Вениамин Воробейников неодобрительно смотрел, как пассажиры садились в вагон, потешно пытаясь протиснуться с сумками все одновременно. Через несколько минут садизм прекратился, и Воробейников свободно впорхнул в тамбур.
Небритый, в женской кофте проводник выдвинулся навстречу, безучастно глянул на билет и, махнув рукой то ли приглашающе, то ли обреченно, задумался.
Вениамин знал, что работники делятся на думающих и думающих о том, как бы не работать. Проводник был явно из второй категории. И Воробейников отправился на поиски своего двадцать третьего места самостоятельно.
Здесь его уже ожидал сюрприз. В виде пассажира, который сидел на его месте, но имел свой билет на него. Тучный двойник схватился за сердце:
– Я так и знал! Я. Так. И. Знал!
И Воробейников знал, что какая бы неприятность ни случилась, всегда найдется тот, кто знал, что так оно и будет. А если дело уже запутано, то любые попытки распутать его окажутся еще более губительными. Поэтому, молча, лишь мысленно послав ультиматом, пошел сдаваться на милость проводника.
– И откуда вы беретесь на мою голову? – возмутился проводник.
– Откуда и вы! – не выдержал Воробейников, однако, тут же поправился. – Из кассы.
– Ладно, – примирительно заговорил и проводник, – садитесь тут у меня. Схожу к начальнику поезда, может, есть места в других вагонах.
Воробейников присел у столика в служебном купе и развернул газету. Вскоре к нему заглянул какой-то пассажир в обвисшем тренировочном костюме с двойными лампасами.
– А чай будет?
– Не знаю, – честно ответил Вениамин и, подумав, добавил. – Должен быть. Я бы тоже выпил.
Пассажир с удивлением посмотрел на него, еще помялся в дверях и поинтересовался:
– Может, чистый стакан одолжите?
Воробейников щелкнул замками дипломата, достал складной пластмассовый стаканчик и отдал. Пассажир, довольный, ушел. Но возникла пассажирка:
– У нас дверь в купе не открывается. Они заперлись изнутри, теперь дергают, дергают, я снаружи – тоже. Заперелка сломалась!
Вениамин начал растолковывать то, что сам знал и не раз испробовал:
– Надо при полностью задвинутой двери одним пальчиком, о-одним па-альчиком повернуть ручку. Значит, снять ее с защелки, и только потом отодвигать саму дверь.
– А вы сидеть будете? Боитесь хоть этим одним пальчиком шевельнуть? Идите и снимите с вашей защелки. Или вас самого снимать пора?
С Воробейникова было достаточно. Он мог, конечно, по-доброму помочь, но повелительного тона не переносил.
– Ваша дверь, вы и открывайте. Как, я вам сказал, как!
– Безобразие, нет, вы посмотрите, что за хамство?! – закудахтала женщина, убегая обратно. – У меня пульс, а он сидит и советует, работничек!
Следующим явился пьяненький очкарик:
– А у нас в седьмом купе света нет. И провод болтается.
– А у вас в седьмом купе лампочки от вашего перегара и перегорели, – парировал Вениамин, – пора спать и провода экономить!
Тут же возник еще один обитатель вагона, пожилой:
– Вы не могли бы разбудить меня в полчетвертого?
– Во сколько? – переспросил Воробейников.
– Или в двадцать минут, а то я просплю.
– Я сам, наверно, уже спать буду.
– Ну, порядки, ну порядки, – прочувствованно сказал пожилой пассажир, удаляясь.
Наконец явился проводник, и Вениамин отправился в другой вагон, где было свободное место.
«Сложная работа», – думал Воробейников, теребя грязные ручки в переходах и бухая дверями самому вослед. Поймал себя на иронии и попытался сформулировать посерьезнее: «Ничто не бывает таким простым, как кажется!»