Камчатское детство  (начало)


Камчатское детство (начало)

От автора

На западном побережье Камчатского полуострова есть маленький поселок Октябрьский. Все кто в нем, когда-либо жил, занимались, и занимаются рыбным промыслом.
Зимой из подо льда ловят корюшку. Рыба удивительного вкуса, пригодная к употреблению, как в жареном, так и в сушеном, вяленом или соленом виде. Иные жители именуют ее огурцом. Из-за огуречного запаха свежей рыбки.
Летом – ловят лососевые поды рыб. Кто не знает, подскажу, что это чавыча, нерка, кета, горбуша. Очень вкусная рыба с минимальным количеством костей и максимальным количеством красного мяса. Кушать ее в любом виде одно удовольствие, даже в сыром. Только это на любителя с надежным и крепким желудком. А водится все это богатство с одной стороны поселка в речке Большой, а с другой стороны в Охотском море.
Поселок расположен на длинной, узкой полоске суши, которая с двух сторон омывается водой. Он состоит из трех улиц, идущих параллельно друг другу, и берегам речки и моря. В нем живут разные, но очень добрые, отзывчивые и веселые люди.
Противоположный поселку берег реки Большой ни что иное, как тундра, простирающая свои просторы на многие километры вглубь полуострова. Тундра для местных жителей тоже кормилица. Они собирают и делают компоты, варенье из тундровых ягод: морошки, княжники, брусники, шикши и костяники. Дарит тундра и грибы: сыроежки, белые, подосиновики и подберезовики. Встречаются заросли кустов кедрового стланика с небольшими, но очень вкусными шишками.
С момента образования поселка, руками промысловиков были оборудованы и построены три береговые базы (маленькие заводы), на которых кипела работа по переработке рыбы. Между первой и второй базами и расположен поселок. Возле второй базы стоит современный рыбокомбинат. Про третью базу я не забыл, она тоже есть. На ее месте рыболовецкий колхоз со своим поселком, маломерным флотом и береговым пирсом.
Остатки промысловых баз местной детворе служат игровыми площадками.
Если кто-то захотел побывать в поселке – приезжайте. Однако не забудьте паспорт. Поселок находится в пограничной зоне. Местные жители с огромной любовью и уважением называют пограничников «наши зеленые фуражки». Жизнь друг без друга даже немыслима, на столько теплые и дружеские отношения, взаимовыручка и помощь сблизили гражданских и военных.
Можно было бы обойти описание климатических условий и растительность поселка, но тогда впечатление о местности и людях, ее населяющих, было бы совершенно неполным.
Лето короткое, не более двух месяцев. Постоянно меняющиеся ветра. Утром и днем туман, вечером облачность. Солнечных дней крайне мало. Зимы многоснежные и морозные. Такие же постоянные ветра. Зима научила людей одеваться тепло в ватники, тулупы, шубы и в валенки, а лето не дает им забыть эти привычки. Загадка про сто одежек – это про жителей поселка и зимой, и летом.
Растительность состоит из небольших участков зеленой травки и деревьев, больше похожих на кустарник. Они растут на пришкольном участке. Надо отдать должное заботливым рукам учеников школы, которые ухаживают за деревцами. Они не ломают их на рогатки, рогатины и, разного рода, деревянные штучки-закарючки.
На пришкольном участке взрослые построили класс для занятий по биологии с небольшой теплицей, в которой работают и имеют возможность знакомиться с некоторыми представителями флоры все ученики школы.
Центральная площадь, где проходили все знаменательные события, является административным и культурным центром поселка. С одной ее стороны расположено деревянное здание поселковой администрации. От него, вдоль площади тянется длинная доска почета, с многочисленными фотографиями ударников и передовиков производства. С другой стороны, огороженная забором, аллея Славы с монументом памяти защитникам Отечества, погибшим в годы Великой Отечественной войны и при освобождении Курильских островов от японских милитаристов. На этой же аллее, немного в сторонке от ее центра находится обязательный для всех советских населенных пунктов бюст вождю Мирового пролетариата – Ленину. Ближе к рыбоконсервному комбинату, центральная площадь заканчивается поселковым клубом, и кинотеатром. Рядом с ними расположен Дом быта с парикмахерской, ателье по пошиву одежды и изделий из меха пушных животных. Все компактно, удобно и красиво. Старожилы рассказывали, что в пятидесятые – шестидесятые годы перед кинотеатром на аллее славы был свой маленький фонтан, радовавший всех живущих в поселке изяществом и красотой.
В нашей поселковой больнице и поликлинике работают высоко квалифицированные специалисты. Порой они творили и творят чудеса, о которых, из уст в уста, передаются всякие небылицы. Чего стоит одно упоминание о добром и могучем дяде Владе, местном стоматологе. В его кабинет без малейшего страха входили самые хронические трусишки. Конечно, страх оставался, но только перед жужжащей, скрипящей и дымящейся бормашиной. А вот дядю Владика никто не боялся. Почему? Все очень просто, он мальчишкам и девчонкам вырывал молочные зубы просто могучими пальцами, без каких-либо ужасных щипцов. Так, с шутками и прибаутками. Чик. И все. Получай в ладошку удаленный зубик и беги гулять. Таких интересных историй можно рассказывать десятками про каждого врача.
Вот такой, для кого-то очень далекий и неизвестный, для кого-то близкий и родной маленький поселок. Поселок, жители которого обеспечивают нашу Родину и зарубежные страны деликатесами морского и речного промысла.
«Маленький» в те годы не значило «неизвестный» или «забытый».

КАМЧАТКА

В семьдесят пятом году прошлого столетия наша семья переехала жить с Крымского на Камчатский полуостров. Расстояние между ними десять тысяч километров.
Папа приехал немного раньше заниматься вопросами трудоустройства и налаживания нашего быта.
Мама, я и годовалая сестренка Иринка с промежуточными посадками, на винтовом, махающем крыльями и постоянно попадающем в воздушные ямы самолете Ил-18, совершили благополучную посадку в аэропорту неизвестного нам края (он на всю жизнь стал родным и единственным).
Камчатка встречала нас хорошей, солнечной погодой. Вся площадь аэровокзала казалась маленькой на фоне величественно возвышающегося вулкана. Казалось, что он стоит на столько близко, протяни руку и можно дотронуться. Спустившись по трапу с самолета, и пройдя под аркой ворот, на которой было написано «Добро пожаловать», мы увидели встречающего нас папу.
— Папа! Папа! – закричал я, и кинулся отцу на шею.
Какое счастье, мы, наконец, после долгой разлуки вместе. Я обнимал и целовал его. Опустив меня на землю, папа обнял и поцеловал маму. Принял из ее рук крошечную Иришку, которая крутила головкой и рассматривала папу большими глазками.
Беря на руки сестренку, отец передал мне газетный сверток. В нем что-то лежало. Развернув краешек, я заглянул внутрь. Ого! Я раньше такого не видел. В газету был, завернут, вкусно пахнущий сладковатым дымком кусок рыбы. Такое красное мясо можно было увидеть на картинке, в какой-нибудь книжке. Пока ждали багаж, папа отрезал нам по кусочку. Да вкус соответствовал внешнему виду.
— Еще! – попросил я.
— Потерпи. Вот доедим до гостиницы, там и покушаешь всласть. Хорошо?
— Угу!
Многочисленные сумки, из которых состоял наш багаж, мы погрузили в какую-то машину и поехали. Все было интересно, но главное — рядом со мной сидел, мой любимый папа. Ехали недолго. Какая-то гостиница, больше похожая на сарай. Вошли в комнату, в которой, кроме двух железных кроватей и небольшого столика, ничего не было. Эта комната послужила нам жильем только до следующего утра.
На следующий день мы всей семьей стояли (Иринка спала на руках у мамы, а я дремал, сидя на коленках у папы) на автобусной станции в небольшом городке с названием Елизово.
— Так, встаем. Быстро. Быстро. Наш автобус подъехал.
Часть сумок и чемоданов были расставлены в багажном отделении, часть в салоне автобуса, рядом с нами.
Дорога с восточного до западного побережья. Ни с чем не сравнимая дорога поперек всего полуострова, рекордсмен по количеству выемок, ямок, колдобин и пыли. Живописная природа окружала эту дорогу. Непрекращающаяся цепь гор и сопок, идущая на добрые две сотни километров. Мосты через быстрые реки. Озера поразительной чистоты и голубизны. Березы с необычно изогнутыми стволами и редкими кронами. Разнообразные и многочисленные кустарники.
Дорога отбирает очень много сил. Ехали долго. Наконец-то приехали в поселок Усть-Большерецкий. Так как дорога дальше была еще хуже, а точнее ее вообще не было, то автобус до поселка Октябрьский не шел. Всех пассажиров добирающихся до него, разместили в здании поселковой школы. На дворе было лето, и школа отдыхала, готовясь к новому учебному году.
Дальнейший путь мы продолжили на следующий день. Пассажиры разместились в будке грузовой машины. Неспеша она смогла доехать своим ходом до места с названием – Мыс Левашова. Здесь машину ожидал большой гусеничный трактор – мы в детстве называли его бульдозер. Взяв машину на буксир, трактор, свистнул и потянул машину по песчаной насыпи между морем и речкой.
Возле пограничной заставы, наш кортеж ненадолго остановился для проверки паспортов. Пограничная застава располагалась на расстоянии трех километров от поселка. Отцепив от трактора машину, мы продолжили путь к поселку.
Наконец-то, спустя почти неделю после вылета с Крымского полуострова, мы достигли нашей конечной цели.

ВЕЛОСИПЕД

Около суток мы отсыпались. Потеряв день и ночь. Путая вечер и утро. Жизнь потекла своим чередом, набирая ритм и приходя в гармонию.
— Вовка, смотри, во дворе мальчики гуляют. Одевайся. Иди, познакомься.
— Не хочу.
— Да, ладно тебе. Видишь для ребенка все новое. Может ему страшно. Привыкнет. Сам пойдет.
— Пока привыкнет, лето пройдет. Иди, сынок погуляй. Я сейчас тоже пойду. Хочешь, пошли вместе.
— А, ты куда?
— Я в сарай. Пойдем, посмотрим, что там от прежних хозяев осталось?
— Угу!
Папа помог мне одеться. Оделся сам. И мы вышли на улицу. Во дворе гуляли мальчишки моего возраста. Каждый из них катался на собственном, двухколесном велосипеде, с маленькими откидными колесиками. Пока отец возился в сарае, я подошел к ребятам.
— Пливет!
— Здлавсте!
— Угу!
— Ты, кто?
— Вова! А, ты!
— Я, Андлей, а он Иголек! Давай длужить!
— Давай!
И мы начали дружить. Я никогда до этого не катался на таких велосипедах. У меня в Крыму остался трехколесный, но он с тонкими колесиками.
— Дай, покататься.
— Не-ет! Мой велосипед!
— Дай!
— Мой велосипед! Моя бабоська!
— Ай-ай.
Дружба, дружбой, а свое всегда ближе. Помню, мы тогда чуть-чуть не подрались. Я отнимал велосипед у Андрея. Андрей его не отдавал. Когда я все ж таки умудрился отнять велосипед, он принялся отбирать велосипед у Игоря. И такая карусель продолжалась бы еще долго. Нас разняли родители. Мы все трое были в слезах. Каждый жаловался и, еще пуще прежнего начинал орать. В конце концов, родители устали слушать детский ор и повели нас домой. Вот так прошло первое знакомство.
— Папа, купи мне велосипед! Такой, вот как у Андлюши и Иголька. Бабаська.
— Какая бабаська?
— Да, бабочка! Велосипед называется, бабочка. Правильно, сынок? – спросила мама.
— Да!
— Хорошо. Вот зарплату получу и куплю.
Что такое зарплата и когда она будет, я конечно не знал. Скоро меня начали водить в детский садик. Мы ходили в него вместе с Андреем и Игорем. Не редко, задержавшись на работе, родители забирали нас из садика очень поздно. Иногда, когда родители Андрея или Игоря работали на рыбокомбинате во вторую смену, мы всей компанией оставались ночевать в садике. Так незаметно прошло лето. Наступила и быстро закончилась, с первым снегом, короткая осень. Играя в снежки, строя снежные крепости и катаясь на санках, я, как-то незаметно для самого себя, забыл про велосипед. Однако с приходом лета, моя мечта встала с новой силой. Я не отставал от родителей. Не знаю почему, но родители были непреступны, и велосипед мне не покупали.
Недостаток витаминов, привел к тому, что мои молочные зубки начал поедать «злобный кариес». Первая запущенность. Первая зубная боль. Первый страх перед бормашиной. Каждый поход к зубному врачу сопровождался душераздирающими криками, морем слез и, как следствие, очередным синячком на детской попке. При входе в кабинет я упирался ногами и руками в дверные косяки. Я переворачивался в кресле. Ловил руки врача. Вертел головой. Болтал, что было сил ногами, пытаясь опрокинуть стеклянный столик или попасть по ненавистной бормашине. Терпение врача и родителей, которые втроем не могли со мной справиться, было на пределе, но в конечном итоге я выходил «победителем». Посещения врача закончились, а зубная боль осталась. Папа пошел на первую хитрость – пригласил к нам домой врача. Он работал в студенческом отряде.
Молодой и веселый доктор пришел к нам домой с небольшим чемоданчиком.
— Здравствуй, малыш!
— Здрасте!
— Зубики болят?
— Угу!
— Давай поиграем в больничку. Я буду больной, а ты доктор.
— Давай!
Доктор сел на мой маленький стульчик и открыл рот. Он запрокинул назад голову. Я, со знанием дела взял в руки карандашик. Подошел к нему и начал изображать работу бормашины. Жужжал и рычал. Затем я принес с кухни маленькую ложечку. У мамы с полки взял маленькое зеркальце, и игра пошла с новой силой и интересом.
— Все! Вылечил!
— Ну, теперь давай меняться. Ты будешь больной, а я буду доктором. Хорошо?
— Давай!
Мы поменялись. Родители, до этого наблюдавшие со стороны, подсели ко мне с двух сторон. Они улыбались и хвалили доктора. Врач, смеясь и шутя, попросил меня открыть рот. Как-то незаметно из чемоданчика он достал, какой-то чехольчик и развернул его за моей спиной. Я сидел раскрыв ротик, а дядя, не переставая говорить мне всякую всячину, какими-то палочками, то постукивал, то скрежетал по моим зубкам.
— Ага! Вот маленький червячок, который кушает зубик. Ага! А вот второй червячок, который портит второй зубик. Раз!
Родители поддакивали ему, вздыхали и охали. Доктор наклонился и открыл чемоданчик. Раз! И рядом со мной. О, ужас. Рядом со мной выросла, бормашина. Дядя чем-то щелкнул. Что-то вставил. И… Цепкие и сильные руки родителей сковали мои движения, на столько, что я не мог пошевелиться. Несмотря на мои извивания и потуги вырваться, доктор молча и четко делал свою работу. Ему успешно удалось подлечить два зубика, и он собрался перейти к третьему. Он сунул свой палец мне в ротик, а чья-то родительская рука слегка ослабла. И… Я мгновенно стиснул зубы.
— А-а-а-а-а!!! – доктор в этот миг перекричал даже меня.
Он попытался вытащить палец, но все было бесполезно.
— А-а-а-а-а-а!!!
Наконец, я ослабил челюсти, и освободил палец доктора. Палец посинел. Из ранок сочились капельки крови. Лечение зубов было прекращено.
Я был наказан и отправлен в детскую. Мама и папа еще долго извинялись перед доктором. Боль внутренняя и внешняя были успокоены. Слегка причитающий доктор покинул нашу квартиру.
— Маленький, вот видишь, зубки лечить не больно. Просто чуть, чуть страшно. Правда? Взял дяде сделал больно. А дядя доброе дело пришел сделать. Зубки хотел тебе вылечить. Ну, скажи маме, ведь не больно зубки лечить?
— Нет!
— Просто моему мальчику страшно. Правда?
— Да!
— А, вот если наш мальчик сам вылечит зубки, что папа ему купит? А папа ему купит…
— Велосипед, — четко и громко произнес я.
— Опять, велосипед. Да, сколько можно, – папа развел руками.
— Погоди. Если наш мальчик вылечит зубки, папа купит ему велосипед? – в голосе мамы появились настойчивые нотки. Она смотрела на папу.
— Да! Купит! Купит!
На том и сошлись. На следующий день, я сам, без мамы и папы, сидел в стоматологическом кресле и, превозмогая страх, лечил зубы.
Как-то, наверное, через неделю, я с папой пришел домой. Поужинали. Я собрался гулять. Папа говорит:
-Сынок, сбегай в сарай. Принеси, пожалуйста, фанерку. Я маме досточку на кухню сделаю.
Я пошел в сарай. Открываю дверь. А там…! А там стоит новенький двухколесный велосипед. Самый настоящий подростковый велосипед. Вот!
Вот такая сделка, между страхом и мечтой.

СТИХИЯ

Раннее утро очень поздней весны. Шла вторая половина семидесятых годов двадцатого столетия.
Вместе с поселком просыпался наш дом, а вместе с ним и наша квартира. Папа встал первым. Надел спортивное трико. Накинул поверх футболки байковую рубашку и, захватив мусорное ведро, вышел из квартиры. Удобства, то есть туалеты в те времена были на улице.
Неторопливо он спускался по лестничному пролету со второго этажа. Навстречу, с первого, одетый в дождевик и высокие рыбацкие сапоги поднимался сосед Григорий. Он, перегородил путь и внимательно осмотрел отца с ног до головы.
— Привет, Леонтьевич! – хитро улыбнувшись, поприветствовал он отца.
— Привет, Григорий! – охотно ответил на приветствие папа и хотел продолжить свой путь, пытаясь обойти соседа.
— Утро сегодня хорошее. Ни одного облачка. Солнышко лучами сверкает, — продолжил разговор Григорий.
— Твоя, правда. Прямо, как на материке, солнечные лучики весело пробиваются сквозь оконное стекло в комнату. Будят, — сказал папа.
— Вот и я про то же. А, ты никак собрался мусорок повыкинуть?
— Да!
— В тапочках, смотрю.
— Да! А, что?
— Нет, ничего. Просто так спросил. Ну, давай, — и сосед отошел в сторону, освобождая проход.
«Странный какой-то этот Гриша. Не от мира сего» — подумал папа. Он бодро и весело продолжил свой путь. Спускаясь по последнему лестничному пролету, папа думал о вопросах соседа. Ему стал понятен их смысл. Остановившись на предпоследней ступеньке, не решаясь ступить и шагу дальше, папа медленно опустил голову вниз. Ноги, чуть выше ступни были в воде: «Откуда вода? Что такое? Да, что происходит?». Медленно, ругая соседа, он поднялся на второй этаж. Перед входной дверью, быстро снял мокрые тапочки и трико. Вошел в квартиру.
— А-а-а-а! Что-то, ты сегодня быстро, — сладко потягиваясь, сказала мама. – А, где трико?
— Ай …! – ругнувшись, отец подошел к окну и одернул шторы. – Вот это, да-да-а-а!
— Что, там?
— Да, ты только посмотри.
Мама встала и подошла к папе. Они молча, застыв от изумления, смотрели на улицу. За окном, на сколько позволял обзор, вправо, влево и прямо все, где еще вчера вечером была земля, было покрыто водой. Редкие прохожие в высоких рыбацких сапогах шли поколено в воде.
Паника? Нет, никакой паники, ни родители, ни мы дети не испытывали. Просто очень сильное удивление. Даже какое-то чувство бодрости, восторга и веселости переполняло всех нас. Пока мы с мамой завтракали, папа ушел договариваться с соседом взять в прокат лодку.
Приветствуя жителей поселка, мирно плывущих и шагающих по колено в воде, вся наша семья отправилась на работу. Папа ловко справлялся с веслами. Лодка шла легко и весело. Тем же способом, вечером мы вернулись домой.
В тот год было очень много снега. Весной, сходя талыми водами, он переполнил русло речки, и она вышла из берегов. Не везде, но были места, где речка сошлась с морем. Стихия длилась ровно неделю. Все это время поселок жил своей прежней жизнью. Люди быстро приспособились к новым условиям. Строители строили. Рыбаки рыбачили. Жизнь протекала в нормальном русле, без слез и паники. Никто не рвался на большую землю. Никто никого не пугал гигантскими волнами цунами и уходом под воду поселка.
С бодрым воодушевлением наводнение было встречено местной детворой и местными дворниками.
Первые, несмотря на родительские запреты, пускались в дальние плавания на самодельных плотах, тазиках, корытах и, конечно, если очень повезет, на лодках, бережно привязанных возле подъездов. Проводились морские баталии. После сражений участники возвращались домой мокрые, и получали свои порции родительской ласки и заботы.
Вторые безмерно праздновали отсутствие работы, неучтенные и незапланированные выходные дни, во время наводнения. Стихия вместе с водой, сошедшей из поселка, полностью и надолго очистила его от всякого мусора.
После наводнения, поселок стоял в своей «девственной» красе. Сверкал чистотой и радовал глаз местного населения и приезжих.

АЭРОПЛАН

Эта история была рассказана моим другом. Была бы она малоинтересная, наверное, даже серая, если бы ее по-своему на тот или иной лад не пересказывали другие мальчишки и девчонки, которые принимали участие или наблюдали за всем происходящим со стороны. И так!
Произошло это событие тогда, когда мой друг Сергей пошел в первый класс. В отличие от своих сверстников он сел за парту уже достаточно грамотным и образованным человеком. Умел читать по слогам, считать, складывать и вычитать цифры. Всему заслугой были его настойчивость и любознательность. Так же этому помогала его мама, которая работала учительницей. Она всячески заинтересовывала Сергея и прививала ему любовь к чтению. В ход пускалось все: страсть любого мальчишки к корабликам, автомобилям, самолетикам, солдатикам, танчикам и многому другому. В то время был книжный дефицит. Сережиной маме приходилось всячески выкручиваться и изворачиваться. Но нужная детская книжка, которую Сергей читал и перечитывал, всегда в их доме. На зависть многим мамам и папам, мальчик рос не погодам развитым и тяготел к вопросам, связанным с конструированием, собиранием, переделыванием, а равно разбиранием и разламыванием. Последние два обстоятельства иногда сильно расстраивали папу. Он, не стесняясь, применял к гению физические методы воспитания. В какой-то степени это имело успех, но в большинстве случаев эти методы воспитания только усиливали тягу к знаниям.
Кроме Сергея, в его семье росла сестренка Леночка. На момент описываемых событий ей было чуть больше трех лет. Чудный, милый человечек. Она души не чаяла в своем старшем братике. Помогала ему во всех его изысканиях и опытах. От чего, не сильно, но все ж таки страдала. Боль и страдания быстро проходили, вернее они проходили мгновенно, так как в голове брата созревала новая идея, и расслабляться в плаче было некогда. Одним словом она, как хвостик, всюду сопровождала его.
Для местных жителей лодка – это средство передвижения и такая же ценность, как для иных людей, например, лошадь с телегой или персональный автомобиль. Если лодка с мотором – ее владелец просто «зажиточный поселянин». Словом счастливчик, с которым хотят дружить и которого любит местная детвора, в надежде на лихое катание по просторам речной глади. Лодок в поселке много. Лодки разные: деревянные и дюралевые, большие и маленькие. Много, да не у всех.
У Сережиных родителей, как-то и интереса к таковым вещам не было. Да и проблем с выездом на отдых или на сбор ягод и грибов у них не было. Многие друзья, знакомые и соседи имели в своей собственности необходимые плавательные средства. Интересы родителей никак не пересекались с интересами гениального Сергея.
Дитя таланта, он как-то призадумался о возможности беспрепятственного, а главное независимого от желаний и возможностей взрослых, посещения противоположного берега. Призадумался, да не надолго. Идеи сыпались, как из рога изобилия, но он сам отвергал их из-за отсутствия масштабности и грандиозности.
По прошествии какого-то времени Сергей и Леночка вышли во двор. Собрав вокруг себя, гуляющих ребятишек, гений глубокомысленно озвучил свою идею:
— Мы построим аэроплан! Мотор ему не нужен, бензин тоже не нужен. Он будет планировать на воздухе. Главное его нужно сильно разогнать. Или запустить с какой ни, будь высоты, — Серега покрутил головой. Остановил свой взгляд на длинном строении типа «сарай» и констатировал что-то свершившееся, как будто поставил точку. – Строить самолет будем на крыше вот этого сарая. Крыша ровная и гладкая. Классно. Как разгоним.
О чем-то немного помечтав, он принялся раздавать команды, заинтригованной детворе.
— Крылья самолета мы сделаем из того маленького забора, — Серега, стоя в центре дворовой ребятни, указующе протянул руку, выставив указательный палец в сторону невысокого заборчика, тянущегося вдоль соседнего дома, обозначающего границу несуществующего палисадника.
Как по команде вся ребятня, мальчишки и девчонки разного возраста подбежали ни к кому не мешавшему многие годы заборчику и в считанные секунды оторвали три вместе сбитых пролета штакетника.
— Классно! — восторженно произнес Серега.- И не придется сколачивать их вместе.
Оторванные пролеты дружно и весело были доставлены к сараю. Не менее весело ребятня, разделившись на две группы, одна из которых забралась на крышу, не без определенных усилий затащили забор на крышу сарая.
— Ура! — радостно закричали уставшие, но очень счастливые дети. Справившись с первым заданием, детвора собралась вокруг Сереги в ожидании новых команд. Он чувствовал к себе уважение и почет. Приняв соответствующую положению позу, сказал:
— Есики, бегите в подъезд и прикатите коляску.
Братья близнецы, которых, по примеру их родителей, все нежно называли есиками, побежали в подъезд пятиэтажного дома. Практически в каждом подъезде стояли детские коляски. Они выбрали коляску, которая наиболее подходила для постройки самолета. Отстегнули верхнюю ее часть и бросили в подъезде. Также бегом, толкая перед собой нижнюю часть коляски, они прибежали обратно.
Отнюдь никто и не ждал, когда братишки прикатят коляску. Все были при деле. Кто-то что-то строил. Кто-то что-то тащил или катил. Каждый вносил свой вклад в одно общее дело, а именно в строительство самолета, который должен был их всех вместе или по отдельности доставить на такую близкую, но недосягаемую тундру.
Гений конструкторской мысли уже был на крыше сарая и собственноручно, не без помощи двух мальчишек, собирал принесенные детали в единую конструкцию под названием – аэроплан.
Долго ли, коротко ли спорилась их работа, но все начатое когда-то заканчивается. На одном из краев крыши сарая стояла рукотворная конструкция, по наличию крыльев, колес, картонного листа, отдаленно напоминающего хвостовое оперение, непосвященный мог догадаться, что это аэроплан. Кроме указанных атрибутов, конструкция также имела:
— посадочное место пилота, в виде эмалированного тазика, кем-то из детей, на время, взятого у мамы;
— рулевое управление в виде где-то найденного или у кого-то взятого в сарае или доме настоящего штурвала от речного судна, двух костылей, любезно одолженных в помещении рядом расположенной больницы, которые заменяли рычаги газа и еще чего-то;
— фюзеляж от кабины пилота и до хвоста был представлен в виде дюралевой трубы, непонятно от чего и где взятой.
Все это между собой было скреплено при помощи проволочек, тряпочек и веревочек.
Ребятишки с восхищением и восторгом смотрели на это чудо. Конечно же, лавры славы достались и Сергею. Еще бы, его мыслительный процесс, хотя бы на половину, но увенчался успехом.
Хотя конструкция и вызывала доверие, а желание перелететь на тундру было ну очень большим, однако на вопрос «Кто полетит первым?», охотников не нашлось.
Сергей обвел всех своим светлым и чистым взглядом.
— Да-а-а-а! Все большие и тяжелые. Первый летчик должен быть не тяжелым, что бы самолету было легко взлететь.
Поиски были не долгими. На этот случай всегда присутствовал резервный вариант.
— Первым пилотом будет моя сестра Лена.
— Ура-а-а-а!- радостно закричали дети. Вместе со всеми радостно кричала и хлопала в ладошки счастливая Леночка.
Чтобы сестренке не было жестко сидеть в эмалированном тазике, заботливый братик на дно любезно постелил подол от старого ватника. Леночка с помощью ребят забралась на конструкцию и села в тазик. Ручками она взялась за штурвал. Все присутствующие замерли в ожидании чуда. За крыльями самолета стояло четверо крепких мальчишек, которые должны были разогнать самолет. Серега уже приготовился дать обратный отсчет, точно так как делают на космодроме, во время запуска космического корабля.
— Стойте. Подождите, — от кучки детишек отделился мальчик и подбежал к Сергею. Он снял со своей головы настоящий танкистский шлем и протянул ему. – Вот. Без шлема никак нельзя.
Серега по взрослому пожал руку мальчонке. Забравшись на крышу сарая, он надел его на голову Леночки и застегнул тесемки.
К полету на тундру все было готово, и ничто ему не препятствовало.
— Пять! Четыре! Три! Два! Один! Пуск, — во все горло закричал Сергей и, ребята, поднатужившись, налегли на крылья. По крыше затопали в разгоне четыре пары детских ног. Остальные восторженно закричали: «Ура-а-а!!!».
Оторвавшись от крыши, на глазах у изумленной публики аэроплан камнем рухнул на землю с двух метровой высоты. Постепенно прекратилось: «Ура-ра-ра-а-а-а».
Через секунду в тишине послышался слабый, нарастающий от обиды плач Леночки. Все кинулись ее успокаивать. И только один мальчишка остался на месте. Он смотрел то на крышу, то на обломки летательного аппарата. Потом с досадой махнул рукой. Подошел к остальным ребятам. Взял Леночку за руку.
— Не плач, Лена. Подумаешь, не полетел. Завтра сделаем новый самолет с мотором!
ДЯДЯ ВАЛЯ

Всю свою жизнь дядя Валя посвятил морю. Очень давно в молодости он работал штурманом на больших судах торгового флота. Бороздил просторы Черного и Средиземного морей, выходил за их пределы в Атлантический и Тихий океаны. Нередко он бывал в иностранных портах. Дядя Валя мог часами рассказывать о своих порой веселых, а порой трагических случаях, которые происходили с ним в том или ином походе или иностранном порту.
Великие стройки манили молодые отчаянные головы. Вот и дядя Валя устремил свой взгляд на неизвестную Камчатку. Для работы в море и на стройках постоянно требовались крепкие руки. Он завербовался в рыболовецкую артель возле поселка. Артель с годами стала рыболовецким колхозом. Дядя Валя работал, управляя рыболовными ботами, а затем перешел на рыболовные сейнеры.
Не знаю, что изменилось в его жизни, но в последние годы его местом работы был капитанский мостик на малом буксирном катере, который нежно прозвали «ЖУК». Работа ему нравилась, и относился он к ней с почтительной ответственностью. Его «ЖУК» выходил в открытое море. Всегда он с одного или с двух бортов тащил непосильную ношу. Это были прорези, наполненные рыбой, и плашкоуты, наполненные различными грузами и товарами. Все это доставлялось как в наш поселок, так и в поселки, расположенные севернее по западному побережью Камчатки. Нередко дядя Валя участвовал в операциях по спасению, терпящих бедствие моряков.
Здесь, на Камчатке, дядя Валя встретил красивую и очень веселую девушку по имени Нелли. Она также как и он, в свое время приехала на полуостров по зову сердца и комсомольской путевке из Таджикистана. На протяжении многих лет никто не видел, чтобы они ругались или ссорились. Их дом всегда был наполнен уважительным отношением друг к другу, шутками, смехом и весельем. Такой же как мама, веселушкой росла их дочь. Конечно, по характеру дядя Валя и тетя Нелли были прямой противоположностью. Он всегда отличался некой серьезностью, вдумчивостью и молчаливостью. Она была непоседа, болтушка и заводила в компании. Возможно, и сама профессия отложила на характере дяди Вали свой отпечаток. Он не считал себя «морским волком», но как истинный моряк отличался спокойной, слегка вальяжной, раскачивающей его могучее тело походкой. Делал он все медленно и аккуратно. Возможно, его морская душа была недостаточно приспособлена к размеренной семейной жизни. Он тяготел морем. И поэтому отличительной чертой его характера была, как ни странно, Великая лень.
С первыми октябрьскими морозами судоходство по речке постепенно прекращалось. Промысловые суденышки и буксиры выводились на берег для зимнего ремонта. До ледохода и открытия новой навигации, у дяди Вали начинались нормированные рабочие дни. Как правило, он работал с утра и до обеда.
После закрытия навигации все его тело, разум и сама сущность были поглощены Великой ленью. Приходя с работы, он мог часами играть и ласкать своих домашних любимцев, коих у него было несметное множество. По доброте душевной и чуткому сердцу дядя Валя подбирал и приносил в дом всех брошенных и обездоленных кошечек и собачек. Кто-то из них затем перекочевывал на катер, а зимой обратно в дом. Кто-то был подарен. У кого-то со временем находился хозяин. Как бы там ни было, а никто из принесенных в дом животных никогда не оказывался снова на улице.
Домашние любимцы всегда ждали прихода хозяина. Они с беспокойством всматривались в даль. В какой-то миг животные замирали. Уши всех, даже тех, у кого они по своей природе и не должны торчать вертикально вверх, поднимались и вертелись в разные стороны. Некоторые начинали учащенно принюхиваться. Затем дружная компания весело взвизгивая, крутя хвостами, кто подпрыгивая, а кто наоборот, перекатываясь, устремлялась в сторону, откуда должен идти хозяин.
Прием пищи в семье дяди Вали имел свои неписанные традиции. Они явно кому-то не нравились. Причиной служило пиршество хозяина и его домашних питомцем. Они ели тут же с хозяином. Кто-то из рядом стоящих на столе и под столом тарелочек и крышечек, а самые любимые из одной тарелки с хозяином. Безграничная любовь к животным, отнюдь не была односторонней. Животные отвечали тем же и даже больше. Двери дома никто и никогда не запирал на замки и засовы. Входная дверь закрывалась всего лишь на крючочек, и лишь с тем, что бы ее ни открыл ветер. Однако в дом, без наличия в нем хозяев, не то что бы войти, но и подойти никто не решался. Свора ощетинившихся животных давала ясно понять о своих намерениях и, главное, возможностях.

АНТЕННА

За нелегкий труд во время навигации, дядя Валя получил ценный подарок от правления колхоза. Это был большой цветной телевизор.
Жил он со своей семьей в маленьком частном домике. Тишина. Соседей нет. Да и сами никому не помеха. Вот только случилась небольшая неприятность накануне Новогоднего праздника – во время пурги с крыши унесло ветром телевизионную антенну.
Что только не делала тетя Нелли, и как она только не уговаривала и чем не мотивировала, но дядя Валя был не преступен. Им овладела Великая лень. Он все откладывал и откладывал изготовление и установку новой антенны «на завтра».
Через некоторое время дядя Валя вошел в калитку небольшого дворика. С плеча он снял телевизионную антенну и воткнул ее в сугроб. Антенна в этом положении простояла до ближайшего выходного.
Воскресенье. Понежившись до обеда, дядя Валя встал с кровати. Позавтракав, он оделся потеплее, и, вооружившись необходимым инструментом, вышел на улицу. День был чудесный. Мороз. Солнце. Небо слегка затянуто облаками. Восточный ветерок и редкие порхающие снежинки, говорили, что, возможно, к вечеру разыграется метелица или пурга. Тяжело дыша и постоянно что-то, ворча себе под нос, он принялся разгребать сугроб, где с ранней осени лежал заготовленный шест.
Отрыл и очистил от снега шест. Поставил его вертикально. Повернулся к дому лицом и посмотрел на крышу. Сместил взгляд на окно. Вставил шест в сугроб рядом с антенной и зашел в квартиру. Он вышел, держа в левой руке телевизионный кабель. Взял антенну в правую руку и, взвалив ее на плечо, вышел со двора.
Возвращение было слегка омрачено наличием легкого спиртного аромата и отсутствием антенны. Вопросы жены были оставлены без ответов.
Время шло. Приближался Новый год. А телевизионный экран молчал и постепенно зарастал пылью. Наступило тридцать первое декабря.
Первая половина дня была посвящена приготовлению первых, вторых, третьих и десертных блюд. Женская половина нашей и дяди Валиной семей успевала в искусстве приготовления пищи и приводила себя в праздничный вид. Мужская половина — мой папа, я и дядя Валя — занимались своими мужскими делами. В промежутке между ними договорились об установке телевизионной антенны. Антенну в собранном виде дядя Валя доставил в дом только накануне. Это обстоятельство очень сильно всех обрадовало и уже ничто не омрачало встречу Нового года.
Наступил назначенный час. Я прибежал к дяде Вали. Он и папа уже слегка подогретые спиртным, приспосабливали металлический штырек антенны к деревянному шесту. Мне было дано задание откопать из снега лестницу, и установить ее к крыше дома. Работа спорилась легко, по обыкновению дядя Валя делал все неспешно и с небольшими перерывами. К восхождению на крышу и закреплению антенны все было готово. Специальными скобами деревянный шест был приспособлен в установленном для него месте, так, что бы его при желании можно было перемещать вокруг своей оси. Работу мы закончили и собирали инструменты в полной темноте.
Как и миллионы людей, часов в десять вечера наши семьи сели за стол, проводить старый год. Папа и дядя Валя изрядно выпили и решили завершить настройку антенны.
Взрослые мужчины, слегка неуверенно стояли на ногах. Они решили, что настройка антенны займет незначительное время. Не одеваясь в теплые одежды, папа с дядей Валей вышли на улицу. Я стоял возле окна внутри комнаты, чтобы передавать отцу как «ведет себя» изображение и звук. В свою очередь папа должен был быстро и четко передавать мои слова дяде Вале, который в это самое время стоял на коньке крутопокатой крыши и крутил антенну в направлениях, где, по его предположению, находился телепередающий центр.
Дядя Валя, не без труда, взобрался на крышу. Простая процедура заняла некоторое время. Дядя Валя, стоящий на крыше, облаченный лишь в рубаху, брюки и домашние тапочки, изрядно промерз, несмотря на бурлящий алкоголь в его крови. Новогодняя ночь была морозная. С просторов темного неба на землю падали пушистые снежинки. Он начал, что есть сил, кричать «Ну, как? Что там? Есть изображение? А звук, есть?». Его вопросы еще некоторое время оставались без ответа.
В комнате все было готово к торжественному моменту. Мама и тетя Нелли присели на диван напротив экрана телевизора. Я нажал кнопку «Вкл». Телеприемник, нагревшись, издал шипение, и на экране появилось совсем нечеткое изображение. Оно очень быстро менялось — то становилось четким, то опять исчезало. Тому причиной была работа дяди Вали, который стоя на крыши и пытаясь удержать равновесие, крутился вместе с антенной. Я выглянул в приоткрытую половинку окна. Также легко одетый, как и дядя Валя, папа стоял скрутив руки на груди, и отдавал команды. Настройка затянулась. Уставшие ждать женщины, оделись и вышли на улицу. Они начали отпускать в адрес отца колкие шуточки. Чем очень ему мешали. Это продолжалось до тех пор, пока…
Пока с улицы в маленький дворик, весь в снегу, нешуточно злой, ругающийся, не вошел – дядя Валя. Все оцепенели. Мама, тетя Нелли и папа замолчали и смотрели, переводя свой взгляд то на дядю Валю, то на крышу, пытаясь понять происшедшее.
Войдя в калитку, дядя Валя крикнул «Что рты раззявили? Тулуп и стакан водки!». На его плечи был, накинут тулуп. В правую руку передан большой граненый стакан, доверху наполненный водкой. Опрокинув содержимое стакана внутрь и даже не поморщившись, он сказал: «Если кто еще раз скажет что под руку, тот будет сам крутить антенну под моим наблюдением до конца праздника».
В полной тишине могучие руки дяди Вали подняли его не менее могучее тело на крышу. Он крикнул: «Вовка, я готов, командуй». Перекрикивая ночную тишину, мы наладили изображение и звук. Закрепили антенну. Подстроив телевизор, имеющимися на нем рычажками, кнопочками и барашками, мы обратили свои взгляды на часы Курантов, которые с голубого экрана показывали без одной минуты двенадцать. Папа и дядя Валя схватили бутылки с шампанским. Они раскрутили проволочки, и держали пробки, отсчитывая удары. С шестым ударом Курантов бутылки с шампанским выстрелили дуплетом, разбрызгивая свое содержимое в разные стороны. Мы веселые и счастливые подставляли бокалы под текущие струи Новогоднего напитка и кричали «Ура!».

КНОПА

Мы дружим с тех самых пор, когда еще ходили в детский садик. Его имя – Сергей. Нет, это другой мальчик. Так сложилось, что многих моих друзей и знакомых зовут Сергеями. Из-за небольшого роста, чопорной опрятности и непоседливости все называли его Кнопа. Чтобы ясно представить внешность Серёжи в детстве, достаточно вспомнить или посмотреть на изображение Владимира Ульянова (Ленина) в раннем детстве. Его портрет был на пятиконечной октябрятской звездочке. Эту звездочку в первом классе носили на груди все ученики советских школ.
Когда наступило время идти в школу, мы оказались в одном классе. Класс наш был очень веселый и дружный. Вместе в школе, вместе после школы. И никто никому не надоедал. Заводилой и душой нашего класса был Сережка – Кнопа. Он знал и выдумывал на ходу массу веселых шуток и шуточек. А как заразительно он смеялся! Смеялся он и над своими шутками, и над чужими. Смеялся, когда подшучивали над ним. Его веселый смех разливался колокольчиком по всему классу, выходя за его пределы и заражая всех, кто его слышал, не говоря о тех, кто его видел. Лицо смеющегося Сережки наливалось красным цветом. Из глаз каплями брызгали слезы. Руки не находили себе места. Они то вытирали слезинки, текущие по щекам, то придерживали бешено прыгающий животик, то обхватывали его кучерявую блондинистую шевелюру. Видя это всё, даже тот, кто не слышал шутки, начинал заразительно смеяться. Порой его смех являлся причиной временного прерывания нормального процесса очередного урока. В свою очередь, это отрицательно сказывалось на самом Сережке. Учительница, не меньше его самого смеющаяся на уроках, жаловалась родителям. Они, исключительно в целях воспитания, наказывали Кнопу.
Взрослея, он вовсе не жаждал наказаний. Поэтому, когда не мог сдержаться от смеха во время урока, просто закрывал ладонями себе рот и прятался под парту, чем не меньше веселил весь класс и учителя. Переменка была как отдушина для его веселого нрава. Он смеялся еще более заразительно, громче и веселее, давая полную свободу своим чувствам.
Прошла незаметно начальная школа, и мы, повзрослевшие, впитавшие в себя массу новых и нужных знаний, пошли в четвертый класс. Все безболезненно восприняли учительское многообразие, совпадающее с числом новых и старых предметов.
Первые три года нас учили разные учителя. Удаленный, почти на краю света поселок. Какой специалист, только что окончивший учебное заведение и получивший диплом, позволит себе «сгинуть» в какой-то там «глухомани»? Конечно же, не все были таковыми. Немало было молодых профессионалов и энтузиастов своего дела, которые не пугались тех или иных трудностей. Они с завидной энергией передавали свои знания, воспитывая нас настоящими людьми.
С четвертого класса у нас был классный руководитель, отвечающий всем вышеописанным требования. Он имел массу скрытых и явных талантов. Педагог с большой буквы, несмотря на свой юный возраст и первые самостоятельные шаги в столь нелегкой, но почетной профессии. Наверное, у читателя создалось впечатление, что это юноша. Нет, это была юная и хрупкая, божественной красоты, полная жизненной энергии девушка. Она окончила физико-математический факультет педагогического института. С первых дней мы прониклись к ней самыми нежными чувствами. Порой она воспринималась как наша ровесница, так легко и непринужденно мы себя чувствовали с ней. Между собой мы ее нежно называли нашей Броней, а звали ее Бронислава Феликсовна. Наш классный руководитель принимал в школьной и внешкольной жизни самое активное участие. Свою деятельность она не ограничивала только уроками математики и внеклассными часами. В методах ее воспитания, применяемых к нам редко, встречались забавные истории.
Вот одна из них. Кнопа был всеобщим любимцем среди учеников и учителей. Не составил он исключения и для нашей Брони. Их нежные отношения друг к другу никогда не вызывали позывов детской ревности у моих одноклассников. Все к ним относились с уважением и пониманием. Любимчиков в классе не было. Все были своими и равно любимыми нашей Броней. Несмотря на самые теплые отношения, а может быть, как раз руководствуясь ими, Броня, при первой же возможности, всегда пыталась, и надо отметить не без успеха, привить Кнопе некую серьезность, размеренность и степенность. Причиной тому была все та же Сережкина веселость и заразительный смех. Так же, как и в начальной школе, его смех, нередко становился причиной срывов уроков, что в свою очередь, причиняло массу неудобств уже большему количеству учителей. Учителя жаловались нашей Броне, которая отрицательно относилась к наказаниям и поэтому пыталась влиять на Сергея своими методами.
В какой-то период у Сергея началась полоса чрезмерной веселости. В его личном лексиконе появилось новое словосочетание – «ясный перец», которое выражало массу его чувств. Это и согласие, и отрицание, это восхищение и недовольство, это еще масса нормальных человеческих чувств. Если Эллочка Людоедка обходилась тридцатью словами, то Кнопа переплюнул ее в своей повседневной лексике. В разговорах с друзьями он обходился только одним словосочетанием. Как-то незаметно это словосочетание зловеще переползло в построение предложений и при общении со взрослыми. Конечно же, не прихоти ради, и не шутки для, а исключительно и незаметно. Главное, незаметно для самого излучателя этого оборота. К очередному празднику мы всем классом в спортивном зале, расположенном на втором этаже школы, разучивали очередную строевую патриотическую песню. Понятное дело, всем хотелось домой. Все устали от занятий. Репетировали каждый день, и эта обязанность начинала надоедать. По этой причине все, как могли, выражали свое недовольство. Большинство смирилось с неизбежностью. Ну, конечно же, нашлись герои, которые не покорились, к ликованию масс, общим правилам. Нас было несколько. Мы шутили, смеялись, спотыкались, меняли местами слова песни. И когда мы баловались вместе, почему-то нашу Бронечку возмущал только громкий и заразительный смех Кнопы. Останавливая репетицию, она в очередной раз делала Сергею замечания, и получала в ответ однозначное «Ясный перец!». Всякому терпению приходит конец.
Окончив репетицию, Бронислава Феликсовна отпустила всех домой, а Кнопу попросила остаться. О чем и как они разговаривали, для всех осталось тайной. В наказание она оставила Сергея в спортзале, заперев его там на ключ. Мы с мальчишками упрашивали ее выпустить нашего друга, следовали за ней по пятам. Наши просьбы не увенчались успехом. Вернувшись к дверям спортивного зала, мы стали переговариваться с Сергеем. Незаметно бежало время, но мы не спешили домой. Тем более никто не хотел бросать товарища в беде. Время от времени мы переговаривались с Кнопой, все больше увлекаясь игрой в футбол кем-то принесенной из соседнего класса тряпкой. Почему-то наша незатейливая игра помешала пришедшей наводить порядок уборщице. Она на время прогнала нас от дверей спортивного зала.
Через некоторое время мы вновь подошли к двери и позвали Сережку. В ответ – тишина. Мы звали и звали, а Сергей не откликался. Испугавшись, все побежали за учительницей. В свою очередь, испугав ее не на шутку, мы вместе с ней кинулись к спортзалу. Броня открыла дверь. Сергея нигде не было. Мы искали его среди наваленных в углу спортивных матов и снарядов. Все было тщетно. И тут кто-то обратил внимание на приоткрытую верхнюю горизонтальную половинку одного окна. Все подбежали к нему и замерли. Внизу, как ни в чем ни бывало, на пришкольном пятачке, прыгая на одной ножке и толкая перед собой баночку из-под монпасье, играл в классики Сережка. Как до него добежали со второго этажа, никто и не помнит. Только через секунду мы были уже на улице. Бедная, бедная Бронечка! Она испугалась настолько, что буквально всего с ног до головы ощупала упирающегося и возмущающегося Сережку. Она его обнимала, целовала, что-то спрашивала заикающимся голосом. Кульминацией пережитого стал все тот же веселый заразительный смех, вмиг заразивший и Брониславу Феликсовну, и всех нас, мальчишек, дружески обнявших дорогих нашему детскому сердцу друга и учительницу.

КАНИКУЛЫ

Каникулы. Ожидание сказочного чуда. Все дети любят мечтать. Одни мечтают провести каникулы в оздоровительном лагере, другие на берегу теплого моря.
До начала летних каникул мы с ребятами решили, что июнь проведем в трудовом лагере. Мы помогали местному рыбокомбинату в обработке рыбы, и изготовлении консервов. Работать нас ставили на менее ответственных участках. Мы протирали баночки от влаги, подавали пустую баночку по желобам, идущим к машинам и укладчицам. Помогали тарировать ящики с консервами по тем или иным номерам, в зависимости от выпускаемой продукции. Одним словом без дела не сидели. Наш труд ценился и соответственно оплачивался. Свободного времени у нас было очень мало.
По окончании очередного трудового дня, мы, немножко уставшие, но всегда веселые и счастливые, расходились по домам.
Плотно пообедав и слегка расслабившись, выходили на улицу. Искали удобное место для отдыха на свежем воздухе. Лень и дремота мгновенно проходили, с первыми предложениями поиграть.
Сегодня было предложено сразиться на пришкольном участке в «войнушку». Собралось нас много, и мы разделились на две команды, шествуя дружной компанией к школе. По дороге предлагали, кто и в чьем обличии будет сегодня играть. Мальчишки и девчонки предлагали казаки-разбойники, красные-белые, красные-фашисты, милиционеры-бандиты. Остановились на красных, то есть советских и фашистах, то есть немцах.
В хозяйственном сарае школы, куда сваливались поломанные стулья, парты и иной школьный хлам, мы подобрали те обломки, которые отдаленно напоминали пистолеты, автоматы или пулеметы. Наскоро и надежно вооружившись, мы принялись строить. Играть в «войнушку» бегая и крича «Ура!», изображая звуки стреляющего оружия, как-то не интересно. У каждого противника должен быть свой штаб, где находится командир. Штаб должен охраняться, для этого нужен часовой, а ему нужен блиндаж. Солдатам нужна казарма. Война, хоть и понарошку, но в ней тоже бывают свои раненые, значит, нужен медсанбат. Девчонки обратили внимание, что противники напрочь позабыли о кухне. Тут же приступили к строительству военно-полевой кухни.
Некоторое время спустя с двух противоположных сторон пришкольного участка, друг на друга смотрели два вражеских лагеря. Принадлежность того и другого лагеря к красным и фашистам, по-детски просто, были обозначены наличием развевающихся знамен – красного и черного цвета. Начались суровые, военные будни. Повар – варил солдатскую кашу. Санитарки – готовили операционную и перевязочный материал. Солдаты – тренировались в стрельбе, метании гранат и в искусстве ведения рукопашного боя. Часовой – охранял штаб, зорко всматриваясь в лагерь противника. Командир — в штабе готовил план наступления. Время от времени он выбегал из штаба и отдавал команды своим солдатам, отправляя их в дозор или в разведку. Тут же, где-то совсем близко, по-пластунски подбирались вражеские разведчики. Они собирались взять в плен «языка».
А как вы хотели? Дети каждый день воспитывались в духе всеобщего патриотизма. На произведениях и экранизациях советских авторов, которые подробно описывали и изображали жизнь в военных условиях гражданской и Великой Отечественной войны. Мальчишки и девчонки, уже в этом юном возрасте точно знали, как и чем, они будут защищать свою Родину, если враг осмелится нарушить ее рубежи и перейдет границу.
Вот и сейчас наши маленькие защитники готовились к наступлению. Командиры отдали четкие приказы и солдаты с криками «Ура!», бросились в атаку. Завязался нешуточный бой, в котором проявилось все мастерство боевой выучки.
Скоротечный бой закончился победой – Дружбы, несмотря на ссадины и ушибы, синяки и слезы. «Раненые» и «убитые» расходились в свои лагеря. Девчонки-санитарки оказывали им первую медицинскую помощь и, по-своему, успокаивали тех, у кого по щекам текли скупые мужские слезы. Мальчишки, не желая проявлять слабость перед девочками, отворачивали лица и кулаками растирали слезинки по лицам.
Началась мирная жизнь.

ВОЕНРУК

Сквозь оконное стекло школы за игрой следили внимательные глаза, наполненные горечью воспоминаний, и в то же время радостью за подрастающее поколение, преподавателя начальной военной подготовки. Да, в те времена был такой предмет, в сокращении «НВП», а преподавателей этого предмета называли – военруками. Ребята просто называли учителя воеводой.
Играющие мальчишки и девчонки не знали его имени, так как им было еще далеко до девятого и десятого класса, в которых преподавалось «НВП». Зато, все знали, что этот дедушка был участником Великой Отечественной войны. И не просто участником, а летчиком-штурмовиком, наносящим серьезные потери противнику управляя боевой машиной «Ил-2». Эти подробности в школе знали все. На праздничных линейках, посвященных дню Советской армии и дню Победы, а иногда и просто собрав вокруг себя ребятишек, военрук рассказывал про свою фронтовую молодость.
Он постоянно имел военный вид. На нем была надета офицерская кожаная куртка, которую носят только летчики. А на его голове была фуражка, с синим околышком и эмблемой в виде крылышек.
Подойдя к нам, военрук отрывиста сказал:
— Здравствуйте! Предъявить оружие к осмотру!
Это он обратился к мальчишкам, держащим в своих руках деревянные предметы, отдаленно напоминающие автоматы.
Мы его не поняли и переглянулись. Военрук лукаво и чуть самодовольно улыбнулся и повторил свою просьбу:
— Покажите, чем вы тут воюете.
Мальчишки на перебой стали протягивать ему свое вооружение.
— Отставить! – сделав серьезное лицо и насупив брови, произнес учитель. – Это, что за полное отсутствие дисциплины. Эх вы, солдаты.
Принимая по очереди из рук ребят, протянутые ножки и спинки от стульев и парт, он внимательно осматривал их, что-то бурчал себе под нос, и возвращал их владельцам.
— Кто же воюет таким старьем? – все стояли молча, не зная, как и чем ответить. – При наличии дисциплины… Старшим назначаю, — он еще внимательнее обвел взглядом ребят и указал на одного из нас, — вот этого смышленыша. Он выглядит постарше остальных.
— Командовать умеешь?
— Ага.
— Ни ага, а так точно! И выпрямись.
— Так точно! — повторил мальчишка и, испытывая большое уважение к этому человеку, как только мог, выпрямился, выпятив вперед мальчишескую грудь.
— Вот! Солдата сразу видно, – довольно произнес учитель. – Теперь. В колонну по одному. Становись.
Он помог разобраться нам по росту и построиться в колонну. Поведал и помог усвоить такие команды как «Равняйсь», «Смирно», «Вольно». Проведя самую начальную, для самых маленьких военную подготовку, он скомандовал:
— За мной. Шагом. Марш!
Мы вошли в пустую школу и подошли к кабинету «НВП». Над дверью, обитой металлом и выкрашенной в желто-коричневый цвет, горела лампочка.
— Сигнализация. Без меня в этот кабинет входить никому нельзя, — пояснил учитель.
Когда дверь была распахнута, лампочка заморгала. Военрук быстрым шагом прошел во внутрь и поднял телефонную трубку. Через секунду он что-то четко и коротко сказал.
Мы, сгрудившись в кучку, наблюдали за ним, не решаясь, переступить порог кабинета.
— Это что за отсутствие полной дисциплины? А ну-ка, старший, построй всех в одну шеренгу.
Строить никого не пришлось, так как «начальная школа» не прошла даром. Мальчишки и девчонки выровняв носики своих ботиночек и сапожек по ровной линии, быстро разобрались в шеренгу. Учитель открыл вторую дверь, находящуюся в кабинета и, войдя в нее, скомандовал:
— Ко мне. По одному.
Ребята, стоящие с правого и левого концов шеренги чуть наклонившись, посмотрели друг на друга, и самый смелый сделав шаг вперед, прошел в кабинет. Через секунду он вышел счастливый и улыбающийся. В руках он держал настоящий автомат времен Великой Отечественной войны. Все мальчишки знали из фильмов, что он называется «ППШ».
Взгляды, стоящих в шеренге, были «прикованы» к холодному металлу автомата.
— Следующий! Ну, что вы там? – раздался из глубины кабинета голос учителя. Этот голос вывел всех из оцепенения. Следующий мальчишка просто влетел в кабинет.
Вышел он не менее счастливый. Еще бы, он держал в руках настоящий, современный автомат «АКМ». Мы смело заходили в кабинет. Каждый выходил из него, неся в своих руках настоящее оружие.
До позднего вечера мы, под пристальным взором ветерана, продолжали играть на пришкольном участке. В наших детских руках были не палки и обломки мебели, а настоящее боевое оружие. Нам казалось, что в этот момент, мы мгновенно стали взрослее.
Игра была окончена сдачей оружия. Мы бережно ставили его в оружейную пирамиду, и с грустью покидали пределы кабинета «НВП».
О том, что с нами произойдет такое чудо, никто и не мечтал.

ЗАРНИЦА

В один из вечеров, когда военрук учил мальчишек разбирать и собирать автомат Калашникова, к нему в гости пришел офицер с пограничной заставы.
— Здравствуйте, товарищи! – по военному громко и четко приветствовал он ребят.
— Здравия желаем! Здрасьте! Привет! Здравствуйте, дяденька! – каждый на свой лад, кто спокойно, а кто и, перекрикивая остальных, поздоровались с офицером, не на шутку развеселив его.
— Так, ребята! Минуточку внимания. Мы с товарищем офицером выйдем в мой кабинет, а вы спокойно занимайтесь. По очереди, в том порядке, что я определил, выполняйте разборку и сборку автомата, — и военрук с пограничником вышли из класса.
Мы по очереди, подходил к ученическому столу и в отведенный промежуток времени разбирали и собирали автомат. Ожидающие своей очереди и те, кто уже отработал упражнение, бегали по классу.
— Это еще что такое? Что за шум? Прекратить немедленно это безобразие, — в класс вошли и застыли на пороге военрук с офицером.
— Да-а-а, а мы хотели из них сделать пограничный отряд. Чтобы они помогали солдатам нести нелегкую, но почетную службу по охране Государственной границы. Разве с такой дисциплиной можно им доверить настоящее, боевое оружие? – военрук повернулся к офицеру.
— Считаю, товарищ подполковник, ребята хорошие. При наличии дисциплины получится отличный отряд юных пограничников.
Ребята притихли, прислушиваясь к разговору взрослых. О каком отряде идет речь? О чем говорят взрослые? Да, как же их поймешь.
— Ребята, меня зовут Игорь Андреевич. Мое звание – старший лейтенант. Я служу в пограничных войсках. Многие меня знают. С некоторыми мы уже встречались и не один раз разговаривали возле заставы и на контрольно пропускном пункте. По просьбе вашего учителя военного дела командир нашей заставы принял решение о создании из учеников школы пограничного отряда, — начал свою речь офицер. – Присаживайтесь за парты. Чего вы стоите? Кто ответственный за оружие, соберите автоматы и положите их на первую парту.
Образовалась тишина. Все приготовились слушать офицера. Военрук занял место за учительским столом.
Офицер присел рядом с военруком, вытащил из портфельчика тетрадку, взял ручку:
— Давайте по очереди четко произносим фамилию и имя.
Тот, на кого смотрел офицер, вставал и громко называл свою фамилию и имя. Офицер аккуратно заносил данные в табличку, предварительно разлинованную в тетрадке.
Начались первые уроки военных команд и военной дисциплины. Занятия проводились два раза в неделю. Всегда ребятам уделялось много время и внимания со стороны учителя, офицеров и солдат заставы. Мальчишки и девчонки занимались строевой и физической подготовкой. Иногда ездили на полигон для стрельбы из винтовок. Работали на переносных радиостанциях, учили азбуку Морзе.
Отряд пополнялся новыми членами. Ребята придумали название своему отряду, выучили песню. Со временем каждый имел свою военную специальность и свои обязанности. За год мальчишки и девчонки превратились в хорошо организованную, дисциплинированную команду.
Каждый нес дозор на контрольно-пропускном пункте заставы, проверяя паспорта. Наблюдали за прибрежными водами и прилегающей к поселку территорией через мощные оптические приборы на вышке.
В конце учебного года директор школы и командир заставы объявили о проведении военно-спортивной игры «Зарница». Вся школа была поделена на красных и синих. Соревнующиеся команды поделены на отряды, во главе которых встали члены отряда юных пограничников.
Целую неделю участники соревновались в беге. Прыгали в длину и в высоту. Метали гранаты и кидали мячики. Перетягивали канат. Стреляли из винтовок.
Наступил завершающий этап «Зарницы». «Красные» должны были оборонять полигон на заброшенной заставе, а «синие» должны были захватить его.
Выступление отряда «синих» из поселка к объекту было назначено на девять часов утра. За час до этого «красные» вышли к полигону и закрепились на нем. Разведка «синих» не дожидаясь назначенного часа наступления, малыми группами, маскируясь от дозорных «красных», выдвинулась вперед. С помощью переносных радиостанций они передавали обстановку в лагере противника своему главнокомандующему.
Радисты «красных» вели радиоперехват переговоров надвигающегося противника. Их дозорные зорко следили за передвижением разведки и головных отрядов «синих». Расстояние между отрядами сокращалось. И вот наступил миг, когда члены противоборствующих команд, в рукопашной схватке, должны били срывать друг с друга погоны красного и синего цвета.
Со стороны это была настоящая битва. Девчонки и мальчишки боролись, кувыркались и гонялись друг за дружкой. Оборона «красных» не выдержала и сдала свои позиции. «Синие» праздновали победу.
И победителей и побежденных уже ждала полевая кухня. Из ее трубы шел дымок. А вокруг распространялся запах вкусной солдатской каши.
Отобедав, одной большой колонной, с веселыми, задорными песнями все участники «Зарницы» выступили обратно в поселок. Вам интересно кто победил? А разве это важно? Главное счастливые лица детей.

НЕПОНЯТКИ

Звонил телефон.
«Да снимет с этого аппарата кто-нибудь трубку? Или, нет? Да, сколько можно звонить? У-у-у!» — Я крутился в кровати с боку набок. Накрыл голову подушкой. Закрутился в одеяло. Высунул голову и посмотрел сквозь слипшиеся ресницы в окно. За ним была тьма-тьмущая. «Кто это в такую рань звонит и звонит? Где мама с Иринкой? Вот у них нервы. Да, подойдите кто-нибудь к телефону» — телефон настойчиво звонил, то часто, то с небольшими перерывами, но я упорно не хотел вставать с постели. Наконец, измотав себя акробатическими пируэтами с подушкой, одеялом и простыней, я окончательно проснулся. Рванувшись всем телом, с грохотом слетел с панцирной кровати. Встал с пола и пошел потирая ушибленное место к, уже ставшему ненавистным, телефону. А телефон звонил не переставая.
В раздумье остановился перед телефонной полочкой: «Так, не взять трубку – нельзя. Если мамины коллеги или знакомые – нужно отдышаться, чтобы не нагрубить. Иркины подружки? Да, ну. Какие подружки, ночью, ребенку будут звонить? Может накрыть его одеялом и идти спать? Какой сон? Все, решено, кто бы это ни был, я ему сейчас …».
— Алло! – как можно мягче и добродушнее сказал я в трубку.
— Ты, чё спишь? Во, чудак человек, через десять минут звонок на первый урок второй смены, — в трубке весело щебетал голос Кнопы.
— Какой звонок на первый урок? Какая вторая смена? Ночь на дворе. Ты, чё издеваешься или смеешься? – мое терпение было на пределе.
— Погоди, не кипи. Твоя мама дома? А Ирка учится в первую смену. Она дома или нет?
— Секундочку.
Я положил телефонную трубку рядом с аппаратом и прошел в родительскую комнату, где на большой кровати должны были спать мама и Иринка. В темноте ничего не было видно. Щелкнул включателем. Загорелась лампочка. Кровать была пустая и к тому же аккуратно заправленная. «Чудеса какие-то. Непонятки. Может это сон?» — я ущипнул себя за ногу, — « Ай! Больно. Значит не сон».
— Серега, чё за непонятки? Я, это. Ну, чего ты ржешь, как лошадь?
— Ха-ха-ха-ха-ха-ха! – залился звонким смехом Кнопа.
— Ну, хватит ржать. Объясни толком.
— Не нукай, не запряг. Вулкан извергается. Поселок пеплом засыпало. Над нами пепельное облако, вот солнечный свет и не проходит. Доехал?
— Не-а! Давай сначала.
— Через пять минут звонок. Опоздаешь на урок, будет тебе и начало и конец. Дуй в школу. Там все узнаешь, — и Сергей повесил трубку.
Я стоял, прижав к уху телефонную трубку. Она издавала частые прерывистые звуки. «Какой вулкан? Все вулканы за добрые сотен пять, а то и больше километров. Какое облако? Какая пыль? Какой пепел? Почему над нами? Школа? Ш-ко-ла? А-а-а, школа». Как будто электрическим разрядом прошило мою голову.
Издавая нечленораздельные звуки, я метался по квартире. За очень короткое время успел умыться, почистить зубы, наскоро позавтракать, одеться и уже ровно через пять минут меня видели мчащегося по школьному коридору. Когда нога переступила порог класса – раздался звонок.
Весь урок, разрываемый любопытством, я пытался шепотом и знаками, узнать у одноклассников, что произошло. По-видимому, вид шипящего, аукающего, жестикулирующего руками, подпрыгивающего на стуле и вертящегося вокруг своей оси, порой принимая самые немыслимые позы ученика, вывели из терпения учительницу. Она, не прерывая урока, спокойно подошла ко мне и, взяв за воротник, вывела за дверь класса. Расстраиваться не имело смысла, так как данная процедура была не частой, но и не редкой в моей школьной практике. Тем более что мои мозги, сверлила только одна мысль — извержение вулкана.
Случилось это зимой в году восемьдесят втором или восемьдесят третьем прошлого столетия. В то время на нашем полуострове извергались два вулкана: Ключевская сопка и Шивелуч. Хотя и в восемьдесят втором напомнил о себе вулкан Толбачик, активничавший красивейшими извержениями в семьдесят пятом и семьдесят шестом годах.

Добавить комментарий