Когда я пала в неравной битве.

Когда я пала в неравной битве,
В глаза-бойницы, смеясь, смотрела,
Сказал — вернёшься ещё за бритвой, —
Я жду рассвета, как ждут расстрела.
Я ждать устала примерно в восемь:
Казалось, небо в слезах утонет,
А ближе к ночи явилась осень,
Залезла в душу погреть ладони.
И нет спасенья от этих ушлых,
От этих грязных осенних листьев,
Когда так просто влезают в душу,
Потом её же сжигают в письмах.
И нет спасенья во всей Вселенной,
Во всей Вселенной — война песчинок!
Ты вырвешь сердце живьём у пленной, —
Опять докажешь, что ты мужчина.

* * * * *

В небо превратилась бирюза,
Рву разлуки дни и километры
И… ловлю твой взгляд, как флюгер ветры, —

У любви красивые глаза.

Пашня ждёт. Целуются грачи.
По тебе иссохну родниками.
Ночь приколет к платью лунный камень.

У любви дыхание свечи.

Лето вышьет тысячи рубах,
Пряди трав сплетутся в арабески,
НА воду нашепчут перелески.

У любви отрава на губах.

Счастье, как бессовестно ты врёшь!
Головы цветов летят к порогу,
Смотрит мать отчаянно и строго.

У любви на тонких веках дрожь.

К осени написана пастель,
В раму сжато время и пространство,
Не вернётся прошлое из странствий.

У любви не тронута постель.

* * * * *

Лезвием дождя выбриты газоны,
Слёзы льют зонты – китч демисезонный,
Тонет «я вернусь» в городских Бермудах,

Солнце где-то там, на горбах верблюдов…

Вымок и пропал мой проект вселенной,
Вечность замерла серым гобеленом,
Неба простыня стала тусклым бытом,

Счастье где-то там, в зеркале разбитом…

Город-океан с пятнами бензина,
Я о берег бьюсь раненным дельфином,
Прячут этажи боль в отвесных скалах,

Больно где-то там, где тебя не стало…

Буквы-маяки вдоль подводных станций,
Сумрак лёг на курс призраком — голландцем,
Ветер – капитан рвёт с деревьев лычки,

Любят где-то там, в сказках и кавычках…

В тонких кружевах мёрзнут руки вишен,
Холод на Москву выдохнул Всевышний,
Я спешу к теплу, к телу… батареи,

Бьётся где-то там, в левом подреберье
Лето….

* * * * *

Весна, как вино, по земле разливает,
Я пью на ходу, подрезая трамваи!
Весна захмелела, но только ей мало:
Лежит на сиденье охапка бокалов,

Наполненных маем. Зачем же так рано
Разбросаны, смяты, разбиты тюльпаны?
Искусанных губ зря растрачена свежесть —
Вам больше не больно, вас больше не срежут:

Отмерено счастье в тончайшие стекла,
Весна напилась и до нитки промокла.
А дворники слезы метут неустанно:
О стекла разбиты и плачут тюльпаны.

Лежат, этот мокрый асфальт, обнимая,
Осколки погибшего, пьяного мая.

* * * * *

Как притягивает странно
Стук колёс по рельсам этим:
Ты стоишь, как прежде, Анна
На краю других столетий.
Ты жива ещё, но ищешь
Злой приют душе ранимой,
Подаешь опять, как нищим
Свет любви невыносимой.
И больной румянец розой
Под вуаль прокрался жадно:
Есть ещё последний поезд,
Он спасёт от боли, Анна.
Но в веках почти потерян
Твой сюжет из жизни броской:
Тот ли у меня Каренин?
Так ли неотступен Вронский?
Капает любовь сгустившись
В край наполненную ванну,
Так беспечно воплотившись
Ты умрёшь сегодня, Анна.
Блеск зрачков…. Окон мельканье….,
Всё…. Вуаль, перчатки, пояс…
Я сама навстречу Анне
Отправляла скорый поезд.

* * * * *

Слиянье лун в проекте ночи,
По стёклам дождь, как многоточье
В романе.
Ты всё прочёл, захлопнул книжку,
Рулетка — взгляд, сжимаешь фишки
В кармане.

О небо мгла сточила когти,
Дымят в окно, расставив локти,
Проспекты.
В твоих глазах, в густой оправе
Ресниц, игра в любовь без правил
Нередка….

Свет в зеркалах, боясь раздеться,
Набросил в ванной полотенце
На лампу.
Мы полумрак сплели плющами,
Лишь в паспортах ещё смущали
Два штампа.

Тоска берёт тела нагими,
Она брала тебя с другими,
Но в прошлом…
А в небесах рукой прозрачной
Мой ангел пишет: «День потрачен
На пошлость»…

* * * * *

Разве птицы полёта стесняются?
Разве розы разбужены страхами?
Этот май уже больше не мается:
Мы, как кролики — просто затраханы.

Паучихою тело ем милого,
Только сети плести, что за миссия? —
Не люби, не люби, не насилую,
Даже болью боюсь обделить себя.

Пусть разорваны крылья на простыни,
Я тобой на кусочки распилена,
Снова с тел виноградными гроздьями
Руки падают вниз обессилено.

Не люби! Нелюбовью заученной
Ты не справишься с этою истиной,
Что одна я и самая лучшая,
Ты боишься любить, мой единственный?

* * * * *

Уже твоя — ещё загадка (???)
Так быть не может! Чтоб так сладко…
Что, повторить? — Мне сладко-сладко.
Где небо? — Здесь. Оно заплатка
На подоле моём, а звёзды —
Лишь бисером расшитый воздух,
Что льнёт к ключицам и лопаткам.
Я не смеюсь, мне просто сладко.
Что, повторить? — Мне сладко, сладко…
Луна — мой перстень. Реки падки
В глаза. Глаза их отраженье.
Земля — лишь способ притяженья
Тебя ко мне. А время — прялка:
Напряло, спутало — не жалко.
Что, повторить? — Совсем не жалко —
Гори огнём! Пылаю жарко
От слов, от глаз, от губ, ладоней.
В твоём огне трещит и стонет
Всё небо каждым швом и складкой.
Я не смеюсь, мне просто сладко.
Что, повторить? — Мне сладко-сладко…
…Туман с кошачьею повадкой
Под дверью лёг на босоножки.
Разлука примеряет рожки
Теням, развешенным по стенам.
Рассвет разрежет автогеном
Тела и души в мёртвой хватке.
Ну, вот и всё… Мне… было… сладко…
С тобой…

* * * * *

На пыль, как крошево опала,
Рассыпал дождь свои букеты.
Уже так низко солнце пало,
Чтоб на ночь искрой сигареты

Остаться. Сон-жара уснула:
Весь день дышала плотью ада.
Так мягко спрыгнула со стула
Царица кошек ночь-прохлада.

Тоскою вылизала склоны
Шершавой под июньским пледом…
Твой след берут все телефоны —
Не подчиняюсь! Не приеду.

А кошка-ночь меняет темы
Звонков на шёпот-шелест нежный,
Нет доказательств «Теоремы»
От Fendi в этом мире грешном.

Но завтра желтый запах зноя
Расплавит все цвета парфюма,
И я приеду… Кто виновен?
Что хочет мир любви безумно…

Без доказательств!

* * * * *

Ладонь, сорвавшуюся с клена,
Прибило ветром, как гвоздями,
К стеклу оставленного дома,
Ладонь, дрожащую дождями.

Она, в зеленых жилках мокрых,
Прижалась покрасневшей кожей,
Как будто трещины на окнах
Ладонью задержать возможно.