Заповедник


Заповедник

Абориген склонился перед деревом в почтительном поклоне и забормотал. Марк поднял глаза к небу. На Имри ни один чих не обходился без обращения к какому-нибудь духу. Он никак не мог привыкнуть. Это было единственное, что его здесь раздражало.

У аборигенов было все, что нужно для счастья. Мягкий климат, прорва еды и удивительно дружественные отношения с окружающим миром. Но на своих правилах и табу они были повернуты действительно серьезно. Молились всему подряд. Каждый раз, когда Сэгу хотелось есть, он становился перед деревом в позу почтения и вполголоса бормотал — длинно и запутанно просил у дерева разрешения угоститься его плодом. И только после этого подходил ближе и слегка потряхивал ствол. Падающие фрукты он подхватывал с поразительной ловкостью — Марк ни разу не видел, чтобы хоть один из них упал на землю. Ловить рыбу можно было лишь после разговора с рекой, а варить суп — после извинений перед пойманной рыбой. Вот и сейчас Сэг увлеченно общался с местной флорой, а Марк завел глаза… И опять увидел небо.
Он с первого дня не мог оторвать от него глаз.
Небо здесь было удивительным. Наверное, таким оно когда-то было на Земле. Звеняще-голубое, с тонкой пенкой облаков, прозрачным куполом накрывающее мир.
Мир-заповедник. И зачем его сюда понесло?
Он знал, зачем.
Здесь не было ни одного города. Ни од-но-го. Ни удушливого марева смога, ни громыхающих авто, ни пробок, ни стерильно-равнодушных офисов. Только леса, и моря, и блюдечки озер на зеленой скатерти равнины, и дымчатые торжественные горы. То, что нынешние дети видят только на голограммах в музеях. Здесь можно было расслабиться, не опасаясь, что взгляд наткнется на след цивилизации, уродливо торчащий из маскирующих его кустиков и цветочков — стыдливо прикрытый, но все равно выпирающий из-под любой маскировки. А ты было и поверил, что от нее оторвался.
Здесь его взгляду ничто не угрожало.
Здесь не было ни одного города. И даже захудалого городка. Путевки на Имри получали только счастливчики, их разыгрывали в лотерею, всего несколько штук, и лотерея была весьма дорогой. Если твой билет выигрывал, ты имел полное право продать его любому, кто предложит хорошую цену. Хоть аукцион устраивай. Вот только — даже несмотря на слухи, что люди на Имри иногда бесследно пропадают — пока не нашлось ни одного идиота, который бы захотел продать свою неделю рая. Тем более что выиграть дважды было нереально. Везунчиков сбрасывали в разных точках планеты — чтобы, не дай бог, не встретились друг с другом. Несколько счастливчиков в год. Явно недостаточное количество, чтобы они сумели загадить заповедник так же, как загадили собственные планеты.
Ему почему-то повезло. А ведь он давно мечтал узнать — как это бывает, когда вокруг — тихо.
Как это бывает, когда видишь небо.
Здесь было сколько угодно неба. И птиц. И еще были настоящие фрукты, а не та мыльно-восковая имитация, что продается в каждом супермаркете. Здесь они растут прямо на деревьях. И рыба плещется в озерах. И сколько угодно орехов, птиц и настоящих живых цветов.
И аборигены, что умудрились до сих пор не сделать ни шага в сторону прогресса.
Простые, безобидные, верящие, что могут управлять погодой с помощью немудрящих заклинаний и обеспечивать удачную охоту, сплясав под бубен круговую. Маленькие наивные счастливые аборигены.

Один из них как раз сейчас закончил свое обращение к духу дерева и пожинал… то есть — побирал плоды. Об имринцах писали в «Кругосветке», что-то жалостливое — что развитие их остановилось на первобытном уровне и, похоже, таким и останется, что они принимают отдыхающих за богов, свалившихся с неба, и поклоняются их подаркам — осколкам высшей цивилизации. Марку стало смешно, когда он вспомнил процедуру досмотра. Попробуй протащи через такую этот самый «осколок» — даже банку с пивом у него реквизировали, чтобы ни один чуждый предмет не просочился в заповедник галактической невинности.

Имринец — гибкий, смуглый и голубоглазый — протянул Марку руку и быстро-быстро закивал. В руке у него был крупный сочный плод, на губах — вполне земная улыбка, а в глазах — ни единой капли преклонения перед спустившимся с неба божеством. Божество было глупое и неприспособленное к жизни, не умело правильно брать пищу и слушать, что говорит ему мир. Неполноценное какое-то божество. Чего перед таким преклоняться?

— Сэг, — обратился к нему Марк, когда от имринского фрукта остался лишь огрызок с хвостиком. — Куда мы идем?
Язык у них был очень простой. По крайней мере, Марк уже на второй день смог вполне внятно изъясняться.
— Гуляем, — удивленно ответил его спутник.
«Гуляем» могло означать все что угодно.
— Гуляем куда?
— Туда, — он махнул рукой, указывая в сторону озера. — Мы гуляем купаться.
Купались имринцы тоже после обстоятельной беседы с гладкой поверхностью воды. Так что Марку пришлось выдержать еще один ритуальный разговор. Но овчинка стоила выделки — вода была приятно прохладной, и казалось, что блаженная легкость входит из нее через кожу в каждую клеточку тела.

Потом они валялись на песке — целый пляж золотистых прозрачных крошек, которые на Земле ценились почти как симрские алмазы. Потом Сэг благодарил озеро за доставленное удовольствие. Марк ему не мешал. Сам он никак не мог заставить себя заговорить с водой, растениями или камнями. Ему становилось неловко, будто за ним могли наблюдать. Он представлял, как Дирк и Зузи скажут: «На коллегу дурно повлияло общение с примитивными аборигенами. Пожалуй, его можно отправлять работать в музей этнографии. Экспонатом». Поэтому от исполнявших ритуал имринцев он отходил в сторонку — «смотрите, я не с ними, я все еще ваш».
Сегодня беседа подзатянулась. Марк прислушался. Сэг говорил… но в ткань формулы благодарности вплетались незнакомые слова, много незнакомых слов. Это было что-то новенькое. Он подошел ближе. Сэг сидел у самой воды и смотрел на нее. Марк заглянул ему за плечо.
Черт.
Он так вздрогнул, что Сэг обернулся. Картинка на воде исчезла.
Да, картинка. Он был уверен на все сто: на поверхности озера не было ряби, что было бы логично, учитывая легкий ветерок. На поверхности озера только что было изображение. Четкое, почти как на экране визора. Яркое, цветное и движущееся.
Примитивные аборигены? Глупые ритуалы?
Или…
Сэг быстро шагал впереди. Они возвращались в деревню.

***

«Будем делать дождь», — объяснила Сари. Марк пропустил ее слова мимо ушей. Он любовался. Сари была потрясающе красива. Впрочем, потрясающе красивы были все здешние женщины. Сойдя с ума от такой красоты и нежности, некоторые курортники увозили имринок с собой. Оформляли собственность и селили их в своих квартирах (межпланетные браки были запрещены — прецедент Долна-Сикорити, — зато ничто не мешало зарегистрировать красотку как привезенный из заповедника «сувенир» — на это юристы смотрели сквозь пальцы). Но контрабандисты недолго наслаждались счастливой семейной жизнью. Экзотические «сувениры» в непривычных условиях чахли и очень быстро умирали. Он не будет сходить с ума, он оставит ее здесь. И просто будет вспоминать. У него впереди очень печальные годы, полные тоски и воспоминаний. Выиграть дважды — нереально.

«Будем делать дождь», — сказала она. Аборигены покинули свои шалашики и собрались на круглой поляне. Марк сел в стороне. Сари потянула его за руку и пощекотала взглядом громадных таинственных глаз. Отказать ей было выше его сил. И он шагнул в общий круг.
Это было волшебно. Они, конечно же, сделали дождь, и плевать, в чем тут было дело — в знании прогноза погоды, в совпадении или в том, что их ритуалы и впрямь работают. Имринцы танцевали, бубен бил — куда же без бубна — а пронзительно синее небо быстро затягивало тяжелыми облаками. А потом они сидели под навесом — не в шалаше, так романтичнее, — и любовались дождем, и слушали шорох падающих капель, и дышали влажной свежестью. После дождя всю планету опоясали радуги («Вам нужно поливать сады?» — «Нет» — «Вы что-то сеете»? — «Нет, все растет само» — «Тогда зачем делать дождь?» — «Красиво»). И было правда красиво. Он размяк и глядел широко раскрытыми глазами на радужные мосты, что пересекались, переплетались, возвышались один над другим везде, куда ни посмотришь. Он запоминал. Камеру взять с собой тоже не позволили, так что вся надежда была на память.
Птицы заливались как ненормальные… хотя откуда ему знать, как должны заливаться нормальные птицы? Он и слышал-то их только в записи — в грохочущих мегаполисах были так популярны «Звуки леса», «Звуки ручья»… «Звуки тишины».
А Сари гляделась в лужу. И что-то шептала. Марк затаил дыхание. Нет, этой формулы он тоже не знал.
Он подобрался поближе. Сари, кажется, ничего не заметила — любовалась своим отражением. Вот только отражение ее вело себя совсем не так, как полагается добропорядочному отражению красивой женщины в луже дождевой воды. Оно меняло выражение лица, его волосы то складывались в изысканную прическу, то вновь распускались по плечам, меняли цвет и длину… «Компьютерный подбор имиджа» — было у них в свое время такое развлечение. У них, на Земле. Ничего особенного. Вот только лужа на роль компьютера — пусть даже и глубоко устаревшего — никак не подходила.
— Что ты делаешь? — его голос предательски сорвался.
— Играю, — невозмутимо отозвалась Сари.
«Играю» на их языке тоже могло означать все что угодно.
— Как это у тебя получается?
— Да это у всех получается, — удивленно ответила она, не понимая — в чем, собственно, дело? Почему этот милый недотепа, свалившийся с неба, придает значение таким пустякам?
— Не у всех, — возразил недотепа.
Она засмеялась.
— У всех. Хочешь попробовать?
— Как?
— Просто попроси воду. Она не откажет.
Попросить? Попросить… Нет, он никак не мог даже сделать вид, что повторяет это их заклинание. Это было глупо… Тем более что у него ничего не получится, и вместе с Дирком и Зузи над ним будет смеяться еще и она. Он подумал о Дирке и Зузи. Интересно, что они сейчас делают?

Дирк и Зузи сидели в его квартире, на его диване, пили его пиво из его холодильника, и пялились в его визор. Их лица стали удивленными.
— Смотри, Марка показывают, — сообщил Дирк, как будто Зузи сама не видела. — Помаши ему. Эй, Марк, как отдыхается?
Они смотрели прямо на него, прямо в его глаза, и он отшатнулся. Лужа сразу же стала обычной лужицей дождевой воды.
— Спасибо, — мрачно сказал он.
— Не за что, — со смехом отозвалась Сари.

Глубокий синий вечер, словно бархатный. Тишина. Только свиристят цикады (да, кажется, именно так назывался этот звук в его коллекции — «Цикады». Оказывается, они и в самом деле существуют). Сари сидит перед входом в свой шалаш. Она снова играет. Маленькие зеленые огоньки танцуют между ее пальцев, порхают вокруг, складываясь в движущиеся фигурки. Марк следит за ней из-за дерева. Бархатная тень надежно укрывает его.
— Я играю, — сообщает она в никуда. — Хочешь попробовать?
Огоньки бросаются к нему, целый рой зеленых огоньков, кружатся над ним, усеивают все тело…
— Не надо! — кричит он.
Она смеется.
Огоньки возвращаются к ней и усаживаются на ее волосы. Зеленая светящаяся корона и усыпанная изумрудами сетка для волос. Как на древних картинах.
— Это светлячки, — она приближается к нему своей легкой походкой. — Ты что, испугался?
Она целует его, и ему хорошо… и страшно.

Ночь глубока, как черный омут. Он выходит от Сари и отправляется на край деревни. Там — его шалаш. Внезапно небо вспыхивает: цветные огни, полосы, всплески переливаются в темной бездне, перламутровые волны качаются над головой. Он замирает. Полярное сияние? Здесь?
Под сиянием стоит Сэг. И дирижирует.
Этого следовало ожидать. Чего-то в этом духе. Недаром здесь пропадают люди…
— Играешь…
— Играю, — соглашается абориген. — Нравится?
— Очень.
Как хорошо, что завтра уже улетать. Еще одна «игра» — и он сойдет с ума.

***

Звездолет задерживался.
Марк сидел на той же полянке, куда его сбросили неделю назад.
Неужели никто до сих пор не догадался? Никто так и не понял, никто не объяснил глупым туроператорам, что живут в заповеднике никакие не отсталые аборигены, а… не будем бояться этого слова, тем более что нас никто не слышит — самые настоящие маги? Которые и впрямь управляют погодой, которые способны видеть картинки на воде, вызывать полярные сияния в южных широтах планетки Имри и… что еще? Они делают это легко, играя, как дети, и притворяются детьми, чтобы их оставили в покое. Что ж, мудрое решение. Но неужели никто не догадался?
Или…
Или те, кто догадался, обычно попадают в списки пропавших. Это о них ходят слухи — «улетел и не вернулся».

Звездолета все не было.
И, вероятно, уже не будет.

Интересно, что они делают… с такими вот умниками. Приносят в жертву своим игрушечным богам? Съедают на обед? «Что кушает крокодил на завтрак…» Превращают в камень? Или в зеленый огонек, обреченный танцевать вокруг тонких пальцев Сари и украшать ее корону, пока не погаснет — и тогда его заменят другим…
Скоро он узнает.

Марку вдруг стало легко, как в первый день пребывания на Имри. Он подошел к дереву и попросил:
— Дай мне поесть.
В его протянутую руку упал спелый фрукт.
— Спасибо, — усмехнулся он.
«Не за что», — прошелестело рядом. Он отпрыгнул, чуть не уронив фрукт на землю.
«Зачем ты боишься?» — прошелестело снова.
— Я… — он оглянулся. Рядом никого не было. Ни Сари, ни Сэга, ни кого-то еще… Хотя разве им трудно сделать так, чтобы он их не увидел?
«Ты так хочешь уехать? Тебе у нас не понравилось?»
Чертовы маги. Ему не так уж хотелось уезжать… Ведь Сари…
«Мы с тобой разумные существа, мы понимаем, что второй раз ты попадешь сюда вряд ли. И увезти ее с собой — значит убить ее», — об этом он и так знал. И не раз думал… Думал?!!
— Ты знаешь, о чем я думаю? — он уже почти поверил, что говорит с деревом. Или сам с собой, окончательно свихнувшись. Да и не все ли равно теперь, когда он все знает, и нет звездолета?
Шелест, похожий на смех.
«Мы все здесь знаем, кто о чем думает. И ты учишься понемногу».
— Но… для чего тогда все это — разговоры, просьбы? Если достаточно только подумать…
В его руки упал еще один фрукт.
«Это простая вежливость. Мы все здесь уважаем друг друга. Разговор — это проявление уважения».
Они не маги?
«Не больше, чем ты».

Здесь красиво. Здесь так красиво…
Маленькая точка появилась в синем небе Имри. Маленькая темная точка, которая становилась все ближе и все больше.
А ему уже не хотелось улетать.
«Она будет скучать без тебя».
Да. Мы оба будем скучать. Всю жизнь.

— Спрячь меня, — попросил он.
С дерева спустилась лиана. Он подтянулся на ней и поднялся в густые листья.
Звездолет будет ждать его до вечера.
Потом о нем тоже пустят слух. Улетел — и не вернулся.
«Как ты сказал — мы разумные существа?»
Шелест, похожий на смех.
«Мы хорошо понимаем друг друга».
Звездолет коснулся земли.
Он опоздал. Гибкие ветки уже заканчивали свою работу. Теперь Марк был внутри огромного плетеного шара, похожего на гигантское птичье гнездо.
«Поспи».
Я посплю. Я посплю, пока они не улетят без меня.
А потом я пойду к Сари.
И мне плевать, почему здесь пропадают другие люди.

0 комментариев

Добавить комментарий