Пруды аббатства Круаваль


Пруды аббатства Круаваль

Но ангел невозможной белизны,
латая в небе чёрную дыру,
мне прошептал, что если я умру,
то просто перестану видеть сны.
(Светлана Осеева)

Облака наползают с запада, медленно затягивают все небо. Ветер, заботливый пастырь гонит их, своих овец, на свежие луга. Сквозь пелену проглядывает тусклый диск солнца. Потеряв силу лучей, оно становится беспомощным и холодным.
Овцы затмевают собой свет, а пастырь их, не ведая о том, продолжает завывать протяжную тоскливую песню. Как и любой пастырь, он печется только об овцах своих.
Небо, насупившись, прогибается ниже к земле. Но дождя не будет. Я знаю.
По зеркальной глади пруда небесные овцы крадучись приближаются ко мне. Я касаюсь их шерсти – она мокрая и холодная, как и мои руки. С кончиков пальцев холод проникает в самое сердце. Оно сжимается от тоски и замирает…
Время…
Со стороны аббатства к прудам бежит мальчик. Трава шелестит под его быстрыми, легкими ногами. Он кажется точкой на склоне, но я отчетливо слышу этот шелест и… его прерывистое дыхание…
— Сколько поймали, месье Пьер?
Я вздрагиваю от неожиданности и выпрямляюсь ему навстречу, пытаясь прочесть в глазах мальчика что-то, похожее на знамение. Но в их незамутненной глубине отражаются только овцы…
— Не много, Бене, — заставляю я себя улыбнуться в ответ, чтобы не напугать его. – Три. Зато какие красавцы!
Я поднимаю из воды плетеный садок. В нем зеленоватой чешуей поблескивают королевские зеркальные карпы.
— Ух ты! – восхищенно выдыхает Бене.
— Стой! Не приближайся! – вырывается из моего горла истошный вопль, и мальчик оторопело замирает на месте, удивленно хлопая ресницами.
Я виновато развожу руками, досадуя, что все-таки напугал его.
— Здесь скользкий спуск, Бене…
Оправдываюсь. За что? За предчувствие, граничащее со знанием, за собственную беспомощность перед неизбежностью, за этот холод в пальцах, за страх… за него… за себя…
Неизбежное…
Тяжелый садок выпадает из моей руки. Ударяется о кромку берега. Рыбы выскальзывают из открывшейся горловины на свободу, отталкиваются от земли хвостами, подлетают в воздух, жадно хватают его ртами.
На лице мальчика отражается немое рыбье отчаянье. Он что-то кричит, но я уже не слышу его. Взмахивает руками, будто пытается обнять освободившихся рыб, кидается вперед на скользкую глину пологого спуска… еще один шаг навстречу неизбежному…
Сколько раз я проживал это во сне, и всегда был уверен, что это не сон, потому что все пережитое в нем было больнее и ужаснее любого сна. Сколько раз я пытался предотвратить неизбежное, воспрепятствовать тому, что должно было произойти…
Но ничего изменить невозможно. Мальчик поскальзывается и падает в воду. Зеркало пруда всасывает его в себя и расходящимися кругами выдыхает пустоту. Бене!!! Вот он был, мгновение — и его уже нет. Каждый раз я не могу поверить в то, что смерть — это так просто. Я в бессилии озираюсь вокруг – никого, кто мог бы помочь. Что делать? Я не смогу нырнуть за ним. Господи, где же Ты в этот момент? Как мог оставить овец своих без присмотра?!?
Я прыгаю в пруд. Открываю глаза, пытаясь разглядеть в мутной воде мальчика. Но нет, поздно. Воздуха не хватает. Как тот зеркальный карп на берегу я делаю жадный вдох, и легкие наполняются водой. Тело становится тяжелым и тянет ко дну. Погружаясь в толщи воды, я засыпаю… чтобы снова проснуться на берегу пруда…
Заезженная картинка прокручивается много-много раз. И что-то незримое меняется в самой ее основе…
Нет, подожди… Именно сейчас я почему-то ощущаю Его присутствие так четко, как никогда раньше. Именно сейчас, стоя на берегу пруда, у самого края бездны, которая поглотила Бене, и собирается поглотить меня, я чувствую Его в себе! И в воле Его спасение мое…
…я снова вижу перед собой мальчика…
— Я не смог спасти тебя, Бене. Я неудачник, я слаб и ничтожен, я обычный человек, Бене. Я не умею плавать… И не хочу больше видеть сны…
Он не слушает меня, его восхищенный взгляд устремлен куда-то в небо.
— Посмотрите, месье Пьер, вы когда-нибудь видели такое, чтобы рыбы летали?
— О чем ты говоришь? – я поднимаю голову и невольно прикрываю рукой глаза, от бликов играющей в солнечных лучах рыбьей чешуи.
— Месье Пьер, они как будто зовут нас за собой!
— Но… мы не можем…
— Как же…, — захлебывается он от волнения, — как же тогда они могут?
— Их не удерживают наши сны, Бене.
— Мы уже не спим, месье Пьер, — мальчик отталкивается от поверхности воды и легко взмывает в небо к блестящим рыбам-птицам.
Я любуюсь плавными движениями Бене, тем, как изящно он лавирует в воздушных потоках. Ловлю его руку, и мы летим вместе. В те места, о которых ведомо одним лишь рыбам-птицам.
……………………………………………………

0 комментариев

  1. lara_gall

    Как я рада, Дим, что измученных отпускают на свободу, Фриде перестают подавать платок, а рыбы летят ввысь…
    Как я благодарна тебе за то, что ты знаешь — любой алгоритм зла истает, он не вечен… Ты говоришь об этом, и мы слышим тебя. Ты говоришь об этом красиво, и нам легче услышать тебя…

  2. lara_gall

    Снова вернулась к рассказу — манит:)
    эта способность избыть неизбывное — это философский предел. дальше чистая трансценденция — рыбы улетают. творчество — то же самое — эманируя тоску, вдруг сделать шаг в пустоту, и из ничего творить…

  3. sinelnikov_aleksey_pavlovich_takoytosyakoy

    Да, ну, вас Ларой в самом деле….. Только развесилился, опять в грусть как в озеро бухнули…. Ну умеете, умете не спорю…. МАСТЕРА! Но забываете, что я летать не умею не во сне не наяву!

    Спасибо, очень хорошо и образно написано. М-да….

  4. Julia_Doovolskaya_yuliya_doovolskaya

    Прямо Сальвадор Дали от фэнтези!..
    Я, будучи академиком Ковыряловым от психологии креативных тенденций постмодрна, спрошу таки: и где ты это всё берёшь, Дим?!
    Откуда есть пошёл источник столь неординарной эктазии сферы мировоззренческих установок отдельно взятого здравомыслящего индивидуума, взращённого на ниве советского образования?!

  5. dmitriy_sahranov_

    Да все из души, Юль, из нее проклЯтой. Наплевать ей на советское образование…
    Был в древности такой гигантский медный бык Фаллариса, в него кидали умирать людей, и их стонами, которые изливались из медной глотки чудесной музыкой, наслаждался сам римский император. Понимаешь, да…

  6. Julia_Doovolskaya_yuliya_doovolskaya

    Насчёт проклЯтости души — ты это поосторожней!
    А императоры римские чем тока не наслаждались!.. Я вот скоро в столицу моей родины поеду (каэца, полгода собиралась…) наслаждаться — в частности — звуками медной изогнутой трубы с множеством кнопочек…

  7. ilya_slavitskiy_Oldboy

    Ну чего эта Юлия все вперед успевает. Только я про Дали подумал –глядь – а она уже.

    …Смена планов и кадров очень отчетливая. Картинки переливаются из одной в другую и кусают сами себя, и поглощают сами себя.

    …Больше всего рады рыбы. Все же лучше хвосты в воду, чем в жульен 🙂

    А вообще – классно. Не впервой читаю, но все равно – здорово.

  8. sinelnikov_aleksey_pavlovich_takoytosyakoy

    Да пожалуйста, я там тебе ещещ на страничках налязгал. Не понимаю как ты котов выбрал в качкстве «Лучшего-избраного». Хотя согласен, что любой твой рассказ возьми — шедёвр. Но чем руководствовался?
    Удачи

  9. Julia_Doovolskaya_yuliya_doovolskaya

    Значит, погуляли где-то в астрале наши тонкие тельца без НАШЕГО ведома… вот и…
    Но мне приятно, что моё с ВАШИМ! Мне даже каэца, что Пернатый там поприсутствовал. А, Пернатый? Признавайсь!

Добавить комментарий

Пруды аббатства Круаваль

Но ангел невозможной белизны,
латая в небе чёрную дыру,
мне прошептал, что если я умру,
то просто перестану видеть сны.
(Светлана Осеева)

Облака наползают с запада, медленно затягивают все небо. Ветер, заботливый пастырь гонит их, своих овец, на свежие луга. Сквозь пелену проглядывает тусклый диск солнца. Потеряв силу лучей, оно становится беспомощным и холодным.
Овцы затмевают собой свет, а пастырь их, не ведая о том, продолжает завывать протяжную тоскливую песню. Как и любой пастырь, он печется только об овцах своих.
Небо, насупившись, прогибается ниже к земле. Но дождя не будет. Я знаю.
По зеркальной глади пруда небесные овцы крадучись приближаются ко мне. Я касаюсь их шерсти – она мокрая и холодная, как и мои руки. С кончиков пальцев холод проникает в самое сердце. Оно сжимается от тоски и замирает…
Время…
Со стороны аббатства к прудам бежит мальчик. Трава шелестит под его быстрыми, легкими ногами. Он кажется точкой на склоне, но я отчетливо слышу этот шелест и… его прерывистое дыхание…
— Сколько поймали, месье Пьер?
Я вздрагиваю от неожиданности и выпрямляюсь ему навстречу, пытаясь прочесть в глазах мальчика что-то, похожее на знамение. Но в их незамутненной глубине отражаются только овцы…
— Не много, Бене, — заставляю я себя улыбнуться в ответ, чтобы не напугать его. – Три. Зато какие красавцы!
Я поднимаю из воды плетеный садок. В нем зеленоватой чешуей поблескивают королевские зеркальные карпы.
— Ух ты! – восхищенно выдыхает Бене.
— Стой! Не приближайся! – вырывается из моего горла истошный вопль, и мальчик оторопело замирает на месте, удивленно хлопая ресницами.
Я виновато развожу руками, досадуя, что все-таки напугал его.
— Здесь скользкий спуск, Бене…
Оправдываюсь. За что? За предчувствие, граничащее со знанием, за собственную беспомощность перед неизбежностью, за этот холод в пальцах, за страх… за него… за себя…
Неизбежное…
Тяжелый садок выпадает из моей руки. Ударяется о кромку берега. Рыбы выскальзывают из открывшейся горловины на свободу, отталкиваются от земли хвостами, подлетают в воздух, жадно хватают его ртами.
На лице мальчика отражается немое рыбье отчаянье. Он что-то кричит, но я уже не слышу его. Взмахивает руками, будто пытается обнять освободившихся рыб, кидается вперед на скользкую глину пологого спуска… еще один шаг навстречу неизбежному…
Сколько раз я проживал это во сне, и всегда был уверен, что это не сон, потому что все пережитое в нем было больнее и ужаснее любого сна. Сколько раз я пытался предотвратить неизбежное, воспрепятствовать тому, что должно было произойти…
Но ничего изменить невозможно. Мальчик поскальзывается и падает в воду. Зеркало пруда всасывает его в себя и расходящимися кругами выдыхает пустоту. Бене!!! Вот он был, мгновение — и его уже нет. Каждый раз я не могу поверить в то, что смерть — это так просто. Я в бессилии озираюсь вокруг – никого, кто мог бы помочь. Что делать? Я не смогу нырнуть за ним. Господи, где же Ты в этот момент? Как мог оставить овец своих без присмотра?!?
Я прыгаю в пруд. Открываю глаза, пытаясь разглядеть в мутной воде мальчика. Но нет, поздно. Воздуха не хватает. Как тот зеркальный карп на берегу я делаю жадный вдох, и легкие наполняются водой. Тело становится тяжелым и тянет ко дну. Погружаясь в толщи воды, я засыпаю… чтобы снова проснуться на берегу пруда…
Заезженная картинка прокручивается много-много раз. И что-то незримое меняется в самой ее основе…
Нет, подожди… Именно сейчас я почему-то ощущаю Его присутствие так четко, как никогда раньше. Именно сейчас, стоя на берегу пруда, у самого края бездны, которая поглотила Бене, и собирается поглотить меня, я чувствую Его в себе! И в воле Его спасение мое…
…я снова вижу перед собой мальчика…
— Я не смог спасти тебя, Бене. Я неудачник, я слаб и ничтожен, я обычный человек, Бене. Я не умею плавать… И не хочу больше видеть сны…
Он не слушает меня, его восхищенный взгляд устремлен куда-то в небо.
— Посмотрите, месье Пьер, вы когда-нибудь видели такое, чтобы рыбы летали?
— О чем ты говоришь? – я поднимаю голову и невольно прикрываю рукой глаза, от бликов играющей в солнечных лучах рыбьей чешуи.
— Месье Пьер, они как будто зовут нас за собой!
— Но… мы не можем…
— Как же…, — захлебывается он от волнения, — как же тогда они могут?
— Их не удерживают наши сны, Бене.
— Мы уже не спим, месье Пьер, — мальчик отталкивается от поверхности воды и легко взмывает в небо к блестящим рыбам-птицам.
Я любуюсь плавными движениями Бене, тем, как изящно он лавирует в воздушных потоках. Ловлю его руку, и мы летим вместе. В места, известные одним лишь рыбам-птицам.

……………………………………………………

0 комментариев

Добавить комментарий