Из распахнутого настежь окна веяло приятной прохладой и доносились привычные звуки летнего одесского утра. Редкий бас пароходного гудка и призывные свистки буксира в порту, не прекращающем свою работу и ночью, перекрывались все усиливающейся разнузданной возней воробьев, томными вскрикиваньями и трепетом крыльев спаривающихся горлиц в густой кроне пирамидальных тополей.
Сашка Нечаев только что проснулся от вкрадчивого легкого стука в дверь и лежал с закрытыми глазами, сбросив прочь жаркую, но так необходимую ночную защитницу- простыню. Дело в том, что недалеко от района Кривой Балки находились поля орошения — рассадник крупных, на местном жаргоне «окулированных» комаров, этих ночных писклявых вампиров.
Приоткрыв глаза, он взглянул на электрочасы, висевшие над дверью. Стрелки замерли на двадцати минутах седьмого, за десять минут до официального сигнала подъема — автоматического включения заводского радиоузла, новенький приемник которого <Ишим> был настроен Нечаевым на волну популярной информационно-развлекательной программы «Маяк». Форма и время официального подъема была утверждена в неофициальной обстановке в мужской компании рабочего поселка цемзавода, состоящего из жилого многоквартирного дома и двух общежитий. Первое было семейное — стартовая площадка на отдельную жилплощадь, а второе от первого отличалось внутренним содержанием, которое в основном составлял одинокий молодняк. Семейное меньшинство при поддержке целого штата, состоящего из коменданта, воспитателя и четырех вахтеров и при прямой поддержке трех комитетов: партии, комсомола и профсоюза, вело организованное перманентное наступление на разрозненное, шумное и сплачивающееся в основном по праздникам и в дни получки при закрытых дверях, большинство, стараясь перевоспитать в свою семейную веру и не гнушаясь при этом иногда жесткими партийно-административными мерами, вплоть до выселения.
В одной из комнат второго общежития, меблированной на троих проживали Нечаев и, поселившиеся несколько позже, Ваня Родионов и Леша Витрук. Нечаева за его внешность, по вине острослова Родионова, величали Александрычем или в узком кругу обзывали Бородой.
Года три назад Сашка, по причине собственной неосторожности, получил ультрафиолетовый ожог лица при ремонте бокса на заводе бакпрепаратов, где подрабатывал на полставки. По совету врача он временно прекратил бриться и эта временная необходимость надолго изменила внешний образ нашего героя. Как говорят связисты — «нет ничего постояннее времянки». По-первости некоторые подтрунивали над Бородой, а начальство даже выразило свое неодобрение. Но в конце концов, почувствовав внутренний протест и упорство рыжебородого, приведшего в пример «отцов идей», все оставили его в покое.
Даже и без бороды, вследствие профессии, Нечаев был заметной на заводе личностью, вхожей на все участки и во все кабинеты заводоуправления. К тому же он озвучивал все «мероприятия» и вечера отдыха, именуемые теперь заводской дискотекой.
Ваня Родионов, возвратившийся после армии на завод, работал слесарем на «горячем конце» огромных вращающихся печей, а бывший старшина второй статьи Витрук работал оператором противоположного и многоэтажного «холодного конца», молодцевато бегая по лестницам, будто по трапам своей плавучей железной коробки.
Эта троица из 17-й комнаты на втором этаже жила очень дружно. В свободное от работы время они, в отличие от основной массы, не только обследовали пивные, бары и киношки Одессы, но с охотой посещали многочисленные театры города, не пропуская ни одной премьеры или гастроли.
После вчерашнего позднего возвращения из театра музкомедии, где шла «Свадьба в Малиновке» с Водяным и после ночной борьбы с вампирами полей орошения утренний сон был особенно сладок. И тут опять, уже второе утро подряд, кто-то отнимает десять минут наслаждения.
— Войдите!!! — прорычал, вскочив со своей кровати у двери и превозмогая «столбняк», Родионов. Выбежав в коридор, он как и в прошлый раз не заметил никаких признаков нарушителя утреннего спокойствия — ни шороха шагов, ни звука закрываемой двери.
— Завтра осечки не будет, придется нам основательно подготовиться, — подвел итог случившемуся Витрук, — подъем братва! Лишний круг пробежим — нет худа без добра.
Во время утренней получасовой пробежки до завода, затем в душевой и за завтраком в буфете ребята разработали, как им казалось, идеальный план операции по захвату нарушителя или нарушительницы их священного утреннего сна и последующей за этим экзекуции.
— Не забудьте, сегодня в 19.00 вечер отдыха в столовой в честь венгерской делегации с бокалом вина и бутербродами, пригласительные билеты я вам заказал, — предупредил своих друзей Нечаев после завтрака, — в общагу я не буду заходить — надо до начала установить и опробовать аппаратуру.
Приемы иностранных делегаций на цементном заводе были санкционированы Ленинским райкомом партии Одессы, так как завод был «правофланговым социалистического соревнования». Да и вообще, стараниями директора, очень уважаемого и толкового руководителя, на заводе держался цех озеленения и территория завода напоминала филиал ботанического сада, что в условиях вредного производства положительно влияло на здоровье и психику рабочих и, естественно, всяких делегаций. Кроме того, завод, благодаря своей продукции и тому, что он был построен как межколхозное предприятие, имел старые добрые связи с селами Одесщины. А это отражалось на качестве приемов иностранных делегаций, в основу которых закладывалось некоторое количество той прекрасной сельхозпродукции, которая согревает и сближает все нации и народности.
Итак, в 18.00, когда солнце еще было высоко, у проходной завода мягко затормозил комфортабельный «Икарус» с мадьярскими комсомольцами. Их встретило комсомольское начальство завода и организованно провело по наиболее важным участкам производства. После официальной части и обмена приветствиями, Сашка убрал микрофоны и, оставив возле аппаратуры своего сменщика Володю, пошел знакомиться поближе с венграми, предварительно заглянув на кухню, где распоряжалась заведующая столовой и замсекретаря комсомола, Настя. Вино было изумительное, «Бычья кровь» — экспериментальная продукция института виноградарства и виноделия им. Таирова. Осушив предложенный ему Настей полулитровый комсомольский кубок и закусив солидным куском буженины, не размениваясь на «канапешки» для общего пользования, Нечаев «созрел» для общения с иностранцами. Посидев несколько минут за столом в компании с секретарем заводского комсомола, Юрой, он вежливо отказался от его настойчивого предложения уединиться с двумя девчонками из делегации на АТС, зная по своему горькому опыту, чем это может закончиться. Прошлым летом на второй день после делегации из ГДР, на завод наведался сотрудник КГБ насчет его «неуставного поведения» с восемнадцатилетней Региной Шальке в радиоузле завода. В те времена в состав каждой тургруппы внедрялись представители спецслужб, как с одной, так и с другой стороны культурного обмена. И каждое отступление от «морального кодекса строителя коммунизма» было наказуемо. Переписка с гражданами других государств, даже «социалистического содружества» тщательно перлюстрировалась, международные переговоры обязательно прослушивались — то есть многочисленному аппарату КГБ и внештатным «сексотам» работы вполне хватало на всю оставшуюся жизнь.
Но мрачные мысли, навеянные воспоминанием о Регине, благодаря бокальчику-другому вина, покинули Сашкину голову. К тому же, неожиданно, его пригласило на белый танец очаровательное создание с пышными золотыми, ниже плеч волосами и огромными цвета морской волны глазами. Девушка была явно ему незнакома и оказалась студенткой Томского политеха, приехавшей два дня назад к ним на завод на практику. Всего их приехало четверо — два парня и две девушки. С Венькой и Олегом Сашка уже успел познакомиться и даже договорился сопровождать их в Усатовские катакомбы вместе с Витей, местным участковым, бывшим беспризорником, знавшим все ходы и выходы из них. Лера, так назвалась девушка, оказалась не только хороша собой, но и весьма разговорчива.
— Саш, наши ребята говорят, что вы их поведете в катакомбы, возьмите и нас с Верой, — не успев познакомиться, она горячо упрашивала Сашку после танца.
С Сашкой случилось невероятное, он прямо на глазах таял от этого огненно-золотого чуда, которое то взглядом своих русалочьих глаз, то, словно нечаянным, прикосновением упругой девичьей груди во время танца заставляло, как сказал поэт <сердце биться о штаны>.
После шумных, с объятьями и даже поцелуями проводов делегации, Сашка, оставив аппаратуру усиления на Володю, ушел с завода вместе с Лерой.
Прямо от проходной через лесополосу тропинка вела в степь, наполненную ночной свежестью и стрекотом цикад. Над ними кружилось южное ночное небо с медведицами, стрельцами, весами. И казалось, что судьбы, принесенные их созвездиями, переплетаются словно пальцы рук и сливаются в жадных горячих поцелуях.
— Милый, мой милый, — шептала Лера в курчавую Сашкину бороду. — Достучалась до тебя наконец!
— Так это ты по утрам — медленно доходило до его сознания, — завтра был бы тебе «страшный суд».
И он рассказал, какую кару уготовила «тройка» в случае ее поимки.
— Фантазеры, — смеялась и закрывала ему рот поцелуями Лера, — этого не случится, так как я пришла с повинной.
На следующий день после работы, собираясь на свидание, Сашка сбрил усы и бороду, с удивлением взирая на свое голобородое отражение в зеркале. Договорились встретиться на Садовой, у Главпочтамта под часами, которые показывали время в основных столицах мира.
Он сразу узнал ее спешащую стройную фигурку и шагнул ей на встречу, но она прошла мимо, даже не остановив на нем ищущий взгляд бирюзовых глаз. Взглянув на знаменитые часы, Лера с раздражением отвернулась от остановившегося напротив Сашки. А при звуках его голоса раздражение на ее лице сменилось растерянностью.
— Ха-ха, Саша, что ты наделал — это не ты!!! — с нервным смехом воскликнула девушка.
И в «Оксамите Украины», и в автобусе на обратном пути, т.к. еще в баре она вспомнила о предстоящем звонке матери, он ловил на себе ее оценивающе-изучающие взгляды.
Расстроенный, Сашка лег спать рано и около полуночи был разбужен недовольным голосом Родионова и толчками в плечо.
— Ты что здесь разлегся? Это койка Бороды, а ты кто такой и как сюда попал? Живо выметайся!
— Ваня, дорогой, ты что буровишь — это же я, Сашка. Вот и джинсы мои и часы — еле убедил он подвыпившего друга.
Ни завтра, ни послезавтра у Леры не оказалось времени для встречи с загрустившим Сашкой. А чем закончились их отношения — это тема другого рассказа.
