ПОСЕТИТЕ ЛУЧШИЙ В МИРЕ АД! Отрывок


ПОСЕТИТЕ ЛУЧШИЙ В МИРЕ АД! Отрывок

… Это походило на компьютерную бродилку, в которую так любила играть дочь Ивана. Иди вправо, иди влево, иди вниз или вверх, в любую сторону тебя манят соблазны, но на каждом шагу к любому из них тебя ждёт ловушка, и куда бы ты ни шёл, всегда возвратишься туда, откуда начал путь.
— А можно пройти до конца? — спросил Иван.
— В мире всё возможно. Создатель, конечно, знает ключ к своей игре, но пока секрета не разгадал никто, — ответил гид со странным именем Авадон.*
*Авадон — слово из Ветхого Завета, синоним смерти, преисподней, ангела бездны.
Выглядело это, как фантастической величины пропасть: внизу всё скрывалось в мрачном тумане, а может смраде, изредка окрашиваемом багровыми вспуханиями. Как в жерле вулкана, подумал Иван. Бесконечная даль терялась в сумраке впереди и сзади. И вверху всё исчезало в белесоватом тумане, сквозь который виднелось что-то угрожающе-свинцовое, периодически взрываемое зловещими сполохами. И тяжёлое урчание, как перекаты далёкого грома или рокот неимоверной силы моторов в ночной предгрозовой тишине.
— Смотри, — указал Авадон пальцем. — Вон тот в миру трусливо бежал, бросив товарищей на погибель. Здесь обречён бегать вечно.
По стене ущелья карабкался человек. Лицо его выглядело ужасно — если бы кто захотел изобразить глаза человека, бежавшего от гнева царя ужаса или вырвавшегося из рук властительницы боли, лучшей натуры найти он не смог.
По гладкой наклонной поверхности, срывающейся в бездну, распростёртый по стене беглец тянулся к выступу, зацепившись за который, он мог спастись.
— Это ему кажется, — перебил мысли Ивана гид. — Как раз этот камень трогать и нельзя.
Беглец уцепился за выступ, подтянулся, забросил на край ногу, почти выполз из пропасти… Огромный камень, величиной с дом, едва державшийся на месте, как часто бывает в горах, и сдвинутый каплей усилия беглеца, приложенного к подлому выступу, сдвинулся и медленно накатился на пальцы беглеца. Беглец видел, какая ужасная участь грозит его пальцам, но отпустить руку не мог, потому что тут же упал бы в пропасть. Дикий вопль эхом запрыгал по ущелью. Медленно, с хрустом, разбрызгивая кровь и красные ошмётки, камень перекатывался, подминал под себя кисть, предплечье, плечо… Несчастный бился, как под электричеством высокого напряжения. Сейчас он может, и рад был бы упасть в пропасть…
В молодости, в стройотряде, Иван с сокурсниками разгружали на железной дороге кирпичи. Один из студентов залез под полувагон, чтобы открыть люк.
Два десятка бездумно, как телята весной, радующихся жизни студентов — и ни у одного не мелькнула мысль, что лезть под вагон открывать люк — безумие!
Студент кирпичом выбил одну задвижку — крышка подалась. Многотонная груда кирпичей просела, угрюмо эйкнула-постращала студентов.
Беспечное племя! Никто ничего не слышал!
Безмозглый открывальщик люков — он выбил-таки задвижку.
«Ш-ш-ша!» — сказала многотонная масса. Сдерживаемая стенками и дном вагона, она ринулась в приоткрывшийся люк и удавила самою себя.
Истошно завизжали девчонки, онемели парализованные ужасом мальчишки… Тело открывателя люков трепыхалось, словно бумажка на ветру. Так живое тело трепыхаться не может — оно слишком тяжёлое для таких движений! Крышка люка из железа в палец толщиной рухнула на голову студента, припечатав её к колесу вагона, и сама упёрлась в колесо каким-то своим длинным выступом. Что спасло голову от отсечения.
Руки несчастного судорожно цеплялись за окружающее железо, конвульсивно упирались, пытаясь оторвать тело от головы, зажёванной железной пастью огромного, величиной с вагон, безмозглого чудища. Ноги болтались в конвульсиях, как пустые брюки на сильном ветру. И страшные руки, которые вот-вот оторвут собственную полураздавленную голову от неуправляемо дёргающегося тела. И мертвенно белое лицо, точнее — нечто продавленное и скомканное, где на белой, залитой потоками крови коже там и сям торчали в беспорядке нос и уши, хрипел рот, вылезали из орбит нечеловечески бессмысленные глаза…
Все ринулись к люку.
Глупцы! Поднять крышку люка — равносильно приподнять вагон с кирпичом! А, подняв — потом опустить. И тогда тонны кирпича ухнут вниз, накрывая тех, кто осмелился попробовать вырвать из пасти голодного чудища его добычу.
Несколько человек подставили плечи под край люка — их глаза прилипли к бьющемуся в судорогах телу товарища. Другие, стараясь не смотреть на размятую, с потоками крови из ран и проломов, изо рта и носа, из ушей и из… глаз? — голову, вцепились в безудержно дёргающееся тело, пытаясь смирить его. Тщетно. Пальцы нечеловека схватили одного из спасателей. Парень чуть не шарахнулся прочь, но вовремя пересилил себя — вцепившаяся в него рука держала… мёртво. Дёрнувшись, он мог вырвать голову из железа. Часть головы. Остекленев глазами, спасатель замер с посеревшим, перекошенным от ужаса лицом.
— Раз-два… взяли! — скомандовал кто-то, сохранивший способность рационально мыслить.
Под неимоверным грузом ноги в коленях прогнулись в обратную сторону…
Десяток мальчишек — они приподняли вагон кирпича.
Зажатое тело выпало из гигантского капкана, шмякнуло кроваво-мокрой головой о гравий, перестало дёргаться. Его утащили в сторону.
— Атас! — выдавил в неимоверном напряжении один из державших люк.
— Х-х-ха… — просели горы кирпича в вагоне и высыпались метровой грудой, заполнив всё пространство под вагоном. Долей секунды раньше студенты отпрыгнули от вагона, сбив с ног глазеющих товарищей.
Перепуганные, все сгрудились вокруг умирающего. Раздавленный череп, изуродованное до неузнаваемости лицо…
Но парень остался жить.
… Каменная громадина с хрустом и чмяканьем завершила движение по краю тела грешника, превратив его в кровавое месиво. Грешник упал в пропасть.
— Всё… — с ужасом и облегчением одновременно пробормотал Иван.
— В каком смысле? — вопросительно улыбнулся Авадон. По лицу Ивана понял, в каком смысле. — Ну что вы, у нас все бессмертные. Ну, в вашем понимании. Если бы ты смог увидеть, грешник разбился о скалы рядом с источником живой воды. Брызги животворящей воды будут капать на него, и он оживёт через… Долго будет оживать, и чувствовать свои поломанные кости и порванные мышцы. А потом, через много-много лет, когда оживёт, снова станет карабкаться наверх. Но в плане бегства — безнадёжно. Что поделаешь, каждый выбирает свой путь сам. Даже если кто-то подсказывает, куда надо идти. И единожды ступив на него у вас, пройди положенное у нас. Закон причины и следствия!
«Но это же ад!- ужаснулся Иван. — Почему Зам сказал, что люди стремятся сюда?»
Авадон сдержанно улыбнулся и, потеряв интерес к мимолётному эпизоду, не заслуживающему большого внимания, заговорил казённо, будто перед комиссией невысокого ранга.
— Несмотря на кажущуюся архаичность, производство у нас на современном технологическом уровне…
Да, звуки здесь раздавались, словно в огромном заводском цеху: там будто ухал тяжёлый кузнечный молот, там будто выпускали пар или сжатый воздух, там будто визжало сверло или выл резец токарного станка. И пахло — то гарью, то металлической окалиной, то сероводородом или аммиаком. А вот пахнуло затхлым паром. А вот… Фу, неприятно, как на скотобойне — кровью, мочой, да ещё и навозным духом.
— Мы строго соблюдаем принцип непрерывности технологического процесса, — накатанными словами продолжил Авадон. — Поясняю. Если человек кололся у вас, его продолжают колоть и у нас. Если человек прелюбодействовал у вас, аналогичная процедура ждёт его и у нас.
— А в чём же адское наказание? — удивился Иван. — Кололся там — колется здесь…
Авадон скромно улыбнулся.
— Лучше раз увидеть, чем слушать лекции. Давайте познакомимся с процессом поближе.
И они оказались ближе.
Истощённый человек с землистым лицом лежал на покрытом шелками ложе.
— Наркоман, — пояснил Авадон, сделав жест, как гид в музее, показывающий картину или скульптуру.
Поразительной красоты девушки обтирали тело наркомана благовониями, массировали руки, ноги и шею.
— Для уколов готовят, — пояснил Авадон.
«Ничего себе, ад! — удивился Иван. — Правду говорил Зам, сюда можно стремиться!»
Авадон осуждающе покосился на Ивана.
Шесть обольстительных див в суперкоротких, обтягивающих завидные формы, белых халатиках на голых, ждущих ласк телах, сексуально держа в изящных пальчиках довольно объёмистые шприцы, подошли к наркоману.
— Ему нравилось, когда в ваших больницах его обихаживали молоденькие медсёстры. Ради Бога! О чём грезил там — получи здесь!
— Какой же это ад, это рай! — уже открыто засомневался Иван.- Что они собираются ему колоть?
— Ну что у нас колют наркоманам… — гид, с интересом наблюдавший за развитием событий, тронул Ивана за локоть и предупредил: — Смотри, сейчас начнётся самое интересное!
«Героин, наверное, колют. Что ещё?»- подумал Иван.
Две дивы, присев по обе стороны ложа, зажали руки наркомана между своих нежнейших частей бёдер. Две других, склонившись над головой, прислонились к лицу наркомана мячиками миссмировских грудей. Последние дивы оседлали голыми попками ноги наркомана. Взяв на изготовку шприцы, улыбнулись наркоману обольстительнейшими улыбками, выжидающе смотрели на Авадона.
— Сначала претворяем в жизнь фантазии наркомана, потом остальное, — пояснил Авадон. С великой важностью он сделал дивам разрешающий жест рукой и с ещё большей важностью произнёс: — Амен!
Дикий вой жестоко раненого животного ударил по нервам Ивана. Шёлковое ложе наркомана превратилось в охапку колючей проволоки. Две грязные косматые мигеры, оседлавшие ноги наркомана, с визгом циркулярной пилы грызли его голени. Две другие хвостатые твари ковырялись в его локтевых сгибах, вытягивая и наматывая на веретёна жилы и вены из рук. Лишь у головы остались сидеть две прелестницы со шприцами наизготовку.
— Мы его кинули, — пожал плечами Авадон. — Он часто кидал своих товарищей — что предназначалось другим, колол себе, обрекая их на ломки. Теперь у него самого ломка. Грешно обманывать ближнего, даже если ты или он наркоман. Но даже при ломке он волен, выбирать, колоть или не колоть, — Авадон кивнул на прелестных див у изголовья наркомана. — И он знает, что после укола ему будет немного хорошо, а потом много плохо.
С мольбой и надеждой наркоман заглядывал в глаза спасительниц. Прохладными ладошками дивы утирали пот со лба и щёк наркомана, успокаивающе кивали ему: сейчас, мол.
— Если он это перенесёт, в следующий раз ему будет на миллиграмм легче, — пояснил Авадон. — Но всего на миллиграмм… Ждёт облегчения. Лишь очень немногие могут вынести такое. Этот вряд ли вынесет. Если тебе его жалко, можешь скомандовать, недолгое облегчение наступит.
Авадон испытующе посмотрел на Ивана.
— Да-да, пусть вколют, пусть ему легче станет, мучается ведь! — торопливо сказал Иван и замахал руками, давая сигнал дивам. — Всё равно ведь наркоман…
— Вот и ты как все, «жалеешь», — укорил Ивана гид. — А ведь с каждым уколом последствия всё хуже!
Прелестницы-дивы склонились над шеей наркомана, вкололи иглы. Наркоман напрягся в ожидании привычных ощущений — уловив, что ждал, расслабился.
— Что они ему вкололи, героин? — второй раз спросил Иван, чуть успокоившись, и тут же застеснялся своего глупого вопроса: разве может быть в аду героин? Здесь, наверное, вводят что-нибудь особое, чудесное!
— Разве может быть в аду героин! — укорил Ивана Авадон. — Героин — в раю… может быть. А здесь — только его результаты. Смотри, смотри, сейчас самое интересное начнётся! — с интонацией заядлого болельщика насторожил он внимание Ивана.
И они оказались рядом с наркоманом.
Да, дивы в белых халатиках ошеломляли. Одна, облизнув влажным язычком алые припухлые губки, тайком кинула призывный взгляд на Ивана и наклонилась пониже, потягивающейся кошкой выгнув изящный стан, и демонстрируя округлые прелести, искуссно приделанные природой пониже её осиной талии. Халатик опасно пополз вверх, и если бы Иван стоял с другой стороны… Верхние пуговицы халатика дивы откровенно намеревались сорваться с петель и предать сдерживаемые соблазны жадным взглядам Ивана.
— Не туда смотришь, — отвлёк внимание Ивана гид и, взглянув на прелестницу, заметил безнадёжно: — Горбатую и могила не исправит!
Иван посмотрел на шприцы в нежных ручках. В шприцах что-то шевелилось. Черви! И по толстым иглам эти твари быстро скользили в вены наркомана!
Несмотря на обглоданные мигерами голени и мотающиеся на локтевых сгибах жилы, наркоман словно бы отдыхал, успокоившись.
— Купаясь в крови, эти живчики ласкают хозяина, выделяют гормон блаженства. Но беда в том, что они фантастически быстро размножаются. Когда крови не хватает, они начнут жрать хозяина.
Наркоман беспокойно задёргался.
— Уже, — констатировал свершившийся факт Авадон.
Наркоман метался, корчимый приступами боли. Кожа его поднималась буграми.
— Вот такими вырастают! — восхищённо развёл руки в стороны Авадон, как разводят руки рыбаки, показывая, какая рыбина сорвалась у них на прошлой рыбалке.
Наркоман вгрызся в один из бугров зубами и вместе с куском собственного мяса вырвал из тела огромного извивающегося червя. Отвратительное создание тут же присосалось к коже наркомана и, причиняя ещё большие мучения, вновь скрылось в теле жертвы.
Две соблазнительницы стояли у изголовья наркомана, показывая ему новые шприцы.
— Это убьёт твоих мучителей, — промурлыкала одна.
— Уничтожит всех до единого! — весенним ручейком прожурчала другая.
— Точно так же, когда ханка перестала помогать при ломках, его убедили принимать героин, — пояснил гид.
Напрягшись, что есть мочи, наркоман указал пальцем на шею и замер, давая возможность уколоть себя.
— На самом деле поможет? — засомневался Иван.
— У нас всё, как в его жизни. Живогрызов убьёт, без сомнения. А что будет дальше — он не спросил. Всегда надо думать о том, что будет с тобой потом. В рифму заговорил! — восхитился сам собой Авадон.
Дивы сделали уколы. Черви немного подёргались и передохли. Наркоман, удовлетворённо постанывая, лежал без движения. Но вены его вдруг стали проступать чёрными рисунками, задымились и расплавились, издавая ужасную вонь.
— Банальная серная кислота, — пожал плечами Авадон на вопросительный взгляд Ивана. — Червячков-мучителей убили, без вранья, а что потом — никто не спрашивал. Думать надо вперёд! — он назидательно поднял палец вверх.
Мясо наркомана превращалось в вонючую кучу ошмётков, наляпанный на скелет.
— И всё? — разочарованно спросил Иван. — А как же… вечность?
Он побоялся сказать «вечный ад» или что-то в подобном роде, чтобы случайно не продолжить мучения грешника. Вдруг в «исследуемом» случае те мучения по чьей-то забывчивости кончились вместе с его существованием!
— У нас никто ничего не забывает, у нас никогда ничего не кончается, — прочитал Ивану нотацию Авадон.
Одна из прелестных див, брезгливо сморщив носик и сексуально оттопырив в сторону мизинец, двумя пальчиками взяла шевелящееся у её ног то, что совсем недавно было рукой наркомана, понесла висевшую на костях грязь к огромному чану, наполненному чем-то вроде кипящего металла, и опустила «это» в многотысячеградусный расплав.
— Геенна огненная, — пояснил Авадон. — Грязь сгорает, хорошее возрождается. А это, — он указал на извлечённого из огня обгоревшего от грязи, но, на удивление, уже походящего контурами на человека наркомана, — возрождающийся феникс. Шучу, конечно.
Авадон махнул диве, та окунула грешника в огонь повторно.
— Не готов ещё, — произнёс Авадон тоном опытного повара, готовящего привычное блюдо.
Много раз окунала дива грешника в кипящий металл, и с каждым разом он становился всё более человекоподобным. Но каждое последующее омовение становилось мучительнее предыдущих. Грешник кричал.
— Что у зла, что у зуба, корни расположены в самой глубине и причиняют самую мучительную боль, — посочувствовал Авадон грешнику.- Но если не изничтожить корни — болезнь вернётся.
— Что он чувствует? — шепотом, словно стесняясь вопроса, спросил Иван.
— А что можно чувствовать, купаясь в расплавленном титане? Или в свинце — он чуть холоднеее.
— Да уж… — засомневался Иван, что расплавленный свинец ощутимее холоднее расплавленного титана.
Наконец, тело грешника стало чистым и розовым, как у младенца. Лишь рука, за которую дива опускала его в расплав, оставалась тёмной.
Дива что-то сказала грешнику, указав на огонь. С перекошенным от ужаса лицом грешник пустился бежать прочь.
— Вот он, момент истины. Ему надо руку очистить, провести через огонь самому. Но слаб человек! Не может свой страх побороть! А ваши сталевары, в миру, — Авадон поднял палец вверх, указывая, где находится мир Ивана, — проводят ладони сквозь струю металла, и даже не обжигаются. Слаб человек… А мог бы стать чистым!
— Куда он побежал?
— А! От себя не убежишь!
И увидели они, как у бегущего чернота от руки распространяется по телу. И всё тело от руки стало подобным ей. И прибежал он к ложу, от которого его унесли, и рядом стояли дивы, соблазняющие его тайным зельем. И соблазнился он зельем…
— Слаб человек! — подвёл черту Авадон.
Иван подавленно молчал.
— Ну что, пойдём дальше? — бодро продолжил гид. — Нам ещё много ходить!

0 комментариев

  1. vladimir_krukover

    Вот, кстати, и ответ на жалкое тявканье Вишни. У него тоже затронута эта тема. И решена беспомощно. Зато все его рецензии — тявканье застарелого графомана.
    А вы — настоящий писатель.

Добавить комментарий