лесу. Там еще, пионерский лагерь раньше был, а теперь, то ли база отдыха, то ли пустует…Так вот. Смотрю, возле дерева, дверь стоит. Хорошая, новая. Кто поставил, зачем? Непонятно. Почти проехал мимо, да вдруг подумал: «Моя дверь совсем старая. Менять дорого, а тут… стоит красавица. Вдруг подойдет?» Остановился, подхожу. Дверь как дверь. Ни царапинки, ни пятнышка, даже блестит. «Странно, — думаю, – кто такую красоту выбросил в лесу?» Ручки никелированные, замок, и даже ключи, целая связка. Тридцать одна штука.
— Странно, зачем столько? – прервал я его.
— Вот-вот, и я подумал: «зачем». Но если честно, не придал особого значения, обрадовался, закинул ее на багажник и еще раз удивился. Легкая, как из картона, а на вид то ли метал, то ли пластик. Ну думаю: «Если подойдет — поставлю, если нет… выброшу». Привез домой. Старую дверь с петель снял, она и развалилась, как будто обиделась на меня. Поставил новую, даже петли подгонять не пришлось. Села на старые штыри, ни щелочки, и язычок замка в старый паз, в аккурат, вошел.
— Да, интересно, — я откинулся на спинку скамейки, ожидая продолжения рассказа.
— Мне это показалось странным, но радости было, еще больше. «Не надо, пилить, сверлить, подгонять». «Ну, — думаю – обмыть надо». Пошарил по карманам – «не густо». Поиздержался, рублей триста – не больше. «Опять занимать?» — но внутри радость какая-то и уверенность. Решил: «Пойду, гульну на все…, побалую себя». Взял ключи, хотел один отсоединить, чтобы всю связку не брать, да не тут-то было. Кольцо сплошное, даже стыка не видно. Покрутил, покрутил, и взял всю связку. Ну вот, захожу в магазин… Народу никого, полки ломятся. Присмотрел бутылку коньяка, точно за триста рублей, беру и к кассе. А там меня цап, и говорят: «Пройдемте, — а я им, — в чем дело? — а они мне -Вы у нас — миллионный посетитель». А там, и фотографы, и дирекция. Мне подарки…, сумку с едой, коньяк французский, карточку на месячное бесплатное обслуживание… Улыбаются, руки жмут… Как тебе?
— Повезло.
— Тебе не кажется это странным?
— Что «странным», что ты «миллионный посетитель»? Всякое бывает. Говорю тебе, повезло! Целый месяц пей, ешь и никаких ограничений!
— Вышел я из магазина, полные руки счастья! Даже свою бутылку забыл на прилавке. Вот с этого момента все и началось!
— Да, что началось?
— Вот, это самое… Пруха началась! Что не сделаю, все получается. Две недели были похожи на сладкий сон. Я выигрывал в лотерею, у меня появились женщины, о которых я даже мечтать, не смел. Все двери для меня были открыты настежь, а там, меня ждали с распростертыми объятьями. Таксисты перестали брать деньги. В кинотеатрах пропускали как знаменитость. На работе дали отпуск, премию и повысили в должности. И, наконец, пришел ответ из пяти издательств с решением опубликовать мой роман, и это, после четырех лет издевательств и плевков. Мне выплатили гонорар! Где такое видано, чтобы деньги вперед платили?
Я с удивлением посмотрел на Генку, он заметил моё недоумение и усмехнулся:
— Не веришь? Книга уже в тираж пошла. Да и, не в ней дело… Все стало не так, все изменилось.
— Я тебя не пойму. Ты из-за чего нервничаешь? Из-за того, что везет, что складывается все удачно?
— Уж очень удачно. Только ты ведь понимаешь, за все платить надо, ничего просто так не делается.
— Кому платить, Ген?
— Неважно. Сейчас это не важно, потому как скоро всему конец придет и мне тоже.
— Ерунда. Перестанет фартить и пусть. Жизнь – это полосы, то черная, то белая.
— Моя белая полоса, такой ширины будет, что черная следом, только смертью покроет. Ты ведь самого главного не знаешь. У меня стали ключи пропадать. День — и нет ключа, еще день — опять минус… Я сначала не замечал, а потом смотрю, связочка какая-то хилая, пересчитал, а их уже меньше двадцати. Потерять не мог, взять их у меня тоже никто не мог, они всегда при мне. Стал за ключами следить. Днем из рук не выпускаю, а ночью, под подушку кладу. На утро – БАЦ! Ключа нет. Как он исчезает, ума не приложу? Когда я это заметил – тревожно стало, будто произойти должно что-то страшное, — Генка замолчал. Я положил ему руку на плечо:
— Это все домыслы. Что такого может произойти? Если об этом постоянно думать, то можно свихнуться. Другой бы радовался, на твоем месте.
— Чему радоваться? Прибыли, удаче? Ты даже не представляешь, как трудно жить с ощущением, что все это не твое, будто исполняется последнее желание, приговоренного к смерти.
— Ген, может не все так страшно?
— Нет, нет. Ты не понимаешь. Дверь совсем распоясалась! Мне долги отдали. Все… Даже школьные друзья. А позавчера, решением Мосгорсуда, все мои акции МММ обналичили. Я уже и забыл про них. С девяносто четвертого года, когда «пирамида» рухнула, плюнул на все…, а они деньги вернули…, с процентами, мне одному… представляешь!
— Да, это круто! – я встал и присвистнул. В такое, действительно, было трудно поверить.
— …Бытовую технику мне подарили от рекламной компании. Вторые сутки не сплю, со страхом рассвет встречаю, лишний раз на улицу боюсь выйти…Все это, как сон, наваждение.
— А ключи? – я уставился на Генку.
— Последний остался, вот! – он полез в карман и вытащил ключ. – Сегодня последний день, завтра – всё!
— Всё будет хорошо! – не очень уверенно, проговорил я. – Это просто случайности, совпадения. Знаешь, Ген, по теории вероятности…
— Какая «теория», о чем ты говоришь! Я утром в зеркало посмотрел, чуть от страха не умер.
— Видок у тебя, действительно, не очень!
— Вот, смотри! – он снял шапку.
Я сел на скамейку: – Что это?
— Волосы, самые настоящие. Можешь потрогать, даже подергать. Это у меня то! Я с восемнадцати лет лысею. В тридцать, как шар бильярдный.
Я не удержался и погладил Генку по голове.
— Фантастика! У тебя даже седины нет.
— Откуда ей взяться, волосы за одну ночь выросли. Все Саня, помру я завтра! Если…
— Если что?
— Если сегодня не избавлюсь от этой чертовой двери.
— Как это?
— Да так. Выброшу её, а лучше, отвезу туда, где взял. Поможешь?
— Ну, я не знаю, у меня, вообще, работа.
Генка грустно и обреченно посмотрел на меня. Я суетливо похлопал его по плечу:
— Ладно, Ген, помогу. Чего ты.
— Я ничего, я даже не сомневался. Мне никто отказать не может. Ты же приехал…, на другой конец города, в пять утра, а мог отказать. Мог меня к черту послать или, вообще, к телефону не подойти…Скажи, мог?
— Мог, конечно! К чему все это? Ты же друг мне.
— Конечно друг, только мы с тобой лет пять не виделись… А почему, потому что я к твое жене был неравнодушен.
— В каком смысле?
— В прямом! Нравилась она мне. И не смотри на меня так, будто не догадывался. А! К черту, теперь все равно! Ты не думай, не было у нас ничего, и быть не могло. Вот те крест! Как на духу говорю.
— А, не пошел бы ты, вместе со своей дверью…
— Не пойду! И ты, не уйдешь, и меня не бросишь.
— Захочу, брошу! Плевал я на тебя!
— Плюнь! Только смотри, не пожалей. Сдохну я завтра, а ты, всю жизнь винить себя будешь.
— Да, с чего ты взял, что сдохнешь?
— Знаю! Нутром чувствую! Помоги!
— Чем?
— Давай, дверь отвезем в лес.
— Я то тебе зачем? Ты её сам ставил, сам и снимай.
— Не могу. Не поддается она. Прикипела, что ли, вдвоем надо.
Мне все это стало уже надоедать. Я схватил Генку за грудки, и проорал ему прямо в лицо: — Хрен с тобой! Поехали! Только смотри, если разыгрываешь? Я тебя так отделаю…Всё забудешь.
— Не пугай. Пуганый. Я на машине, только за руль не сяду, руки дрожат.
— Пить надо меньше, глюков не будет, и горячки, — проворчал я.

К Генкиному дому мы примчали быстро. Москва только-только просыпалась. Улицы, с ночи, подсвеченные фонарями, роняли причудливые тени. Ветер гонял первую осеннюю листву. На душе было тревожно. На второй этаж мы поднялись без лтфта.
— Вот она, — Генка, как будто опасаясь нападения, спрятался за мою спину. Я постучал по двери пальцем. Она, отозвалась гулким эхом.
— Пустая, что ли?
— Черт её знает?
— Открывай.
Генка достал ключ и воткнул его в замочную скважину: — Господи, помоги нам, рабам твоим …Ты не знаешь, как дальше? – он вопросительно посмотрел на меня.
— Упал, что ли? Откуда?
— …Господи, укрепи силы мои, и его…Неверное, надо перекреститься? – у Генки, явно, ехала крыша.
— Крестись, если надо.
Он суетливо перекрестился.
— Справа налево.
— Что?
— Крест клади справа налево.
— Точно знаешь?
— Точно, давай заново.
Генка размашисто перекрестился. – Воды бы, святой. У тебя, нет? – он опять уставился на меня с жалостью и надеждой.
— Нет. А у тебя, выпить нет?
— Выпить? Есть. У меня все есть.
Я взялся за дверную ручку и дернул её: — Открывай, не томи.
Генка повернул ключ, раздался щелчок, я потянул, дверь открылась.
— Не захлопывай! – он бережно вытащил ключ и поцеловал его. – Не пропадай, милый ключик, подожди до завтра.
— Ничего себе! У тебя тут что, склад? – я вошёл в квартиру и остолбенел. Все было заставлено коробками.
— Говорю же, рекламщики, спонсоры, понавезли, не пройти.
Мы прошли на кухню. Генка открыл холодильник: — Выбирай!
— Я, сейчас, слюной захлебнусь. Тебе, самому-то как, не жирно? Ничего, за это время, не треснуло?
— Саня, давай дверь вынимать.
— Погоди ты, дверь твою снимем за пять минут, а тут, добро киснет…Или тебе жалко?
— Не жалко. Бери что хочешь, только помоги с дверью.
— Ладно. Закрывай, от греха подальше. Пошли.

Мы взялись за дверь, но она, словно, не хотела расставаться с Генкой. Петли сидели так плотно, будто приросли. Инструмент ломался, а дверь не поддавалась. Обессилев, после многочасовой борьбы, я предложил Генке сделать перерыв, и немного подкрепиться. Он быстро накрыл стол. Обилие еды не вдохновляло. Генка был молчалив и сосредоточен. Отказавшись от предложения выпить, он тихо произнес: — Беда Санёк. Беда. Чертовщина. Никуда от судьбы не уйдешь.
Я с грустью посмотрел на Генку, потом на часы, было начало первого. Усталость от раннего подъема и обильного обеда, начала сказываться. Я примостился на кушетке, поджав под себя ноги:
— Не дрейфь, Геннадий. Я часок отдохну, и мы её «болгаркой» срежем. У тебя «болгарка» есть?
— Нет. Придется в магазин бежать.
— Беги, а я, покараулю, – я закрыл глаза, и уже сквозь сон слышал, удаляющиеся Генкины шаги.
Проснулся я оттого, что кто-то отчаянно тряс меня за плечо.
— Сашка, вставай! Вставай! Да, проснись же, наконец!
Я с трудом открыл глаза.
— А-а! – вопил Генка, бегая по квартире и держась за голову.
— Ты чего? Чего? – я соскочил с кушетки.
— Смотри, сколько времени!
Я тупо уставился на часы: — Не пойму? Это сколько получается?
— Получается, п…ц! Вот, что получается! Десять часов!
— Не может быть! – я посмотрел в окно. – Только лег, и уже десять?
— Ты лег, и я… «Болгарку» купил, и пристроился рядом, на табуреточке. Сам не заметил, как уснул. Глаза открываю и всё! Понимаешь!
— Хватит орать, еще два часа в запасе. Давай, свою «пилилку». Сейчас, в момент, все срежем, и хана, твоим приключениям.
— Не успеем, не успеем!
— Хорош, говорю! – я взял «болгарку», покрутил в руках, и вставил диск. «Хорошая, надежная, и наверняка, дорогущая. Для такой, работы, минуты на две – не больше». – Втыкай! – потребовал я.
— Куда, в жопу втыкать? Света нет! Ни в квартире, не в доме.
— Звони в ДЭЗ.
— Звонил. Дадут после двенадцати. Авария у них. Сука! – заорал Генка и кинулся на дверь с кулаками. – Купить задумала? Меня! Не дамся! На хрен все забирай, душу верни!
Я кинулся к Генке и оттащил его от двери: — Ты что, рехнулся?
Он обхватил меня за шею: — Спаси Саня, спаси милый!
— Отвали, задушишь!
— Молю тебя! Господи помоги! – блажил Генка, цепляясь за меня.
— Да, заткнись ты! – я повалился вместе с ним на пол. – Какой я тебе Господи! Рехнулся совсем, от своих богатств?
Он завыл: — Смертушка моя идет! Вижу тебя, вижу холодную! – Генка замер на мгновение, потом вскочил на ноги и прошипел, — врешь, блядина! Круши её, Санек! Ломай! – метнувшись на кухню, он вернулся с кувалдой в руках.
— Ты чего, Ген? – я отодвинулся подальше.
— Всё! Или я, или она. Решай! Ты, на чьей стороне?
— Я с тобой!
Генка подошел к двери поближе и размахнулся: — Не хочешь по-хорошему, будет по-плохому! Сейчас я её, вместе с коробкой, вместе со стеной, к чертовой матери!
Мы стали по очереди крушить стену, вокруг дверного проема. Она была кирпичная, но, с трудом, поддавалась. С каждым ударом дверь гулко ныла, стонала и вибрировала. Генка матерился. Минут через пять, сбежались соседи, и приехала милиция. Я взялся за кувалду. А Генка, пошёл разгонять любопытных, вместе со «стражами порядка», к чертям собачьим, подальше отсюда. В одиннадцать тридцать, дверь ухнула в последний раз и с невероятным грохотом вывалилась на лестничную площадку.
— Всё! – Генка выронил кувалду и сел рядом. – Давай выносить.
Мы разгребли мусор и попробовали её поднять, но дверь была такой тяжёлой, что мы тут же выронили.
— Как ты её сюда пёр? – пыхтя от натуги, спросил я.
Генка вытер пот со лба, рукавом: — Она легкая была.
— Ничего себе, «легкая»?
Мы снова схватились за дверь, как два тяжелоатлета перед финальным рывком.
— Все руки мне ободрала! – Генка уперся, и поднял край. – Давай, берись, чего стоишь?
Я схватился. Мы рванули и взяли вес. Раскорячившись, кряхтя и постанывая, мы волокли дверь, проклиная всё и всех, попадающихся на пути.
В одиннадцать сорок, дверь с невероятными усилиями была загружена на багажник моего «Жигуля», который выгнулся и застонал, как живой.
— Давай, давай, — подгонял Генка меня, — выручай, родной!
Я завел машину и «ударил по газам». До сих пор удивляюсь: «Как мы доехали от Ботанического сада до Лобни, за двадцать минут?» Нам фантастически везло, всю дорогу горел зелёный свет. На посту, на выезде из города, при виде нас, «Гаишник» зевнул и отвернулся.
— Быстрее! – молил Генка, — быстрее!
Я сжимал руль так, что побелели пальцы, от напряжения.
В одиннадцать пятьдесят семь, мы с визгом тормознули у поворота, на Генкину дачу.
— Стой, стой! Здесь, я её нашел.
Мы выпрыгнули из машины и схватились за дверь. Сдернув её с багажника, потащили к лесу.
— Куда? – хрипел я, задыхаясь.
— Сейчас, сюда. Точно, здесь она стояла.
Мы поставили дверь, и прислонили её к берёзе.
— Всё! — тяжело дыша, проговорил Генка. – Нет, подожди! – он вытащил из кармана ключ, и дрожащими руками воткнул в замочную скважину. Затем, приложил указательный палец к губам и, на цыпочках, вернулся к машине. Я хотел было выругаться, но промолчал, и двинулся следом.

В город мы возвращались медленно. Генка дремал на заднем сидении. Мысли у меня путались. Руки болели, но внутри, росло и крепло чувство удовлетворения. Мне казалось, что мы сделали какое-то очень важное дело. К дому подъехали только во втором часу. С трудом поднялись на этаж и остолбенели. Квартира была пуста.
— Мать твою! – вскрикнул Генка и протяжно свистнул. – Вынесли, сволочи! Все под чистую! Суки! Когда успели, а? Что ж это делается! Средь бела дня! – он ходил по квартире и тихо стонал.
Я побрел на кухню и заглянул в холодильник. В морозилке лежала бутылка водки, а на полке стояла банка соленых огурцов.
— Это кому? Нам, что ли? – из-за моего плеча выглянул Генка.
— Наверно, – я взял бутылку и, отвернув пробку, понюхал. – Хорошая. Ты будешь?
— Ща, стаканы посмотрю, – он полез в буфет. – О-па! Как раз, две рюмочки, и хлебушек есть, черный, — Генка счастливо улыбнулся. – Наливай скорее, а то, сердце остановится. За что выпьем?
— Давай, за твой день рожденья! – я налил по-полной.
— Давай! Я сегодня, как заново родился.
— Чудак! – мы чокнулись. – Ты, видимо, совсем того…Сегодня, твой настоящий день рожденья. Забыл? А я помню, так что, давай Генка! Будем живы, не помрем!
Мы выпили. Генка заплакал…

Мы просидели до утра. Вспоминали старое, перебивая друг друга, рассказывали новое. Водка давно закончилась, огурцы были съедены, уходить не хотелось. Генка закимарил на табуретке, прислонившись спиной к холодильнику. Будить его не стал. Написал записку и ушел. Больше я его не видел.

Говорят, он уехал куда-то на Север, то ли в Норильск, то ли в Красноярск. Один раз, пришла от него телеграмма с поздравлением на Новый год. Короткое, сбивчивое и мало понятное: «Поздравляю Александр живи долго целуй Соню прости Буду Всё». «Ну, жив, и слава Богу» — думал я, вспоминая наши приключения с дверью. Я долго не мог его забыть. А однажды, у метро, на книжном развале увидел Генкин роман. Солидный такой, в жестком переплёте, на хорошей бумаге. С обложки смотрел на меня, и как будто подмигивал, лысый Генка. Я взял книгу в руки и прочитал: «Геннадий Козырев. Роман. Дверь, за которой исполняются желанья». На первой странице, в предисловии, было написано: «Моему другу, Александру…посвящается». Эта книга и сейчас стоит у меня на полке, а Генка, подмигивает с обложки, каждый раз, когда я на него смотрю.

0 комментариев

Добавить комментарий