№ 72. БЕЗ НАЗВАНИЯ. Номинатор — литературный журнал «Сетевая Словесность»


№ 72. БЕЗ НАЗВАНИЯ. Номинатор — литературный журнал «Сетевая Словесность»

ПОЭЗИЯ

И глиняная птичка запоёт.
И бронзовый ребёнок засмеётся.
Ведь там, куда душа тебя влечёт,
Пылает Солнце!
Вдоль всей груди – святая пустота.
Улыбке покоряются высоты.
Бессмертный дух завёл тебя сюда,
Почуяв, кто ты.
Из тьмы ресниц – негаснущий огонь,
Треск хвороста под узкою пятою.
Всему вокруг находится ладонь,
И всё вокруг становится тобою…

* * *
Ребра Адамова осколком
Живи. Не жалуйся, старея.
Их – миллион и трижды столько,
А ты – одна, тебе – скорее.

На рассужденья сослуживцев
Шепчи: “Жизнь – дар, не лотерея”.
У них не может так сложиться,
А ты – одна, тебе – скорее.

По выходным читаешь Пруста
И кормишь птиц в тиши аллеи.
Другим мучительно и пусто,
А ты – одна, тебе – скорее.

Мир запеленат, сдавлен, скручен.
Смысл – между будущим и прошлым.
Им – ждать, когда наступит случай,
А ты – одна. Однажды – можно.

* * *
Скажешь, меня и не было.
Нет,
Я была!
Посередине неба я
Рыбой
Плыла.

Жабры водою облачной
Дождь
Окропил.
Дал плавники-оборочки
Бог
Вместо крыл.

Есть на земле и лучшие:
Девы,
Мечты.
Но – налету плавучую –
Встретишь ли
Ты…

* * *
Высота погасает над домом.
Как и не было талого дня.
(В остывающей ямке ладонной
Холодок, стерегущий меня).

На лесной заплутавшей тропинке
Ни следа моего-твоего.
(Но расставлены сны-невидимки,
И сохранно в снегу волшебство).

Свет фонариков ёлочно-детский,
Если слёзы – святая вода.
(Залетала душа по-соседски
И осталась моей навсегда).

* * *
И я запнусь на полуслове
И промолчу
О том, что каждой каплей крови
К тебе хочу.

Уставшей нежности старинной
Два огонька.
Колечко снявшая, безвинна
Моя рука.

Не рядышком – на расстоянье
От жизни жизнь.
И сердце птицей вверх, чтоб камнем
Горящим – вниз.

* * *
Бабка повивальная
Зеркальце овальное
Прятала в передничек:
Поздно привередничать.
Глянец изразцов
Отдавал горчинкою
Пряника печатного
С оттиском резцов.
Вышитое смолоду
Старилось без повода:
“цепочка” да “крест”.
По углам, по лавочкам –
Деревянной скалочкой,
Шёпотно и без.
Лет скороговоркою
Маслице прогорклое
Сдабривая. Брешь
Между сном и вымыслом
Образами полнится:
Засмотрелась в молодца –
Хлебушком заешь.
Придыханье – в притолок.
Домовой – в поленицу.
Жужелица – в мох.
Тьма души не выколет.
Смерть забрать поленится.
Пожалеет Бог.

* * *
Не видя дням конца, с Невы
Сдувать ледок, пока не станет
Тепло и солнечно. Не вы,
А я жила чудно и странно.
Не вы, а я сквозь сетку штор,
Чтоб быть невидимой для взгляда,
Смотрела, как менялся двор,
И дворник пестовал рассаду.
Затем на бешеный проспект
Швыряла тело и глядела
Вокруг в надежде. И тоске
Своей не видела предела.
Предчувствуя издалека
Наплыв внезапный и горючий,
На встречу с вами, как река,
Несла поток своих созвучий.
И быстротечна, и легка –
Бесстрашно проплывала мимо.
А вы смотрели свысока
На мой пробег неудержимый.
Вот так я доходила до
Границ отчаянья и суши,
И на сердце хрустел ледок,
И под ногой блестели лужи.

* * *
И любят, но не здесь.
Здесь – вспоминают редко.
Заходят на часок,
Уходят навсегда.
Слезится кухни свод
От скрипок-табуреток.
Литаврами кастрюль
Добацана плита.

Здесь важно иногда
Сказаться бесполезным,
Ведь розы из всего,
Что мается, растут.
Тоской закалена
Сталь безопасных лезвий,
И ржавый киль зимы
Упёрся в дно минут.

Как будто до весны
Не жизнь, а всхлип и выдох,
Как будто жжёный свет
Разбавлен кипятком,
И выглаженный снег
Не пахнет цианидом,
И пишутся стихи
О чём-нибудь другом…

* * *
В Первопрестольной юбки
Шире колоколов.
Боженьку убаюки-
Пением на Покров.
Щурясь, булыжник гладкий
Ластится к каблучкам.
Цокот гнедой лошадки
Свесился с облучка.
Синий, как небо, пристав
Облагородил столб.
Кучер лихим присвистом
Чуб уронил на лоб.
Барынька, морща носик,
Бросила пятачок.
Букли сырые вовсе? –
Солнышко допечет.

* * *
Прости, пролистанная, простынная,
Пространнодышащая, простёртая,
Перещебётанная, полынная,
Родная-первая, живая-мёртвая.
Прости, прощением опоясывая,
Просыпав горсть тишины отчаянной
На сердце, утихомирив пляс его,
Передавив кровоток бренчания.
Прости, приветливая, пристрастная,
Что, никому не воздав сторицею,
Непостоянно звуча и здравствуя,
Случайно счастливы.

Поделиться ли?

* * *
В Париж! В Париж!
Пока паришь.
Пока Париж ещё по рыжим
Скучает. Пристально приближен
Площадками пологих крыш
К закрылкам. Приземляюсь в семь.
Я есмь. И, несомненно – съем
Кусочек будущего дня
Из рук, парижащих меня.

ТРАМВАЙЧИК

Время – вагоновожатый, не помнящий
Ни одного своего пассажира.
Мы ненадолго друг к другу прижаты
И, слава Богу, покуда живы.
За соучастие в выжимании
Себя самого из других таких же
Ты награждаешься переживанием
И учащенно на ладан дышишь.
Ты неопознан, не вызнан доподлинно,
Сам без себя живешь-куролесишь.
А над трамвайчиком – глянь-ка – в полнеба
Звездный офорт, как ты к Богу едешь…

* * *
Будет теплей. Серебристым овражком,
Рыхлым снежком,
Ельником – к беленьким далям бумажным
Скорым шажком.
За тишиной затаилось звучание:
Душу – в ружьё.
Трепетно-тихонькой нотой отчаянья
Любишь Её.
Вскинута весело, до неуныния
Буйная. Бунт!
Хвороста, морока, сумрака, инея
В горле – на фунт.
Кашею кашельной, хлебом охриплости
Ох, не сыта!
Хочется роскоши, хочется близости
Сердца и рта.
Любишь? – Целуй! Минус двадцать по Цельсию:
Жар и озноб.
От ледяного молчанья Поэзии –
Пламенный лоб…

* * *
Чудес не… Бывает –
Идёшь. Ниоткуда
Навстречу вплывает
Корабликом – чудо.
Ты руки протянешь
К нему, зазывая.
Обнимешь, оттаешь,
Очнёшься… живая!

* * *
Если бы я жила от тебя далеко,
Ездила в стылом троллейбусе до бесконечной,
Странным, понятным не каждому, нечеловечьим,
Птичьим, возможно, с собой говоря языком,
Руки во тьму простирая, лепила черты
Очень похожие на… не имеет значенья,
Строгий кондуктор, ко мне обращаясь «на ты»,
Требовал платы двойной за багаж вдохновенья,
И отраженье моё на морозном стекле
Всем, кто смотрел сквозь него, улыбалось трёхмерно:
Чудно, по-детски доверчиво, каждою кле-
Точкой незримой, распахнутой настежь Вселенной…

* * *
А у меня такая светотьма,
Что вашим светотеням и не снилась.
Упрямо – прямо в руки мне свалилась
Сама.

Пока живу, никто не объяснит,
Что заставляет не разжать объятий.
По-моему ж, пускай светотемнит.
Греть – хватит!

* * *
По бреду – вброд. Дно мысли – лист.
Летейских вод песочек чист.
Охлаждена ладонь водой,
А лоб горячий, молодой.
В лесу прибрежном – огоньки.
Хрустит валежник вдоль реки.
И бабу с цинковым ведром
Небесный провожает гром.
У хаты пугало торчит.
Рисунок угольный горчит.
Надламывая хрупкий наст,
Лесничий догоняет нас.
Ружьё колышется в руке.
Крик оседает вдалеке.
Сквозь облако процежен в день
Звон бубенцовых деревень.
Бредём, неведомо куда.
Сосёт безгубая вода
Тепло, подталкивает вглубь.
Чуть вогнута речная грудь.
Чуть смазаны внутри глотка
Слова: “Беда невелика”.

(Всплывём со дна, когда зима
случайно кончится сама).

* * *
……………………..Саше
Стихов – не счесть.
Табу
На прозу.
Ты был,
Ты есть,
Ты бу…
Я – с возу,
И ты – со мной.
Крылаткой клёна:
Двулопастной,
Жёлто-зелёной…

* * *
Намывать, как золото, по крупицам
Капли света, солнечные лучи…
Всё, что есть в нас радужного, случится.
Всё, что есть кристального, зазвучит.

Без озноба, ткнувшись о дно сосуда
Слюдяными брызгами воссиять.
Всё, что есть в нас огненного — повсюду:
Не спугнуть, не выдворить, не изъять!..

* * *
…………………………………………Станиславу Подольскому
А сами – лесами.
Всё чаще – сквозь чащу.
Позорно ль – по торной тропе травяной?
Не сдали экзамен.
Вопрос: что есть счастье,
Придушен в ключице виною тройной.
Скворечники строили
Стаям весенним.
Сто тыщ новоселий, стихийных страниц,
Крылатых историй
Веселья, везенья,
Чтоб после – лесами, и лицами – ниц.
Заглянешь в глаза им,
(Была бы охота),
Увидишь, что осень их радужки жжёт.
Живучи. Спасает
Праматерь-природа.
В лесу бережёного бор бережёт.

* * *
Откровенно тёплые ладони
Не соврут. Подглядывает солнце
Сквозь листву, рисует сеть сердечек
На твоём лице, моём плече,
На скамье, траве, асфальте, доме,
Улице: тот список бесконечен
И пристрастен каждым пунктом. Бьётся
Сердце, словно бабочка в луче.
Отогретый счастьем подоконник
Растрещится. Огненная бронза
Шашечек штакетника на нечет
Подбивает наш упрямый чёт.
Голубки доклёвывают прозу.
Зной до двух считает и не помнит,
Что часы беспамятны. Кузнечик
Из травинок песенки печёт.
И ещё, ещё, ещё… Ещё.

* * *
Там, где меня впечатали
Каплями в чернозем,
Будут гулять – с внучатами,
Порознь, или вдвоем.

Там, где меня освоили,
Вымарали, сожгли,
Цепкою лапой хвойною –
Горький укол земли.

Там, где меня обрыскали
Вдоль, поперек, насквозь,
Щедро сочится искренность
Из-под коры берез.

Там, где со мной не сладили,
Глохнет гнилой стожок,
Жизнь багровеет за день, и
Ласточка свет стрижет.

* * *
…………………………………………Станиславу Ливинскому
Ангел наискось глянет: январь
Переменчив, как сумрак в передней.
Тут окна нет, и сны незаметней,
И естественней врёт календарь,
Что вчера было пятое. Выбит
Половик до недайбогследа…
И зрачку отмерцает по-рыбьи
С антресоли морская звезда.

* * *
Улица длинная-длинная,
Долго расчёсывать
Жёлтой расчёской осиновой,
Белой – берёзовой.
Пальцы глупеют, что пьяные,
Много ли надо им:
В волосы-кущи бурьянные
Кривдами, правдами
Глубже зарыться, запутаться,
Репья-товарищи.
Длинная-длинная улица,
И до конца ещё…

* * *
Кану в лето
Сплошькрылато.
И за это
Мойвсегда ты.
Мойдовдоха,
Мойнавеки,
Слуху – слога
В русла-реки,
Нам – гамак под
Небаоком
Просто так вот,
Ненароком.

* * *
Эту страшно родную, безответную, тайную, тяжкую,
Что ни словом сказать, ни рукой от себя отвести,
Пепелящую, злую, грызущую снами, овражками,
Колосящимся полем, извечным «прими и прости».

Эту долгую память бессовестно светлого детства,
Транспаранты, линейки, державность, пятнадцать сестёр,
Невозможно оставить повыросшим детям в наследство –
Позабудется, выцветет, сгинет, быльём порастёт.

Значит, всё, что осталось – чуть-чуть задержаться над домом
На недлинный курлык, на распластанный угол крыла,
И с простывших небес кто-то глянет сосем по-иному,
Чем, когда, цепенея, отпущенных тридцать жила.

* * *
Ты мне напишешь длинное письмо.
В нём будет всё, чего недоставало
Так много лет, чего нам было мало
И минувшей, и нынешней весной.
В нём будет снег, подтаявший в руке,
В нём будет жизнь, прочитанная в книге,
И смерть слезинки на моей щеке,
И в окнах марта солнечные блики.
Скорей всего, твоё письмо вместит
Подробности ландшафта, от которых
Мне станет грустно, сапожок в грязи,
Глаза соседок, шепоток их, шорох.
Возможно, ты напишешь об огне,
Разлитом в небе, и о том, что слушал
Ребячий смех и плакал обо мне,
Пока она разогревала ужин.
Ты мне напишешь, что совсем не так
Хотелось жить, что нет добра без худа,
Что живо сердце, бьющееся в такт,
Хотя весной свирепствует простуда.
Что в списке смертных отыскал восьмой
Тягчайший грех – повествовать невнятно,
Поэтому и разорвал письмо…

А мне и чистый лист читать приятно.

* * *
Сколько слов нападало,
Облетело.
Рваными расплатами
Шито тело.

Знать, в края нетёплые
Чувства сгинули.
Холодно под рёбрами:
Что-то вынули.

Ни кусочка сахара
По карманам.
Поле перепахано
Ветроганом.

Нынче дождик на руку.
Да не плачь, пусти
В несвободе радугой
Разум развести.

Время – шайкой-лейкою –
Шасть по норам.
А душа – жалейкою,
Разговором – …

Добавить комментарий