Камчатское детство (окончание)

КОНЬКИ

Зима. Великолепная, настоящая – морозная и многоснежная. Зимы у нас очень морозные. Ртутная шкала термометров опускается до тридцати градусов и такие морозы держатся январь и февраль.
И снега выпадает очень много. Частые пурги делают свое дело, заметая по самые крыши сараи и одноэтажные дома. Представьте, стоит снежная горка, а из ее верхней части торчит кусочек печной трубы, из которой выходит дымок. Если внимательно приглядеться, то можно увидеть тоннель в человеческий рост, ведущий к входной двери дома.
Дороги расчищались не всегда. Поэтому накатанный и утрамбованный снег лежал на уровне верхушек заборного штакетника.
Детвора в нашем поселке, да и по всей Камчатке, очень любит зиму. Во всех дворах и двориках строятся снежные замки, которые соединяются многочисленными проходами, проделанными в сугробах. Занесенные сараи или склады превращаются в горки. С них катаются и на санках, и на салазках, и на картонках, одним словом на всем, что может скользить по снегу.
И, конечно же, какая зима без хоккейной коробки или просто расчищенной площадки под каток, по которым можно скользить на коньках в танце, гонять шайбу и просто кататься, наслаждаясь, вдыхая чистый, морозный воздух. Что касается хоккея, так для этой игры и вовсе было достаточно просто накатанной поверхности дороги, и скользкой поверхности ботинок или валенок на резиновой основе. Клюшки и шайбы были настоящие. Защитой от умело закрученной и летящей с огромной скоростью шайбы служили валенки, тулупы, варежки и шапки-ушанки. Лицо ничем не защищалось, отчего нередко страдало. Большинство мальчишек зимой имели сине-фиолетовые синяки, ссадины и здоровые шишки, которые были фактом полного отсутствия трусости владельца.
Где-то класса до пятого мы всегда играли вот именно в такой хоккей, без коньков. Стоять и кататься на коньках учились постепенно.
— Ты, когда купишь коньки? – наверное, в сотый раз спросил Сергей.
— Куплю. Обязательно куплю. Как только дома появятся свободные деньги, так сразу и куплю.
— Я не хочу без тебя вступать в команду.
— Да ладно. Скажи лучше, что ты до сих пор не научился стоять на коньках.
— Не только стоять, но и ходить научился. Правда, пока только по квартире.
— Наверное, весь пол поисцарапал? – съехидничал я.
— Нет. Я по половикам хожу. Я ж понимаю. Слушай, давай я сбегаю домой за коньками, и пойдем учиться кататься. Надо же когда-то начинать. А?
— Давай. Все равно сегодня нечем заняться.
И мы побежали к Сережкиному дому. Пока он бегал за коньками, я стоял и смотрел в звездное небо. Такие зимние вечера были нечасто. Легкий ветерок. Чистое звездное небо. Небольшой, но ощутимый морозец, градусов пятнадцать, не ниже. Уже с неделю не выпадал свежий снег, а тот, что выпал раньше, уже давно слежался и практически везде был накатан ребятней.
— А, вот и я! Куда пойдем кататься?
— Не кататься, а учиться. Хотя бы для начала.
— Железяка. Так куда? Может на коробку. Там и фонари светят и лед классно залитый.
— И мы, как два придурка, на потеху всем. Встаем и падаем. Встаем, спотыкаемся и снова падаем. Я когда маленький был, батя учил вначале ходить в коньках по снегу. Потом ходить и слегка скользить по накатанной дорожке.
— Так у тебя и опыт есть?
— Нет. Он меня не доучил.
— Пойдем на дороге перед школой попробуем. Там вечером никого и нет. Все на коробках в хоккей гоняют или катаются. Тьфу!
— Ты чего?
— Все пацаны, как пацаны в хоккей играют. А эти. Сам знаешь, о ком я. С девчонками. Тьфу! Аж, противно!
— А-а-а! Хватит рассуждениями заниматься. Втягивай себя в ботинки и шнуруйся.
За разговором мы подошли к школе. Сергей сел на ящик и стал переобуваться. Я стоял рядом, молчал и ждал окончания перевоплощения ходока в конькобежца.
— Готово! Отлично сидят. Я специально покупал на размер больше, чтоб под шерстяной носок. Сидят, как влитые.
Сергей встал и начал ходить по сугробу вдоль заборчика. Туда, сюда. Туда, сюда. Постепенно, он начал выходить из сугроба и через некоторое время уже стал ходить по утрамбованному, накатанному снегу дороги. Правда, его шаги были не очень уверенные. Ноги подкашивались. Коньки загибались. Колени согнуты. По сугробу он ходил более уверенно. Я подошел к нему поближе:
— Обопрись руками в мои плечи. Во! Теперь я буду тихо идти назад, а ты за мной катиться. Да, выпрямись. Чего согнулся.
— Не рычи! – Сережка начинал веселиться.
— Вот. Смотри, а скользить у тебя получается. Давай, пробуй идти, то есть скользить. Сам отталкивайся и скользи.
Серега стал перебирать ногами. Отталкиваться и скользить. Но руки он не опускал с моих плеч, цепко держась за полушубок. Из-за этого мне приходилось бежать задом наперед. «Бух!»
— А-а-а-а! Вот слон! Сваливай. Раздави-и-и-л.
— Ха-ха-ха-ха! Чё я тебе там раздавил, — расхохотался Сергей, на четвереньках отползая и пытаясь самостоятельно встать на ноги.
— Ничё! – я перевернулся на живот и, кряхтя, встал на ноги. – Чего раскорячился. Вставай, ползунок в коньках. Ха-ха-ха-ха!
— А ты попробуй. Ноги разъезжаются.
— Вот, вот! Смеется тот, кто смеется последним.
— Вот сейчас коньки оденешь, я и посмеюсь.
Всласть насмеявшись, я помог другу встать. Так скользя, бегая, падая и веселясь, мы учились кататься. Сергей остановился:
— Хватит. Хорошего понемножку, — запыхавшись, произнес он. Из-под его шапки на лицо струились ручейки пота. Улыбка не сходила с его лица. – Вов, давай кататься на одном коньке.
— Это как?
— Я на правом, а ты на левом. Или на оборот. Будем друг друга поддерживать. Также легче учиться кататься.
— Давай, попробуем.
Серега снял с левой ноги ботинок с коньком и надел валенок, а я снял «дутыш» с левой ноги и надел ботинок с коньком. Мы встали друг к другу боком. Обнялись за плечи. Ноги, обутые в коньки, расположили снаружи, а не обутые — внутри образовавшегося тандема.
— Вперед! Ура! Ура-а-а-а!
Смеясь, мы оттолкнулись и покатились. Вот так весело скользили, теряя равновесие и поддерживая друг друга. Падали и вставали. Снова и снова катились и весело смеялись.
Продолжая из вечера в вечер мы научились довольно сносно кататься. Выделывали немудреные пируэты, как бы танцевальных движений. Играли в хоккей, получали свои порции синяков и шишек и как-то со временем и нам, как и тем ребятам, стало интереснее кататься с девочками. То, сближаясь, то, отдаляясь, то, кружась, взявшись за руки. И, наверное, кто-то из мальчишек, смотревших на нас со стороны, так же, как когда-то Сергей, выражал свое недовольство – Тьфу!

ПИРАТ

Новый год всегда большой праздник. Для любого человека, где бы он ни находился и чем бы он ни занимался. Праздник, который никогда и никого ничем не может огорчить, даже если есть повод к огорчению. Чему вообще можно огорчаться на рубеже старого года и нового года. К тому же, как встретишь Новый год, так и проживешь в нем. Зачем навлекать на себя пасмурность и хмурость на целых триста шестьдесят пять дней?
— Слушай, Вовка, ты кем будешь на новогоднем карнавале? – Серега испытывающе смотрел в ничего не выражающие глаза друга и ждал ответа.
— Не знаю! Еще не думал.
— Сказал. Ну, ты и даешь. Новый год не за горами, а он еще не знает.
— А ты кем будешь наряжаться?
— Вот. Хочу быть пиратом. И тебе хотел предложить тоже быть пиратом. Как ты на это смотришь? – опять взгляд в глаза и ожидание.
— Смотрю положительно. Да и сам наряд: рваный тельник, косынка, старые заштопанные штаны и старая в дырах обувка. Пистолеты и кинжалы сделаем в один миг. К тому же можно у малышни позаимствовать на время.
— Чёта ты сегодня словоохотливый? — подозрительно прищурил глаза Серега.
— Слушай, вали куда шел. То чёта спрашивает, то чёта ему не нравится. Свободных ушей мало?
— Ну вот, узнаю кореша, — успокоился он. — Тебе не кажется, что ты забыл одну немаловажную деталь пиратского костюмчика?
— Вроде бы все. А, что? – мой интерес начал разыгрываться.
— А ты сам вспомни, что еще есть у каждого пирата? – интригующе спросил Серега.
Мыслительный процесс затягивался. «Странно. Что еще есть у пирата? Да, еще и у каждого?» — думал я.
— Ну, у кого-то есть усы. У кого-то бородка. У кого нет глаза, есть повязка. У некоторых есть курительная трубка. Но это же все есть не у всех.
— Думай.
— Странно. А-а-а! Ну, да! Украшения. У всех пиратов есть кольца, браслеты, цепочки с кулончиками.
— Дальше.
— Что дальше?
— Еще, какие украшения есть у пиратов?
— Серьги. И что?
— А то, что это чуть ли не самый основной предмет костюма всех пиратов. Вот!
— Подумаешь. У моей мамы есть пластмассовые клипсы красного цвета. Такие знаешь два больших кольца, в виде скрученных листьев. Одну клипсу я дам тебе, а другую себе напялю. Идет? — теперь уже в свою очередь я смотрел на Серегу.
— Кли-п-с-ы-ы-ы! – передразнил Серега. – Какие к черту клипсы? Нам, что по пять лет? По настоящему так по-настоящему.
— Что по-настоящему? – встревожился я.
— Предлагаю проколоть уши и вставить настоящие серьги. Представляешь, какой будет эффект?
Да, я сразу представил на миг, какой будет эффект. А еще представил, что, как не крути, а придется прокалывать ухо. С этим обстоятельством согласиться я никак не мог.
— Не-е-ет! Упаси от этих предрассудков. Ты чё съехал?
— Не ломайся. А-а-а! Я понял. Ты боишься.
— Кто боится? Я боюсь? Да, я-я-я…
— Ну, что ты?
— Ты знаешь, Серега, а я действительно боюсь.
— Уважаю. Вот я никогда бы не признался, что боюсь. Молодец. – Сергей смотрел на меня как-то не очень хорошо. – Ладно, тебя освобождаем от прокалывания уха…
Я, не скрывая своих чувств, облегченно выдохнул.
— Но не освобождаем от прокалывания моего уха, — заключил Сергей.
— Этого сколько угодно. Только, знаешь, я ни разу не прокалывал уши и даже не видел, как это делается.
— А я на что? Когда мама прокалывала сестренке ушки, я видел. Расскажу тебе, и все будет в норме. Согласен?
Еще бы не согласиться. Да уж лучше колоть самому, чем тебя будут дырявить. Жуть.
Договорились это знаменательное событие провести после ужина на лестничной площадке Сережкиного дома. Было решено пригласить помощника, так как Сергей выразил обеспокоенность, что может в процессе «прокалывания» дергать головой. В свою очередь это может явиться причиной травматизма. Во! На роль помощника было решено позвать не первого попавшегося, а самого, что ни на есть серьезного, и главное — умеющего хранить тайну, Кнопу.
В назначенное время, мы собрались в условленном месте. Расположившись на лестничном пролете между четвертым и пятым этажами, все приготовились к очень серьезному процессу.
— Смотрите, — Серега, с самым серьезным выражением лица, принялся объяснять мне и Кнопе наши обязанности и действия. – Вот, я из дома принес тройной одеколон, вату, иголку, и взял у мамы золотую серьгу. Кроме золота, после прокалывания в ухо вставлять ничего нельзя.
Все перечисленное Сергей расставил на верхней ступеньке. Серьга представляла собой объемный кусок золота с огромным янтарем. Вся эта конструкция весила, где-то грамм около десяти.
— Не отвлекайся, — Сергей серьезно посмотрел на меня. – Вначале ты возьмешь ватку, смоченную в одеколоне, и будешь натирать мочку уха.
— Зачем натирать?
— Что бы ухо занемело. Тогда я не почувствую никакой боли. Потом иголкой, быстрым движением, проткнешь мочку и в отверстие вставишь серьгу. Понял?
— Конечно, понял. Маленький, что ли?
Сергей открутил колпачок с флакона. Опустил в тройной одеколон простую швейную иголку, в ушко которой была вставлена нитка. Затем он оторвал небольшой кусочек ваты и принялся его обильно смачивать одеколоном.
— На! Тщательно протри руки ваткой. Везде. И под ногтями то же. А то занесешь заразу. Тщательнее протирай.
Я взял смоченную ватку и стал протирать руки. Сергей оторвал еще один кусок ваты и так же начал смачивать его одеколоном.
— Протер?
— Да!
— Выкидывай вату. На новую вату и начинай растирать мочку уха.
— Мочку, какого уха?
— Моего!
— Понятно, что не моего, а твоего. Я спрашиваю, мочку правого или левого уха?
Серега подумал и сказал.
— Мочку правого уха.
Сказано, сделано. Самым серьезным образом, я начал усердно и тщательно натирать Сереге мочку правого уха.
— Кнопа, когда Вовка натрет мне ухо, ты будешь держать мою голову. Хорошо?
— Ясный перец.
— Ты чё трешь, как не живой? Натирай нормально. Не трешь, а гладишь, – возмутился Сергей.
Я принялся, что есть силы, с двух сторон, натирать мочку уха.
— А-а-а-а-а! – завопил Сергей.
— Терпи! – невозмутимо произнес я. Этот процесс начинал мне нравиться.
— А-а-а-а!
Сергей, сидя на ступеньке лестничного пролета, стал корчиться в самых немыслимых позах, издавая нечленораздельные звуки. Увлекшись, каждый по-своему, я, натирая ухо, а Сергей, корчась от боли, мы забыли на время о Кнопе. И тут замкнутое пространство подъезда было увеличено гомерическим хохотом. Кнопа смеялся так, как только он мог. Его лицо было красное и мокрое от слез. Он смеялся, не переставая, сгибаясь и корчась на лестничных перилах.
— Да какой из него помощник, — сквозь зубы, превозмогая боль, процедил Сергей. – Хватит натирать. Сил терпеть больше нет. Давай, коли. Да быстрее ты коли. А-а-а-а-а!
Я спокойно и, как бы театрально, отбросил в сторону ватку. Вытащил за ниточку из флакона с одеколоном иголочку. Взял ее большим и указательным пальцами правой руки. Левой рукой взял мочку правого уха своей «жертвы» и оттянул ее в сторону.
— А-а-а-а-а! О-о-о-о-о! – смог произнести Серега, — Ну, долго еще?
— Потерпи еще чуть-чуть!
— А-а-а-а! – корчился Серега.
— Ха-ха-ха-ха! У-у-у-у! – тыкал, куда то в воздух пальцем, захлебывался от смеха, плакал и катался по полу лестничной площадки Кнопа.
Я поднес острие иголки к мочке уха и остановился.
— Ну?
— Мне страшно.
— Коли, падла. Убью.
Со всей силы я надавил на иголку, но она, почему-то не проколола ухо.
— Ай-ай-ай-а-а-а! Па-па-д-д-ла!
— Странно. Тупая, что ли?
— Изверг. А-а-а-а!
Зажмурив глаза и, что было сил, я надавил на иголку. Она вначале уперлась, а затем, словно, как в резину, прошла сквозь мочку уха.
— Фу! – выдохнул я.
— Все? – сквозь зубы спросил Серега.
— Ха-ха-ха-ха! – не останавливался Кнопа.
— Кажись все.
— Вынимай иголку и вставляй серьгу, — скомандовал Сергей.
Я взял серьгу и протер ее ваткой смоченной в одеколоне. Вытащил иголочку из мочки уха. Расстегнул серьгу и… Странно, но она, почему-то не входила, и еще минуту мне пришлось пропихивать ее сквозь ухо.
— Все! Теперь точно все! – измученным голосом заключил я. – Если бы вы знали, как я устал. Столько страха натерпелся. Думал ничего не получится. Да, вам хорошо. А мне каково? Прикинь, если бы иголка сломалась или еще чего. Знаешь, как по нервам жахнуло. Аж дыханье сперло. Во, как.
Серега смотрел на меня широко открытыми глазами, слегка приоткрыв рот.
— Серега вот честное слово, устал очень сильно. Пойду я, наверное, домой. Даже не знаю, дойду ли. Такая усталость, – продолжал я, не обращая внимания на друзей, и потихонечку, шаг за шагом спускаясь по лестничному пролету.
— Ты, куда? – ошалел Сергей.
— Домой.
— А-а-а. Хи-хи. Ну-у-у. Ха-ха. Давайте погу-у-уля-я-яе-ем, – сквозь смех и слезы выдавил Кнопа.
— Какой к черту гулять, я могу ухо застудить, — возмутился в очередной раз Сергей.
— Ну, тогда по домам! – радостно воскликнув, и уже не оборачиваясь, я побежал домой. – До завтра. В школе встретимся.
Вы спросите: «А праздник?». Новогодний карнавал прошел весело. Только вот одному его участнику было немножко грустно. Еще бы, Сережкин папа от всей души поздравил его за проколотое ухо и взятую без разрешения серьгу. Сами можете представить как.

КУЛИЧОК

Мальчишки всегда остаются мальчишками. Всех их объединяет непоседливость, любознательность и нетерпимость. Игры, играми, а каждый в душе охотник. И чтобы вам ни говорили, а именно стремление к охоте, побуждает мальчишек изготавливать различные стреляющие приспособления. К таковым относится и самая обыкновенная рогатка.
Дичь, добытая и приготовленная собственными руками на костре. Или запеченная в фольге от шоколадки под костром. У-у-у-у! Пальчики оближешь.
Кулики занимали все пространство поселка. Они ходили открыто и безбоязненно по улицам. Однако при первой же опасности стайка птиц резко взмывала вверх и улетала. Чтобы подстрелить одного куличка, надо было проявить немало терпения, сноровки, а главное меткости. Самым хорошим способом отстрела куличков был заход с речки на лодке. Почему-то любая опасность с берега их тревожила больше, нежели лодка, легко и плавно перемещающаяся по речке.
— Чего, ты путаешься под ногами?
— Это, ты у меня под ногами путаешься. Отойди чуть в сторону.
Я с Сергеем тянул лодку за канат. Игорек шел, упирая в ее борт весло. Андрей шагал рядом с ним, то и дело подбирая камешки и швыряя их в воду. Лодку вытянули метров на сто от поселка вверх по реке.
— Ну, что хватит?
— Да!
Сергей дернул за канат, и лодка слегка выскочила на берег.
— Игорек, вставляй весла в уключины, и садитесь с Андрюхой грести, — скомандовал Сергей.
— А чего мы на веслах? – воспротивился Андрей.
— Потому, что мы с Вовкой лодку тащили, а ты прохаживался. Понял?
— Понял. Понял. Только давайте по-очереди. Вначале вы с Вовкой стреляете, а мы на веслах. Потом поменяемся, — старался не сдавать позиций Андрей.
— А, разве кто спорит? Так и будет, — я вмешался в разговор.
— Ну, ладно вам, давайте грузиться. А то до вечера проспорите, — заметил Игорь.
Он и Андрей сели на весла. Сергей разместился на корме. Я оттолкнул лодку от берега и прилег на баке.
— Куда пойдем, вверх по течению или вниз?
— Пойдемте вверх. Мы пришли снизу. Всех куличков распугали. Чего там сейчас ловить?
— Немножко вверх, а потом вниз, — деловито заметил Сергей.
— Ага! Умник! Мы, значит, будем грести против течения, а вы, наслаждаться, по течению, — возмутился Андрей, не соглашаясь с предстоящей перспективой.
— Что, за бунт на корабле? Тебе говорят немножко вверх. Кулички, которых мы вспугнули, вернутся, и пойдем вниз.
— Да, вы заткнетесь, когда-нибудь? – зашипел я. – Вон, смотрите, сколько птицы на берегу собирается.
Ребята отгребли от берега метров на пять, повернули лодку носом против течения и заработали веслами, стараясь грести без шлепков и всплесков. Постепенно, потревоженные кулички стали возвращаться на берег.
— Суши весла! – скомандовал шепотом Сергей. – Игорь подрабатывай веслом, что бы лодку не сильно крутило. А вы чего расселись? Достали рогатки и по команде – огонь.
Игорек выравнивал положение лодки, идущей по течению, слегка приближая ее к берегу и не давая крутиться вокруг своей оси. Остальные достали рогатки. Приблизившись на достаточное расстояние, мы выстрелили и быстро снарядились для второго залпа. Стреляли пока оставшиеся в живых кулички, не улетели. На берегу осталось несколько опрокинутых на спинки и задравших вверх лапки тел.
— Андрей, помогай Игорю. Пошли к берегу, собирать первую добычу, — удовлетворенный стрельбой, произнес Сергей.
Не споря, Андрюха сел за весло и они с Игорем стали загребать, подгоняя лодку к берегу. Я сидел на баке, свесив ноги, обутые в высокие рыбацкие сапоги и смотрел вниз. Все ждал достаточной глубины, чтобы соскочить вниз и вытащить лодку на берег. Наконец, увидев сквозь толщу прозрачной воды, каменистое дно мне показалось, что уже не глубоко. Никому и ничего, не говоря, оттолкнувшись руками от лодки, я спрыгнул вниз.
«Не понял. Что это?» — перед глазами появилась зеленоватая толща воды. Еще не испытывая страха, а больше удивляясь, я поймал себя на мысли, что нахожусь под водой. Ноги не чувствовали под собой дна. Верхние части сапог сжались на бедрах, а воздух, собравшийся в голенищах, начал постепенно переворачивать меня вниз головой. Весь воздух вышел из легких в момент прыжка. Хотелось вдохнуть, но…
Превозмогая, охвативший страх, последовавший за удивлением, прилагая невероятные усилия, мне удалось восстановить вертикальное положение и, оттолкнувшись ногами от каменистого дна, вынырнуть на поверхность. Успев сделать небольшой вдох, я опять, почему-то, очутился под водой. Заболела голова. Воздух сам собой вышел носом. Успел возмутиться «Да, что же это? Голова». Уже ловчее, чем в первый раз, я оттолкнулся и вынырнул из воды. Меня подхватили чьи-то руки.
— Держись за весло. Да, что ты тянешь?
— Андрей, помоги мне его затащить в лодку.
— Чего он прыгнул?
— Да, кто его знает?
Нахлебавшись воды, дыша рывками и выплевывая из горла воду, я не мог понять, что со мной и где я нахожусь. Слышались голоса. Но кто разговаривал? Наконец, отдышавшись и посмотрев вокруг себя, ко мне вернулась и память:
— Сергей у меня сильно болит голова.
— Еще бы. Если бы мне так врезали. Не знаю, но я, наверное, и сознания лишился бы.
— Чего врезали? Кому?
— Да тебе веслом по голове.
— Когда?
— Тогда. Когда ты вынырнул в первый раз, Игорек хотел помочь, то есть поставить весло, что бы ты за него схватился. Чего-то не рассчитал, да и ты не вовремя появился. Вот, он веслом со всего маху и дал тебе по чайнику. Я думал все каюк. Хотел в воду нырять. Как ты во второй раз вынырнул, ума не приложу? Вот тут-то я тебя и поймал за куртку, а потом за руки тебя в лодку затащили. Ты чего в воду прыгнул?
— Дно увидел, показалось рядом. Вода, такая чистая, чистая и прозрачная.
За разговором лодка подошла к берегу и мы покинули лодку. Вытащили ее на берег. Андрей помог мне стянуть сапоги и мокрую одежду. Вместе мы выжали из нее воду. Сергей начал разводить костер, чтобы я не замерз, а заодно и одежду подсушить и куличков зажарить.
Костер весело потрескивал, собранными по берегу принесенными невесть откуда веточками, дощечками и бревнышками. На приспособленных в песок рядом с костром веслах, сушилась моя одежда. Я сидел рядом, закутанный в Сережкину куртку. Андрей ощипывал перья «дичи». Четыре птицы, уже были насажены на подобранные веточки и вертелись над огнем.
— Славно дичи набили.
— А, где Игорек?
Мы повернулись в сторону лодки. Игорек сидел на корме, прижавшись к веслу. Лицо его было бледно-серое.
— Игорь, ты чего там сидишь? А? – поинтересовался Андрей. – Давай к нам. А то всех куликов съедим. Останешься голодный.
— Игорь да брось ты дуться. Иди сюда.
— Игорек, да я уже все забыл. Ты чего обижаешься, что ли?
Он повернул голову.
— Да ну вас, — встал. Отбросил весло. Выпрыгнул из лодки. Отошел в сторону. Присел на корточки и расплакался.
— Ну, вот! Одного спасай. Другого успокаивай. Чего нюни развесил? – очищая чеснок, слегка раздраженно, произнес Сергей.
— Серый, перестань. Он же переживает. Не трогай его. Сейчас проплачется и успокоится, — попросил я.
Спустя несколько минут, когда зажаренные кулички были готовы, все сидели вокруг костра. Мы ели и смеялись, пересказывая по нескольку раз, кто и как меня спасал, а я делился своими впечатлениями и потирал рукой ушибленное место.
ШУТОЧКА

В те далекие времена каждый год был ознаменован трудовыми праздниками и памятными датами и каждый такой праздник мало отличался от предыдущего. Взрослые шествовали в праздничной колонне, громко смеясь, задорно распевая революционные и трудовые песни. Махали флажками, шариками и цветочками. Каждая шеренга колонны была плотно сомкнута. Радость взрослых передавалась детям, которые создавали свои, не менее плотные, шеренги. После праздничного митинга все расходились отмечать праздник в кругу друзей и знакомых.
Однажды очередной праздник совпал с юбилейной датой пожарной части. Поселковым советом было принято решение о проведении спортивного состязания, на котором взрослые и детские команды соревновались между собой, показывая своё умение в борьбе с огнем.
За месяц были собраны взрослые команды из представителей разных профессий и детские команды, из учеников школы. Начались тренировки. Занимались все вместе на пришкольной площадке. Здесь же строились для проведения состязания – щиты, бумы, домики и дорожки. В организации и подготовке спортивного состязания, равно, как и самого праздника, принимали участие все жители поселка.
И мы с Сергеем принимали самое активное участие. К нашему огорчению, нас не приняли ни в одну из спортивных команд, так как количество участников было строго ограничено. Мы были возмущены. Еще бы, два орла и красавца, регулярно занимающиеся спортом. «Ну, мы вам всем покажем!». Кому и что мы собирались показывать, нами решено не было, но то, что покажем, было железно. Детский эгоизм также быстро проходит, как и возникает. Наши обиды прошли незаметно по мере участия в массовой предпраздничной подготовке.
Когда работа спорится, время летит незаметно. Наступил торжественный день. Весь поселок преобразился. Прошла колонна демонстрантов. Отзвучали поздравления на митинге. Быстро забежав, домой переодеться, все устремились на пришкольную площадку.
Звук от выстрела стартового пистолета раскатами удалялся от площадки, по которой, под восторженные крики зрителей, бежали первые участники. Один за другим уходили команды на преодоление полосы препятствия. Возле пожарной машины они надевали на себя форму: штаны, куртки, каски. Разворачивали улитки пожарных рукавов, соединяли муфты и включали гидранты.
Взрослые и дети ловко пробегали по бумам, легко преодолевали вертикальные щиты. Забирались через окошки в домики и, вылезая на крыши, прыгали с них в низ. Пенной из огнетушителей гасили языки пламени, бушующего в металлических бочках.
Соревнования понравились и участникам, и зрителям. Кульминацией стало торжественное награждение команд. Под радостные крики зрителей и звуки сирены пожарной машины, жюри вручило капитанам команд заслуженные награды и ценные призы. Для детей были преподнесены большие торты.
Дружно и весело люди покидали спортивную площадку. Правда, завороженная недавним зрелищем детвора, с воодушевлением повторяла действия участников соревнования. Игры продолжались до глубокого вечера. Покидая площадку, нас с Серегой что-то остановило. Обменявшись взглядами и не сговариваясь, мы направились к забору, расположенному в метрах пяти от берега речки. А привлек наше внимание транспарант, прибитый к забору, на красном кумаче которого был написан популярный в те годы спортивный лозунг. Аккуратно, чтобы не порвать кумач, мы сняли его с забора, свернули и пошли своей дорогой.
С самого утра следующего дня взрослые ходили в приподнятом настроении и очень веселые. Своим друзьям и знакомым от одного жителя поселка к другому они пересказывали одну и туже историю, которая их так развеселила, и о которой спустя сутки знали уже все.
Загадочного в этом ничего нет. Деревянные, жилые строения не имели санузлов. Поэтому все «удобства» находились на улице. «Удобства» представляли собой деревянное строение из четырех самостоятельных кабинок, без каких либо обозначений «М» и «Ж». Представьте себе бежит спозаранку человек справить вполне естественную потребность, а удобства встречают его, распахнув свои объятия и скандируя, прибитым транспарантом «Быстрее, сильнее, дальше!».

ФУТБОЛ

Для игры в футбол нужно немного. Было бы желание и мячик, а желающих его погонять найдется достаточно. Играть можно всем вместе и поочередно. Входить в основной состав или ожидать своего часа на скамейке запасных. Кто из мальчишек не мечтал попасть в Большой футбол и принести победу своей сборной.
Поселковые ребята ничем не отличались от мальчишек, населяющих бескрайние просторы нашей Родины. Футбольными кумирами были профессионалы Мирового уровня, темнокожий бразилец по фамилии Пеле и, не менее известный, Марадонна. Разговоры о футболе среди мальчишек всегда сводились к таланту этих людей. Каждый из нас стремился в игре как они: ловко обвести противника, совершить передачу или подкат, навесить мяч или закрутить его так, чтобы он, описав дугу, попал точно в ворота соперника.
Футбольным полем становились любые дворовые площадки. Не сегодня, так завтра, разбивалось окно. В этом случае звон разбитого стекла, служил сигналом к окончанию дружеской встречи. Игроки очень быстро покидали поле, забывая про мяч, который оставался в квартире кричащих хозяев.
Как-то летним днем ребята гоняли мяч на больничной площадке. Немногочисленные больные, кто сидя на уличных лавочках, кто облокотившись на подоконники открытых окон, и младшие ребятишки болели за команды и давали указания арбитру. Мячик весело кувыркался в ногах игроков, переходя от одного к другому, от одних ворот к другим.
На дороге, возле забора, огораживающего больничную территорию, остановился «Уазик». Из него вышли трое мужчин. Они прошли на площадку и стали молча смотреть за игрой. Кому как, но ребят насторожило присутствие чужаков, да еще и неизвестного, одетого в милицейскую форму. По лицам больных также читалась настороженность «Чего это вдруг остановились именно здесь? Что им надо? Кто им нужен? Вообще, что происходит?». Кто-то быстро покинул площадку, удалившись по делам, только им известным. Ребята решили сделать перерыв и, возможно, даже уйти. Так, на всякий случай.
— Мальчишки, можно вас попросить остаться? На одну минуточку.
— А, чё мы? Мы ничё.
— Вот еще.
— Мне домой пора.
— Ха-ха-ха! Да, вы не бойтесь. Мы хотели с вами о футболе поговорить, — сказал мужчина в форме.
— А, чё о футболе говорить?
Ребята хоть и боялись, испытывая страх перед милиционером, но все же подошли поближе к незнакомцам. Стояли на расстоянии, готовые в любую минуту кинуться врассыпную.
— Мы работаем в районном отделении милиции.
— Это где? В Усть-Большерецком, что ли?
— Да, там. В вашем поселке по делам службы. Вот остановились посмотреть и, честное слово, залюбовались вашей игрой. Очень интересно.
— Дворовым футболом это уже не назовешь. Правда, Василий Петрович? – продолжил говорить другой мужчина. — Чувствуется, что вы не новички. Мы у себя в поселке собрали юношескую футбольную команду. Василий Петрович, — он показал рукой на мужчину одетого в форму, — сотрудник детской комнаты милиции. Он тренер у них. А помериться силами команде не с кем. Мы посоветовались и хотим вам предложить приехать в район для дружеской встречи. Как вы на это смотрите?
Ребята принялись обсуждать услышанное. Переговорив недолго между собой, они обратились к взрослым.
— Мы согласны.
— Конечно.
— А всем можно?
— А какой приз будет победителю или просто так играть будем?
— Нет, играть на интерес вы не будете, — сказал один из мужчин. – Во-первых, для победителя мы купим торт и «Лимонаду», а во вторых, если ваша команда выиграет, то мы из нее отберем нескольких ребят и сделаем сборную Усть-Большерецкого района, для областных соревнований.
— Классно!
— Во, здорово!
— Дядя Вася, а как мы к вам приедем? На рейсовом автобусе? Но он же ходит два раза в день – утром и вечером, когда взрослые уезжают на работу и возвращаются.
— Вопрос справедливый. Только не дядя Вася, а Василий Петрович. Хорошо?
— Ага!
— Я договорюсь с автобусом и завтра, он за вами приедет. Согласны?
— Да!
— Ура!
— Ехать могут все, но только с разрешения родителей. У всех должна быть записка, что они вам разрешили съездить в район. Это обязательное условие.
Мы продолжили играть на больничной площадке, уже против взрослых, которые вызвались нас потренировать. Очень хотелось выиграть и поехать на соревнования в город.
На следующий день команда и болельщики, одетые по-праздничному, как ни как едем в район, стояли возле больничного забора, ожидая прибытия автобуса. Когда в поселок въехал «ПАЗик» желтого цвета все радостно закричали «Ура! Ура! Ура!».
Так как наша дорога от поселка до района была не асфальтирована и недостаточно накатана и, кое-где размытая, то мы, в буквальном смысле, тряслись, как «отбойные молоточки» в течение целого часа. Из-за трудностей пути, мы чуть-чуть задержались, и начало товарищеской встречи пришлось перенести. Зато весь матч наши болельщики не переставали поддерживать и подбадривать свою команду. Мы приложили все умение, терпение, ловкость и волю, чтобы победить. Счет матча был разгромным для команды соперников – шесть один в нашу пользу.
Обещанный и врученный победителям торт, запивая «Лимонадом», ели вместе и победители, и обе команды. Обсуждали состав сборной Усть-Большерецкого района. Василий Петрович отобрал несколько поселковых ребят.
Возвращались мы домой перевозбужденные, радостные и очень веселые. Рассказывали и пересказывали друг другу, как именно он или они, забили гол в ворота противника, и не один, а все шесть, и сразу. Дорога домой показалась очень короткой. За разговорами и песнями, незаметно для всех достигли контрольно-пропускного пункта пограничной заставы.
Водитель автобуса время от времени поглядывал на нас в зеркало и улыбался. Возможно, вспоминая себя в нашем возрасте.

МУЗЫКАНТЫ

Любые праздники и дискотеки в нашем поселке велись при участии местного вокально-инструментального ансамбля. И в разгар веселья нередко проявлялись музыкальные и вокальные таланты гуляющей публики, никто не чинил этому препятствий. Наоборот, творческое рвение всегда и всячески поддерживалось и поощрялось.
Вот и мы с Сергеем, тайком посещая дискотеки, заразились музыкальной эйфорией. Не просто заразились, а погрузились в мир музыки с головой. С разрешения завклубом и при самой теплой поддержке членов местного ВИА в складском помещении клуба нашли и восстановили шестиструнную гитару. С помощью мамы одного из Сережкиных одноклассников, которая преподавала в музыкальном классе, стали учиться играть. Довольно быстро и легко освоили три аккорда, известных всем начинающим любителям гитары.
Любовь к музыке вызывала в наших родителях только положительные эмоции. Мы слушали и как губкой впитывали все, что говорили взрослые о творчестве. Пели и разучивали мелодии. Схватывая на лету и быстро заучивая тексты, мы начали свое творчество с частушек. Со временем наш музыкальный багаж насчитывал с десяток песен современных исполнителей.
Наша музыкальная активность была замечена, и руководитель вокально-инструментальной группы пригласил меня и Сергея в юношеский ансамбль. Радость и гордость переполняли нас. Нам хотелось известности и признания.

На одной из школьных перемен, Сергей в толпе играющих мальчишек разыскал меня и увлек за собой в сторону.
— Вчера наводил порядок на книжных полках,- (книги в его квартире располагались везде, где только можно. Они были на полках, в сервантах, на шкафах и под шкафами. Отдельные их представители находились даже на всевозможных полочках в кухне).- Перекладывал, протирал от пыли, кое-что пролистывал. И вот среди них наткнулся на интересную тетрадку отца.
Он приподнял полы школьного пиджака. Из-за ремня брюк вытащил общую, листов на девяносто тетрадку. Быстро пролистнул странички.
— Вот. Оказывается мой батя в молодости, неплохо рифмовал. Представляешь, а я даже не знал.
Сережа стал навскидку перелистывать тетрадные странички и читать четверостишья или отрывки. Стихи посвящались природе, учебе, студенчеству и любви. Были просто зарисовки и отрывки каких-то, наверное, значительных событий.
— Мне… Сейчас найду. Вот! Ага! Да, это оно. Мне понравилось вот это.- Серега без выражения, монотонно, как работающий двигатель, прочитал стихотворение о любви. – Правда, здорово? Гениально и просто, а главное, что на это стихотворение музыка сама просится.
Серега осмотрелся по сторонам. Взял меня за локоть и потащил к коридорному окну, где никого не было. Открытую на нужной страничке тетрадку Сергей положил на подоконник. Встал рядом, изображая в руках невидимую гитару и запел. Кто не слышал его пения в те годы, просто трижды счастливый человек. Слух у него, безусловно, присутствовал, но вокальные данные отсутствовали. Я терпеливо дослушал пение друга.
— Ну, как?
— Нормально, только, Серж ты не обижайся, а как на это посмотрит твой папа?
— А-а! Он ничего не знает. Да и что тетрадке век пылиться на полке. Может он, за нее уже давно забыл. Если бы не я так стихи пропыли бы. Все бы, да, бы. Хватит. Как стихи?
— Нормальные, только очень личные.
— Ты меня вымораживаешь.
В это время раздался звонок, призывающих всех в классы.
— После уроков приходи ко мне домой, – на ходу крикнул Серега.
Немного поиграв с одноклассниками после уроков, я пришел домой. Не переодеваясь, сделал домашнее задание. Быстро перекусил, что первое попалось на глаза. Переоделся в спортивный костюм. Когда надевал «Аляску» чтобы идти к Сергею, раздался телефонный звонок.
— Да!
— Что, да? Ты где пропал? Умер, что ли? – в голосе друга чувствовалось раздражение. – Я тебя уже битый час жду. Уроки давно закончились.
— Пока уроки сделал, пока поел.
— Уроки надо успевать делать в школе, а поесть ты можешь и у меня. Давай не тяни, одна нога там, другая здесь, – и он положил трубку.
Когда я входил в подъезд, мой слух уловил звуки гитары, которую «мучил» Серега. Дверь его квартиры была чуть приоткрыта. Подтолкнув ее, я переступил порожек.
— Да, и это называется сейчас, — возмутился Сергей. – Закрой дверь, уже замерзаю.
— За-ме-р-р-р-заю, — передразнил его я. – Замерз, так встань и закрой.
— Не умничай. Я специально ее открыл, чтобы не отвлекаться.
Сергей сидел на кровати. Перед ним лежала все та же тетрадка, раскрытая на уже известном стихотворении.
— Падай куда-нибудь, и присоединяйся.
Я сел на стул рядом с кроватью. Начался творческий процесс. Тот, кто считает, что на готовые стихи легко наложить музыку, сильно ошибается. В какой то момент наш спор чуть не перерос в драку. Каждый предлагал свою мелодию. Было решено идти за советом и помощью к руководителю вокально-инструментального ансамбля. Он жил этажом выше.
Кроме руководителя группы в квартире была его мама.
— О, неразлучники, — так они нас приветствовали. – Ну, проходите.
— Судя по хмурому выражению лиц, опять поссорились.
— Нет, просто он, — Серега ткнул в мою сторону пальцем, — ни черта не сечет в музыке. Я ему уже, который час долдоню, пытаясь вбить, что к этому стихотворению подходит вот эта мелодия, – и он на свой «павлиний» манер запел.
Присутствующие, зная вспыльчивость Сережкиного нрава, постарались не смеяться, хотя удержаться было очень трудно.
— Правда, хорошо?
— Ребята, давайте я вам чаю сделаю. Разговор, наверно, будет долгий, — сказала женщина и вышла на кухню. По характерному подергиванию ее плеч, можно было догадаться, что она еле сдерживается от смеха.
— Правильно, за чаем лучше разговаривается, — отметил руководитель. – А начнем с того, что вы расскажете все сначала. Конечно, я понял, что мелодия к стихам и спор из-за этого.
— Да, — подтвердили мы.
За несколькими кружечками чаю (гостеприимство затягивалось), мы рассказали, что к чему. Каждый продемонстрировал свою мелодию.
— Ребята, вы оба молодцы. У каждого получились хорошие мелодии, но вам не кажется, что они уже, где-то звучали? Вы их позаимствовали из других, уже известных песен.
Да, кульминация. Нас обоих, как будто обухом огрели по голове. Вот тебе и на. Столько спорили, чуть не подрались, а из-за чего?
— Не огорчайтесь. Это не страшно. Не вы первые, не вы последние. Со всеми такое бывает в музыке. В конце концов, почему нет? Почему нельзя на известную музыку наложить другие слова? Вы же учитесь. Вот и учитесь. Только, если не возражаете, мне кажется, к этим стихам подходит вот эта мелодия.
Еще бы, как мы могли возражать. Действительно мелодия романса на стихи Сергея Есенина «Отговорила роща золотая», как нельзя лучше подходила к стихотворению.
— Здорово. Вовка, правда, отлично? – лицо друга сияло.
Через несколько дней мы решили порадовать своим талантом родителей Сергея. В один из вечеров попросили их внимания. Приготовили импровизированную сцену и объявили премьеру песни. С наслаждением и упоением мы затянули песню. Родители слушали и мило улыбались.
Постепенно лицо Сережиного папы стало наливаться краской, от улыбки ничего не осталось. Он стал прислушиваться к словам. Сережина мама тоже, прислушавшись к словам, смотрела то на нас, то на мужа. Надо отдать должное их воспитанности и интеллигентности. Никто из них не ругался и не кричал, хотя, видя их состояние, мы ожидали самого худшего, чувствуя свою вину. Когда закончилась песня, папа Сережи встал и хлопнул в ладоши.
— И где, позвольте полюбопытствовать, вами позаимствованы столь прекрасные стихи.
Его стилизованная речь в манере девятнадцатого столетия, говорила, что если кто не успел убежать, будет наказан физически. Серега кинулся в свою комнату и плотно закрыл за собой дверь.
— Папа, я случайно нашел дома тетрадку, а в ней кто-то записал много стихов.
Подхватив свои вещи и не обуваясь, я выскочил в подъезд. Мне вслед вылетела гитара.

РЫЦАРСКИЕ ФАНТАЗИИ

Как-то у поселковой ребятни разыгралось воображение и практически все стали вооружаться, и облачаться в доспехи. В ход пускалось все. Из сидений стульев и крышек деревянных бочек делались щиты. Шлемами служили кастрюли, металлические банки и строительные каски, надетые на шапки-ушанки. Кисти рук защищались огромного размера варежками – шубенками. Ну, какой богатырь или рыцарь без хорошего меча, кинжала и палицы. Все из тех же подручных средств — досок, дощечек, березовых поленьев и многого другого — ребята дома и на уроках труда делали себе оружие.
В один из солнечных, зимних дней огромная ватага ребят собралась на берегу моря рядом с размытыми штормами остатками каменных зданий. Разбившись на две равные команды, одни заняли оборону в «крепости», а другие приготовились к ее штурму. Первый бой показал низкую подготовку во владении средневековым оружием, и все закончилось простой дракой.
Еще не раз мальчишки собирались на средневековые баталии, но это уже были бои сродни искусству. Умело применялись все знания, полученные на уроках истории. Многие с головой ушли в чтение исторических книг. Местный кинотеатр собирал аншлаги, когда демонстрировались художественные ленты, повествующие о жизни викингов, средневековых рыцарей и русских богатырей. Особым успехом пользовалась лента «Александр Невский».
Встречаясь в баталиях, противники выстраивались во все, исторически описанные, шеренги, колонны и фигуры. Обыгрывали бои русских богатырей с немецкими крестоносцами и ордами монголо-татар. Пускались в глубь веков, встречая на вехах истории варварские орды скандинавских викингов.
Но все больше мальчишки устраивали рыцарские поединки, на потеху ликующей толпе и, прославляя имена своих избранниц. Нет, они не воевали с воображаемыми великанами в виде мельниц, и не кидались в долгие странствия на встречу судьбе по примеру Дон Кихота.
Жаль, но боевых, рыцарских коней у них не было. Поэтому скакать, изображая всадника, приходилось на собственных ногах. Самого себя, подгоняя и понукая. На левую руку лямками, был надет щит, при этом она держала воображаемые поводья. Правая рука держала длинный шест, который являлся рыцарским копьем. Нередки были поединки, на которых «рыцари» сражались, поражая присутствующих своими навыками владения мечом и кинжалом.
Вскоре на арену выступили гладиаторы, которые сражались с одним, двумя и множеством противников. Гладиаторы были заменены поединками лучников, на пример бесстрашного Робин Гуда и его лесной братии. Игры стали интереснее.
Прежде чем доказать всем, что ты самый лучший и меткий стрелок, надо научиться делать крепкий и жесткий лук, длинные, ровные и гладкие стрелы с оперением, позволяющим лететь им далеко и точно. Можно было увидеть разнообразные луки и стрелы. От простых до самого совершенства, изготовленных с нежностью и любовью. Это были настоящие шедевры, изготовленные руками мальчишек.
Как известно, фантазия не стоит на месте. Используя подручные средства, они стали делать арбалеты. Для изготовления корпуса использовалась половая доска с внутренним, продольным желобком. Он служил ложем и направляющим каналом стрелы. Если для изготовления лука в качестве тетивы лучше всего использовалась прочная капроновая веревочка, то для арбалета она уже не годилась. Чтобы стреле придать максимальное ускорение, использовались бельевые резинки и медицинские жгуты.

САНИТАР

— Привет! – не дождавшись приглашения, Сергей отодвинул меня, и вошел в квартиру.
— Чё, прёшь? Языка нет? – возмутился я.
Серега закрыл за собой входную дверь и, стоял в прихожей, тяжело дыша. Полушубок был расстегнут. Шапку он держал в левой руке. Его лицо было краснее помидора.
— Ты, от кого убегал?
— Не от кого убегал, а кого догонял? – поправил Сергей.
— Ну! И кого ты догонял?
— За собакой гонялся.
— И чего она тебе плохого сделала?
— Чего? Чего? Я стрельнул, а она со стрелой убежать хотела, — на одном выдохе выпалил Серый.
— Какой стрелой? Ты, чё, одурел? На собак охоту открыл?
— Какая охота? Я новый арбалет сделал. Маленький, а бьет. Сила. Только вот стрелу одну сделал, — Серега, уже достаточно отдышавшись, попытался объяснить мне, в чем дело. – Шел к тебе, чтобы показать, а на свалке свора собак. Ну, я просто взял и выстрелил. Бах! И попал. Эта шальная как рванет, а я за ней. Пол поселка оббегал, пока поймал.
Сергей показал на арбалет. Ничего особенного. Арбалет, как арбалет. Только вот размером всего лишь сантиметров тридцать. Да и резинка черная, круглая. Таких ни у кого не было.
— Откуда, такая резинка? – заинтересованно спросил я и протянул руку, чтобы ее потрогать.
— Руки! Если каждый будет хапать, ничего не останется.
— А я не каждый. Чего, ты?
— А, чего трогать? Резинка, как резинка.
— Где взял?
— У бати в железках валялась. Знаешь, какая жесткая. Я ее еле надеваю на стрелу. Зато когда стреляешь, стрела со свистом вылетает. Хочешь, покажу?
— Хочу, только погоди. Дай одеться, и пойдем на улицу. Чего доброго, разобьешь чё дома, а мне потом отдувайся.
— Ладно, одевайся. Только не копайся, копуша.
— Это еще кто из нас копуша. Посмотреть надо.
— Смотри, не смотри, а я уже одетый стою. И тебя жду и седьмым потом исхожу. Ха-ха-ха! – развеселился собственной шутке Сергей.
Он из кармана достал свою знаменитую стрелу и протянул, хвастаясь:
— Видал, какая?
В его руке была маленькая деревянная стрела, к одному из концов которой была приспособлена обыкновенная столовая вилка. Ее невероятно отточенные шипы были еще и подточены чуточку снизу, образуя что-то похожее на крючок.
— А, это зачем?
— Как, зачем? – недоуменно спросил Серега. – Попал в цель, и чтоб она там и осталась.
— Это где еще там?
— Ну, там в мясе.
— Серый, ты меня пугаешь. Ты, чего с самого начала на собак охотиться собрался?
И тут его прорвало.
— Конечно, собрался. Смотри, их сколько развелось. Ни пройти, ни проехать. Бардак развели с этими собаками. Помойки и мусорки растаскивают. Бегают сворами по поселку, детей пугают.
— Не, ты ли ребенок?
— Да, и мне тоже страшно. Вот я и решил очистить поселок от бешеных псов.
— А, кто тебе сказал, что они бешенные? Ну, напугать, еще, куда ни шло. А убивать зачем? Живодер.
— Я не живодер. Я санитар, – с гордостью сказал Сергей, давая понять, что разговор его утомил и пора ставить точку.
— Ладно, санитар, идите вперед, а мы за Вами.
Мы вышли на площадку второго этажа. Я закрыл дверь и, повернувшись, обнаружил друга стоящим в напряжении и прижимающим указательный палец к своим губам.
— Тихо, — шепотом сказал он.
— Чего, тихо? — также шепотом переспросил я.
— На первом этаже собака стоит.
— И, что?
— Сейчас.
Сергей извлек из-под одежды арбалет и стал вытягивать резинку, чтобы надеть ее на основание стрелы. Присел на одно колено. В какой-то момент он издал протяжный звук, похожий на завывание. Он медленно поднял вверх голову и повернулся ко мне лицом. Его глаза, которые были наполнены слезами, болью и страданием смотрели на меня.
— Что с тобой?
— У-у-у-у!
— Серега, что случилось? Чего, ты мычишь?
— У-у-у-у!
— Да, ё маё! Ты, можешь по-человечески.
— У-у-у-у! Не-е-ет-т!
— Что, нет?
— Бо-ль-ль-но-но! – протяжно завыл друг.
— Где больно? Что с тобой? Да, ты, наконец, скажешь или так и будешь скрючиваться и выть?
Превозмогая боль, прижимая правой рукой левую в области живота и закрывая ее полой полушубка, Сергей приподнялся на ноги. Облокотившись на перила лестничной площадки, он медленно вытащил ее и показал мне.
— Идиот! Вот, это да-а-а, — только и смог произнести я.
Указательный палец левой руки был насквозь пробит острыми шипами вилки. Ее отточенные, крючкообразные кончики прошли сквозь мышечную ткань пальца. Обратно их вернуть было невозможно.
— Что, смотришь? Открывай дверь. Давай йод. Перекись водорода есть? – Сергей стал приходить в себя.
— Это что такое?
— А-а-а! Давай йод.
— Ага! – я открыл дверь и побежал за аптечкой. – Вот, бинт, вата, йод, зеленка. Что, еще?
— Кусачки давай.
— Какие кусачки?
— Да, бокорезы. Чего резину тянешь?
Я принес бокорезы и смочил их рабочую поверхность йодом:
— Давай руку!
— Ты, чего?
— Ничего. Давай руку. Если боишься, отвернись.
В Серегиных глазах кроме боли читались страх и удивление. Несмотря на это, он протянул левую руку и отвернул лицо в сторону.
— Ну, что «санитар», терпи.
Быстро, но предельно осторожно я по очереди, откусил бокорезами кончики отточенных, крючкообразных шипов вилки.
— Слышь, страдалец? Я, это. Может, сам выдернешь вилку? Или лучше, пошли в больницу. А, то мало ли, что. Может инфекция. Или еще чего хуже. А?
— Сам не смогу, больно. В больницу страшно. Дергай.
— Серый, вилка грязная, в собачей шкуре побывала. Да, мало еще, где была. Ты же ее не из кухни взял. Правильно? Давай в больницу.
Долго я уговаривал Сергея идти в больницу. Тот ломался и придумывал разные отговорки. Ему было очень больно и страшно. Забежав в приемный покой, путаясь и сбиваясь, я начал быстро излагать суть проблемы, которая нас сюда привела. Сергей предъявил руку. Что тут началось. Меня выгнали в коридор. Люди в белых халатах бегали по коридору. Наконец, тяжело ступая, в приемный покой, проследовал уставший хирург.
— А-ай-ай-й-й! – раздалось из приемного покоя. И тишина.
Все замерло. Никакой спешки. Никаких передвижений. Никаких хлопаний дверями. Никто, никого не зовет. Никто не отзывается.
Открылась дверь и на пороге приемного покоя, появился хирург.
— Укол от столбняка. Перевязать. И гоните его отсюда, — уставшим голосом сказал врач, и, улыбаясь, подмигнув мне.
Появился Сергей. Лицо белое. Глаза большие, как у совы. Указательный палец левой руки перебинтован. Рука согнута в локте и прижата к туловищу. В кисти правой руки зажаты остатки стрелы. Он подошел ко мне и скривил губы в улыбке.
— Все нормально?
— Ага!
— Что, резали?
— Нет. Так выдернули.
— Как, так?
— А, врач подошел. Посмотрел. Сказал: «Из-за этой ерунды от дел оторвали?». Взял и выдернул вилку. Вот и все. Потом дал мне по шее и ушел.
Я пошел проводить Сергея. Проходя мимо больничной котельной, Сергей остановил меня и вошел внутрь.
— Ты, чего туда заходил?
— Арбалет в топку выкинул.

ЛОДКА

Мальчишки, подрастая, все больше и больше тяготеют к технике. Откуда только эта тяга берется, и какое удовольствие можно испытывать вымазавшись «по уши» в машинном масле? Оказывается не только интерес, но и счастье можно испытать перебирая узлы и агрегаты механизмов, аппаратов, машин или моторов. И какое неописуемое счастье излучается на мальчишеских лицах, когда они своими руками собрали и заставили жить давно несправный, от части проржавевший механизм.
Когда я учился в пятом классе, в дом одного из моих одноклассников пришла беда. Скоропостижно умер его папа. Человек добрый, сильный и отзывчивый на мальчишечьи прихоти и причуды. Человек необычайно веселый и жизнерадостный, обладавший, казалось неиссякаемой энергией. Он приложил много усилий, чтобы в его семье была и своя лодка, и свой, мощный, современный лодочный мотор «Вихрь-30».
С какими только трудностями и сложностями не пришлось столкнуться этой семье после его смерти. Но, несмотря на все пережитое, наследство – деревянная лодка и мотор, остались в семье и ждали своего часа, когда подрастет и окрепнет старший сын.
Осенью, когда нам исполнилось по двенадцать лет, лодка и мотор дождались своего часа. Кем-то было предложено прошпаклевать, промаслить и покрасить лодку. Было желание выезжать на тундру собирать ягоды и грибы. Предложение мальчишками было встречено с радостью и энтузиазмом. В считанные дни были произведены восстановительные работы. Предполагалось достигать противоположного берега с помощью весел и мускульной силы, уже достаточно окрепших ребят.
Спустили лодку на воду и снарядили ее веслами. Мы, как бурлаки впряглись в лодочный канат и потянули ее вверх по течению, как можно выше и дальше от поселка. Течение очень сильное и переплыть речку для высадки на тундре, где берег был обрывистый не просто.
Со второй попытки, измученные и обессиленные, мы достигли противоположного берега. Течение с бешеной силой, как перышко, сносило деревянную лодку. Мы прилагали немыслимые усилия. Гребли и веслами, и подручными средствами, крышками от больших кастрюль и лопатами. Как ни старались, а высадиться в намеченном месте, где не было обрыва, не удалось.
Это потом, когда мы набрались опыта, река поддавалась с первого раза. А сейчас, все, тяжело дыша, повалились на тундру, и отдыхали перед обратной дорогой. Ни ягод, ни грибов уже не хотелось. Не меньших усилий пришлось приложить, чтобы перебраться обратно. Вытащили лодку на берег и кое-как установили ее на стапели, в виде двух металлических бочек.
Вот в это самое время мой одноклассник и предложил опробовать лодочный мотор. Мгновенно прошла усталость. Все, толкая друг друга, заглядывали в небольшой сарайчик, рассматривая мотор. Его вынесли на улицу и навесили на деревянную перекладину. Рядом поставили бензобак и резиновый шланг с грушей. Детскими руками мотор был изщупан вдоль и поперек. Все рычажки и флажки переводились в разные стороны и возвращались в исходное положение.
Бензобак был пустой. В сарае стояла металлическая бочка, в которой кроме воздуха тоже ничего не было. Ребятам не занимать сообразительности и расторопности. Через минут десять у нас уже был бензин, занимающий ровно половину бачка. Накачав, как нам казалось, «грушей» топливо, мы попытались завести мотор. Но он упорно молчал.
На перебой все стали делиться своими знаниями, рассказывая как взрослые управляются с лодочными моторами. Обнаружили, что неправильно подсоединили топливный шланг. Перевернули его, и вновь стали качать «грушу». Со второй попытки, мотор заревел и стал, бешено подпрыгивать.
Еще долго мы тренировались заводить мотор, увеличивать и снижать обороты, переключать скорости «Вперед», «Назад» и в нейтральное положение. Но этого уже было мало. На воду спустили стоявшую на берегу «Казанку». Кто-то из мальчишек уверял, что она принадлежит его знакомому, который, ну ни за что, не будет против, да и кто из нас в этом возрасте думал о последствиях. Мотор установили на лодку. Закачали бензин в карбюратор. Рычаг скоростей в нейтральное положение. Рывок шнура. «Собачки» четко зацепили и провернули «головку» стартера. И, мотор заработал на радость всех присутствующих мальчишек. Поворачивая рукоятку дросселя, двигатель работал то громче и быстрее, то тише и медленнее.
Обычно дерущиеся и спорящие мальчишки за свое превосходство и право быть первыми, в этот раз единогласно переложили управление на меня. Все, сколько нас было, разместились в лодке. Оттолкнули ее от берега и… Она, подхваченная течением, отчалила. Я сбавил газ и поставил рычаг скоростей в положение «Вперед». Постепенно переводя рукоятку дросселя в сторону максимума и поворачивая мотор вправо, я развернул лодку и повел ее по речной глади. Никто из ребят не прыгал и не орал. Все переполненные чувством радости, очумевшие от самой возможности безнадзорно бороздить просторы родной речки, сидели молча, тараща ошалелые глаза в стороны берегов и водной глади.
С берега переполненную до отказа лодку увидели взрослые. Они догнали нас и потихонечку, чтобы не перевернуть, потащили к берегу. Когда днище коснулось песка и мотор был выключен. Мы покинули лодку под непереводимый акомпонимент Великого и Могучего Русского языка.
Взрослые, излив весь свой нецензурный запас и отвесив каждому из нас хорошую затрещину, усадили меня и хозяина мотора в «Казанку». Дали несколько ценных указаний, и оттолкнули от берега. Мы благополучно против течения реки доплыли к месту нашего старта. Сняли мотор. Лодку оттащили на место и вытащили на берег, чтобы во время прилива ее не вынесло в речку.
Возможно, жажда острых ощущений или желание самостоятельности, несмотря на страх, настроили нас на новые подвиги. Практически до первых морозов мы каждый день выходили на речные просторы, исследуя противоположный берег, открывая для себя новые заводи и протоки.
Спустя годы, вспоминая этот случай, я нет-нет, да и подумаю о том, что могло случиться.

РЫБИНСПЕКТОР

На первом этаже моего дома, жил рыбинспектор по имени Владимир. Старше меня он был лет на десять. Владимир приехал в поселок, отслужив срочную службу в рядах Советской Армии. И не где-нибудь, а в самых элитных, воздушно-десантных войсках. Устроился работать инспектором по охране водных биологических ресурсов, то есть защищать рыбу от браконьеров. Заочно поступил учиться в техникум. Познакомился, влюбился и привел в дом молодую, красивую жену Любашу. Жили душа, в душу воспитывая двух детей.
С Владимиром и его семьей у нас сложились дружеские отношения. В тоже время сказать, что отношения были тесные нельзя. Так, привет, пока, как дела и разбежались. Однако просматривалось еще, что-то. Именно то, что в дальнейшем и переросло в постоянную дружбу.
Судьба распорядилась так, что мне в одиннадцать лет пришлось расстаться с детством и взвалить на себя груз ответственности за всю нашу семью. Судьба в лице желающих выслужиться чиновников, боявшихся потерять свои теплые, насиженные места, забывших о понятиях чести, а главное, забывших о двух подрастающих несовершеннолетних детях, вырвали моего отца из семьи и осудили его на семь лет, за преступление совершенное другим человеком. Это потом, спустя три года, после оббивания порогов и кабинетов моей мамой было доказано обратное, моего отца оправдали и он был освобожден. А тогда, впереди были долгие годы, борьбы за выживание. Порой нужно было не просто выжить, а не потерять человеческий облик и не сбиться с правильного пути.
Как не крути, а «скачки» в сторону, скорее всего, неосознанно, мной были предприняты. Появились шумные компании и сомнительные друзья. Возомнив себя взрослым, я нередко переходил границы дозволенного и все чаще и чаще пренебрегал материнским воспитанием и ее наказами. Нет, я очень любил и обожал маму. Дорожил ею, возможно, больше, чем мои ровесники своими мамами, но … Безотцовщина и бесконтрольность давали о себе знать.
Кто знает, как бы сложилась моя жизнь и кем бы я стал, если бы все то, что со мной происходило, не было замечено, а главное взято под опеку и постоянный контроль со стороны соседа.
— Привет, сосед!
— Привет!
— Что, опять с мамкой поссорился?
— А, она уже и нажаловаться успела?
— Нажаловаться, не нажаловаться, а все ж, как не крути мы соседи. Ты думаешь ничего не слышно? Или тебе слово в слово повторить, твои фортели, — Владимир стал повышать голос. – Я тебе уже не один раз говорил, что ты единственный мужчина в доме и должен вести себя, как настоящий мужчина, а ты… Ведешь себя, как урка.
— А! Что-о-о? Отец сидит, значит и сын зек? Так? Учителя е…
— Что ты сказал, щенок? Ты, как со взрослыми разговариваешь? Смотри, а то за мной не заржавеет, дам разок сверху вниз, в раз дурь вышибу.
Да, слова с делом у Владимира расходились редко, это мне было хорошо известно, и поэтому я решил смягчить гнев и съехидничал:
— Вырвалось. Ну, вправду, нечаянно. «Дя-я-яденька, изви-и-ините, засранца».
-Хорошо. Но впредь, чтобы не слышал ничего подобного, – Владимир внимательно посмотрел на меня своими добрыми глазами. – У меня к тебе есть предложение.
— Ну?!
— Поселок маленький, слухи разлетаются быстро и всем про всех известно все. Да и мать, ругает тебя постоянно за речку и лодки.
— Ну, ругает.
— Как, ты смотришь на то, чтобы быть моим помощником, вроде юнги, что ли? — Владимир заулыбался. – Управляться с моторной лодкой ты уже умеешь. На веслах ходишь. Парень ты отчаянный, смелый.
— А что делать?
— В рейдах участвовать. Браконьеров ловить. Возможно, и в ночь придется, если мама разрешит. Да, мало ли что еще. К тому же, говорят, ты сам лодочный мотор отремонтировал. Будешь по ремонту помогать.
То ли оценка умений и способностей, то ли разговор на равных, а может, свойственная Владимиру простота, сыграли свою роль и я принял предложение.
Два года подряд летние каникулы я проводил с Владимиром. Нередко к благородному делу по восстановлению разрушенной техники я подключал своих друзей. Вместе мы гаечка за гаечкой, болтик за болтиком, вытачивая на станке недостающие детали, переворачивая местные свалки, собрали своими руками гусеничный тягач и грузовой, полноприводной автомобиль. Восстановили и поставили на ход не один лодочный мотор. Конечно же, большая часть работ была сделана именно Владимиром, а я и мои друзья были на подхвате.
Время от времени, Владимир допускал меня самостоятельно управлять моторными лодками. Доверял управление тягачом и автомобилем. Вдвоем или в составе отрядов рыбинспекции, мы выезжали на рейды по охране рыбных запасов. Я быстро все запоминал, и в свои тринадцать лет знал все фарватеры, заводи, протоки, мели и перекаты. Я, не стесняясь и не боясь быть осмеянным или непонятым, делился с ним самыми, как мне казалось, сокровенными мыслями и впечатлениями. Спрашивал совета, и чаще всего делал и поступал именно так, как он говорил или учил меня. Наши отношения не позволили мне оступиться.
Спустя три долгих года, когда был вынесен оправдательный приговор, мой папа вернулся домой и перевез нашу семью в областной центр, не желая жить среди людей осудивших его и наплевавших на судьбу его детей. Владимир через некоторое время тоже перебрался ближе к областному центру и продолжил работу по охране рыбных запасов Камчатской области. Волею судьбы, мы, зная друг о друге практически все, никогда больше не встречались. Каждый из нас жил своей жизнью.
Много лет спустя, просматривая местную прессу, я обратил внимание на небольшую заметку, которая потрясла меня и опустошила, будто я потерял, что-то очень дорогое. На самом деле так оно и было. В нескольких строчках заметки сообщалось, что при исполнении служебного долга погиб Владимир. Подробности его гибели не сообщались. Они меня и не интересовали. Зачем? Я понял, что потерял друга, который помог мне стать человеком.

КИНОМЕХАНИК

Мне было тринадцать лет. В то время афиши на «взрослое» кино имели надпись «Детям до шестнадцати лет вход запрещен». Запретный плод всегда сладкий, и нас прямо магнитом тянуло на такие сеансы. Но все попытки были безуспешны, так как в бдительные билетерши не допускали «малолеток» в зал.
Иногда, спрятавшись среди взрослых и создавая толкучку и давку, мы проникали в зал мимо контролера. Было так, что товарищи постарше, которым уже исполнилось шестнадцать, открывали двери, предназначенные для выхода из кинозала. В этих случаях, мальчишки быстро и ловко проскакивали в зал во время киножурналов или в самом начале фильма. В случае серьезности и очень откровенных эротических сцен в кинофильме эти уловки не проходили.
— Куда, прешь? А, ну двигай отсюда, покуда мамке не рассказала, — повысив голос и сменив милость на гнев, сердито произнесла билетерша.
«Да, сегодня прорваться не удастся. У-у-у! Разрычалась. Попробуем по другому», — рассуждал я, когда мои друзья предпринимали все новые и новые попытки — «Так! Вот дядя Слава пришел. Кто не рискует…».
— Дядь, Слав! Дядь, Слав! – подойдя ближе и взяв его за руку, затараторил я. — Там, это, Ваша помощь на улице нужна. Этот, ну, как его? Ну, Ваш знаковый. А, дядя Саша, Вас зовет.
— Вовка, отстань, — мягко улыбаясь, произнес дядя Слава, уже догадавшийся о моих намерениях.
— Нет, ну взаправду. Дядь, Слав. Вот зуб на отсеченье, — умоляюще произнес я, махнув головой в сторону выхода.
— Ладно. Пошли. Куды от вас денешься? – и дядя Слава пошел вслед за мной на улицу.
Я изложил свой план проникновения в зал и прикрытия, в роли которого должен был выступить дядя Слава. Говоря быстро и воодушевленно, я не замечал стоящих рядом улыбающихся взрослых.
— Хорошо. Убалтал, красноречивый ты мой. Помогу я тебе. Но в первый и в последний раз. Давай, действуй.
Дядя Слава зашел в помещение и встал в свою очередь за билетом. Я остался на улице, ожидая удобного момента и наблюдая в окошко за «компаньоном». Он купил билет. Качнул головой и отошел от кассы. Пригибаясь, путаясь и мешаясь под ногами, я прошел в первую дверь. Сжался еще сильнее в комочек и приготовился за спиной у дяди Славы пройти во вторую, у которой стояла билетерша. Напряжение выросло до предела. Дядя Слава протянул билет, и загородил контролеру обзор, оставив за спиной небольшой, но достаточный проход. Раз! И…
— Вовка, а ты что здесь делаешь?
В тот момент, когда я проник в помещение, практически незамеченный, голос, который меня окликнул, свел, на нет все старания. Испытывая непреодолимый стыд и страх, видя улыбки и слыша шуточки взрослых, я выпрямился и повернулся на голос. Передо мной стояла тетя Валя, работающая в кинотеатре киномехаником.
— И тебе не стыдно? Уже жлоб здоровый вымахал, а все как ребенок. А ну, пойдем со мной, — и она увлекла меня на улицу, через все преграды, которые я преодолел с таким трудом.
— Теть Валь, ну что вы, прям сразу, при всех? Зачем? Чё, я Вам сделал? А?
— Я то ничего, а вот, ты чего? Читать умеешь? Так прочитай афишу внимательней. Сказано нельзя, значит нельзя.
— Да мне уже скоро шестнадцать.
— Вот, когда наступит это скоро, тогда и приходи. Все. До свидания. Иди домой. Мне работать пора.
Делать нечего. Я повернулся и поплелся домой.
— Вова, погоди. Ну, постой. Ты смотри, обиделся, — окликнула меня тетя Валя.
Я повернулся к ней лицом и стал ждать.
— У меня очень мало времени. То, что я тебе предложу, ты дома обдумай, а завтра найдешь меня и дашь ответ. Хорошо?
— Да! То есть… Не понял…
— Ты хочешь научиться работе киномеханика?
— Как это?
— По настоящему. Если есть желание, приходи завтра. Мне эта работа очень нравится. Можешь бесплатно смотреть фильмы. Ладно. Скоро начало сеанса. До завтра.
Тетя Валя повернулась и быстрым шагом пошла в кинобудку.
Я подумал: «Классно. Это ведь, действительно можно кино смотреть бесплатно. Во, здорово!». И забыв о неприятностях, повеселевший, я пошел домой, обдумывая предложение тети Вали. Мои мысли мечтали, представляя открывающуюся перспективу культурного обогащения, и возможность посещения фильмов, «запрещенных детям до шестнадцати».
На следующий день, я нашел тетю Валю и впервые попал в кинобудку. Она состояла из трех небольших помещений. Первое – прихожая, в которой стояло несколько цилиндрических коробок с плоскими дискообразными бобинами. В этих бобинах находились кассеты с многокилометровой кинопленкой. Переобувшись в тапочки, я попал в сердце кинобудки, а именно в помещение, где стояли три больших, от пола до потолка, кинопроектора. Возле каждого стоял крутящийся стул. На стенке были окошечки. Рядом висели, аккуратно вставленные в специальные ниши, инструменты для обслуживания проекторов. На всю длину противоположной стенки, располагался стеллаж, на котором были разные электрические и механические устройства для перемотки и ремонта кинопленки. В третьей комнате была электромеханическая мастерская. В этой мастерской пахло канифолью, горелой пластмассой, ацетоном и чем-то еще незнакомым.
Всего киномехаников в поселковом кинотеатре работало трое. Солидного возраста дяденька, который тогда казался стареньким дедушкой, тетя Валя и молодой парень, ученик десятого класса. Он мечтал после окончания школы поступить в техникум и с годами стать профессиональным кинооператором или киномехаником. Дяденька что-то ремонтировал в мастерской. Паял, скручивал и раскручивал, накидывал и сплющивал. При этом он сам себе что-то говорил. Иногда тихо ругался. Тетя Валя перематывала кинопленку, устраняя механические повреждения и задиры, из-за которых пленка могла порваться прямо во время показа фильма. Их молодой коллега чистил, смазывал и протирал от пыли кинопроекторы, готовя их к началу сеанса.
— Здравствуйте!
— Здорово, коль не шутишь! – отчеканил дяденька.
— Привет! – сказал десятиклассник.
— Вова, давай для начала, приобщим тебя к малому, — первой заговорила тетя Валя. – Иди, будешь мне помогать проверять пленку. Я научу тебя, как правильно, а главное, как быстро и аккуратно ее ремонтировать.
Она принялась давать первый урок, объясняя и показывая, что и в какой последовательности делается и как скрепляется пленка в месте порыва.
— А, теперь давай сам попробуй. Вот! Молодец! Не спеши. Не дергай. Крути бобину равномерно, чтобы пленка не дергалась и не прыгала. Вот! Не бойся порезаться. Придерживай ее левой рукой. Вот! Если почувствуешь задир, останавливайся и возвращайся потихонечку.
Время за первыми уроками пролетело быстро. Приблизился час вечернего сеанса. В благодарность за старания меня оставили в кинобудке. Я был очень счастлив. И даже стрекочущие кинопроекторы не мешали мне наслаждаться просмотром фильма.
Время от времени я снова и снова приходил в кинобудку. Пройдя теоретический курс и закрепив его на практике, мне доверяли самостоятельное обслуживание кинопроекторов во время демонстрации фильма. Через год меня уже просили выйти поработать на тот или иной сеанс. В воскресные дни на дневных сеансах я работал вместе со школьным товарищем. Иной раз, работал и на вечерних сеансах.
— Вова, у нас к тебе деловое предложение, — как-то между сеансами сказала тетя Валя. – Мы посоветовались с директором и хотим тебе предложить поработать на каникулах. За нормальную заработную плату, конечно если ты этого сам хочешь.
— Здесь? В кинобудке? А на каких сеансах?
— Да, погоди ты. Во первых и здесь тоже. Но для начала, мы хотим предложить тебе поработать самостоятельно в другой, маленькой кинобудке. Мы все вместе ее сделаем, оборудуем и наладим для работы. По большому счету там уже все есть, но останется навести порядок. О деталях потом. После того, как ты дашь ответ. Ну? – она вопросительно посмотрела на меня.
— Я, согласен. Только, что бы ни ругали и не кричали, — отпарировал я.
Спустившись вниз по металлической лестнице, мы прошли внутрь кинотеатра через парадный вход. Войдя в фойе, тетя Валя показала на внутреннюю мансарду, расположенную над входной дверью и кассами. На нее вела деревянная лестница с красивыми резными перилами.
— Обрати внимание, в левой части имеется маленькая комнатка. Видишь? Так вот, на верхней площадке стояло пианино и перед сеансами, и между ними на нем играл музыкант или любой желающий. Со временем уволился музыкант, и площадка стала пустовать. Несколько лет назад мы сделали маленькую кинобудку. Видишь? Стали крутить короткие ролики: «Фитили», научные журналы, короткометражные документальные и художественные фильмы, но со временем опять этим стало некому заниматься. Пошли наверх.
Мы поднялись на площадку. Открыли дверь кинобудки. Внутри стоял кинопроектор «Киев», как и все внутри, изрядно покрытый пылью. Он стоял на столе, зачем-то под углом и почему-то обратил свое «око» не на экран, а в обратную сторону на зеркало. Зеркало, также как и кинопроектор располагалось под углом.
— А, почему все так стоит? Как-то не понятно, — спросил я. Мой детский мозг не мог найти объяснения необходимости такого расположения вещей.
— Всему свое время. Когда будет порядок, приступим к регулировке и установке. Хорошо?
— Конечно. А, я один здесь буду работать или можно, чтобы кто-нибудь из моих друзей помог мне?
— Можно.
— Ну, если они мне помогут, то захотят, и кино бесплатно посмотреть, — я хитро сощурил глазки.
— Бесплатно, так бесплатно. Если будет нельзя здесь, тогда приведем твоих друзей к нам в кинобудку. Только это не распространяется на всю школу. Два, максимум три товарища и все. А, теперь беги, неси тряпки ведра. Воду знаешь, где брать, так что приступай.
Какие два, три дня, когда есть друзья. К вечеру того же дня, не только внутренняя обстановка маленькой кинобудки, но и вся верхняя площадка, были приведены в порядок. И счастливые друзья, как когда-то я сам впервые смотрели кино через окошечки кинобудки, расположившись на крутящихся стульях, возле стрекочущих кинопроекторов.
На следующий день кинопроектор и зеркало, были установлены на свои места и отрегулированы. Маленькая кинобудка приступила к работе.
Перед сеансами и во время киножурналов в большом зрительном зале, моя кинобудка показывала мультфильмы, документальные и короткометражные фильмы.
ШКАТУЛКА

Мы это я, Сергей и Лена. Дружили мы с третьего класса. В период, когда мы учились в седьмом классе, нам стало казаться, что детская дружба начала перерастать во что-то более близкое и дорогое. Конечно же, это чувство в двойне проявлялось мной и Сергеем к Лене. Мы все больше пытались ей угодить. По прошествию лет это вспоминается только с улыбкой.
Где-то уже с год, Сергей дружески называл меня — Боликом, а Лену — Леликом. Это была своего рода большая детская игра. У рыцарей имелся атрибут дружеской верности. И нас объединял символ дружбы, состоящий из трех букв «ЛВС». Никаких замысловато витиеватых значений этот знак, не предусматривал, а расшифровывался он очень просто – Лена, Вова, Сережа. Краткость – сестра таланта. Талант геральдиста принадлежал заслуженно Сергею. Он, с чуткой и нежной любовью разрисовал почти весь поселок этим атрибутом. Знак можно было встретить везде нарисованный разноцветными мелками и красками.
Ранним утром выходного дня, за неделю до празднования дня рождения Лены, Сергей позвонил мне:
— Вовка привет. Не перебивай. Я вчера смотрел подшивку журнала «Огонек». Пол ночи мучался. Как думаешь, если мы Лене подарим на день рождения шкатулку, ну там для всяких украшений?
— Ну-у.
— Что ну? Я же дело говорю. Возьмем чурочку, у тебя же в сарае лежат дрова? Распилим ее, сделаем углубление, оформим красивую крышечку, которая будет открываться кнопочкой. Так, чик. А она на пружинке вверх. Бах! Во! Правда, здорово?
Да, возможно все это было здорово. Я слушал Серегу и думал только об одном «Что же ему такое сказать, чтобы поскорее закончить разговор и лечь в теплую постель, хотя бы еще на полчасика. Жаль, но поспать уже, наверное, не получится».
— Понимаешь, в одном журнале пишут о хохломской росписи, а на развороте разные поделки. Слушай, такие классные шкатулки. Рисунки разные. Такие прямо аж… Ну! Подарок будет, закачаешься, — продолжал монотонно и восторженно бубнить в трубке голос.
— Красить то же будем?
— Конечно. Нарисуем рисунок и разукрасим. Краски у тебя же есть, я видел, стоят в сарае.
Мы недавно сделали небольшой косметический ремонт квартиры, в сарае остались банки со строительными красками.
«Ну, ну художник», — подумал я, а вслух сказал:
— Краски есть, но они же строительные, для ремонта. Сохнуть будут очень долго.
— Да ты не переживай у нас целая неделя впереди. Сегодня сделаем шкатулку, нарисуем и сразу покрасим. Краска за неделю высохнет. Вот!
— Ладно. И когда тебя ждать?
— Я уже готов. Осталось обуть скороходы и через пять секунд я у тебя, — радостно продекламировал Сергей. Все-таки ему удалось немного меня заинтересовать.
В силу своего характера, я делал быстро и четко только то, к чему действительно проявлял заинтересованность. Серега прямая противоположность. Он ежеминутно был чем-то занят. Если не читал, то думал. Если не думал, то мечтал и прорабатывал какой-то очень важный план. Если не работала голова, то работали руки и ноги. Делал он ими порой не шедевры, но многое то, чего не умели его сверстники, в том числе и я.
— Сережка, подожди. Ты вырвал меня из теплой постели. Я еще толком не проснулся, и хочется попить чаю и чего-нибудь съесть.
— Да? – в его голосе послышались нотки разочарования, — хорошо через десять минут я буду у вас во дворе. Привет, — и он повесил трубку.
Пока грелся чайник, я умылся и вытерся махровым полотенцем, которое как бы согревало лицо и руки после холодной воды при каждом прикосновении. Потом оделся, заправил кровать и пошел на кухню завтракать. Я отрезал большой кусок черного хлеба. Намазал его сливочным маслом, поверх которого столовой ложкой наложил красной икры. Присел к столу и с наслаждением принялся поглощать бутерброд, тщательно пережевывая каждый откушенный кусок, и запивая все это великолепие, сладким чаем.
Солнышко не в зените, но достаточно высоко над горизонтом, который просматривается во все четыре стороны. Легкий ветерок разносит по поселку приятный запах моря. Утреннюю тишину нарушает монотонно работающие дизеля электростанции. К этому звуку все привыкли на столько, что даже и не замечают его.
Я вышел из подъезда на улицу. На противоположной стороне двора стояли деревянные сараи. Возле двери, на которой неумелой детской рукой была нарисована цифра три, сидел на корточках, время от времени издававший звуки в виде свиста Серега.
Мы поприветствовали друг друга кивком головы и мужским рукопожатием, не преминув при этом проверить, чья кисть на сегодняшнее утро сильнее. Не желая уступать, рукопожатие затянулось. Покряхтев еще немножко, победила дружба.
— Ключи взял?
— Взял.
Отперев замок, я распахнул дверь и отошел в сторону, пропуская вперед Сергея.
— Надо же, — ухмыльнулся он.
Распахнув куртку, из внутренней части левого рукава Сергей достал журнал «Огонек». Раскрыл его на нужной странице и передал мне. В журнале, на развороте были цветные изображения разных изделий из дерева: игрушки, столовая утварь, сувениры и шкатулки. Сергей вошел в сарай и принялся по-хозяйски перекладывать с одного места на другое дрова, выискивая подходящее палено.
— Да уж, нам уж, — хмуро произнес он. — Что? Чего ты там бормочиш? Иди сюда, смотри вот это полено должно пойти в самый раз. Как думаешь?
Сергей держал в руках короткое березовое полено.
— Видишь и сучок только один, с этой стороны полено гладкое. Отпилим сантиметров пять – это и будет шкатулка, а отпиленные сантиметром два, закруглим, отшлифуем, и получится крышечка на нашу шкатулочку.
Серега с гордостью смотрел на отобранный для шкатулки материал и продолжал мечтать.
— Было бы здорово, если мы не повредим кору. Смотри, какой она имеет рисунок. Немного снимем верхний слой, а нижний покроем лаком. О, а лак у тебя в сарае есть? Болик глянь на полке.
— Лак, краски. Ты сам, что принес?
— Идею! – лаконично и гордо заявил Сергей.
— А кто будет воплощать твою идею?
— Мы!
— Здорово, то есть ты будешь умничать, а я пилить, строгать. А инструменты?
— Ну, ты чего? Ленке же подарок будет на день рождения. Инструменты! Инструменты вон в коробочке на полочке. Или у тебя другие предложения?
— Серый, давай сходим к трудовику, поговорим, объясним. Он же тоже человек. Попросим на станке поработать.
— Ну, сказанул!!!
Предложение действительно, как-то не вязалось. То ли в силу нашего возраста, то ли по причине нашей средней успеваемости учитель трудового воспитания очень редко подпускал нас на уроках к дерево- и металлообрабатывающим станкам. А тут еще в неурочное время.
— Жаль. Очень жаль, но нет, значит нет. Будем мастерить сами.
— Ручная работа всегда ценилась и ценится выше всякой штамповки.
Высказавшись, мы приступили к работе. «Работа мастера боится», но то ли мы не мастера, то ли работа такая непугливая, трудились, не покладая рук, а шкатулка к вечеру готова не была.
Оптимистично настроенный Серега с первыми сумерками сдался.
— Ничего, за неделю управимся.
К сожалению, ни в следующий день, ни в последующие дни, нам так и не суждено было продолжить свою работу. Все нас что-то отвлекало или увлекало с новой силой. О дне рождения мы помнили и к шкатулке вернулись только за день до решающей даты.
— Упорство и труд, все перетрут, — процитировал Сергей и с ожесточением продолжил работу.
Я помогал ему, но лень и отсутствие желания подвигли меня высказать рациональное предложение:
— Слушай, Серега давай посмотрим правде в глаза.
— Ну,- не переставая работать, процедил Сергей.
— Даже если мы успеем сделать шкатулку, то мы не успеем ее покрасить или краска не успеет высохнуть.
— Ну!
— Может, мы возьмем какую-нибудь готовую коробку или коробочку. Покрасим ее. Сделаем крышечку. И будет шкатулочка. А?
— Ну!!!
— Что ты все заладил, ну да ну? У меня в сарае на этот случай есть подходящая коробочка.
— Ну!!!
Я бросил заготовку крышечки и влетел сарай. Выйдя из него, протянул Сергею небольшой, сбитый из фанеры, обыкновенный почтовый ящик.
— Ты чего? Стрёмно,- коротко, но справедливо заметил Сергей.
— И, тем не менее, мы его зачищаем, красим, закрепляем крышечку, чтобы она открывалась и закрывалась. Вот и готов подарок, — настаивал я.
— Бры-ы-ы, — выразил свои эмоции Сергей.
— Чего бры-ы-ы-ы? Ты посмотри сколько места. Да ты глянь, сколько сюда можно навалить всякого добра. Масштаб, размер. Серый, а так Ленка вообще останется без подарка. Думай, — умоляюще попросил я.
— Думаю,- Сережа отложил заготовку шкатулки и инструмент. Взял почтовый ящик в руки. Покрутил. Несколько раз поднял и опустил крышку, как бы примеряя пружинный механизм. Сдвинул кепку на затылок. Почесал лоб и, — Горькая, правда, жизни. Болик, а ты прав. Лучше с подарком, чем без него, — заключил он.
— Фу-у-у! В какой цвет будем красить? – поинтересовался я.
— Подожди красить. Для начала надо подумать, как прикрепить крышку, чтобы она была подвижна.
Серега обдумывал механизм. Идеи так и сыпались из него. Однако все технические приспособления были очень далеки от совершенства и пораженный в самое сердце этой простой вещью, Сергей быстро поник. Надо было спасать положение.
— Сережка, а чего думать-то? Давай, у меня даже маленькие шурупчики есть, отрежем кусочки стропленты или коженного ремня, аккуратненько прикрутим, покрасим и видно не будет. А?
— Правильно. Не будем терять времени, — довольно легко согласился он.
И мы приступили. Надо отметить, что работали с повышенным энтузиазмом. В течение какого-то часа нами до белизны был зачищен почтовый ящик, как с наружной, так и с внутренней стороны. Краска была разных цветов, но все ее разнообразие не могло удовлетворить наших потребностей. Выбор пал на судовой сурик ярко-красного цвета.
С трепетом весь ящик и крышка, а также крепежи из кусочков стропленты, аккуратно приспособленной маленькими шурупчиками, были выкрашены в ядовитый ярко-красный цвет. Чтобы краска высыхала равномерно со всех сторон, ящик-шкатулка был подвешен в сарае. Мы стояли и любовались творением своих рук.
Испытали мы тогда неописуемое удовлетворение и восторг. Все-таки недельный труд окончен. И, как нам казалось, на самом высоком уровне. Как никак мы любовались предметом, который был творением наших «умелых» рук. Однако на Сережином лице читалась некая неудовлетворенность.
То о чем он думал я узнал только на следующее утро. Лицо Сергея сияло.
— Вот, — Серега протянул вперед зажатую в кулак кисть правой руки.
— Что, вот?
— А? А! Вот! – и Сергей разжал кулак.
На его ладони лежал переливающийся в лучах солнечного света многогранный, овальной формы, похожий на цветное стекло, полудрагоценный камень фиолетового цвета.
— Это что? – спросил я.
— Знаешь. Я подумал, что чего-то не хватает на нашей шкатулке. Думал, думал и придумал. Мы на верхнюю часть крышки прикрепим вот этот камешек. Правда, здорово?
— Правда. А где ты его взял.
— У мамы из перстня выковырял. Зачем он ей.
— Действительно. Зачем? А, про серьги ты уже забыл?
— Ой, не надо этих намеков. Мы же Ленке подарок делаем. Понимаешь?
— Ладно, а как мы его будем крепить к крышке?
— Пока не знаю, но что-нибудь придумаем.
Сказано сделано. Возились мы до вечера, но камень приспособили.
До сгущающихся сумерек мы думали, кто и как преподнесет подарок Лене. Детская скромность, сопряженная с застенчивостью и порой с трусостью перед девчонками, не позволила нам преподнести подарок лично, так сказать из рук в руки. Мы решили, что подарок будет оставлен на пороге квартиры. Позвонив в дверной звонок, мы потихонечку спустимся на первый этаж, и будем наслаждаться восхищениями нашему подарку.
Пришли мы к дому Лены. Жутко. Мурашки по спине бегают. Колени подкашиваются. Такое впечатление, что с плохим делом снюхались.
Аккуратно ступая на ступеньки, прокрались на второй этаж. Прислушались. Праздник в разгаре. Нас никто не увидел и не услышал. Поставили шкатулку на порог. Т волнения, мы слышали биение сердца друг друга. Позвонили в дверь и …
Так тихо еще, наверное, никто и никогда не спускался. Было такое впечатление, что сверху по ступеням сброшен пустой, мусорный бак. Уж не знаю, услышал ли кто этот шум в квартире, но как бы-то ни было, а на первом этаже мы замерли как мыши и стали ждать, напряженно прислушиваясь.
За дверью спросили «Кто там?». Щелкнул замок. В открытую дверную нишу вылился свет из квартиры.
Через секунду тишину разрезал веселый, заразительный женский смех, и голос крикнул: «Лена иди скорее сюда. Здесь твои женихи тебе подарок ко дню рождения принесли». Опять смех и фраза, которая тогда повергла нас в ужас: «Красный гроб они тебе преподнесли».
Домой мы шли угрюмые. Вот и поздравили подружку. Вот и доставили ей радость.

ХИРУРГИЯ

Если в стационаре отсутствовали тяжелобольные, накануне того или иного праздника все «ходячие» отпускались домой. Медицинский персонал тоже имел праздничный отдых. Но всегда была назначена дежурная бригада кареты «скорой помощи» и дежурный врач. Они дежурили, находясь у себя дома. В больнице оставался только один человек — дежурный. Нередко, а, даже очень часто, этим человеком была «младмедсот», всеми любимая, бывшая медсестра той же больницы, а ныне заслуженная пенсионерка, и по совместительству уборщица — баба Даша.
Какой был праздник, да и какой год, не скажу, потому что просто не помню. Был я еще маленький. Эта история, пересказывается в тех красках, которыми она была украшена взрослыми.
И так. В канун праздника был объявлен короткий рабочий день. Поэтому, он постепенно заканчивался к двенадцати часам дня.
Опустели кабинеты врачей. Затем и само двухэтажное здание больницы. Баба Даша не спешила с уборкой, ожидая, когда все разойдутся. «А куда спешить? Вся ночь впереди. Если не будет вызовов, можно и поспать» — думала она, полного телосложения женщина, уже в годах, с поседевшими волосами, но всегда с веселыми, излучающими яркий свет глазами. Обладательница живой и подвижной походки, ловких рук и главное проницательного ума, напичканного множеством колких шуточек. Восседая на стуле врача приемного покоя, расположенного при центральном входе, баба Даша взглядом, поверх очков, провожала убывающих домой медработников.
— Баб Даш, с праздником Вас! Счастья! Здоровья!
— И тебе не помереть, милок.
— Баба Даша, пока, пока!
— И Вам Здрасьте.
— Милая баба Даша, поздравляем Вас с наступающим праздником! Желаем Вам крепкого здоровья! Море улыбок! Крепкого счастья и долгих лет жизни!
— Ой, спасибочки миленькие. Только, какая я вам баба Даша. Я вам каждой еще форы, процентов на сто дам. Вот поотбиваю женихов, тогда посмотрим, кто бабушка.
Так с поздравлениями, шутками и прибаутками, опустела больница. Последним уходил главврач.
— Ну, что опять на дежурство, баба Даша?
— А что нам старикам? Это вам молодым жизнь радость да веселье. Мы уж свое отгуляли.
— Рано Вы себя на покой списываете. Молодая, красивая. Баб Даш, а может на дискотеку, рванем? Где наша не пропадала?
— Ох, лестны мне Ваши речи, да только слово бабушка весь орнамент портит. Иди, уж в семью. Наверное, заждались.
— Вы правы. Пойду. Если что…
— Да, знаю я. Чай не впервой. Коли, что серьезное, лично Вам и отзвонюсь.
— Спасибо, но серьезного не надо.
— Мы предполагаем, а бог располагает! Иди, уж. Мне пора порядок наводить.
— Еще раз с праздником. До свидания.
Главврач вышел из кабинета. Звук шагов удалился по коридору. Хлопнула входная дверь, и все стихло. Баба Даша подошла к радиоточке, висящей на стене, и повернула барашек регулятора громкости. Динамик запел.
Она прошлась по этажам. Заглянула во все палаты. Проверила, закрыты ли двери операционной, перевязочной и кабинеты врачей. Затем закрыла входную дверь на засов.
— А теперь и поработать можно. Ну-с, красавица, приступим, — бодрым голосом, сказала себе дежурная и направилась за инвентарем.
Инвентарь: тряпка, швабра и ведро, находились в деревянном шкафчике, стоящем в коридоре. Вооружившись, баба Даша направилась к ближайшему водопроводному крану. Набрала теплой водички, благо кочегарка имелась своя, больничная. И начала наводить порядок со второго этажа. Когда никого нет – скучно, но и никто не мешает. Работа в умелых руках спорится быстро. Да и мысли разные отвлекают, воспоминания воспроизводятся. Лицо ее то озарялось в улыбке, то хмурилось, то вовсе ничего не выражало. «Да, сколько всего за жизнь произошло, сколько перед глазами промелькнуло. Всего и не упомнишь» — думала она про себя, а руки делали привычную работу. Вымыв пол второго этажа, баба Даша осмотрелась и всплеснула руками — «Вот кочерга старая. Все протерла, все помыла, а про окно забыла. И подоконник не обработала раствором». Делать нечего. Взяла тряпку, смоченную в хлорном растворе. Выжала ее, чтобы была чуть влажная, и пошла через весь коридор к торцевому окну. Через окно она посмотрела больничную кочегарку и, чуть в сторонке, поселковый морг. Ничего особенного. Стоят на привычном месте, как и многие годы. Губы бабы Даши застыли в улыбке, а в глазах блеснул огонек.
«Лет с пять назад это было. Может больше, а может и меньше. Не важно. Гуливанили мужики летом. По-своему обыкновению много, на свежем воздухе, у реки. Выпивки достаточно, а закуски мало. Надрались в стельку и тут же прилегли. Сумерки пригнали туман и прохладу. По просыпались от холоду мужики. Уж темно. По домам пора бы. Давай друг дружке помогать. Шумно встают, ругаются. А один и не рыпается. И виду не подает, на то чтобы вставать. Кореша подошли поближе, попытались его поднять. Свят, свят, а мужичонка, то холодный, да и не дышит. Конфуз. Помер. Делать нечего, поселок маленький, куда трупы стаскивать всем известно. Бывало уже, сами помогали такую работенку делать за полулитры. За ноги, за руки мужичонка взяли, да и понесли. Поселковый морг никогда на замке не держали, а что в нем брать, да и кто без надобности туда стремится? Принесли, значит. Положили на пол, а сами в кочегарку – погреться и друга помянуть. За одним, другим стаканчиком «Пшеничной» да «Столичной» поминки и в веселье перешли. Пьют, закусывают, анекдоты травят, да покойного добрым словом поминают. Открывается медленно, со скрипом неприятным дверь коптерочки. Из темноты котельного помещения тень на них движется. Огромная такая. И обволакивает все пространство свободное. Свят, свят, а это на них мужичонка недавно приставленный движется. Весь синий, дрожит, ручонку правую протягивает и на стакан с водкой показывает. Указательным пальцем левой ручонки в локте согнутой качает, будто пожурить намеревается. Сказать, будто что хочет, а рот молчит и только открывается. Мужики хоть и не партейные, да в церкви отродясь и не были. Откуда только в памяти молитвы возникли. Пальцы сами сложились. Смотрят мужики на привидение, молятся и крестятся, словно в замедленном фильме. Хорошо уже изрядно подвыпившие были, а так померли бы все со страху. Хмель мигом улетучился. Сидят за мужичонкой наблюдают, за чем пожаловал с того света. А он не дождавшись, наклонился вперед, взял со столика до краев наполненный водкой граненый стакан и залпом в свою глотку его опрокинул. Отдышался и нормальным голосом заговорил. Поведал он им страшную историю, о том, что проснулся в морге. Потом все допытывался, как он туда попал?» — такую историю вспомнила баба Даша. Историю, которую с годами рассказывали, как сказку в назидание алкашам непробудным.
Закончив со вторым этажом, она перешла на первый. Все везде помыла, протерла и обработала хлорным раствором. Собрала в корзину грязные полотенца, постельное белье, хирургические простынки и не спеша, отнесла в больничную прачечную. Зашла в кочегарку. Проверила, чтобы все жужжало и работало, а главное в каком состоянии кочегар. Праздник, все ж таки. Вечерело. Где-то играла музыка, и раздавались поющие голоса. Прогулявшись по свежему воздуху, она вернулась в больницу. Закрыв дверь, она пошла, проверить помещения и включить дежурное освещение в коридорах. Возвращаясь в приемный покой, баба Даша остановилась на первом этаже возле одного из кабинетов. На двери кабинета имелась табличка: «Врач-терапевт Конева Г.А.». Улыбнулась и тихо засмеялась. Вспомнился случай, который произошел сегодня утром.
«День короткий, а народу с утра в коридоре, не пробиться. Все разговаривают, переговариваются, окрикивают и откликаются. Одним словом шумно. Тут мужчина, не из нашенских, не из местных значит, по коридору туда сюда, туда сюда.
— Чего ищешь, мил человек? – кто-то сердобольный, поинтересовался.
— Да не знаю, к какому терапевту. Я не из местных. На ставных неводах работаю. А тут хвороба напала, — посетовал мужик.
— Вам надо в амбулаторию. Нет в регистратуру. Узнали бы в приемном покое, — перебивая друг друга, оживились больные.
— В приемном покое сказали к любому терапевту.
— День короткий, а народу глянь, вишь сколько. Загляни, спроси, примет сегодня, так примет. Может, скажет после праздника приходить.
Мужичок на табличку глянул, открыл дверь, и очень громко спросил: «А, кто тут будет доктор Коневага?».
Сидящие и стоящие в коридоре повалились со смеху. Мужчина не мог понять, что явилось причиной столь бурного веселья. А когда объяснили, было и сам, посмеялся, да скромность победила».
Много на памяти бабы Даши всяких историй и случаев. Всех и не упомнишь. Хихикая и улыбаясь, она прошла в приемный покой, сделала радио потише и села к столу. Достала книжку, раскрыла ее в месте, где был, загнут уголок листочка, и углубилась в чтение.
Быстро пробежало время. На улицу опустилась ночь. Глаза уже не молодые. И очки не помогают. Все одно глаза устают. Возраст. Баба Даша отложила в сторону книжку и из домашней авоськи достала газетный сверток. В нем находился сухой паек: кусочек белого хлебушка; небольшой, но очень соблазнительный кусочек домашнего свиного сала; пару чесночин и два куска, средней величины, жаренной красной рыбы. Не спеша, под звуки радиопередачи она перекусила. Ставить чайник не захотела, так как глаза сами собой закрывались отяжелевшими веками. Включила настольную лампу. Выключила верхнее освещение. Легла на больничный топчан и, укрывшись домашним пледом, закрыла глаза.
Сон был прерван сильными ударами по входной двери. Баба Даша присела на краю топчана. Протерла глаза. Удары в дверь возобновились и даже послышались голоса. Она встала и быстрым шагом подошла к двери.
— Кто шумит? Чего надо?
— Врача. Срочно. Человек кровью истекает. Умирает, — послышался заплаканный женский голос, — Ну, пожалуйста. Быстрее.
У бабы Даши сжалось сердце «Что случилось?». Она сдвинула засов. С уличной темноты в коридорный полумрак вошли два изрядно выпивших мужчины, один из которых держал на голове, какую-то тряпку, и молодая, вся в слезах, женщина.
— Куда идти? Где доктор? – спросила женщина.
— Ну-ка без истерик и соплей, — строго сказала баба Даша. – Иди сюда, милок, показывай, что у тебя там?
Она проводила под локоток молодого мужчину с тряпкой на голове в приемный покой. Посадила его на кушетку. Включила верхнее освещение. И только сейчас увидела, что по его лицу струится кровь, а тряпка пропитана кровью.
— Страх божий, — шепотом произнесла она. – Где ж тебя так угораздило? Прыгал, что ли?
Молодой мужчина что-то невнятное промычал.
— Да, какой прыгал. Петух, до петушился. Все как не выпьет, ревнует меня ко всякому. Вот и до ревновался. Кто-то из сезонников по голове бутылкой дал, — начала быстро щебетать женщина.
— Ясно. Там, в коридоре лавочка. Идите, посидите пока.
Быстрыми и отработанными движениями, баба Даша открывала один за другим шкафчики, извлекая из них нехитрый медицинский инвентарь: вату, бинты, бутылку с фурацилином, бутылек с нашатырным спиртом, йод.
— Ну-ка, милок опусти руки. Так молодец. Теперь сядь ровненько. Обопрись спиной в стенку. Вот, умничка. Ну. Ну. Не кряхти, как дед старый. Сейчас промоем и глянем, что у тебя там. Вот. Вот так. Молодец. Терпи.
Баба Даша профессионально промыла рану, которая слегка кровоточила. Обработала ее края йодом.
— Да, милочек зашивать надо. Сейчас позвоним доктору.
Она набирала номер за номером и слушала длинные гудки. Ни по одному телефону, никто не поднимал трубку.
— Что ж. Делать нечего. Будем зашивать сами. Только вот беда у меня нет ключей от операционной, а там и иголки и жилы, — она задумалась. – Знаешь, а рана относительно небольшая. Сейчас. Сейчас, что ни будь, придумаем.
Открывая и заглядывая в шкафчики, баба Даша из одного из них извлекла простую бытовую иголочку и белые нитки. Затем обработала иголочку и достаточной длины ниточку в йодном растворе. Продела ниточку в ушко иголочки и разложила не хитрый инструмент на стерильной тряпочке, лежащей на столе. По центру другой стерильной тряпочки она аккуратно вырезала достаточного размера круглую дырочку и водрузила ее на голове раненного мужчины так, что дырочка в тряпочке совпала с раной на голове. Аккуратно освободив края раны от волос, попросту остригая их медицинскими ножницами, она подготовила ее к операции.
— Сынок, ты главное не бойся. Я сама немножко боюсь. Потерпи, миленький. Ладно? — он только и смог, что качнуть головой и что-то невнятное промычать. – Тем лучше. Может, и не почувствуешь.
Перекрестившись, баба Даша всунула под нос молодого человека ватку, пропитанную нашатырным спиртом. Зафиксировала его голову, прижав большой грудью к стене. Четкими движениями, не спеша, но и не затягивая процесс, маленькими стяжечками, она, шаг за шагом, зашила рану. Затем обильно обработала ее йодным раствором и перевязала голову бинтом. Только после этого отпустила мужчину.
— Спит, — удивленно произнесла она. – Вот чудовище ты мое раненное. Эй, знойная красавица, забирай своего благоверного.
Пока молодая женщина входила в кабинет, баба Даша убрала не хитрый инвентарь и привела в порядок стол кабинета.
— Что, все? – усомнилась женщина.
— Да, все. После завтра пускай придет на прием к хирургу.
Девушка осмотрела голову молодого человека. Видно ничего, не поняв, а попросту, ничего не увидев, она позвала второго мужчину. Подхватив раненного под руки, они ушли.
В первый рабочий день, на прием к хирургу пришел пациент. Он поведал небывалую историю. Осмотрев рану, врач был очень удивлен и констатировал высокий уровень качественно проведенной операции. Пусть незначительной, но все же операции. Спустя положенный срок, пациенту сняли швы. Рана благополучно, без каких либо последствий зажила. Говорят, что сам пациент со временем забыл, в какой части головы у него была рана.