Вы удивитесь, когда узнаете, что я страшно не люблю писать стихи и ненавижу состояние, когда моя голова вдруг становиться беременной от четверостишья, неизвестно откуда взявшегося. Избрав утробой мозг, смелый зародыш сразу же начинает требовать повышенного внимания к себе и полной концентрации на его эмбриональном (скорее вибриональном) развитии. И вообще он ведёт себя эгоистично, стремясь в кратчайшие сроки, из четверостишья вырасти в стихотворение большого объёма. С момента его зарождения во мне я должна тут же забросить все свои дела и заниматься только им, а значит – сидеть, лежать, ходить и т.д., рифмуя.
Ещё год назад я не писала никаких стихов и прекрасно себя чувствовала, но, написав однажды, я как будто, приоткрыла какую-то запретную дверь, сломав при этом замок, как результат — теперь вынуждена периодически в муках рожать их. Я пыталась прекратить, или предотвратить этот процесс, но тщетно. Однажды, изрядно устав от мытарств с новым четверостишьем, в пику его любовно-сентиментальной направленности я написала: «В поэты не стремлюсь, стать им боюсь. Пишу я прозу восемь лет подряд, мечтаю встать с прозаиками в ряд!». Я хотела клин-клином вышибить, но из этого ничего не получилось и, спустя всего несколько часов, я успешно разродилась поэмой.
Итак, за первым поэтическим произведением последовало второе, за вторым — третье, а на четвёртом, я всерьёз задумалась над тем, что мне предпринять, чтобы раз и навсегда прекратить писать стихи. И вот почему…
Совсем не по весеннему холодной и дождливой апрельской ночью мне не спалось. Маленькая стрелка часов без всякой жалости ко мне сползала по циферблату вниз к цифре шесть. Вдруг где-то рядом в непроглядной темноте за окном, мгновенно нарушив строгую тишину, громко и печально засвистела одинокая птица. Да, она свистела, но с такой безнадёжностью и тоской в голосе, что, я бы нисколько не удивилась, если бы услышала вскоре вой какой-нибудь бездомной собаки, не удержавшейся от желания вторить этому скорбному «щебету». На душе у меня стало тоскливо и вслед за этим в моём мозгу ожило и зашевелилось четверостишье: «Не спиться. Свист. Что там, в ночи за птица, которой, как и мне не спиться? Пернатая не может до утра угомониться и свистит «пора».
Когда я вскочила с постели, включила свет и записала строфу, я поняла, что опять попалась на удочку, что теперь мне уж точно не удастся уснуть до тех пор, пока я не закончу с объяснением себе самой, почему же и зачем несчастная птица «свистит «пора».
Так и случилось. Я заснула только после того, когда у меня сложилось последнее четверостишье, которое звучало: «Проснулась я. Кричала птичья стая, взволнованно перед окном летая. Кружила низко. Будет дождь — я поняла. И в этот день я солнце проспала!». Здесь я слегка приврала. Под приведённые мною обстоятельства, под дружный крик птиц я не проснулась, а наоборот, буквально рухнула в постель ровно в половине восьмого утра, когда за окнами уже началась обычная дневная жизнь, когда на улице появились прохожие и мимо окон моей квартиры с шумом проезжали машины и заполненные людьми автобусы. Но разве это так важно?
Проснулась я в полдень. Бессонная ночь и дождливая погода сказались на моём самочувствии и настроении. Хорошо ещё, что мне не нужно было никуда ехать, или идти по делам, поэтому я сонной мухой прослонялась по квартире всё светлое время суток. Единственно полезное, что я всё-таки сделала за весь день, так это – приготовила ужин на двоих, себе и своему взрослому сыну, который работал и учился одновременно, и от этого очень уставал.
К десяти часам вечера, он вернулся домой. Пока сын переодевался и мыл руки, я накрыла на стол. Мы сели ужинать, и парень набросился на мясное рагу, как будто не ел несколько дней подряд. Обычное дело для матери – не замечать, как маленький и потешный мальчишка со временем превращается во взрослого и серьёзного мужчину. Вот и моему — уже двадцать четыре, а я и не заметила, как он вырос! Возможно, уже скоро мой сын обзаведётся семьёй, у него появится жена и собственные дети-ангелочки, а я стану бабушкой…
Я попыталась представить это, но не смогла: я никак не могла ощутить себя в роли бабушки, и поэтому через минуту мои мысли обратились на себя — саму. Я думала, что до старости мне ещё далеко, я – молодая, полная планов, сил и творческих замыслов. Мысленно подбодрив себя, таким образом, я вновь обратила внимание на хороший аппетит своего сына и пожелала ему: «Ешь на здоровье, сынок!».
Но самой мне не хотелось есть. Меня распирало от другого желания, мне было просто необходимо прочитать своё ночное творение сыну и к концу ужина, я не выдержала:
— Ты знаешь, а ведь я практически не спала в прошлую ночь! – начала я издалека.
— Почему, интересно?
— Бессонница. И опять, представляешь, стихотворная строка привязалась, мучила меня, мучила, пока я не написала целое стихотворение! Хочешь, прочту?
Сын, внимательно поглядел на меня, улыбнулся, и отодвинув от себя опустевшую тарелку, с шутливой обречённостью в голосе сказал:
— Ну, давай, читай!
В мгновении ока я сбегала в свою комнату и принесла оттуда свое стихотворение. Не дожидаясь особого приглашения, я начала читать:
Не увидеть солнца, или детский страх.
Не спится. Свист. Что там, в ночи за птица,
Которой так же, как и мне не спится?
Пернатая не может до утра
Угомониться, и свистит «пора».
Действительно пора заре разбавить муть
И нежным светом обозначить путь,
И время старта солнцу подсказать,
Сопровождать его, когда начнёт вставать.
Такую честь ярило заслужило
Не уклонялось и во всю светило
Сияло часто, ради жизни на земле,
Не оставляя шансов серой мгле.
Без золотых лучей люди умрут,
Не только люди – звери, птицы, прут
От ветки каждой, рыба и цветок,
Мечтают получить тепла глоток и света.
Даже в зимний день,
Когда снега и лёд, и темь,
И стужа лютая и беспробудный сон,
Всем, кто живой, как воздух нужен он.
Всем, кто привык, что день сменяет ночь,
Спасенья нет, когда вода из русла прочь,
Затопит берега в кромешной тьме
Покровом льда застынет на земле.
И вечная наступит мерзлота,
И тишина, и пустота,
Быть может, прекратится суета,
Но для кого, неясно ни черта…
Тут мне припомнился известный детский стих,
В котором, тоже, целый мир затих,
Когда большой зелёный крокодил
Прекрасное светило проглотил.
И стало страшно мне в предчувствии беды
Я представляла, что умрут слоны,
Жирафы, обезьяны, кенгуру…,
Наверно вместе с ними я умру.
Так что свисти пичуга, жди зарю
Ты не мешаешь мне,
Я ведь не сплю…
……………………..
Я не заметила игривого луча,
Ворвавшись в комнату, он через миг шутя
Скакнул на щёку мне из ближнего угла,
Пытался разбудить, но я спала.
В тревоге сомкнутые веки, рот,
Дыхание прерывисто, и вот –
Весёлый луч немного поплясал,
Взлетел на подоконник и пропал.
Проснулась я. Кричала птичья стая,
Взволнованно перед окном летая.
Кружила низко. Будет дождь — я поняла.
И в этот день я солнце проспала.
Закончив читать, я вопросительно посмотрела на сына. Он молчал. Выражение его лица было для меня загадочным, ясно было только одно – скуки в нём не наблюдалось. Я не посмела прервать молчание, и вскоре дождалась, сын заговорил. Он спросил у меня:
— Ты хочешь обнародовать это стихотворение, собираешься читать его кому-то, или куда-то послать?
— Ну, не знаю, может быть, когда хорошенько поработаю над ним, — уклонилась я от прямого ответа, ожидая, что последует за этими вопросами.
Долго ждать не пришлось, потому что сын уже в следующий миг твёрдо сказал:
— Не надо. Это стихотворение, или стих, как ты выразилась в своём произведении, не нужно никому показывать!
— Почему, тебе не понравилось?
— Лично мне понравилось, потому что я хорошо знаю тебя, и меня не испугать твоим творением, несколько тяжёлым для восприятия! Других только пугать не стоит, подумают, что ты слишком замороченная, или вообще… скажут, что суицидом тут попахивает. Ты только не обижайся! Всем кто тебя не знает, или знает не очень хорошо — не объяснить, что в жизни ты совершенно нормальный, можно сказать лёгкий и весёлый человек, что грусть и тоска – это всего лишь перепады твоего настроения, которые вскоре проходят. Хотя, честно говоря, по стихам твоим этого не скажешь…
И вообще, почитай других поэтов, никто ведь так душу свою на других не выворачивает, как это делаешь ты! Люди никогда не поймут такой откровенности, так зачем же тебе им это навязывать?
Я молчала, а сын смотрел на меня ласково и продолжал убеждать:
— Хочешь, проведём эксперимент? Я сейчас позвоню своему другу Коле и скажу ему, чтобы зашёл. Когда он придёт, ты прочтёшь ему своё стихотворение…
— Коля нормально относится к моему творчеству, он даже читал кое-что, и периодически интересуется моими успехами…, — наконец, попыталась я сказать, хоть что-то в свою защиту, но мой сын явно предпочитал диалогам со мною — монологи, он, не выслушав меня до конца, продолжал:
— Ну, да, конечно… Но ты увидишь сама, что произойдёт, когда ты прочтёшь Коле это своё стихотворение! Он, внимательно и вежливо выслушав тебя, посидит ещё минут десять, пока не станет заметно, что настроение его здорово испортилось, потом Коля скажет, что ему пора домой и, несмотря на мои уговоры, быстренько удалится. Я уверен на сто процентов, что именно так и произойдёт!
Я живо представила себе обычно уравновешенного и приветливого лучшего друга моего сына в отвратительном настроении в спешке покидающего наш гостеприимный дом. Созданный мною образ так не вязался с обычной медлительностью Коли и опровергал все уже сложившиеся представления об его характере, что я почувствовала себя нелепо. Представив, что виной этой смешной несуразности является моё стихотворение, я расхохоталась. А сын облегчённо вздохнул (он явно не ожидал от меня нормальной реакции на свою жёсткую критику), потом тоже засмеялся и сквозь смех произнёс в продолжение темы:
— А хочешь, ты прочитаешь своё стихотворение Саше и Ксюше (молодая семейная пара, дружившая с сыном)? Я специально приглашу их в гости, а тут, как будто невзначай ты предложишь им послушать своё стихотворение. Так вот, они тоже, представь себе, внимательно выслушают тебя и очень скоро, сославшись на неотложные дела, уедут к себе домой. Я даже вижу, как они едут в машине в полной тишине, долго едут, настроение у них на нуле, поэтому друг с другом они почти не разговаривают. И только потом, уже дома, кто-нибудь из них первым нарушит молчание и спросит: «Тебе понравилось?», или «Что это было?». Вот такое у тебя стихотворение, мама! Лучше его никому не показывай!
Укладываясь спать и вспоминая беспощадную по силе и откровенности рецензию сына на моё поэтическое произведение, я улыбалась, потому что после нашего с ним разговора я поняла, что бесспорно талантлива в одном… И последней моей мыслью перед тем, как я погрузилась в сон, было решение написать рассказ о своём стихотворении, я даже придумала, как его озаглавить: «Обречённый стих, или талант его автора создавать плохое настроение».