Курортный роман.


Курортный роман.

«Ну, надо же!»- усмехнулась Лариса — Ведь поклялась однажды не бывать больше здесь, а вот — снова пришла!»
Год назад она составила компанию своей подруге, которой нуж-
но было «на минутку зайти к врачу за рецептом». Но ждать её при-
шлось гораздо больше. За полчаса, проведённые тогда в приёмной
врача, Лариса испытала неприятные чувства, которые и оставили в ней противный осадок.
Всё дело было в секретарше. Слишком уж грубо обошлась она с
пациентом. Молодой мужчина о чём-то тихо её просил, кажется, за ко-
го-то просил, а она громко перебивала его:» Я ничего не хочу пони-
мать! Слышите? Ни-че-го!»
Ему стало неловко перед присутствующими, он выразил недо-
вольство и робко намекнул, что может и пожаловаться. Тогда секре-
тарша вышла из регистратуры и, жестикулируя поднятыми руками,
двинулась прямо на пациента, обвиняя его в клевете и угрожая судом.
В одной руке она держала карандаш, в другой что-то ещё, но было
впечатление, что у неё сжаты кулаки, а золотая цепочка, свисавшая где-то на поясе, ассоциировалась с саблей. Мужчина, такой стройный,
такой элегантный, молча пятился назад, глядя прямо ей в глаза. У две-
ри повернулся и ушёл. Вид у него был комичный, но никто не смеялся.
Пациенты лишь выразительно переглядывалсь, как-будто сами чего-
то боялись.
Лариса, которой нечего было терять, пролепетала, что, мол, мож-
но и повежливей и получила в ответ:» Вас не спрашивают, мадам!» Во-
царилась всеобщая неловкость, и хотелось скорее уйти.
Но вот она снова здесь: привела на приём пожилую родственни-
цу мужа, которая из-за недавней травмы не могла придти сама. Оказа-
лось, что именно здесь её врач. Тут же у неё нашлись знакомые, и она
с удовольствием включилась в беседу.
«Очередь на час, а то и больше,» — прикинула Лариса. Она пред-
видела очередь и запаслась журналами, но, прежде, чем их достать
взглянула на секретарш. Те же. Обе, как и год назад, имели строгий, су-
етливый вид. На ту, что тогда была с «саблей», она смотрела сейчас с
любопытством. Тёмнокаштановые волосы причёсаны модно;строй-
ная, лет сорок или чуть побольше, вобщем её, Ларисы ровесница. На
ней строгий брючный костюм, но светлорозовая блузка ни к месту
сильно декольтирована. Лицо… Оно было бы даже красивым, если бы
не напряжённость глаз и не слишком сжатые губы, что придавало ей
нервный вид. Cидящие рядом с Ларисой сейчас как раз судачили об
этой женщине: называли её Софой, говорили, что она жена врача и са-
ма по профессии врач. Лариса посмотрела на неё с ещё большим лю-
бопытством и попыталась представить себе врача. Какие-то смутные
образы стали рисоваться в воображении и тут же ускользали. Ничего не получилось, и Лариса достала журнал; но не успела его открыть, как за стеклянной перегородкой регистратуры появился сам врач. Он
вышел что-то уточнить, склонился над столом, и Софа подняла на него кроткое лицо.
Лариса отвела глаза, откинулась на спинку стула. Врач ей был знаком. На секунду она как-будто потеряла сознание, а когда пришла в
себя, его уже не было.
Лев! Откуда он здесь, в Америке?! Впрочем, что удивляться: где
только нет сегодня русских! Вот и сама она здесь. Её первой мыслью
сейчас было скорее уйти, найти какой-то выход и уйти. Но при виде многочисленных посетителей она снова убедилась, что времени ещё
много и позволила себе расслабиться, подумать о прошлом. О той час-
ти прошлого, которая представлялась ей солнечным кругом. Он плыл
этот солнечный круг, качался на волнах вселенной, и всё, что в нём происходило, кем-то надёжно охранялось, никуда не исчезало.
Ларисе захотелось вспомнить всё по порядку, то, что было шестнадцать лет тому назад. Нарядный курортный посёлок в Крыму. Вечер. Небольшая толпа около почты, у междугороднего телефона-автомата. Она на скамейке ждала своей очереди. Он занял очередь за ней и стал прогуливаться взад и вперёд, заложив руки за спину. На ходу здоровался со знакомыми женщинами, и они улыбались ему, отвечая на приветствия, и не старались быстро уходить.
Но вот толпа у автомата рассеялась, перед Ларисой остался один человек. Откуда-то с танцплощадки доносилась популярная пе-
сенка:
Листья жёлтые над городом кружатся,
Листья жёлтые нам под ноги ложатся.
И от осени ни спрятаться, ни скрыться.
Листья жёлтые, скажите:» Что вам снится?»

А вечер был такой тёплый и ласковый, и было странно, что, ког-
да-нибудь придёт осень, с дождями, с холодными ветрами. Он проха-
живался и тоже напевал эту песенку. Потом без особого внимания об-
ратился к ней ( рядом никого больше не было) и сказал именно про то,
что «не вериться сейчас в приход осени с мокрыми, жёлтыми листья-
ми».
Телефон освободился, но Лариса долго не могла с ним справи-
ться: что-то не срабатывало. Ему надоело ждать, и он решил ей по-
мочь. Оказалось, что он звонил в тот же город, в Ригу.
— О, землячка! — сказал он весело и с лёгким интересом взглянул на Ларису…
В следующие дни они встречались в разных местах, чаще на пляже, где каждый был в компании из своего пансионата. Он был очень общителен и популярен среди отдыхающих. Все знали, что он
кандидат медицинских наук и недавно развёлся с женой. И почему-то
называли его курортным львом. Говорили:» Вот идёт лев!» или:» А лев там тоже был?»
Далеко не красавец, среднего роста брюнет в очках, но вид он
имел интеллигентный; всегда был не броско и как -то очень правиль-
но, даже изысканно одет. Женщинам он нравился и все не против бы-
ли подружиться с ним. И он со всеми был любезен, но в его любезно-
сти сквозило что-то насмешливое, даже циничное. Именно сквозило,
не явно проявлялось.
Однажды он подошёл к Ларисе, когда она собиралась с пляжа
уходить, и в шутку похвалил её за это, слегка порассуждав о вреде
солнечных лучей. Перед уходом она намочила в морской воде свои
янтарные бусы.
-Зачем вы их мочите?- он спросил.
-Чтобы лучше блестели,- и она подняла их, подставив солнцу, и
с удовольствием любовалась, как сверкал необработанный янтарь.
Он подошёл ближе и тоже посмотрел:
— И правда красиво блестят. Как ваши волосы на солнце. Тоже,
как янтарь.
Лариса, довольная, улыбнулась. И вдруг он спросил, несмело, но стараясь казаться естественным и не очень серьёзным:
-Скажите…а вы могли бы…первая поцеловать мужчину?
Посмотрев не него с удивлением и не найдя, что сказать, она
промолчала. И, когда увидела, что он притих и сам смутился, то поду-
мала:» Ну, вот так лев! Совсем и не лев».
Они виделись потом каждый день, иногда по нескольку раз в день, но, лишь издали приветствуя друг друга.
Как-то, выйдя из воды после купанья, она подошла к своим ве-
щам. Её компания разбрелась, растворилась в массе отдыхающих. Он
увидел её, подошёл, о том, о сём поговорили. Потом она взяла одежду,
полотенце и вошла в кабинку- раздевалку. Переоделась в свой чёр-
ный с большими белыми цветами сарафан, приоткрыла дверцу и, са
ма не зная, что вдруг на неё нашло, поманила его рукой. Он ничего не
понял, но приблизился нерешительно. Так же нерешительно и робко
вошёл в кабинку. Лариса прикрыла дверцу и неторопливо, нежно обняла его, но, когда он пылко прижал её к себе, она осторожно высвободилась, и они вышли.
Пока она складывала свои вещи, он молча взял со скамейки её
янтарные бусы, пошёл к морю и намочил их. Потом подержал немного
на солнце, пока стекала вода, и ,по-прежнему, молча протянул их ей,
совсем не смело заглянув в её глаза. » Нет, конечно же, не лев,- опять
подумала Лариса,- скорей ягнёнок».
По дороге с пляжа, прежде, чем разойтсь в свои стороны, гово-
рили о нейтральных вещах. Как будто ничего и не было.
На следующий день он пригласил её на концерт известного ар-
тиста. Это был вечер сатиры и юмора, и зал гремел от смеха. Но она не
очень вникала и не смеялась, потому что он больше смотрел на неё,
чем на сцену, и это смущало её.
Потом гуляли каждый вечер вместе. По набережной, по аллеям
парка. Он рассказал ей о своей несчастливой женитьбе на красивой,
эффектной женщине, у которой он был вторым мужем и которая ушла
от него к профессору университета, где она заочно училась. Рассказал
о том, как тяжело переживал развод. Беззаботным и довольным жи-
знью он казался внешне, а внутренне он был совсем поникшим.
— Мне казалось, что всё уже кончено, но твоя нежность и женст-
венность …»- так через две недели после их знакомства, за день до
своего отъезда он вдруг первый раз сказал ей ты.
В тот последний вечер они сидели на скамейке высоко над мо-
рем. Вокруг чернели кипарисы, море шумело внизу, в темноте, а навер-
ху сияли звёзды. И им двоим было весело и уютно. Оба знали, что про-
щаются не надолго, что всё у них ещё впереди.
— Упала звезда…- он сказал, прервав их тихй разговор.
Она не заметила и спросила что-то о феномене падающих звёзд,
так, без особого интерса, а просто неважно было о чём говорить; вер-
нее всё казалось важным, потому что рядом был он.
Объяснял он долго, по- научному, и в конце добавил:
— Вот отсюда и выражение:» Свет далёкой звезды…»- он задумал-
ся, помолчал и почему-то снова перешёл потом на вы. — А кстати, вы
читали » Свет далёкой звезды» Чаковского?
Она не читала, но, когда он уехал, у неё ещё оставалась неделя, она нашла этот роман в библиотеке, прочитала и потом долго думала
о свете дальних звёзд…
В городе, на вокзале, он встретил её, хотя они и не договарива-
лись об этом. И встреча эта была удивительная: тут были скован-
ность и отдалённость мало ещё знакомых людей и в то же время яв-
ная доверчивость и радость. С того дня они стали встречаться посто-
янно.
Когда наступила осень и жёлтые листья закружились над горо-
дом, они с улыбкой вспоминали осеннюю песенку, под которую поз-
накомились летом. Стало холодно и уныло на улицах, но и без солн-
ца, без моря, без пляжа им было радостно и тепло. Всю осень ходили
в театры, на выставки, в гости, ездили на природу. Но в один из сум-
рачных осенних дней всё изменилось.
Однажды, возвращаясь от него, она попала под дождь, вспомни-
ла, что забыла у него зонтик и вернулась. Подойдя к его двери, она подняла руку к звонку, но, услышав голоса, остановилась. За дверью
говорили громко, было слышно каждое слово.
— Ну, не пара она тебе, сынок, не пара! Ну, смазливая мордашка…
Мало таких? Конечно, она держится за тебя, ещё бы! Квартира, маши-
на, твоё положение…
-Замолчи, мама! Ты ведь её совсем не знаешь!
— Ну, кто она такая? Музыкальный работник в детском саду, по-
думаешь… «В лесу родилась ёлочка»…
— Ма-ама! Прошу тебя!
— Не сердись, Юра! Ты пойми: нужно быть посерьёзней. А куро-
ртные знакомства… эти пляжные страсти… Кто ж это не знает?!
— Знаю, знаю: ищи жену не в хороводе, а в огороде. Вот завтра
же пойду…
— Ты смеёшься, а я не шучу, Юрочка. Есть столько хороших деву-
шек! Вот Софочка… Из прекрасной семьи, хорошо воспитанна, тоже уже врач. Общие интересы — это так важно! И выглядит она ничуть не
хуже этой. Или Рая, дочь Синициных, — чудная, серьёзная девушка…
Они и устроены хорошо, тоже немаловажно в наше время
— Мне не нужна Софочка, мама! И Рая тоже не нужна!
— Нет, это я так, к примеру…Ты не подумай… Я хочу только твоего
счастья, сынок, больше мне ничего не надо. Я не перенесу твоей вто-
рой неудачи! Я это не перенесу!
— Да не расстраивайся ты, мама! Ну, что ты… Ещё ничего не прои-
зошло! Я ещё ничего не решил…
Лариса медленно спустилась с лестницы, потом шла под дож-
дём, не замечая его. В голове гремели слова: держится за тебя, кварти-
ра, машина, пляжные страсти, » Я ещё ничего не решил…»
«Я ещё ничего не решил»… Лариса вспомнила горячий песок, со-
лёный запах моря, свои простые бусы, пляжную раздевалку и почув-
ствовала отвращение, отвращение до тошноты. Конечно, она слыша-
ла об этих романах. И где-то читала, что курортный роман — это сказка
с несчастливым концом. Снова вспомнилась ей летне- осенняя песня. Только звучала она уже с насмешкой и как- будто гналась за ней вместе с ветром:
Не прожить нам в мире этом, не прожить нам в мире этом
Без потерь, без потерь.
Не пройдёт, казалось, лето, не пройдёт, казалось, лето,
А теперь…
» Чушь какая-то… Ну, и ладно! «- сказала она себе, не чувствуя при этом никакой решимости, а лишь физическую слабость и непри-
вычную пустоту в душе.
Её внезапная обида и неуверенность перешли в пассивность и
вялость. И эти её пассивность и вялость сделали их встречи более редкими и уже не такими значительными. А в один субботний вечер
она взяла и позвонила в соседний городок бывшему однокласснику,
который был давно в неё влюблён. Потом вышла за него замуж и уехала из Риги к нему. Получилась спокойная, благополучная жизнь с хорошим человеком.
Прошло два года. Лариса уже с семьёй жила в Риге и однажды в театре, во время антракта она увидела Юрия. Он прохаживался в фойе один, с независимыи видом, заложив руки за спину. Почти так же, как в тот южный вечер он прогуливался у телефона- автомата. И живо вспомнила она их день знакомства и непонятный, не оправданный ничем, разрыв. Лариса не хотела, чтобы он видел её, и быстро увела мужа. Потом из ложи она видела его в партере. Да, он был один. И уже рассеянно смотрела она на сцену, вспоминая несуразную свою любовь. И горькие сожаления охватили её. Зачем подслушала она тот разговор? Зачем поверила словам старухи и не поверила в себя? Зачем?
Та встреча выбила её из колеи. Настоящая буря разыгралась в её душе, и долго ещё всё ходило кругом. Были даже мысли что-то сде-
лать, предпринять, и как то раз, погружённая в такие вот мысли, она долго-долго шла домой и вдруг обнаружила, что идёт вовсе не домой, а приближается к его улице. Она тотчас повернула назад, с опаской поглядывая по сторонам: только бы его не встретить! как это было бы унизительно! что он подумает? и что она может ему сказать? ведь у него определённо кто-то теперь есть, и он давно уже забыл её, Ларису!
Она казалась себе жалкой неудачницей и позднее со стыдом вспоминала о том своём «походе». Но со временем всё затуманилось, отдалилось и не мешало ей жить….
Стряхнув с себя воспоминания, Лариса сказала своей подопеч-
ной, что ей нужно срочно позвонить и спустилась в вестибюль, к теле-
фону. Найти себе замену оказалось несложным: племянница мужа ска-
зала, что приедет через двадцать минут.
Когда Лариса вышла во двор здания и шла к своей машине и, ко-
гда села в неё и не торопилась уезжать, она видела перед собой то но-
вый облик Юрия, то его старый облик. Тогда, в Крыму, ему было трид-
цать лет, но в его тёмных, густых волосах уже поблёскивала седина. Однажды он смущённо заговорил об этом, и Лариса, полушутя, сказа-
ла, что лёгкая седина очень даже идёт к его живому, интеллигентному лицу. Он посмотрел на неё внимательно, с доброй улыбкой и так же, полушутя, и с деланной грустью сказал:
— А в сорок лет я буду уже совсем седым.
И вот она увидела его сорокашестилетнего. Сильно поседев
шие, но совсем ещё густые волосы, заметно пополневшая фигура;серьёзный, незнакомый взгляд в какие-то бумаги… Изменился, конечно, но чужим он ей не показался и был опять привлекательным для неё. Ей понравились его спокойная уверенность и неприступный, строгий вид. » Вот теперь ты стал похож на льва!»- мысленно говорила ему Лариса и с грустной полуулыбкой всё смотрела и смотре ла в то беззаботное, красное лето…
А секретарша, та женщина с «саблей», потеряла свою злую силу,
и теперь Лариса видела лишь её кроткие глаза, смотрящие на мужа
снизу вверх. Софочка… Лариса вспомнила её прошлогоднюю агрес-
сивность и сегодняшнюю кротость- покорность, и это её низкое де-
кольте, и какая-то злая радость появилась в её душе. Однако потреб-
ность в ней быстро исчезла, уступив место чувству покоя и облегче-
ния…Но и это настроение было нестойким. Набегали новые мысли,
разные догадки закружились в её голове. И были они совсем не весё-
лыми, а очень даже грустными и обидными…
Рядом с ней остановилась другая машина. Из неё вышел пожилой мужчина, и он помог выйти девушке на костылях. Лариса внимательно, почти с жадностью, стала вглядываться в их лица, в одежду. Вот сейчас они войдут в ту же приёмную, сядут и будут ждать своей очереди. К нему на приём. Они увидят его, услышат его голос. И будут говорить о своих делах, о себе. Потом выйдут и забудут о нём. И опять будут говорить только о себе…Всё нормально. А как ещё может быть?…
Лариса шевельнулась и внезапно обратила внимание на дрожа-
щие ветви облетевших деревьев, на разлитый повсюду свет холод-
ного осеннего солнца. В проёме ограды видна улица. Ёжась от ветра, прошёл человек. Солнце и ветер с пылью… Самая нелюбимая её погода…
Лариса завела машину.
… Чем дальше она отъезжала, чем дальше и непостижимее ста новился сегодняшнй эпизод, тем ближе и ярче был солнечный круг. Там голубой какой-то воздух, пронзительно- свежий запах морской воды, ласковый, тёплый песок, прозрачный блеск янтарных бус; рас суждения его о падающих звёздах и его же слова: «… но их свет остаётся».

Добавить комментарий

Курортный роман.

«Ну, надо же!»- усмехнулась Лариса — Ведь поклялась однажды не бывать больше здесь, а вот — снова пришла!»
Год назад она составила компанию своей подруге, которой нуж-
но было «на минутку зайти к врачу за рецептом». Но ждать её при-
шлось гораздо больше. За полчаса, проведённые тогда в приёмной
врача, Лариса испытала неприятные чувства, которые и оставили в ней противный осадок.
Всё дело было в секретарше. Слишком уж грубо обошлась она с
пациентом. Молодой мужчина о чём-то тихо её просил, кажется, за ко-
го-то просил, а она громко перебивала его:» Я ничего не хочу пони-
мать! Слышите? Ни-че-го!»
Ему стало неловко перед присутствующими, он выразил недо-
вольство и робко намекнул, что может и пожаловаться. Тогда секре-
тарша вышла из регистратуры и, жестикулируя поднятыми руками,
двинулась прямо на пациента, обвиняя его в клевете и угрожая судом.
В одной руке она держала карандаш, в другой что-то ещё, но было
впечатление, что у неё сжаты кулаки, а золотая цепочка, свисавшая где-то на поясе, ассоциировалась с саблей. Мужчина, такой стройный,
такой элегантный, молча пятился назад, глядя прямо ей в глаза. У две-
ри повернулся и ушёл. Вид у него был комичный, но никто не смеялся.
Пациенты лишь выразительно переглядывалсь, как-будто сами чего-
то боялись.
Лариса, которой нечего было терять, пролепетала, что, мол, мож-
но и повежливей и получила в ответ:» Вас не спрашивают, мадам!» Во-
царилась всеобщая неловкость, и хотелось скорее уйти.
Но вот она снова здесь: привела на приём пожилую родственни-
цу мужа, которая из-за недавней травмы не могла придти сама. Оказа-
лось, что именно здесь её врач. Тут же у неё нашлись знакомые, и она
с удовольствием включилась в беседу.
«Очередь на час, а то и больше,» — прикинула Лариса. Она пред-
видела очередь и запаслась журналами, но, прежде, чем их достать
взглянула на секретарш. Те же. Обе, как и год назад, имели строгий, су-
етливый вид. На ту, что тогда была с «саблей», она смотрела сейчас с
любопытством. Тёмнокаштановые волосы причёсаны модно;строй-
ная, лет сорок или чуть побольше, вобщем её, Ларисы ровесница. На
ней строгий брючный костюм, но светлорозовая блузка ни к месту
сильно декольтирована. Лицо… Оно было бы даже красивым, если бы
не напряжённость глаз и не слишком сжатые губы, что придавало ей
нервный вид. Cидящие рядом с Ларисой сейчас как раз судачили об
этой женщине: называли её Софой, говорили, что она жена врача и са-
ма по профессии врач. Лариса посмотрела на неё с ещё большим лю-
бопытством и попыталась представить себе врача. Какие-то смутные
образы стали рисоваться в воображении и тут же ускользали. Ничего не получилось, и Лариса достала журнал; но не успела его открыть, как за стеклянной перегородкой регистратуры появился сам врач. Он
вышел что-то уточнить, склонился над столом, и Софа подняла на него кроткое лицо.
Лариса отвела глаза, откинулась на спинку стула. Врач ей был знаком. На секунду она как-будто потеряла сознание, а когда пришла в
себя, его уже не было.
Лев! Откуда он здесь, в Америке?! Впрочем, что удивляться: где
только нет сегодня русских! Вот и сама она здесь. Её первой мыслью
сейчас было скорее уйти, найти какой-то выход и уйти. Но при виде многочисленных посетителей она снова убедилась, что времени ещё
много и позволила себе расслабиться, подумать о прошлом. О той час-
ти прошлого, которая представлялась ей солнечным кругом. Он плыл
этот солнечный круг, качался на волнах вселенной, и всё, что в нём происходило, кем-то надёжно охранялось, никуда не исчезало.
Ларисе захотелось вспомнить всё по порядку, то, что было шестнадцать лет тому назад. Нарядный курортный посёлок в Крыму. Вечер. Небольшая толпа около почты, у междугороднего телефона-автомата. Она на скамейке ждала своей очереди. Он занял очередь за ней и стал прогуливаться взад и вперёд, заложив руки за спину. На ходу здоровался со знакомыми женщинами, и они улыбались ему, отвечая на приветствия, и не старались быстро уходить.
Но вот толпа у автомата рассеялась, перед Ларисой остался один человек. Откуда-то с танцплощадки доносилась популярная пе-
сенка:
Листья жёлтые над городом кружатся,
Листья жёлтые нам под ноги ложатся.
И от осени ни спрятаться, ни скрыться.
Листья жёлтые, скажите:» Что вам снится?»

А вечер был такой тёплый и ласковый, и было странно, что, ког-
да-нибудь придёт осень, с дождями, с холодными ветрами. Он проха-
живался и тоже напевал эту песенку. Потом без особого внимания об-
ратился к ней ( рядом никого больше не было) и сказал именно про то,
что «не вериться сейчас в приход осени с мокрыми, жёлтыми листья-
ми».
Телефон освободился, но Лариса долго не могла с ним справи-
ться: что-то не срабатывало. Ему надоело ждать, и он решил ей по-
мочь. Оказалось, что он звонил в тот же город, в Ригу.
— О, землячка! — сказал он весело и с лёгким интересом взглянул на Ларису…
В следующие дни они встречались в разных местах, чаще на пляже, где каждый был в компании из своего пансионата. Он был очень общителен и популярен среди отдыхающих. Все знали, что он
кандидат медицинских наук и недавно развёлся с женой. И почему-то
называли его курортным львом. Говорили:» Вот идёт лев!» или:» А лев там тоже был?»
Далеко не красавец, среднего роста брюнет в очках, но вид он
имел интеллигентный; всегда был не броско и как -то очень правиль-
но, даже изысканно одет. Женщинам он нравился и все не против бы-
ли подружиться с ним. И он со всеми был любезен, но в его любезно-
сти сквозило что-то насмешливое, даже циничное. Именно сквозило,
не явно проявлялось.
Однажды он подошёл к Ларисе, когда она собиралась с пляжа
уходить, и в шутку похвалил её за это, слегка порассуждав о вреде
солнечных лучей. Перед уходом она намочила в морской воде свои
янтарные бусы.
-Зачем вы их мочите?- он спросил.
-Чтобы лучше блестели,- и она подняла их, подставив солнцу, и
с удовольствием любовалась, как сверкал необработанный янтарь.
Он подошёл ближе и тоже посмотрел:
— И правда красиво блестят. Как ваши волосы на солнце. Тоже,
как янтарь.
Лариса, довольная, улыбнулась. И вдруг он спросил, несмело, но стараясь казаться естественным и не очень серьёзным:
-Скажите…а вы могли бы…первая поцеловать мужчину?
Посмотрев не него с удивлением и не найдя, что сказать, она
промолчала. И, когда увидела, что он притих и сам смутился, то поду-
мала:» Ну, вот так лев! Совсем и не лев».
Они виделись потом каждый день, иногда по нескольку раз в день, но, лишь издали приветствуя друг друга.
Как-то, выйдя из воды после купанья, она подошла к своим ве-
щам. Её компания разбрелась, растворилась в массе отдыхающих. Он
увидел её, подошёл, о том, о сём поговорили. Потом она взяла одежду,
полотенце и вошла в кабинку- раздевалку. Переоделась в свой чёр-
ный с большими белыми цветами сарафан, приоткрыла дверцу и, са
ма не зная, что вдруг на неё нашло, поманила его рукой. Он ничего не
понял, но приблизился нерешительно. Так же нерешительно и робко
вошёл в кабинку. Лариса прикрыла дверцу и неторопливо, нежно обняла его, но, когда он пылко прижал её к себе, она осторожно высвободилась, и они вышли.
Пока она складывала свои вещи, он молча взял со скамейки её
янтарные бусы, пошёл к морю и намочил их. Потом подержал немного
на солнце, пока стекала вода, и ,по-прежнему, молча протянул их ей,
совсем не смело заглянув в её глаза. » Нет, конечно же, не лев,- опять
подумала Лариса,- скорей ягнёнок».
По дороге с пляжа, прежде, чем разойтсь в свои стороны, гово-
рили о нейтральных вещах. Как будто ничего и не было.
На следующий день он пригласил её на концерт известного ар-
тиста. Это был вечер сатиры и юмора, и зал гремел от смеха. Но она не
очень вникала и не смеялась, потому что он больше смотрел на неё,
чем на сцену, и это смущало её.
Потом гуляли каждый вечер вместе. По набережной, по аллеям
парка. Он рассказал ей о своей несчастливой женитьбе на красивой,
эффектной женщине, у которой он был вторым мужем и которая ушла
от него к профессору университета, где она заочно училась. Рассказал
о том, как тяжело переживал развод. Беззаботным и довольным жи-
знью он казался внешне, а внутренне он был совсем поникшим.
— Мне казалось, что всё уже кончено, но твоя нежность и женст-
венность …»- так через две недели после их знакомства, за день до
своего отъезда он вдруг первый раз сказал ей ты.
В тот последний вечер они сидели на скамейке высоко над мо-
рем. Вокруг чернели кипарисы, море шумело внизу, в темноте, а навер-
ху сияли звёзды. И им двоим было весело и уютно. Оба знали, что про-
щаются не надолго, что всё у них ещё впереди.
— Упала звезда…- он сказал, прервав их тихй разговор.
Она не заметила и спросила что-то о феномене падающих звёзд,
так, без особого интерса, а просто неважно было о чём говорить; вер-
нее всё казалось важным, потому что рядом был он.
Объяснял он долго, по- научному, и в конце добавил:
— Вот отсюда и выражение:» Свет далёкой звезды…»- он задумал-
ся, помолчал и почему-то снова перешёл потом на вы. — А кстати, вы
читали » Свет далёкой звезды» Чаковского?
Она не читала, но, когда он уехал, у неё ещё оставалась неделя, она нашла этот роман в библиотеке, прочитала и потом долго думала
о свете дальних звёзд…
В городе, на вокзале, он встретил её, хотя они и не договарива-
лись об этом. И встреча эта была удивительная: тут были скован-
ность и отдалённость мало ещё знакомых людей и в то же время яв-
ная доверчивость и радость. С того дня они стали встречаться посто-
янно.
Когда наступила осень и жёлтые листья закружились над горо-
дом, они с улыбкой вспоминали осеннюю песенку, под которую поз-
накомились летом. Стало холодно и уныло на улицах, но и без солн-
ца, без моря, без пляжа им было радостно и тепло. Всю осень ходили
в театры, на выставки, в гости, ездили на природу. Но в один из сум-
рачных осенних дней всё изменилось.
Однажды, возвращаясь от него, она попала под дождь, вспомни-
ла, что забыла у него зонтик и вернулась. Подойдя к его двери, она подняла руку к звонку, но, услышав голоса, остановилась. За дверью
говорили громко, было слышно каждое слово.
— Ну, не пара она тебе, сынок, не пара! Ну, смазливая мордашка…
Мало таких? Конечно, она держится за тебя, ещё бы! Квартира, маши-
на, твоё положение…
-Замолчи, мама! Ты ведь её совсем не знаешь!
— Ну, кто она такая? Музыкальный работник в детском саду, по-
думаешь… «В лесу родилась ёлочка»…
— Ма-ама! Прошу тебя!
— Не сердись, Юра! Ты пойми: нужно быть посерьёзней. А куро-
ртные знакомства… эти пляжные страсти… Кто ж это не знает?!
— Знаю, знаю: ищи жену не в хороводе, а в огороде. Вот завтра
же пойду…
— Ты смеёшься, а я не шучу, Юрочка. Есть столько хороших деву-
шек! Вот Софочка… Из прекрасной семьи, хорошо воспитанна, тоже уже врач. Общие интересы — это так важно! И выглядит она ничуть не
хуже этой. Или Рая, дочь Синициных, — чудная, серьёзная девушка…
Они и устроены хорошо, тоже немаловажно в наше время
— Мне не нужна Софочка, мама! И Рая тоже не нужна!
— Нет, это я так, к примеру…Ты не подумай… Я хочу только твоего
счастья, сынок, больше мне ничего не надо. Я не перенесу твоей вто-
рой неудачи! Я это не перенесу!
— Да не расстраивайся ты, мама! Ну, что ты… Ещё ничего не прои-
зошло! Я ещё ничего не решил…
Лариса медленно спустилась с лестницы, потом шла под дож-
дём, не замечая его. В голове гремели слова: держится за тебя, кварти-
ра, машина, пляжные страсти, » Я ещё ничего не решил…»
«Я ещё ничего не решил»… Лариса вспомнила горячий песок, со-
лёный запах моря, свои простые бусы, пляжную раздевалку и почув-
ствовала отвращение, отвращение до тошноты. Конечно, она слыша-
ла об этих романах. И где-то читала, что курортный роман — это сказка
с несчастливым концом. Снова вспомнилась ей летне- осенняя песня. Только звучала она уже с насмешкой и как- будто гналась за ней вместе с ветром:
Не прожить нам в мире этом, не прожить нам в мире этом
Без потерь, без потерь.
Не пройдёт, казалось, лето, не пройдёт, казалось, лето,
А теперь…
» Чушь какая-то… Ну, и ладно! «- сказала она себе, не чувствуя при этом никакой решимости, а лишь физическую слабость и непри-
вычную пустоту в душе.
Её внезапная обида и неуверенность перешли в пассивность и
вялость. И эти её пассивность и вялость сделали их встречи более редкими и уже не такими значительными. А в один субботний вечер
она взяла и позвонила в соседний городок бывшему однокласснику,
который был давно в неё влюблён. Потом вышла за него замуж и уехала из Риги к нему. Получилась спокойная, благополучная жизнь с хорошим человеком.
Прошло два года. Лариса уже с семьёй жила в Риге и однажды в театре, во время антракта она увидела Юрия. Он прохаживался в фойе один, с независимыи видом, заложив руки за спину. Почти так же, как в тот южный вечер он прогуливался у телефона- автомата. И живо вспомнила она их день знакомства и непонятный, не оправданный ничем, разрыв. Лариса не хотела, чтобы он видел её, и быстро увела мужа. Потом из ложи она видела его в партере. Да, он был один. И уже рассеянно смотрела она на сцену, вспоминая несуразную свою любовь. И горькие сожаления охватили её. Зачем подслушала она тот разговор? Зачем поверила словам старухи и не поверила в себя? Зачем?
Та встреча выбила её из колеи. Настоящая буря разыгралась в её душе, и долго ещё всё ходило кругом. Были даже мысли что-то сде-
лать, предпринять, и как то раз, погружённая в такие вот мысли, она долго-долго шла домой и вдруг обнаружила, что идёт вовсе не домой, а приближается к его улице. Она тотчас повернула назад, с опаской поглядывая по сторонам: только бы его не встретить! как это было бы унизительно! что он подумает? и что она может ему сказать? ведь у него определённо кто-то теперь есть, и он давно уже забыл её, Ларису!
Она казалась себе жалкой неудачницей и позднее со стыдом вспоминала о том своём «походе». Но со временем всё затуманилось, отдалилось и не мешало ей жить….
Стряхнув с себя воспоминания, Лариса сказала своей подопеч-
ной, что ей нужно срочно позвонить и спустилась в вестибюль, к теле-
фону. Найти себе замену оказалось несложным: племянница мужа ска-
зала, что приедет через двадцать минут.
Когда Лариса вышла во двор здания и шла к своей машине и, ко-
гда села в неё и не торопилась уезжать, она видела перед собой то но-
вый облик Юрия, то его старый облик. Тогда, в Крыму, ему было трид-
цать лет, но в его тёмных, густых волосах уже поблёскивала седина. Однажды он смущённо заговорил об этом, и Лариса, полушутя, сказа-
ла, что лёгкая седина очень даже идёт к его живому, интеллигентному лицу. Он посмотрел на неё внимательно, с доброй улыбкой и так же, полушутя, и с деланной грустью сказал:
— А в сорок лет я буду уже совсем седым.
И вот она увидела его сорокашестилетнего. Сильно поседев
шие, но совсем ещё густые волосы, заметно пополневшая фигура;серьёзный, незнакомый взгляд в какие-то бумаги… Изменился, конечно, но чужим он ей не показался и был опять привлекательным для неё. Ей понравились его спокойная уверенность и неприступный, строгий вид. » Вот теперь ты стал похож на льва!»- мысленно говорила ему Лариса и с грустной полуулыбкой всё смотрела и смотре ла в то беззаботное, красное лето…
А секретарша, та женщина с «саблей», потеряла свою злую силу,
и теперь Лариса видела лишь её кроткие глаза, смотрящие на мужа
снизу вверх. Софочка… Лариса вспомнила её прошлогоднюю агрес-
сивность и сегодняшнюю кротость- покорность, и это её низкое де-
кольте, и какая-то злая радость появилась в её душе. Однако потреб-
ность в ней быстро исчезла, уступив место чувству покоя и облегче-
ния…Но и это настроение было нестойким. Набегали новые мысли,
разные догадки закружились в её голове. И были они совсем не весё-
лыми, а очень даже грустными и обидными…
Рядом с ней остановилась другая машина. Из неё вышел пожилой мужчина, и он помог выйти девушке на костылях. Лариса внимательно, почти с жадностью, стала вглядываться в их лица, в одежду. Вот сейчас они войдут в ту же приёмную, сядут и будут ждать своей очереди. К нему на приём. Они увидят его, услышат его голос. И будут говорить о своих делах, о себе. Потом выйдут и забудут о нём. И опять будут говорить только о себе…Всё нормально. А как ещё может быть?…
Лариса шевельнулась и внезапно обратила внимание на дрожа-
щие ветви облетевших деревьев, на разлитый повсюду свет холод-
ного осеннего солнца. В проёме ограды видна улица. Ёжась от ветра, прошёл человек. Солнце и ветер с пылью… Самая нелюбимая её погода…
Лариса завела машину.
… Чем дальше она отъезжала, чем дальше и непостижимее ста новился сегодняшнй эпизод, тем ближе и ярче был солнечный круг. Там голубой какой-то воздух, пронзительно- свежий запах морской воды, ласковый, тёплый песок, прозрачный блеск янтарных бус; рас суждения его о падающих звёздах и его же слова: «… но их свет остаётся».

Добавить комментарий

Курортный роман

24 июня. Четверг
Рано утром я вышла из вагона поезда, и, первым делом, полной грудью вдохнула воздух Евпатории. Забросила на одно плечо дорожную сумку, а на другое – небольшой кожаный рюкзачок, и пошла пешком к дому моей подруги. Глупо улыбаясь собственным радостным мыслям, что я на море, проходила через узкие улочки и улыбалась.
Я остановилась перед домом, не решаясь войти, чтобы никого не разбудить. Дверь открылась, и вышла бабушка моей подруги Надежда Александровна и их соседка. Мы поздоровались, и, не долго думая, я бросилась обниматься с бабушкой, что последняя гордо выдержала.
— Ксюха спит?- спросила я.
— Спит, спит со своей ссыкухой,- с улыбкой ответила Надежда Александровна и сказала, чтобы я заходила.
Я прошла босиком в комнату и замерла от трогательного зрелища, представшего передо мной. Моя дорогая подруга спала на диване рядом со своей трехмесячной дочерью Настенькой. Они так нежно касались друг дружки лбами, что я боялась потревожить их сон. Я тихонько присела рядом на стул, который тут же мерзко скрипнул и разбудил Ксюшу.
— Ленка!- пискнула она, вскочила с постели, и мы радостно обнялись.- Ты надолго?
— Меня твой брат пригласил погостить у них,- шепотом ответила я.
— Глупости. Здесь останешься,- решила она.
Мне выдали ключи от кельи, пристроенной к дому и вмещающей только кровать и немного места возле нее. Я поменяла черные брюки на красное с белыми разводами короткое, облегающее фигуру, платье, и, втроем с Настей в коляске, собрались сходить на базар.
Проезжая во дворе мимо скамейки, мы поздоровались с сидящими на ней дядей Сережей (отчимом подруги) и каким-то симпатичным молодым человеком. Уже выезжая за ворота, Ксюша сообщает:
— Это Виталик.
Я пожала плечами, мол, ну Виталик, так Виталик. И вдруг в голову резко приходит мысль:
— Что? Тот самый?
Подруга кивнула, улыбнувшись моей реакции, и немного рассказала о нем. Что он тут отдыхает у маминой подруги Ани, тут же во дворе на втором этаже. Что он приезжал в прошлом сентябре. Был уже не сезон, и он все время проводил у Ксюши, а Вовик (ее парень) ужасно ревновал.
Вернувшись с почты, где звонила маме сообщить, что доехала нормально, и отправляла телеграмму брату Ксюши, в которой говорилось, что не приеду к нему в гости, застала дома молодого человека.
— Ксюха, ты на машинке вышивать умеешь?- спросил он.
— А что ты хочешь?
— Я купил на базаре джинсы, а они длинные. Можешь укоротить?
— Могу, заноси,- ответила Ксюха.
— Здрасте,- сказала я, проходя мимо.
— Привет,- ответил молодой человек.
Я окинула его оценивающим взглядом с головы до ног, отметив про себя, что он выглядит ужасно сексуально в одних обтягивающих светло-голубых джинсах с обнаженным торсом и босиком. Его крепкое мускулистое тело уже успело прилично загореть, и я не могла не остановить на нем взгляд.
— Кто этот интересный мужчина?- спросила я подругу, когда он ушел.
— Да Виталик это!
— Виталик?- удивилась я.- Я его не узнала. Уже дважды с ним поздоровалась. Он, наверное, подумал, что я странная.
Ксюша отмахнулась на это.
— Он здесь сам?- спросила я.
— Виталик в поезде познакомился с замужней дамой, и они теперь вместе ходят на пляж, — ответила подруга и тут же добавила.- В воскресенье будет день Молодежи. Я оставлю Настю с бабушкой, и пойдем вдвоем в курзал.
— Хорошо.
Мы расселись на диване и болтали обо всем на свете – все-таки не виделись целый год.
— Сашка!- воскликнула Ксюша.
Я увидела в дверях брата подруги. Мы поздоровались и чмокнулись в щечки. Саша предложил мне прогуляться по набережной, и я не отказалась. Он уговаривал меня все-таки приехать к нему, мол, и его мама ждет, уже стол приготовила к моему приезду, но я отказывалась. Мне было очень неудобно из-за создавшейся ситуации, но предпочла остаться у Ксюши, чтобы не попасть в еще более неловкую ситуацию с ее братом. Сашка угостил меня чипсами и сникерсом, и я предложила возвращаться домой, сославшись на усталость с дороги. Какое-то время мы еще посидели на скамеечке во дворе, и я пошла, спать в келью, а он – в дом.

26 июня. Суббота
Днем я собралась пойти позагорать, надела купальник и выглянула из кельи убедиться, что дождя нет. Небо снова заволокло серыми тучами. Я тяжело вздохнула, и купальник сняла.
Вечером Ксюша вышла во двор повесить сушиться, только что постиранное, платье и остановилась перед лавочкой, на которой сидел Виталик и дядя Сережа. Я осталась стоять на пороге, наблюдая, как подруга разговаривает с Виталиком.
— А где Лена?- сразу спросил ее Виталик.
— Вот она,- кивнула подруга в мою сторону.
Они втроем повернулись. Не услышав их разговор, я почувствовала неловкость от такого количества внимания к моей персоне.
— Привет!- крикнул мне Виталик.
— Привет,- ответила я и подошла поближе.
— Почему не ходишь на пляж?
— Все никак не получается.
— Пошли завтра вместе. Ксюха не может,- предложил он.
— Пойдем,- согласилась я.
Мы предложили Виталику поиграть в карты, и он с радостью согласился. Мы устроились у меня в кельи, и первое время очень мило общались. Потом прибежали дети, и спокойствию пришел конец. Виталику это тоже надоело, и он отправился к себе.
— Ксюха, а что случилось с той девушкой, с которой Виталик ходил на пляж?- спросила я, когда мы, наконец, остались вдвоем.
— Не знаю. Наверное, ты ему интересней.

27 июня. Воскресенье
Проснулась я почему-то рано, хотя люблю по утрам поспать. Виталик долго не появлялся, зато пришел Женька (младший брат подруги).
— Возьмешь меня с собой на пляж?- спросил он.
— Возьму.
— А, когда ты идешь?
— Когда Виталик зайдет.
— Давай я сбегаю и спрошу, когда он собирается идти,- предложил Женька.
— Нет, спасибо, не надо.
Женька кивнул и убежал. Через пару минут его довольное лицо появилось из-за шторки:
— Виталик просил передать, что скоро зайдет.
Я шутливо погрозила ему пальчиком, и он скрылся. Тут же появился Виталик:
— Привет. Ты готова?
— Привет. Да. Карты брать?
— Бери.
— А кроссворды?
— Ты умеешь их разгадывать?- спросил он.
— Умею,- удивилась я.
— Тогда, бери.
Мы взяли с собой: я – Женьку, а он – Васю (сына маминой подруги), и направились на детский пляж в курзал. Я ожидала, что мальчишки в силу своего возраста (десять – тринадцать лет) будут ужасно себя вести и испортят весь отдых, но ошиблась. Виталик удивительно действовал на детей. Он им что-то тихо говорил, и мальчишки беспрекословно слушались. Мы зашли в ЦКП, где Виталик прошел ингаляцию, как он сказал – от нервов.
На пляже дети сразу побежали купаться, а мы остались загорать на полотенцах, постеленных рядом. Мы разделись. Я в уме оценила, что в плавках он выглядит еще более сексуально. Рассматривая его с ног до головы, неожиданно заметила, что я в купальнике ему тоже понравилась. Виталик достал кроссворды и лег тоже на живот так близко ко мне, что мы прикасались плечами.
Мы легли, подставив жаркому солнцу животы. Виталик накрыл наши головы одним полотенцем. Он положил свою руку на мою, но я не стала возмущаться, что это помешает загару. Мне, почему-то, было приятно. Мы смотрели под полотенцем друг на друга и улыбались. Я отметила про себя, что у него зеленые глаза – мой любимый цвет у мужчин. Наверное, именно в тот момент я начала в него влюбляться.

28 июня. Понедельник
Виталик нажарил много семечек и пригласил весь двор их лузгать. Все собрались возле скамеечки. Стоим с ним рядом, и вдруг он спрашивает:
— Ну, что? Идем гулять?
— Идем.
— Позже, наверное. Сейчас еще рано.
Я пожала плечами.
— А ты в чем пойдешь?- спросил Виталик.
— А что?
— Ну, я бы в шортах и пошел. Но не знаю, что собираешься одеть ты. Чтобы выглядеть соответственно.
— Дело в том, что я как раз собиралась надеть брюки.
— Тогда я надену джинсы. Только не знаю, есть ли глаженая рубашка.
Этот наш диалог молча слушал весь двор, переводя взгляд с него на меня. Тетя Аня не выдержала, вскочила, взяла Виталика за руку и потащила к лестнице:
— Сейчас я выпровожу этого мальчика.
Все засмеялись, а тетя Света сказала:
— Посмотрим, кто оденется быстрее: мальчик или девочка.
Быстрее оказалась я. Успела одеться (черные брючки, голубая кофточка и черные туфли на высоком каблуке), накраситься и побрызгаться туалетной водой. Вышла из кельи, но его еще не было, поэтому решила зайти к Ксюхе. Когда я вышла на улицу, то Виталик уже ждал. Он был одет в черные джинсы со швом-косичкой, белой футболке и черных туфлях.
Мы вышли за двор, искоса рассматривая друг друга. Уже так успели привыкнуть к нам в шортах или купальнике (плавках), что чувствовали себя неловко, будто с совершенно незнакомым человеком. Мы выглядели слишком хорошо, и каждый считал, что ему повезло. У нас даже разговор сначала не клеился. А потом понемногу раскрепостились.
— Знаешь, кто я по национальности?- спросил Виталик.
— Француз,- уверенно ответила я.
— Откуда ты знаешь?
— Ксюха сказала.
— А, что еще тебе Ксюха сказала?
— Мы с ней давно дружим. Она мне все рассказала о тебе.
— У, как все запущено,- засмущался Виталик.
— Ты не волнуйся, я практически все забыла уже.
— Это лучше.
— Чтобы ты не сильно расслаблялся – она мне успела кое-что напомнить.
В курзале Виталик выбрал для нас довольно тихое кафе. Мы сели за столик напротив друг друга. При этом я сидела спиной к луна-парку.
— Теперь тебе не будет видно, что там происходит,- сказал он.
— Зато я буду смотреть только на тебя,- ответила я и делала это с удовольствием.
— А я буду смотреть на тебя,- сказал тогда Виталик.
Нам принесли заказанные мидии, но кушать мне совсем не хотелось. А Виталик, видно, поставил себе цель откормить меня.
Он начал рассказывать о Чечне, а я слушала и удивлялась, как ему удалось пройти через все это и остаться таким удивительным человеком. Виталик сказал, что у него ужасный характер, и, что он вспыльчивый. Но, я считала, учитывая, через что он прошел, ему можно простить многое. Тем более, что он осознает свои недостатки и пытается с ними бороться. А это уже о многом говорит.
Мы выпили. Я так наелась, что еле дышала. Было удивительно очень вкусно.
— Пошли, покатаемся на центрифуге?- предложил Виталик.
— Никогда на такой не каталась. Конечно, хочу! Только давай сначала немного прогуляемся,- ответила я, так как меня уже тошнило от переедания, и алкоголь слегка ударил в голову.
— Хорошо,- согласился он.- Пойдем, посмотрим пока.
Мы стояли перед центрифугой и наблюдали, как катаются, с непрекращающимся писком, другие.
— Пошли прямо сейчас,- сказал Виталик.
Мои упирания не помогли. Он всегда делает то, что хочет.
Центрифуга очень отличалась от Сюрприза в моем городе: места были сидячие на двоих. Сначала мне не очень понравилось – большие перегрузки все-таки. Руку не поднимешь, языком еле ворочаешь, и еще щеки к стене прилипают. Зато, привыкнув – в полной мере ощутила настоящее удовольствие!
Когда мы вышли, Виталик сказал:
— Мидии были свежие.
Я еще какое-то время шла молча, пребывая под впечатлением, а он постоянно выражал свой восторг:
— Что может быть лучше?!
Я подумала, что секс, но промолчала.
— Лучше может быть только прыжок с парашютом!- продолжал он, и рассказал, как ему однажды посчастливилось прыгнуть.
Мы дошли до моря на детском пляже, где загорали днем. Сели на песок и наслаждались видом. Тихие волны нежно лизали берег, и медленно убегали обратно. Море манило, будто звали сирены. Мне так захотелось пошлепать босиком по воде (видимо, алкоголь еще не до конца выветрился), что я, сняв обувь и носки, зашла в воду. Придерживая руками штанины возле колен, я прошлась вдоль берега. Накатила волна и намочила брюки. Я вернулась к Виталику и села рядом. А он присел передо мной на корточки и аккуратно закатил мне штанины. Благодарно улыбнувшись, я отправилась шлепать в свое удовольствие.
Виталик предложил мне ополоснуть ноги в воде, а он перенесет меня на асфальт, чтобы песок к ногам не прилип. Я, конечно же, согласилась. Он поднял меня на руки и крепко прижал к себе. Я сходила с ума от его дурманящего запаха туалетной воды и от него самого.
— Ой!- вдруг сказала я на полпути до асфальта.
— Что такое?
— Я потеряла носок.
Виталик опустил меня на песок, и мы принялись искать мой капроновый носок телесного цвета. Ночью на песке! Мы начали смеяться. Я решила, что его унесло в море, и уже махнула рукой, когда Виталик все-таки нашел и торжественно мне вручил. Я снова зашла в море, и снова Виталик легко подхватил меня на руки.
— Сколько ты весишь?- спросил он.
— Килограмм сорок шесть,- ответила я, пожав плечами.
— В следующий раз, возьмем с собой полотенца и искупаемся ночью в море.
— Идет.
Виталик опустил меня на бордюрчик. Я облокотилась попкой о его ногу (конечно, специально), а он мило поддерживал меня руками за бедра, пока я обувалась и опускала штанины.
Мы медленно дошли до набережной и остановились возле парапета, где недалеко от берега затонула яхта. Виталик стал рассказывать, как это получилось, а я промолчала, что несколько дней назад мне уже рассказывал об этом Сашка. Все было так романтично! Виталик повернулся спиной к парапету, я стала между его ногами лицом к нему, и он за моей талией соединил руки замком, держа меня почти в объятьях. Виталик наклонился, и я почувствовала теплое прикосновение его губ. Мы целовались и целовались. Обнимались, нежно и одновременно страстно, гладили друг друга, не в силах оторваться. Не знаю, что со мной случилось, но я почувствовала, что у меня будто ком в горле, и по обеим щекам потекли горячие слезы. Такого не было со мной никогда раньше, и после этого тоже не повторилось. Именно тогда я поняла, что влюбилась в него окончательно и бесповоротно.
Я положила голову ему на плечо, отвернувшись в сторону, в надежде выбрать момент, чтобы незаметно вытереть слезы. Но Виталик поднял мою голову и снова впился губами. Я целовалась с закрытыми глазами, наивно полагая, что он не заметит, ведь сейчас ночь. Но, когда я открыла глаза, то увидела, что луна предательски ярко освещает мое лицо. Наши взгляды встретились, и я поняла, что он заметил.
— Ты плачешь?- спросил он.
— Мог бы и не заметить,- тихо ответила я и отвернулась.
— Такие моменты нельзя пропускать.
Я не ответила, и он спросил:
— Ты о чем-то жалеешь?
— Да.
Он не спросил о чем. Я жалела, что скоро все закончится, Виталик уедет в свой город, а я – к себе домой. От этой мысли на душе становилось грустно.
Мы прижались друг к дружке.
— Ну, что? Пошли?
Я ужасно не хотела, чтобы это прекращалось, ловила каждое мгновение, проведенное вместе.
— Давай еще постоим.
Мы снова целовались. Я проводила рукой по его волосам, пропуская между пальцев, а он нежно дотрагивался до моей спины, время от времени прижимая меня к себе посильнее. Я чувствовала, как он возбужден, и у меня кружилась голова. Все уносилось в какой-то круговорот, будто качаясь на карусели.
Возле калитки мы остановились, чтобы никого не разбудить, хотя вряд ли поцелуи и объятья можно считать громким действием. И, все равно, мы не удержались и поцеловались еще и возле кельи. Попрощались перед сном и разошлись по домам.
В эту ночь я засыпала счастливая, вспоминая каждый крохотный момент, ставший мне таким дорогим.

3 июля. Суббота.
С утра я Виталика не видела. Я отнесла босоножки в ремонт, а потом пошла их забирать в условленное время. На редкость пунктуально. Мастер еще сказал:
— По Вас часы сверять можно. Только что пропикало час (13.00). А то, обычно, говорю прийти к часу, а приходят через неделю.
— Правильно, нужно уточнять день,- улыбнулась я.
Мы, наконец-то, столкнулись с Виталиком.
— Я уже сто раз к тебе заглядывал!
— Хотел бы найти – нашел,- ответила я с улыбкой.
Мы уединились в кельи и наслаждались обществом друг друга.
— И что ты решил?
— Не знаю. Что ты думаешь по этому поводу? Может быть, это поможет мне что-то решить для себя.
— Я решила брать от жизни все, что она дает. А страдать буду дома.
Мы еще какое-то время общались на эту тему. Единственное, что он сообщил мне конкретно, что сегодня будет у меня ночевать.
Вечером мы снова всем двором ели на лавочке семечки, и я услышала, как Аня договаривается с Виталиком завтра утром идти на базар. Я встретилась с ним взглядом, и он, кажется, увидел, сколько обиды у меня в глазах. Он подошел ко мне, и я спросила:
— Что? Ночевка отменяется?
— Нет. Почему ты так решила?
— Вы же с Аней завтра утром на базар идете.
— Ну и что? Думаю, мы уже проснемся к этому времени.
Виталик действительно остался у меня на ночь. Он сказал мне тысячу приятных слов, что у меня очень нежные ручки, и что моя кожа гладкая и приятная на ощупь…
Я стала спрашивать о его бывших женщинах, о его первой и второй любви, и он рассказывал.
— Почему, ты не спрашиваешь, сколько у меня было мужчин? Тебе не интересно?
— Интересно. Но меня этот факт совершенно не волнует. Даже, если бы ты была когда-то проституткой, то сейчас ты моя. И больше меня ничего не волнует,- ответил мой любимый мужчина.
— Я решил провести эту ночь с тобой, будет между нами что-то или нет – неважно. Нас тянет друг к другу,- говорил Виталик, когда я засыпала на его плече.
— Я буду вспоминать тебя всю зиму,- сказал он.
— Так мало?
— Но мы ведь увидимся следующим летом?
— Не знаю. Может же, не получится?
А он стал доказывать, что все получится, он напишет, когда приедет, или я напишу, и мы совместим наш отпуск.

9 июля. Пятница.
Я делала на кухне салат, а Виталик тихонько сел сзади на ступеньки. Я поворачиваюсь, а он сидит и улыбается.
С базара мы пошли на ингаляцию. Договорились, что пока он будет там, я схожу куплю тоник. А, если он закончит процедуры раньше, то пойдет мне навстречу по дорожке. Конечно, мы разминулись. Я купила тоник, вернулась и села на лавочку. Когда Виталик, наконец, появился, то выглядел перепуганным.
— Я посетил еще одну процедуру в другом здании, потом пошел тебе навстречу. Тебя не встретил, вернулся сюда, тебя тоже нет (не увидел за кустами). Снова пошел на пляж, встретил там курортницу Оксану, она сказала, что не видела тебя. Я испугался, что с тобой что-то случилось (в центре Евпатории днем!). Снова пошел к ингаляторию, где все-таки тебя нашел.
Я смеялась, слушая его рассказ.
— Ну, ты и чудо!- воскликнул Виталик, и тут же добавил, но уже другим тоном,- Нет, ты на самом деле чудо…
На пляже он попросил меня красиво сделать из его плавок бикини, что я и сделала, из вредности сообщив, что у него обсыпало задницу.
— Так переходный возраст,- оправдался он.
Мы заговорили о попах, и Виталик стал указывать на задницы всех проходящих мимо мужчин и спрашивать мое мнение. Я честно отвечала, то «ничего», то «фу».
— А какая должна быть она?- поинтересовался он.
— Вот такая,- хлопнула я его по пятой точке.
— Какая?- не понял он.
— Как у тебя. У тебя классная задница.
— Спасибо. Об этом мне еще никто не говорил.
Я искренне удивилась.
— Будешь в Харькове, заходи в гости, покажу наши местные достопримечательности. Можно с ночевкой. Если это тебя волнует, то у нас на кухне есть еще один диван,- сказала я.
— Меня это не волнует. Меня устроит твоя постель.
— Ну, тогда, вообще, никаких проблем.
Когда мы вернулись домой, то уже порядочно стемнело. Я попыталась в ожидании почитать книгу, но строчки убегали от моих глаз в разные стороны. Когда я поняла, что этим вечером не сдвинусь даже с одного абзаца, закрыла книгу и просто легла в раздумьях.
Наконец, появился Виталик:
— Что делаешь?
— Лежу,- ответила я.
— Ты шикарно выглядишь в белых брючках. И тебе очень идет красное. Белое тоже, но красное лучше.
— Вот, видишь, а ты не хотел со мной по вечерам гулять.
— Хотел…
А потом он на одном дыхании мне выпалил все, что думает. Что он скотина и сволочь, что не ценил, что имеет, а теперь, когда теряет, то понял, как все это для него важно. Что он жалеет, что не гулял со мной по вечерам и что не ночевал со мной в келье каждую ночь. Что он жалеет о каждом миге, который не был рядом со мной. Что, по сравнению с другими девушками, я во многом превосхожу. Что, возможно, в чем-то не добираю, но такой девушки как я он еще не встречал.
Пришла Ксюша.
— Я так жалею, что не проводил с Леной больше времени!..,- сказал он ей.
Подруга округлила глаза, посмотрела на меня и ушла, понимая, что сейчас она лишняя.
— Ты пиши мне письма, прошу тебя! Я буду очень-очень ждать твоего письма! Я не люблю писать сам, но, если все-таки напишу хоть одно, то это будет значить, что…
Дальше он произнес фразу одними губами, да еще и рот закрыл руками. Я стала его трясти:
— Что ты сказал?! Что ты сказал?!
Виталик будто покрылся инеем. Глаза его потухли. Он сразу сменил тему и начал рассказывать, как провел вечер с Аней. Потом вдруг замолчал, посмотрел мне в глаза и сказал:
— Я буду вспоминать тебя целый год.
— Так мало?- снова, как раньше, спросила я.
— Мы ведь увидимся следующим летом. Я верю в это.
Мы бросились в объятья друг друга, как будто это был последний день на земле. А он и был последним — для нас. Нежность доставляла боль, а поцелую обжигали адским пламени разлуки. Я не хотела его отпускать.
Собираясь уходить, он сказал:
— Ты не смотри, что я улыбаюсь. Я, вообще, по натуре романтик. Сейчас пойду в душ, и буду плакать.
Он ушел, а я сидела на кровати ни живая, ни мертвая. Мысли с молниеносной скоростью проносились у меня в голове, без конца повторяя его слова. Я даже не знала, что мне делать: радоваться или плакать.
Заглянула Ксюша. Я подняла блестящие, наполненные слезами, глаза, едва сдерживая крик внутри себя.
— Только не плачь,- попросила она.- А то я сейчас буду плакать вместе с тобой.
— Я не могу,- тихо прошептала я, с трудом выдавливая из себя каждое слово, закрыла лицо руками и уронила голову на колени.
Подруга оставила меня одну, чтобы я могла вволю наплакаться.

10 июля. Суббота.
Я проснулась очень рано. Видимо, сказалось волнение. Я сходила в ванную, привела себя в порядок, оделась, и села рядом с дядей Сережей на лавочке ждать. Вскоре появился Виталик. Собираясь идти в туалет, он сделал мне знак, что скоро подойдет. Я уже знала, что Аня не будет провожать до автовокзала, поэтому решила идти.
Вернулась в келью и сразу услышала, что он зашел в дом. Попрощаться с Ксюшей. Позже она мне рассказала, что Виталик разбудил ее поцелуем. Меня это задело за живое. Вскоре он появился в келье, обнял меня и поцеловал, узнав, что я пойду его провожать. Дядя Сережа достал ему тележку для вещей, и пошел вместе с нами, чтобы забрать ее потом.
Виталика вышел провожать весь двор. Его все полюбили. Его невозможно не любить. Он удивительный человек.
По дороге дядя Сережа встретил знакомых и немного отстал.
— С кем ты теперь будешь ходить на пляж?- спросил Виталик.
— Сама.
— Да, ладно.
В его голосе слышались нотки ревности к тому, кто мог бы ходить со мной, когда его рядом не будет.
— Мне уже и не хочется без тебя,- сказала я, имея в виду пляж.
— А мне – без тебя,- ответил он, имея в виду совсем другое.
Догнал дядя Сережа и начал рассказывать о своей жизни. А мы оба просто молча шли. На вокзале быстро нашли автобус Виталика. Он отнес вещи и вышел к нам. Пожал руку дяде Сереже и повернулся ко мне. С самыми дорогими всегда прощаются в последнюю очередь. Виталик крепко прижал меня к себе, и наши губы соединились.
— Пиши. Я буду ждать,- сказал он.
А я только кивнула. Он вернулся в автобус, занял свое место возле окна. Водитель уже приближался к автобусу, когда я вдруг осознала, что навсегда теряю то, что только-только нашла. До этого момента все происходило как во сне, будто я не верила до конца, что он уедет. У нас едва все наладилось, и Виталик принял для себя то, что между нами происходит.
Автобус медленно отъезжал. Мы с Виталиком смотрели через стекло друг на друга, не замечая больше ничего. Я послала ему воздушный поцелуй, а он мне в ответ, и снова я ему. Дядя Сережа ушел, но я не могла сдвинуться с места. Виталик из всех сил старался видеть, прижимаясь лицом к стеклу и поворачивая голову назад. Перед поворотом автобуса, мы последний раз успели помахать ручками на прощание. Больше я его не видела.
— Пойдем,- услышала я голос рядом.
Дядя Сережа вернулся за мной.
Мы пошли домой.
Я сразу зашла в келью и попыталась уснуть. Но было жарко и душно. Я все время просыпалась, едва впадая в беспокойную дремоту. Начинала думать о нем, и на глаза наворачивались слезы, которые я старательно душила. Измучавшись совсем, я поняла, что нужно слиться с окружающим миром. Собираясь пойти купить бумагу и гелевую ручку, услышала голос Алика за спиной:
-Виталик уехал?
— Уехал,- тихо ответила я.
— Скучно тебе без него?
— Очень скучно.
— Бедная ты,- сказал Алик.
Услышав из уст побитого жизнью человека слова сострадания, я почувствовала, что к горлу подкатил ком. Я быстро забежала в келью, где, наконец-то, вдоволь наревелась.
Ручку я все же позже купила, и тетрадь в клеточку. Виталик еще был в дороге, а я уже села писать ему первое письмо (которое отправила в тот же день), пытаясь таким образом быть к нему ближе. Я временно конфисковала у подруги ее фотоальбом, в котором было несколько его ранних фотографий, чтобы все время смотреть на любимого человека.

16 июля. Пятница.
Я вернула Ксюше ее фотоальбом, забрав одну фотографию, на которой молоденький Виталик с друзьями. Я ее выучила на память, но все равно не могла оторваться.
Меня провожали Ксюша, Настя и Женька. Когда поезд тронулся, то как-то болезненно сжалось сердце при мысли, что я уезжаю из Евпатории. Это было грустно и обидно. Будто от меня оторвали кусочек и оставили там, где я встретила Его.
Я понимала умом, что это был всего лишь курортный роман, но не хотела принимать. Не может быть, что все до единого такие отношения не имели продолжения. Не могло так быть. Это было бы несправедливо. Я верила в бога и просила мне помочь. Я надеялась, что у нас с Виталиком все получится. Ведь между нами было всего лишь расстояние.

17 июля. Суббота.
Когда поезд остановился в Харькове, я увидела через окно маму, бегущую к вагону №5. Я вышла из своего шестого вагона и подошла к маме сзади.
— Как тебе удалось выйти?- удивилась мама.
— Вылезла из окна туалета,- пошутила я, но она почему-то даже не удивилась.
Мой почти бывший парень меня не встречал. И я была этому рада. Я не звонила ему, в этом не было смысла. В наших с ним отношениях надо было поставить точку, но я не хотела делать это в день приезда.
Мы удобно сели в автобус, но мама вдруг встала и отошла в сторону. Я подняла глаза и увидела «почти бывшего» с букетом роз. Самым большим букетом из тех, которые он мне раньше дарил. Улыбка медленно сползла с моего лица. Меня просто пронзил ужас. Думаю, он сразу все понял. Но не захотел мне помочь упростить ситуацию. Дома я с ним поговорила, и мы расстались навсегда.

Через несколько дней я написала и отправила третье письмо. Хотя еще даже первое не дошло. Я написала в нем свой номер телефона. А потом я написала четвертое.
Меня никто не понимал. Ни родители, ни бабушка, ни подруги. Я была сама по себе в своей душевной драме. С каждым днем, теряя надежду как осенью деревья листья, я продолжала верить и любить. Я была готова ждать до следующего лета. Я собиралась хранить ему верность. Это ведь совсем не сложно, если по-настоящему любишь. Вспоминая строчки песни Мумий Тролля: «Это будет не трудно – это по любви…». Готова была уехать в чужой город, в другую страну. Отправилась бы за ним на край света. Я проводила ночь за ночью в слезах и думала, что хуже уже быть не может. Но ошиблась.
У меня была задержка.
Я очень не хотела быть беременной. Это рушило мои планы увидеть следующим летом Виталика. Но, чем больше проходило дней, тем больше я осознавала, что хочу ребеночка от Виталика больше всего на свете!
В поликлинике я сделала тест на беременность. И он был положительный. Я радовалась и грустила одновременно. Переживания захлестывали и переливались через край моего естества. Я не знала, сколько еще сможет выдержать моя измученная душа.
Прошло уже достаточно времени, но ответа от Виталика я так и не получила. Уговаривая себя не переживать, и стараясь не плакать больше по ночам, ведь это может привести к выкидышу, я держалась. Но только внешне.
Я не знаю, как мне удалось пережить тот день, когда мой организм отказался подчиняться моим желаниям. Я потеряла ребенка. Я рыдала несколько ночей напролет. Мои глаза превратились в красное месиво. И не было никого рядом, кто мог бы поддержать в такой тяжелый для меня момент. Не было того единственного, которому я была бы рада тогда.
Я написала ему пятое и последнее письмо, которое с каждой строчкой все больше заливала слезами. Я перечитала его и не отправила. Зачем делать больно еще и любимому человеку?

Постепенно я успокаивалась. Я не могла его разлюбить. Это было выше моих сил. Такая любовь не проходит. Она навсегда остается в сердце, чтобы дарить воспоминания. Улыбалась. Сначала вымученно, а потом все более искренне. Я научилась с этим жить.
Я ужасно по нему скучала. Кто-то сказал, если вдруг начинаешь думать о ком-то, значит, этот человек думает о тебе. Наверное, он постоянно думал обо мне, ведь я не переставала думать о нем ни на минуту.
Уже в конце сентября я отчаялась окончательно. Мне хотелось верить, что Виталик все-таки ответил, но письмо затерялось. Я решила отрастить волосы и сделать все возможное, чтобы улучшить себя. Я верила, что мы увидимся следующим летом. Я хотела попробовать еще раз, но быть во все оружии. Стать идеальной для него.
Но мы больше так и не встретились. Я смогла жить без него. А он смог жить без меня. Наши судьбы пересеклись и разошлись в разные стороны. Через несколько лет, когда я гостила снова в Евпатории у Ксюши, то она рассказала, что за год до этого приезжала мама Виталика и как-то спросила у нее: «А, что это за Лена, которую Виталик все время вспоминает?». Слушая это, я почувствовала укол в сердце. Мне стало больно за него. Тогда, уезжая из Евпатории, хуже всего было ему, а не мне. Потому что я надеялась, а он знал, что у нас ничего не получится.
Так закончился мой курортный роман. Сейчас, когда прошло уже семь лет, я вспоминаю иногда его слова, произнесенные тогда на пляже: « Даже, если ты выйдешь замуж, у тебя будут дети, если я женюсь, мы все равно встретимся. Я верю в это». Возможно, когда-нибудь так и будет.

Полная версия произведения «Курортный роман»:
http://www.litkonkurs.ru/index.php?dr=45&tid=105133

Добавить комментарий

Курортный роман

24 июня. Четверг
Рано утром я вышла из вагона поезда, и, первым делом, полной грудью вдохнула воздух Евпатории. Забросила на одно плечо дорожную сумку, а на другое – небольшой кожаный рюкзачок, и пошла пешком к дому моей подруги. Глупо улыбаясь собственным радостным мыслям, что я на море, проходила через узкие улочки и улыбалась.
Я остановилась перед домом, не решаясь войти, чтобы никого не разбудить. Дверь открылась, и вышла бабушка моей подруги Надежда Александровна и их соседка. Мы поздоровались, и, не долго думая, я бросилась обниматься с бабушкой, что последняя гордо выдержала.
— Ксюха спит?- спросила я.
— Спит, спит со своей ссыкухой,- с улыбкой ответила Надежда Александровна и сказала, чтобы я заходила.
Я прошла босиком в комнату и замерла от трогательного зрелища, представшего передо мной. Моя дорогая подруга спала на диване рядом со своей трехмесячной дочерью Настенькой. Они так нежно касались друг дружки лбами, что я боялась потревожить их сон. Я тихонько присела рядом на стул, который тут же мерзко скрипнул и разбудил Ксюшу.
— Ленка!- пискнула она, вскочила с постели, и мы радостно обнялись.- Ты надолго?
— Меня твой брат пригласил погостить у них,- шепотом ответила я.
— Глупости. Здесь останешься,- решила она.
Мне выдали ключи от кельи, пристроенной к дому и вмещающей только кровать и немного места возле нее. Я поменяла черные брюки на красное с белыми разводами короткое, облегающее фигуру, платье, и, втроем с Настей в коляске, собрались сходить на базар.
Проезжая во дворе мимо скамейки, мы поздоровались с сидящими на ней дядей Сережей (отчимом подруги) и каким-то симпатичным молодым человеком. Уже выезжая за ворота, Ксюша сообщает:
— Это Виталик.
Я пожала плечами, мол, ну Виталик, так Виталик. И вдруг в голову резко приходит мысль:
— Что? Тот самый?
Подруга кивнула, улыбнувшись моей реакции, и немного рассказала о нем. Что он тут отдыхает у маминой подруги Ани, тут же во дворе на втором этаже. Что он приезжал в прошлом сентябре. Был уже не сезон, и он все время проводил у Ксюши, а Вовик (ее парень) ужасно ревновал.
В тот же день я увидела и маму Виталика. Я направлялась на кухню что-то спросить у Ксюши, а тетя Люба сидела на ступеньках. Подумав, что это соседка, которую уже видела утром, я с ней не поздоровалась. А когда заметила, что другая женщина, было уже поздно здороваться – она встала и ушла.
Вернувшись с почты, где звонила маме сообщить, что доехала нормально, и отправляла телеграмму брату Ксюши, в которой говорилось, что не приеду к нему в гости, застала дома молодого человека.
— Ксюха, ты на машинке вышивать умеешь?- спросил он.
— А что ты хочешь?
— Я купил на базаре джинсы, а они длинные. Можешь укоротить?
— Могу, заноси,- ответила Ксюха.
— Здрасте,- сказала я, проходя мимо.
— Привет,- ответил молодой человек.
Я окинула его оценивающим взглядом с головы до ног, отметив про себя, что он выглядит ужасно сексуально в одних обтягивающих светло-голубых джинсах с обнаженным торсом и босиком. Его крепкое мускулистое тело уже успело прилично загореть, и я не могла не остановить на нем взгляд.
— Кто этот интересный мужчина?- спросила я подругу, когда он ушел.
— Да Виталик это!
— Виталик?- удивилась я.- Я его не узнала. Уже дважды с ним поздоровалась. Он, наверное, подумал, что я странная.
Ксюша отмахнулась на это.
— Он здесь сам?- спросила я.
— Виталик в поезде познакомился с замужней дамой, и они теперь вместе ходят на пляж, — ответила подруга и тут же добавила.- В воскресенье будет день Молодежи. Я оставлю Настю с бабушкой, и пойдем вдвоем в курзал.
— Хорошо.
Мы расселись на диване и болтали обо всем на свете – все-таки не виделись целый год.
— Сашка!- воскликнула Ксюша.
Я увидела в дверях брата подруги. Мы поздоровались и чмокнулись в щечки. Саша предложил мне прогуляться по набережной, и я не отказалась. Он уговаривал меня все-таки приехать к нему, мол, и его мама ждет, уже стол приготовила к моему приезду, но я отказывалась. Мне было очень неудобно из-за создавшейся ситуации, но предпочла остаться у Ксюши, чтобы не попасть в еще более неловкую ситуацию с ее братом. Сашка угостил меня чипсами и сникерсом, и я предложила возвращаться домой, сославшись на усталость с дороги. Какое-то время мы еще посидели на скамеечке во дворе, и я пошла, спать в келью, а он – в дом.

25 июня. Пятница
Проснувшись, я еще долго валялась в постели. Очень не хотелось вылазить из кельи, чтобы не встречаться с Сашкой. Я была уверена, что он снова будет меня уговаривать. Но выбора большого у меня не было, и пришлось выйти. Какое-то время мне все-таки удавалось его избегать. Когда я собралась на базар, Сашка появился, и мы пошли вместе. Там я купила кассету с Рикки Мартином. Брат подруги собрался уезжать к себе и попросил взять послушать эту кассету и еще две мои любимые, которые я привезла с собой. По доброте душевной, я не смогла ему отказать, и, в итоге, осталась совсем без музыки.
Когда он уехал, я решила сходить на набережную полюбоваться морем и позагорать. Только улеглась на парапете, как начался дождь, своими маленькими прохладными каплями разогнавший всех загорающих. Пришлось вернуться домой.
Вечером мы с Ксюшей наблюдали через окно комнаты Виталика, сидящего на скамейке в окружении соседских детей. Снова пошел дождь, и я предложила подруге пригласить Виталика поиграть в карты, и она согласилась. Но, когда мы посмотрели в окно, его уже не было.
— Поздно,- сказали мы с ней одновременно и засмеялись.

26 июня. Суббота
Днем я собралась пойти позагорать, надела купальник и выглянула из кельи убедиться, что дождя нет. Небо снова заволокло серыми тучами. Я тяжело вздохнула, и купальник сняла.
Вечером Ксюша вышла во двор повесить сушиться, только что постиранное, платье и остановилась перед лавочкой, на которой сидел Виталик и дядя Сережа. Я осталась стоять на пороге, наблюдая, как подруга разговаривает с Виталиком.
— А где Лена?- сразу спросил ее Виталик.
— Вот она,- кивнула подруга в мою сторону.
Они втроем повернулись. Не услышав их разговор, я почувствовала неловкость от такого количества внимания к моей персоне.
— Привет!- крикнул мне Виталик.
— Привет,- ответила я и подошла поближе.
— Почему не ходишь на пляж?
— Все никак не получается.
— Пошли завтра вместе. Ксюха не может,- предложил он.
— Пойдем,- согласилась я.
Мы предложили Виталику поиграть в карты, и он с радостью согласился. Мы устроились у меня в кельи, и первое время очень мило общались. Потом прибежали дети, и спокойствию пришел конец. Виталику это тоже надоело, и он отправился к себе.
— Ксюха, а что случилось с той девушкой, с которой Виталик ходил на пляж?- спросила я, когда мы, наконец, остались вдвоем.
— Не знаю. Наверное, ты ему интересней.
Вечером я закрылась изнутри на замок, и решила перед сном немного почитать книгу. Я услышала возле кельи шаги и, следом за ними, голос Виталика:
— Лена, к тебе можно?
— Можно. Только долго открывать, сейчас минуточку.
— Ты закрываешься?
— Да,- ответила я и открыла шторку, предоставив ему возможность наблюдать меня в белой, довольно откровенной, маечке, пока возилась с замком. Виталика это ничуть не засмущало.
— Зачем?- спросил он.
— Чтобы меня не украли.
— Здесь? Где полно соседей?- удивился он.
Мне показались его доводы логичными, и я больше не закрывала келью, даже, когда уходила.
— Ну, что? Завтра идем на пляж?- уточнил он.
— Идем.
Мы немного пообщались, выясняя, во сколько кто встает по утрам, и разошлись по домам. Вернее, он ушел, а я осталась.

27 июня. Воскресенье
Проснулась я почему-то рано, хотя люблю по утрам поспать. Виталик долго не появлялся, зато пришел Женька (младший брат подруги).
— Возьмешь меня с собой на пляж?- спросил он.
— Возьму.
— А, когда ты идешь?
— Когда Виталик зайдет.
— Давай я сбегаю и спрошу, когда он собирается идти,- предложил Женька.
— Нет, спасибо, не надо.
Женька кивнул и убежал. Через пару минут его довольное лицо появилось из-за шторки:
— Виталик просил передать, что скоро зайдет.
Я шутливо погрозила ему пальчиком, и он скрылся. Тут же появился Виталик:
— Привет. Ты готова?
— Привет. Да. Карты брать?
— Бери.
— А кроссворды?
— Ты умеешь их разгадывать?- спросил он.
— Умею,- удивилась я.
— Тогда, бери.
Мы взяли с собой: я – Женьку, а он – Васю (сына маминой подруги), и направились на детский пляж в курзал. Я ожидала, что мальчишки в силу своего возраста (десять – тринадцать лет) будут ужасно себя вести и испортят весь отдых, но ошиблась. Виталик удивительно действовал на детей. Он им что-то тихо говорил, и мальчишки беспрекословно слушались. Мы зашли в ЦКП, где Виталик прошел ингаляцию, как он сказал – от нервов.
На пляже дети сразу побежали купаться, а мы остались загорать на полотенцах, постеленных рядом. Мы разделись. Я в уме оценила, что в плавках он выглядит еще более сексуально. Рассматривая его с ног до головы, неожиданно заметила, что я в купальнике ему тоже понравилась. Виталик достал кроссворды и лег тоже на живот так близко ко мне, что мы прикасались плечами.
— Ты кто по специальности?- спросил он.
— Фельдшер-лаборант,- ответила я.
— А где работаешь?
— В детской больнице.
— Надо же.
— Что?
— Я всегда мечтал, чтобы моя будущая жена была детским врачом и умела делать массаж. Ты умеешь делать массаж?
— Умею.
— Я тоже хочу научиться. А давай ты мне сделаешь массаж?- предложил Виталик.
— Сейчас?- удивилась я.
— А, почему нет?
— Нет, не буду, жарко,- ответила я.
— А, давай как-нибудь сходим на нудистский пляж?- вдруг предложил он.
— У меня нет желания раздеваться перед всеми.
— Ты можешь остаться в купальнике. А я разденусь. Не хочу, чтобы на моем теле остались следы от плавок.
— Тогда, конечно, сходим,- с радостью согласилась я. Мне не терпелось увидеть его без ничего.
Но Виталик продолжил уговаривать сделать ему массаж, и я перенесла эту процедуру на вечер. Он согласился.
Мы отложили кроссворды и просто загорали. Я увидела у него на пояснице песок и аккуратно струсила. Виталик повернул голову в мою сторону:
— А можно еще и повыше?
— Но там нет песка.
— Ну и что.
Я провела рукой по его спине, а он мяукнул. Виталик сказал, что он по гороскопу кот и близнец.
— А ты?- спросил он меня.
— Козерог. Я родилась перед самым Новым годом.
— 28 декабря?
— Как ты угадал?- поразилась я.
— У Васи День рождения тоже 28 декабря.
Мы снова поразгадывали кроссворды, потом поиграли в карты.
— Давай поспим,- предложил Виталик.
— Давай.
Мы легли, подставив жаркому солнцу животы. Виталик накрыл наши головы одним полотенцем. Он положил свою руку на мою, но я не стала возмущаться, что это помешает загару. Мне, почему-то, было приятно. Мы смотрели под полотенцем друг на друга и улыбались. Я отметила про себя, что у него зеленые глаза – мой любимый цвет у мужчин. Наверное, именно в тот момент я начала в него влюбляться.
Вскоре прибежали мальчишки и накапали на нас холодной водой.
Когда мы складывали полотенца, я заметила на плече у Виталика шрам, как будто от прививки, только немного крупней.
— Это шрам от прививки?- спросила я, не в силах сдерживать собственное любопытство.
Он проследил за моим взглядом и ответил:
— Нет. Это я был в Чечне. Бандитская пуля.
И улыбнулся. Я не поверила, подумав, что он шутит.
Когда мы шли домой, он взял меня за руку. Дети удивленно переглянулись.
Уже возле дома Виталик сказал:
— Я, возможно, вечером пойду гулять в курзал.
Я согласно кивнула головой, мол, хорошо – иди. Он повторил эту фразу еще раз, и я отреагировала точно так же, как и в первый раз.
— Составишь мне компанию?- тогда спросил Виталик.
— С удовольствием.
Потом он прожужжал все уши про фильм «Бриолин», который будет сегодня по телевизору.
— Ты любишь Траволту?
— Да,- честно ответила я.
Виталик выгрузил на скамейку мои вещи:
— Все?
— Вроде бы.
— Если что-то забыли, то я наверху.
Оказалось, что ничего не забыто, и, что я немного обгорела. Когда я переодевалась, зашла Ксюша и предложила сходить втроем с Настей в гости к Наталье (ее подруге, которую я знаю уже несколько лет). Что мы и сделали. Наталья оказалась беременной на 8 месяце.
Когда мы вернулись, «Бриолин» уже шел. Фильм оказался мюзиклом, и не очень мне понравился. Ксюха узнала, что у меня вечером свидание и «упала на хвост». Она, конечно, имела на это право. Мы с ней договорились еще в четверг, что идем гулять на день Молодежи. А у меня совсем вылетело из головы.
Я отправилась к Виталику предупредить, что идем втроем. Поднялась на второй этаж и увидела три двери. Где он живет, я не знала, поэтому постучала в ближайшую.
— Извините, здесь живет Виталик?
— Нет,- ответила женщина.
— А где?
— Не знаю,- грубовато ответила она и захлопнула дверь.
Я обиделась и продолжила искать сама. Постучала в окошко рядом с другой дверью, и не ошиблась. Виталика вышел, окинул меня взглядом с головы до ног (я была в коротком черном сарафане с розовыми розочками и белых босоножках на высоком каблуке).
— Ты куда-то собралась?
— Наоборот – откуда-то вернулась. Мы с Ксюхой ходили к Наталье. Знаешь ее?
— Нет.
— Подруга Ксюхи. Беременная.
— Нет,- снова ответил он.
— Мы собираемся сегодня куда-нибудь идти?
— Не знаю. Который час?- спросил Виталик, взял за руку и посмотрел время по моим часикам. Было уже почти 22 часа.
— Уже поздно, наверное. А что?
— Дело в том, что Ксюха хочет пойти с нами. Так, что, если ты не пойдешь, то мы пойдем с ней вдвоем,- выпалила я.
— Давай перенесем на завтра?- предложил он.
— Давай.
— Ты не обижаешься?
— Нет, не обижаюсь.
Мы обсудили «Бриолин» и договорились завтра утром идти вместе на базар.
— Если я сам не проснусь, то разбуди меня, пожалуйста, в 10 утра. Заходи, не стесняйся, дома больше никого не будет. А потом пойдем на пляж.
— Ладно.
— Вы там поосторожней,- посоветовал Виталик на прощание.
Я вернулась домой и сообщила Ксюше, что Виталик не идет.
— Я не поняла, он из-за меня отказался идти?!- возмутилась подруга.
— Ксюха, Виталик действительно был в Чечне?- не в тему спросила я.
— Да, полгода,- ответила она, а я так и села.- Сначала у него нервы были на пределе, но сейчас уже пришел в норму.
Мы пошли вдвоем. Прогулялись по курзалу, посмотрели, стоит ли ей ради чего-нибудь бросать дочку на бабушку в следующий раз. «Южный крест» еще не открыли. Мы чуть-чуть потанцевали в «Ай-Петри» и вернулись домой.

28 июня. Понедельник
Утром Виталика будить не пришлось – он встал сам.
Я купила предметы гигиены, а он – сырые семечки. Даже возвращаться из-за них пришлось, потому что Виталик вообще забыл, зачем пошел на базар. И еще решил купить бананы, которые по дороге мне скормил. Потом долго еще есть не хотелось.
Позже мы пошли на пляж втроем с Васей, так как Женька заболел. Я надела новый черно-белый купальник мини-бикини. Виталик не удержался и сказал, что у меня классная фигура. В этот день я обгорела еще больше.
Когда мы вернулись, Виталик нажарил много семечек и пригласил весь двор их лузгать. Все собрались возле скамеечки. Стоим с ним рядом, и вдруг он спрашивает:
— Ну, что? Идем гулять?
— Идем.
— Позже, наверное. Сейчас еще рано.
Я пожала плечами.
— А ты в чем пойдешь?- спросил Виталик.
— А что?
— Ну, я бы в шортах и пошел. Но не знаю, что собираешься одеть ты. Чтобы выглядеть соответственно.
— Дело в том, что я как раз собиралась надеть брюки.
— Тогда я надену джинсы. Только не знаю, есть ли глаженая рубашка.
Этот наш диалог молча слушал весь двор, переводя взгляд с него на меня. Тетя Аня не выдержала, вскочила, взяла Виталика за руку и потащила к лестнице:
— Сейчас я выпровожу этого мальчика.
Все засмеялись, а тетя Света сказала:
— Посмотрим, кто оденется быстрее: мальчик или девочка.
Быстрее оказалась я. Успела одеться (черные брючки, голубая кофточка и черные туфли на высоком каблуке), накраситься и побрызгаться туалетной водой. Вышла из кельи, но его еще не было, поэтому решила зайти к Ксюхе. Когда я вышла на улицу, то Виталик уже ждал. Он был одет в черные джинсы со швом-косичкой, белой футболке и черных туфлях.
Мы вышли за двор, искоса рассматривая друг друга. Уже так успели привыкнуть к нам в шортах или купальнике (плавках), что чувствовали себя неловко, будто с совершенно незнакомым человеком. Мы выглядели слишком хорошо, и каждый считал, что ему повезло. У нас даже разговор сначала не клеился. А потом понемногу раскрепостились.
— Знаешь, кто я по национальности?- спросил Виталик.
— Француз,- уверенно ответила я.
— Откуда ты знаешь?
— Ксюха сказала.
— А, что еще тебе Ксюха сказала?
— Мы с ней давно дружим. Она мне все рассказала о тебе.
— У, как все запущено,- засмущался Виталик.
— Ты не волнуйся, я практически все забыла уже.
— Это лучше.
— Чтобы ты не сильно расслаблялся – она мне успела кое-что напомнить.
В курзале Виталик выбрал для нас довольно тихое кафе. Мы сели за столик напротив друг друга. При этом я сидела спиной к луна-парку.
— Теперь тебе не будет видно, что там происходит,- сказал он.
— Зато я буду смотреть только на тебя,- ответила я и делала это с удовольствием.
— А я буду смотреть на тебя,- сказал тогда Виталик.
Нам принесли заказанные мидии, но кушать мне совсем не хотелось. А Виталик, видно, поставил себе цель откормить меня.
Он начал рассказывать о Чечне, а я слушала и удивлялась, как ему удалось пройти через все это и остаться таким удивительным человеком. Виталик сказал, что у него ужасный характер, и, что он вспыльчивый. Но, я считала, учитывая, через что он прошел, ему можно простить многое. Тем более, что он осознает свои недостатки и пытается с ними бороться. А это уже о многом говорит.
Я заметила рядом на стене большого черного паука и пискнула.
— Что?- спросил Виталик.
— Паук, какой огромный. Я боюсь насекомых.
— И я тоже. Давай пересядем?
Я согласилась. За другим столиком было даже уютней. Но, мы все равно поочередно заглядывали под стол, чтобы разведать ситуацию.
Виталик поднял бокал:
— Ты знаешь обо мне давно, а я о тебе не знал. Но я рад, что познакомился с такой девушкой как ты!
Я была в восторге от его слов! Мы чокнулись и выпили вино.
— У тебя голубые глаза,- уверенно изрек он.
— Вообще-то, некоторые считают, что они у меня серо-голубые.
— Ничего подобного. Они у тебя голубые,- отмахнулся Виталик.
Мне было очень приятно.
— Ты куришь?- спросил он чуть позже.
— Нет.
— И никогда не курила?
— Баловалась в первом классе с подружкой за шторкой,- ответила я, и мы засмеялись.- А ты?
— Бросил больше года назад. Вообще-то, я не собирался бросать, мне нравилось курить. Но, когда один мой друг пытался бросить курить, то я дал себе слово, что тоже брошу, если тот выдержит 20 дней.
— И? Выдержал?
— Да. Я бросил, а он – почти сразу закурил.
— И теперь даже не тянет?
— Могу сделать пару затяжек, но удовольствие от курения уже не получаю.
Мы снова выпили. Я так наелась, что еле дышала. Было удивительно очень вкусно.
— Пошли, покатаемся на центрифуге?- предложил Виталик.
— Никогда на такой не каталась. Конечно, хочу! Только давай сначала немного прогуляемся,- ответила я, так как меня уже тошнило от переедания, и алкоголь слегка ударил в голову.
— Хорошо,- согласился он.- Пойдем, посмотрим пока.
Мы стояли перед центрифугой и наблюдали, как катаются, с непрекращающимся писком, другие.
— Пошли прямо сейчас,- сказал Виталик.
Мои упирания не помогли. Он всегда делает то, что хочет.
Центрифуга очень отличалась от Сюрприза в моем городе: места были сидячие на двоих. Сначала мне не очень понравилось – большие перегрузки все-таки. Руку не поднимешь, языком еле ворочаешь, и еще щеки к стене прилипают. Зато, привыкнув – в полной мере ощутила настоящее удовольствие!
Когда мы вышли, Виталик сказал:
— Мидии были свежие.
Я еще какое-то время шла молча, пребывая под впечатлением, а он постоянно выражал свой восторг:
— Что может быть лучше?!
Я подумала, что секс, но промолчала.
— Лучше может быть только прыжок с парашютом!- продолжал он, и рассказал, как ему однажды посчастливилось прыгнуть.
Мы проходили мимо клуба «Европа», и Виталик предложил вернуться сюда в другой день, когда будет стриптиз.
— Я никогда не видела вживую стриптиз,- сказала я.
— Никогда не видела? Я тебе покажу!
Он не уточнял, каким образом покажет: в собственном исполнении или в клубе, и меня подмывало спросить.
— Честно покажешь?
— Покажу,- пообещал Виталик, но так и не показал.
Мы дошли до моря на детском пляже, где загорали днем. Сели на песок и наслаждались видом. Тихие волны нежно лизали берег, и медленно убегали обратно. Море манило, будто звали сирены. Мне так захотелось пошлепать босиком по воде (видимо, алкоголь еще не до конца выветрился), что я, сняв обувь и носки, зашла в воду. Придерживая руками штанины возле колен, я прошлась вдоль берега. Накатила волна и намочила брюки. Я вернулась к Виталику и села рядом. А он присел передо мной на корточки и аккуратно закатил мне штанины. Благодарно улыбнувшись, я отправилась шлепать в свое удовольствие.
Виталик предложил мне ополоснуть ноги в воде, а он перенесет меня на асфальт, чтобы песок к ногам не прилип. Я, конечно же, согласилась. Он поднял меня на руки и крепко прижал к себе. Я сходила с ума от его дурманящего запаха туалетной воды и от него самого.
— Ой!- вдруг сказала я на полпути до асфальта.
— Что такое?
— Я потеряла носок.
Виталик опустил меня на песок, и мы принялись искать мой капроновый носок телесного цвета. Ночью на песке! Мы начали смеяться. Я решила, что его унесло в море, и уже махнула рукой, когда Виталик все-таки нашел и торжественно мне вручил. Я снова зашла в море, и снова Виталик легко подхватил меня на руки.
— Сколько ты весишь?- спросил он.
— Килограмм сорок шесть,- ответила я, пожав плечами.
— В следующий раз, возьмем с собой полотенца и искупаемся ночью в море.
— Идет.
Виталик опустил меня на бордюрчик. Я облокотилась попкой о его ногу (конечно, специально), а он мило поддерживал меня руками за бедра, пока я обувалась и опускала штанины.
Мы медленно дошли до набережной и остановились возле парапета, где недалеко от берега затонула яхта. Виталик стал рассказывать, как это получилось, а я промолчала, что несколько дней назад мне уже рассказывал об этом Сашка. Все было так романтично! Виталик повернулся спиной к парапету, я стала между его ногами лицом к нему, и он за моей талией соединил руки замком, держа меня почти в объятьях. Виталик наклонился, и я почувствовала теплое прикосновение его губ. Мы целовались и целовались. Обнимались, нежно и одновременно страстно, гладили друг друга, не в силах оторваться. Не знаю, что со мной случилось, но я почувствовала, что у меня будто ком в горле, и по обеим щекам потекли горячие слезы. Такого не было со мной никогда раньше, и после этого тоже не повторилось. Именно тогда я поняла, что влюбилась в него окончательно и бесповоротно.
Я положила голову ему на плечо, отвернувшись в сторону, в надежде выбрать момент, чтобы незаметно вытереть слезы. Но Виталик поднял мою голову и снова впился губами. Я целовалась с закрытыми глазами, наивно полагая, что он не заметит, ведь сейчас ночь. Но, когда я открыла глаза, то увидела, что луна предательски ярко освещает мое лицо. Наши взгляды встретились, и я поняла, что он заметил.
— Ты плачешь?- спросил он.
— Мог бы и не заметить,- тихо ответила я и отвернулась.
— Такие моменты нельзя пропускать.
Я не ответила, и он спросил:
— Ты о чем-то жалеешь?
— Да.
Он не спросил о чем. Я жалела, что скоро все закончится, Виталик уедет в свой город, а я – к себе домой. От этой мысли на душе становилось грустно.
Мы прижались друг к дружке.
— Ну, что? Пошли?
Я ужасно не хотела, чтобы это прекращалось, ловила каждое мгновение, проведенное вместе.
— Давай еще постоим.
Мы снова целовались. Я проводила рукой по его волосам, пропуская между пальцев, а он нежно дотрагивался до моей спины, время от времени прижимая меня к себе посильнее. Я чувствовала, как он возбужден, и у меня кружилась голова. Все уносилось в какой-то круговорот, будто качаясь на карусели.
Возле калитки мы остановились, чтобы никого не разбудить, хотя вряд ли поцелуи и объятья можно считать громким действием. И, все равно, мы не удержались и поцеловались еще и возле кельи. Попрощались перед сном и разошлись по домам.
В эту ночь я засыпала счастливая, вспоминая каждый крохотный момент, ставший мне таким дорогим.

29 июня. Вторник
Я стояла возле детской кроватки и глупо улыбалась Насте. Подошла Ксюха и спросила, что это я делаю:
— Ты бы с ней поговорила.
— Как поговорила? Ей же еще четырех месяцев нет. Она ничего не понимает,- сказала я.
— Все она понимает,- ответила подруга и показала, как надо разговаривать с маленькими детьми.
— Нет, я так не умею.
— Научишься.
— Привет, девчонки!- услышали мы за спиной и обернулись.
— Привет!- ответили мы одновременно Виталику и засмеялись.
Ксюша вышла из комнаты, оставив нас наедине. Виталик подошел ко мне сзади, понюхал и поцеловал плечико. Я думала, что растаю.
— Ты чем-то намазалась?- спросил он.
— Да. Маслом Джонсон-беби. От солнечных ожогов.
— Вкусно пахнет.
На пляж мы пошли вдвоем. Вася тоже заболел. Наверное, это мы виноваты, надо было не позволять детям столько купаться в холодной воде. А мы были заняты друг другом.
Виталик предлагал отвести меня на пляж, а самому сходить починить бабушкины очки и отнести их на работу Ане. После этого присоединиться ко мне.
— Я пойду с тобой,- сказала я, и он явно был этому рад.
Когда с делами было покончено, мы пришли на детский пляж.
— Ты же собирался на нудистский?
— О, забыл,- ответил Виталик, и мы остались здесь, так как уже успели расстелить полотенца.
— Свежие, вкусные, горячие, домашние пирожки с маком, картошкой, абрикосом и капустой!- услышали мы и обернулись.
По пляжу шли два загорелых молодых человека в одних шортах, похожие друг на друга как две капли воды.
— Если не понравится наш пирожок, можете кинуть им в меня,- кричал второй.
Мы засмеялись.
— Будешь?- спросил Виталик.- С чем ты хочешь?
— С маком,- ответила я.
Пирожки действительно оказались очень вкусные.
Море было еще прохладное, но мы решили окунуться. Немного поплавав отдельно, мы приблизились друг к другу на небольшой глубине. Я дотронулась до его плеча, и Виталик сразу притянул меня в свои объятья. Чувствуя невесомость, я обхватила ногами его пояс, и мы обнялись. Его рукам не было покоя, они ощупывали каждый сантиметр моего тела. Мы страстно целовались, пока соленая морская вода не начала попадать в рот, из-за чего мы плевались. Волны стали накрывать нас с головой, и мы вернулись на берег.
Виталик попросил красиво закатать ему плавки, оголив ягодице для солнца как можно больше. Я провела пальчиком по позвоночнику, а он сказал: «Мяу».
— Ты мне сделаешь массаж?- спросил он.
— Вечером.
— Ты уже обещала.
— Ты же не приходил.
— Сегодня приду.
Мы вернулись домой, встретив во дворе Аню с ее подругой, собирающихся идти гулять. Аня так здорово выглядела, что Виталик это оценил, подошел и поцеловал в щечку. А я получила добрую порцию ревности, скрывая ее за улыбкой.
Я рассказала Ксюше, что вечером придет Виталик в келью на массаж. Она тоже захотела прийти посмотреть, обещая к концу массажа уйти. Я этого не хотела. Мало того, что я успела немного подзабыть массаж и буду вспоминать по ходу (Виталик не умеет делать, все равно не поймет), так я просто хотела побыть с ним наедине. Я была даже немного резка с подругой и потом переживала, что она обиделась. И имела на это полное право. Я у нее в гостях, а все время провожу с мужчиной. Но на утро оказалось, что все нормально.
Виталик снял футболку и лег на живот. Я долго не могла придумать, как сесть. У него обгорели ягодицы, а у меня – ноги. Я начала делать массаж, и получалось не очень хорошо, не из-за отсутствия практики, а из-за длинных ногтей, которыми время от времени слегка царапала. Но, похоже, это ему нравилось. Когда массаж закончился, я не удержалась и нежно прикоснулась губами между его лопаток. Он шумно задержал дыхание, и я опустилась по позвоночнику к пояснице и обратно. Виталик перевернулся на живот, и жарким поцелуем соединились наши губы. Он был возбужден до предела, но вел себя как джентльмен, не требуя от меня того, на что я еще не готова.
— Давай я тебе теперь сделаю массаж. Как умею,- предложил он.
Я сняла майку, отвернувшись от него, и легла на живот. Он нежно целовал мне спинку, слегка царапая едва заметной щетиной на подбородке. Он с легкостью нашел мои эрогенные зоны и не хотел отпускать. Виталик перевернул меня на спину и стал дразнить, осыпая всю меня поцелуями.
— Ты останешься у меня на ночь?- спросила я.
— Да.
— Даже, если между нами ничего не произойдет?
— Даже, если между нами ничего не произойдет,- ответил он.
Он дразнил меня, лаская еще какое-то время, а потом сказал:
— Как только ты меня остановишь, я пойду домой, выпью молоко и лягу спать.
— Ты же сказал, что останешься?
— Я был слишком самоуверенным. Я не могу остаться, иначе на утро у меня будет все болеть.
— Ну, не все,- уточнила я, и он согласился.
Виталик ушел.

30 июня. Среда
Виталик заглянул ко мне в келью и разбудил нежным поцелуем.
— Вставай скорей, дети уже ждут!
Я ответила, что обещала вчера Ксюхе сходить с ней на базар и, что подойду на пляж позже.
Мы провели с подругой чудное утро, болтая без умолку.
— Ксюха, это ничего, что я встречаюсь с Виталиком?
— А я при чем?- удивилась она.
— Но ты же его так любила.
— Так это было когда-то. Сейчас я люблю Вовчика.
— Удивительно. Первый раз совпали наши с тобой вкусы.
— Точно. Раньше нам нравились совсем разные мужчины,- согласилась подруга.
Дома я надела купальник и, хотя погода немного испортилась, все же пошла на пляж. Глядя на серые тучи, я решила идти той дорогой, которой мы обычно возвращаемся, чтобы не разминуться. И правильно сделала. Я встретила их (Виталика, Васю и племянника Ани) на набережной.
— Я думал, ты не придешь,- сказал Виталик, радостно улыбаясь,- Погода испортилась.
— Я заметила. Но ты же меня ждал,- ответила я.
— Без тебя на пляже нечего делать.
Мы прошлись по набережной. Дети захотели хот-дог, и Виталик угостил всех.
Во дворе нас встретила Ксюша:
— Вы быстро. Настя спит. Может, поиграем в карты?
Мы переглянулись и согласно кивнули. Только уселись в келье, заглянул дядя Сережа и присоединился к игре. Вскоре пришла Наталья и уселась тут же на кровать.
— У тебя есть?- спросила она Ксюшу.
— Есть,- ответила я за нее.
Ксюха достала свои, припрятанные в моем рюкзаке, сигареты. Девчонки закурили. Виталик проследил за всем этим взглядом и посмотрел на меня. Видимо, подумал, что я ему соврала, что не курю.
Он повернулся к дяде Сереже:
— Принеси завтра. Без этого в отпуске нельзя.
Тот в ответ кивнул.
— Вы пока покурите, а я скоро вернусь,- сказал нам Виталик и ушел.
Я вспомнила, что собиралась позвонить маме, и оставила всех, пока не закрылась почта. Когда вернулась, то застала в келье только Ксюшу.
— Ты обещала, что сходишь со мной поздравить Вику с Днем рождения.
Я такого не помнила, но была не против составить подруге компанию. Поднялась на второй этаж, чтобы предупредить Виталика об уходе, но его дома не оказалось. Васин дедушка сказал, что к нему пришли гости, и они ушли на море.
В трамвае я спросила Ксюшу:
— Ты не знаешь, о чем говорил Виталик с дядей Сережей?
— Наверное, драп просил,- пожала она плечами.
Мне, почему-то, стало не по себе от мысли, что он курит травку.
Вики дома не оказалось. Ксюха зацепила букет цветов за дверную ручку, и, ругая свою подругу, на чем свет стоит, вышла со мной из подъезда. Мы прогулялись по курзалу и вернулись домой, с легкостью отбиваясь от приставаний малолеток. Этим вечером Виталика я больше не видела.

1 июля. Четверг
— Ты вчера заходила ко мне?- спросил Виталик, когда улегся рядом со мной на кровать.
— Да. Я хотела предупредить, что иду с Ксюхой поздравлять ее подругу.
— А я, такая сволочь, не сказал тебе, что ухожу?
— Ну,- согласилась я, улыбнувшись его словами.
— Просто это получилось неожиданно. Приходили Анины друзья, я не мог отказаться.
— Понимаю,- ответила я.
— Мы поздно вернулись, я не стал тебя будить.
На пляже мы были вдвоем. Вдоволь накупались, наслаждаясь объятьями и поцелуями в воде. Упали, обессиленные страстью и морем, на полотенца, даруя игривые улыбки.
— Знаешь, в первый день твоего приезда, ты была такая красивая в красном коротком платье.
— А ты выглядел так сексуально в голубых джинсах, когда принес Ксюхе брюки подшивать.
Он дотронулся ладонью до моей щеки.
— Сколько тебе лет?
— Двадцать один,- ответила я.
— Внешне ты выглядишь лет на семнадцать. А мне двадцать пять.
— Я знаю.
— Ксюха сказала?
— Конечно.
— О, твои мальчики идут,- сказал Виталик.
Я удивленно обернулась.
— Какие еще мои мальчики? Ты братьев имеешь в виду?
— Конечно.
— Чего это они мои?
— Они к тебе все время заигрывают.
— И что? Они пляжные мальчики, а не мои.
Мы купили пирожки.
— Пирожки у Вас действительно очень вкусные,- сказала я одному из братьев.
— Спасибо,- ответил тот и улыбнулся.
— Я же говорил,- сказал Виталик, когда братья ушли.
Мне нравилась его легкая ревность.
— Ну, что? Сережа принес тебе драп?- спросила я.
— Что?- искренне удивился он.
— А, разве не об этом ты его вчера спрашивал?
— Нет, что ты. Я спрашивал его о деньгах, которые одолжил. А с травой все давно покончено, как и с курением.
Почему-то, мне стало намного легче.
По дороге домой я предложила вечером пойти погулять.
— Я надену то красное платье, которое тебе понравилось.
— Без ничего?- спросил Виталик, улыбаясь.
— С чем-то.
Всю оставшуюся дорогу мы спорили по этому поводу.
Когда чуть позже заглянул ко мне в келью, я напомнила, что он обещал показать свои фотографии, и Виталик сразу их принес. Это были Анины фотоальбомы. Основную часть фотографий он не показывал, быстро пролистывая дальше, называя «парадом уродов». Пришла Ксюша, тоже посмотрела альбомы и ушла. А я попыталась отобрать у него альбомы, чтобы посмотреть все фотографии сама и медленно. Запретный плод – сладок. Если бы он промолчал, я бы, возможно, и не заметила, что на каких-то фотографиях он получился не очень хорошо. Он забрал у меня фотоальбом, а я уговаривала показать.
— Только за 116 поцелуев,- сказал Виталик.
И я с радостью и удовольствием начала выполнять условие.
— Сколько?- спросила я.
— Сорок.
Где-то через двадцать поцелуев я спросила снова.
— Сорок восемь.
Я на него выразительно посмотрела.
— Пятьдесят,- исправился он.
Мы смеялись, даря друг другу жаркие поцелуи и утопая в омуте объятий. И уже было непонятно, кто выполняет условие.
Я посмотрела фотографии более спокойно, но Виталик все равно порывался отобрать альбом. Уродов, естественно, не наблюдала. Я предложила посмотреть мои фотографии в Ксюшином альбоме, и он с радостью согласился.
— А дома у меня альбом на 300 фоток,- сообщила я, подзадоривая.
— Вот бы их увидеть!
Мы направились в Ксюшину комнату и уселись рядышком на диване. Сначала шли фотографии подруги, но, вскоре, он дошел до моей, где я в черном гольфе без рукавов стою, скрестив руки на груди. Виталик долго смотрел на эту фотографию, и спрашивает:
— Я ее случайно не знаю?
Мы с Ксюхой переглянулись и прыснули от смеха. А он еще внимательней всмотрелся:
— Нет, серьезно. Я не могу ее знать?
Мы снова засмеялись. Тогда он поднимает глаза и смотрит на меня, снова на фотографию, снова на меня и, недоуменно, спрашивает:
— Это ты?!
Я кивнула. Виталик посмотрел все остальные мои фотографии и спрашивает:
— Лена, зачем ты обрезала волосы?
Сейчас я была с короткой стрижкой и волосами, выкрашенными в блонд. И, хотя мне было хорошо, но с длинными волосами натурального светло-пепельного цвета, мне, конечно же, было лучше.
За вечер он еще несколько раз задавал мне этот вопрос. Никакие доводы, что у меня жутко выпадали волосы, не помогали. В конце концов, я сказала:
— Ты меня достал.
И он успокоился, но продолжал сокрушенно кивать головой из стороны в сторону.
Мы лежали в келье, разглядывая кривой потолок.
— Ты встречаешься с девушкой в твоем городе?
— Нет. А ты?
— С девушкой? Нет.
Мы засмеялись, и я начала рассказывать о себе, а он, чуть ли не перебивая, подтверждал мои слова. Я сразу и не поняла, что Виталик не догадывается, а точно все знает.
— Никогда не угадаешь, от кого я все это узнал.
Я начала угадывать, мол, Ксюха, Сашка, Женька, дядя Сережа, бабушка. А он ответил, что я все равно не угадаю, и что это не Ксюшины родственники.
— Я собираюсь расстаться со своим парнем. Для этого и приехала в Евпаторию сама. Чтобы обо всем подумать.
— А я, случайно, не имею к этому отношение?- спросил Виталик.
— Нет. Хотя, в какой-то степени, наверное, все-таки имеешь.
— А, если бы меня не было?
— Я бы все равно с ним рассталась. Просто думала бы дольше. Ты стал катализатором.
Понимая, что слишком мало времени отведено нам судьбой, я отбросила свои моральные принципы. И этой ночью мы занимались любовью. Именно любовью. Чувствуя разницу между другими названиями, которые не подходили. Улетая как от наркотика, кружась как на карусели, пылая фейерверком страсти, мы дарили наслаждение, и наслаждались сами.
— Не могу у тебя сегодня остаться. Я не предупредил, что не буду ночевать дома. Но завтра останусь на ночь у тебя.
Виталик остановился в дверях кельи, обернулся и сказал:
— Какое ты все-таки чудо! Ты прелесть! Все было так классно!
Я улыбнулась.
— Пусть тебе приснится маленький розовый слоненок,- сказал он и скрылся в ночи.
Я прислушалась к его тихим шагам по лестнице, и закрыла глаза. Счастье переполняло мою душу как река во время прилива. Понимание того, что все правильно, и так и должно быть, заставляло мои губы растягиваться в улыбке. И только ложка дегтя, что он сейчас не со мной, отравляла блаженство.
Мне не снился слоненок. Зато во сне я видела Виталика.

2 июля. Пятница.
Мой сон плавно перешел в явь. Я обвила шею Виталика руками, и он прильнул к моим губам.
— Мы идем на мост прыгать. Идешь?- спросил он.
— Нет. Нужно купить билет домой.
Я покушала с подругой, и, когда возвращалась в келью, услышала Васин голос:
— Лена, ты идешь с нами?
— Нет.
— Ты наказана?
Я удивленно вскинула брови:
— Кем?
Позже оказалось, что это Виталик пошутил детям, что я наказана. Им.
Я сидела в Ксюшиной комнате и нянчила Настю. Мы болтали с подругой обо всем и ни о чем, пока я не сказала:
— Ксюха, я люблю его.
— Я так и знала, что ты в него влюбишься. Все его любят,- усмехнулась она.
— Да, как же его не любить? Он идеальный.
— Ну, не идеальный.
— Ксюха, помоги! Расскажи о нем что-нибудь гадкое. Я не могу. Нельзя любить так сильно. Я схожу с ума!
Моя подруга посмотрела на меня с искренним желанием помочь. И, хотя временами мне казалось, что она слегка ревнует в память о прошлых годах, сейчас готова была сделать все, что угодно, чтобы мне помочь.
— Ну, мне никогда не нравились его глаза. Они маленькие.
Безнадежно уронив лицо на ладони, я простонала:
— А мне и глаза его нравятся!
Я надела сарафан, белые босоножки на высоком каблуке, чуть подкрасилась и увидела в отражении зеркала себя очень красивой. «Пожалуй, пойду на вокзал через набережную»,- подумала я. Было совсем не по пути, но мне хотелось, чтобы Виталик увидел меня такую.
Возле «Семи ветров» мы встретились. Только Виталик не сразу меня заметил – у него плохое зрение. Зато дядя Сережа меня сразу заметил, и привлек внимание моего любимого мужчины.
— Как у вас дела?- спросила я, подойдя ближе.
Виталик тщетно пытался снять с лица радостную улыбку, как я вчера перед сном, но его дергал малой Сережка, уговаривая пойти прыгнуть.
— Сейчас,- сказал он и побежал за ребенком.
Я проследила за его удаляющейся фигурой, утопая в собственных мыслях, что даже не сразу заметила, что дядя Сережа со мной разговаривает. Мы поболтали о билете и о Харькове, когда я увидела, что Виталик возвращается.
— На обратном пути приходи к нам. Мы будем тут еще долго, до вечера,- сказал дядя Сережа.
Но Виталик, не услышав эту фразу, сказал:
— Ты же ненадолго? Мы уже скоро пойдем домой, и тогда сможем вдвоем сходить на пляж.
Мы попрощались, и я, дефилируя как на подиуме, прошествовала в своем направлении.
Билет удалось купить только на руках. По дороге купила несколько лаков для ногтей и связку бананов, и взвесилась – 46 кг.
Дома я попросила подругу найти в билете подвох, но она не нашла. Я стояла в коридоре, когда вошел Виталик.
— Виталик, мне нужна твоя помощь,- сказала я.
— Что-то случилось?
— Я хочу угостить Алика (взрослый инвалид детства), но стесняюсь. Ты не угостишь его за меня?
Он удивился и сказал, что будет лучше, если я сама его угощу, так как я девушка, и ему будет приятней внимание с моей стороны, чем со стороны мужчины.
— Понимаешь, в прошлый раз я попросила Ксюху угостить его, а она сказала, что это от меня. А я не хочу, чтобы он подумал, что это жалость.
Вдруг Виталик прижал меня к себе и поцеловал в макушку. За его спиной я увидела подругу с расширившимися глазами, наблюдавшую, как мы нежно обнимаемся. Она очень сомневалась, что Виталик разделяет мои к нему чувства, и ее удивляли всяческие проявления нежности с его стороны.
Я угостила Алика бананами и зашла в келью. Следом за мной появился Виталик. Он начал жаловаться, что у него сгорел нос и теперь облазит.
— Он и без того некрасивый и кривой.
Меня это развеселило:
— А, что еще тебе в себе не нравится?
Оказалось, что очень многое: брови – они слегка сросшиеся; глаза — они, как он считает, не зеленые; щетина – редкая и беспорядочно расположенная.
— Это ж надо! Такой интересный мужчина, и столько комплексов!- удивилась я.
— Это не комплексы. Просто я признаю свои недостатки.
Вечером Виталик предложил сходить на набережную, и я согласилась. Он пошел за футболкой, а я надела сверху сарафана, в котором была, белый свитер с глубоким вырезом. Виталик увидел меня и сказал:
— Ну вот, ты так оделась, что я в шортах и футболке не смотрюсь рядом с тобой.
— Я всего лишь надела свитер.
Мы прогуливались по набережной под ручку и разговаривали. Неожиданно я почувствовала, что мне неудобно наступать правой ногой. Оказалось, что у босоножка отломался каблук и повис на подошве. Я вспомнила примету, которая гласит, что, потеряв каблук, потеряешь и парня. Я не особо верю в приметы, но эта пришлась кстати, так как с моим харьковским парнем было покончено.
Мне удалось вернуться домой не босиком и почти нормальной походкой. Мы сели в обнимку на лавочке.
— Ты останешься у меня сегодня?- спросила я, ожидая услышать да.
— Нет,- ответил он.
— А в чем причина?
— Моя причина наверху,- кивнул он на второй этаж.
Я сначала подумала, что он имеет в виду Аню. И даже вдруг возникла в голове мысль, что у них какие-то отношения. Ведь она была у него в гостях и сфотографировалась лежа на кровати в коротеньком халатике. Но тут я вспомнила, что он назвал Аню и ее подруг «старыми кошелками», и поняла, что была полной дурой, что такое подумала.
— Что ты имеешь в виду?- спросила я.
— Мне уже постелили.
— Но, ты же понимаешь, что это не настоящая причина.
— Ты права,- согласился он.- Не обижайся.
Я почувствовала, как кровь прилила к моему лицу, и начали гореть уши. Я не просто обиделась, я жутко обиделась.
— Ты обиделась?- спросил он.
— Какая тебе разница, обиделась я или нет?- сердилась я.
— Конечно, есть разница. Лена, пожалуйста, не дави на меня. Я думаю не только о себе, а о нас двоих. Я не хочу спешить. Неужели, тебе было бы лучше, если бы я остался на ночь, а утром ушел, будто ничего не произошло?
Виталик еще долго меня убеждал в правильности своего поступка. Я больше не обижалась. Только не поняла, что значит «не спешить», если уже все произошло? Что поделаешь, в этом кроется мужская логика.
Вышла Ксюша и спряталась за туалетами.
— Курить, пошла?- спросил Виталик.
Я кивнула.
Мы попрощались, и он пожелал мне слоненка.
— Я сегодня подумаю обо всем, над своим поведением, и завтра сообщу тебе свое решение. И ты тоже подумай,- сказал Виталик.
Принимая душ, снова и снова прокручивала в уме наш разговор. Я вдруг поняла, что все это значило, и расплакалась от счастья. Невидимые из-за воды, слезы стекали по лицу. Ну, почему мужчины любят так все усложнять?
А с другой стороны, просто это решение я приняла раньше, а ведь тоже сомневалась.
Я рассказала все Ксюхе, и она согласилась, что Виталик, если не влюблен, то, по крайней мере, какие-то нежные чувства ко мне испытывает. Мы еще часа два поболтали, то обо мне и Виталике, то о ней и Вовике, и я пошла спать.
Мне снова приснился Он.

3 июля. Суббота.
С утра я Виталика не видела. Я отнесла босоножки в ремонт, а потом пошла их забирать в условленное время. На редкость пунктуально. Мастер еще сказал:
— По Вас часы сверять можно. Только что пропикало час (13.00). А то, обычно, говорю прийти к часу, а приходят через неделю.
— Правильно, нужно уточнять день,- улыбнулась я.
Мы, наконец-то, столкнулись с Виталиком.
— Я уже сто раз к тебе заглядывал!
— Хотел бы найти – нашел,- ответила я с улыбкой.
Мы уединились в кельи и наслаждались обществом друг друга.
— И что ты решил?
— Не знаю. Что ты думаешь по этому поводу? Может быть, это поможет мне что-то решить для себя.
— Я решила брать от жизни все, что она дает. А страдать буду дома.
Мы еще какое-то время общались на эту тему. Единственное, что он сообщил мне конкретно, что сегодня будет у меня ночевать.
Вечером мы снова всем двором ели на лавочке семечки, и я услышала, как Аня договаривается с Виталиком завтра утром идти на базар. Я встретилась с ним взглядом, и он, кажется, увидел, сколько обиды у меня в глазах. Он подошел ко мне, и я спросила:
— Что? Ночевка отменяется?
— Нет. Почему ты так решила?
— Вы же с Аней завтра утром на базар идете.
— Ну и что? Думаю, мы уже проснемся к этому времени.
Виталик действительно остался у меня на ночь. Он сказал мне тысячу приятных слов, что у меня очень нежные ручки, и что моя кожа гладкая и приятная на ощупь…
Я стала спрашивать о его бывших женщинах, о его первой и второй любви, и он рассказывал.
— Почему, ты не спрашиваешь, сколько у меня было мужчин? Тебе не интересно?
— Интересно. Но меня этот факт совершенно не волнует. Даже, если бы ты была когда-то проституткой, то сейчас ты моя. И больше меня ничего не волнует,- ответил мой любимый мужчина.
— Я решил провести эту ночь с тобой, будет между нами что-то или нет – неважно. Нас тянет друг к другу,- говорил Виталик, когда я засыпала на его плече.
— Я буду вспоминать тебя всю зиму,- сказал он.
— Так мало?
— Но мы ведь увидимся следующим летом?
— Не знаю. Может же, не получится?
А он стал доказывать, что все получится, он напишет, когда приедет, или я напишу, и мы совместим наш отпуск.

4 июля. Воскресенье.
Утром он проснулся из-за кур подруги, а я – будто почувствовав его пробуждение.
— Аня предупреждала, что куры будут мешать спать,- сказал Виталик.
А мое настроение сразу упало.
— Виталик, ты купишь мне на базаре бананы? Я сейчас дам деньги.
— Куплю,- ответил он.- Деньги не надо давать. Я тебе так принесу.
На прощание он сказал, что все было прекрасно, и кучу комплиментов в мой адрес. И с этого момента начал делать между нами дистанцию. Не знаю, что его испугало: мое отношение к нему, его ко мне, или то, что наши чувства взаимны.
После базара Виталик заглянул ко мне в келью и вручил огромную связку очень вкусных бананов, делая день еще более сладким.
— Твои глаза сегодня особенно голубые,- изрек он и добавил.- Сережка просится на мост попрыгать. Пойдем?
Я согласилась.
На мосту пришлось разделиться, чтобы присматривать по очереди за фотоаппаратом. Виталик хотел пойти со мной, но ребенок стал проситься с ним. Пришлось прыгать в одиночестве. Я трижды нырнула, и, когда последний раз залазила по сваям на мост, поскользнулась, до крови ударилась ногой, расцарапала коленку и руку, и разбила пальчик на ноге. В общем, вылезла из воды как побитая собака. Мои ребята удивленно вскинули брови, когда я приблизилась.
— Со мной все нормально,- улыбаясь, сказала я.- Идите, прыгайте.
Я забрала вещи и перешла на ступеньки. Сережу среди мальчишек я не узнавала, а Виталика – не выпускала из поля зрения. Его прыжки в воду были красивыми и правильными, вот только ладошки странно выгибал. Виталик подплыл ко мне и спросил:
— Ну, что? Как я прыгаю?
— Как любитель,- ответила я.
Он возмутился и стал доказывать, что наоборот. А я не спорила и не соглашалась, просто улыбалась в ответ. Потом попросил сфотографировать, и показал, какой хочет фон. Я щелкнула.
— Что попало в кадр?- спросил Виталик.
— Ты точно попал.
Он снова возмутился, мол, зачем ему он? Главное — фон. И, что я за фотограф такой. Меня это развеселило. На самом деле, все попало в кадр. Я просто решила его подразнить.
Виталик посадил, тут же надувшегося на нас, Сережу сторожить вещи, а меня потащил поплавать вместе с ним. Но не успели мы отплыть от берега, как небо заволокло серыми грозовыми тучами. Мальчики оделись, а я осталась в купальнике, чтобы сфотографироваться. Остановилась на мосту, на фоне серого моря и радуги, а Виталик сфотографировал.
— А теперь давай без купальника,- предложил он.
— Спасибо, не хочу,- ответила я и подошла ближе.- А, вообще, люблю фотографироваться обнаженной или полуобнаженной.
— Да ты мечта!- воскликнул Виталик.
Я успела натянуть короткие джинсовые шорты, когда начался дождь. Наблюдая, как по его загорелой коже стекают капли, неожиданно поймала себя на мысли, что у меня взгляд голодной волчицы. Мы спокойно шли по набережной, надеясь, что дождь быстро закончится, но стихия набирала силу. Дождь превратился в ливень. Мы спрятались под деревом, которое совсем не спасало. Капли барабанили по асфальту со страшной силой, быстро превращая дорогу в ручей. Мы полностью промокли. Виталик пожелал сфотографироваться в этой серости. Я быстро щелкнула, сомневаясь, что из этого что-то выйдет. Я начала замерзать, и очень хотела, чтобы Виталик прижал меня к себе и согрел. Но он этого не делал. Я с сожалением наблюдала признаки дистанции, растущей между нами.
Ливень не прекращался, и мы решили идти домой. Я разулась. Виталик последовал моему совету, но вскоре передумал, боясь наступить на стекло. Лужи, нагретые горячим асфальтом до температуры парного молока, доходили до щиколотки, а иногда даже немного выше. Все неприятные ощущения от прохладного дождя сразу исчезли. Мы втроем радовались непонятно чему как наркоманы. Сплошные стены воды вокруг, делали все серым и одинаковым. Можно было даже заблудиться, если плохо знать дорогу. Мы шлепали по лужам, разгребая воду ногами и пуская волны. Смеялись и брызгались.
— Так классно!- воскликнула я.
— И романтично!- поддержал Виталик.
— И весело!- сказал Сережка.
— Приду домой, и сразу в душ!- сообщила я.
Мальчишка забежал немного вперед.
— Повезло тебе,- ответил Виталик.
— Хочешь со мной?
— Честно?
Я кивнула. Он хотел, но мы пошли каждый к себе домой.
В ванной я долго кряхтела, с трудом стягивая с себя намертво прилипшие джинсовые шорты. Было желание попросить кого-нибудь перевернуть меня вверх ногами и потрусить. Дождь за окном продолжал громко барабанить, но теперь он уже не радовал. Возле ванной я столкнулась с Ксюшей. Она заглянула за дверь.
— Я думала ты там не одна,- сказала она.
— С чего ты взяла?
— Я слышала такие стоны.
— Какие еще стоны? Я шорты еле с себя содрала!
Мы долго смеялись, пока я доставала из карманов мокрые мои и его деньги, которые он мне оставил на сохранение, когда решил на мосту прыгать в шортах как местный. Боялся деньги намочить.
Вечером на улице посветлело, и почти вся вода ушла с улиц. Мы с Виталиком столкнулись возле кельи.
— Ты куда-то собрался?- спросила я.
— За пивом.
— Я пойду с тобой. Шоколадку хочу.
Он обрадовался моей компании. Я вынесла его, уже высохшие, деньги, и мы пошли.
В магазине я полезла в карман, но Виталик остановил:
— Я тебе куплю. Могу же я хоть что-нибудь для тебя сделать?
По дороге я угостила, и он сказал:
— Шоколад с клубникой – самый беспонтовый шоколад.
— Раз это самый беспонтовый шоколад, то больше тебе не предлагаю.
Вечером Виталик, заметив у меня щипчики для бровей, попросил и ему выщипать на переносице.
— Может, познакомлюсь в поезде со своей будущей женой,- сказал он, когда я уже заканчивала.
— И я это делаю собственными руками!

5 июля. Понедельник.
Утром увиделись с Виталиком и договорились, что я подойду на пляж позже, так как он будет там не один, а с Аней и ее подругами. Меня это обидело, но я не подала вида. Осталась в раздумьях. В конце концов, мы пошли втроем с Ксюшей и Настюшей в коляске сфотографироваться на пляже, заранее предупредив подругу, что могу там остаться. Я надела на купальник красное платье и белые босоножки.
Через решетку пляжа мы долго высматривали, и я, наконец, увидела, как Виталик заходит в море. Я успела пощелкать подругу с дочкой, когда заметили Васю. Тот радостно взвизгнул и исчез.
— Очень хорошо,- сказала Ксюша, но мальчишка тут же вернулся с пропуском.
— Виталик сказал, чтобы ты шла к нему,- сообщил мальчик.
Вышла Аня. Мы все поздоровались и пошли в свои стороны. Подруга завезла коляску прямо на песок, почти сразу завязнув. Я пошла, позвать Виталика. Тронула за плечо. Он открыл глаза и радостно улыбнулся:
— Тебе не икалось последний час?
— А, что такое?
— Я думал о тебе.
— Плохо или хорошо?
— Конечно, хорошо,- ответил любимый человек.- Ты купаться будешь?
— Буду.
Виталик попытался заглянуть мне под платье, но я отступила.
— Там Ксюха с Настей. Пошли, сфотографируемся, и она уйдет. Насте жарко.
Мы сделали два кадра с ним вдвоем.
— Мы тебя долго высматривали, а потом Лена заметила тебя в воде с какой-то девушкой,- сообщила Ксюша.
— Ревнуешь?- повернулся он ко мне.
Я проигнорировала вопрос. Большого он о себе мнения! Даже, если и ревновала.
— Это была Аня.
Подруга ушла, а мы остались. Кроссворды наскучили, и Виталик решил загадать мне загадку:
— Отец послал сына купить 100 голов скота, и дал ему 5 рублей. Купи всех понемногу. Одна лошадь стоит 50 копеек, одна корова – 10 копеек, один барашек стоит одну копейку. Сколько кого он купил?
Я пыталась сначала расписать на бумаге, но ничего не получилось. И уже, когда мы шли домой, я вдруг поняла, прикинув в уме. Сказала ответ, и он согласился.
— А та шоколадка еще осталась?
— Так она же тебе не понравилась!- возмутилась я.
— То я понтовался.
И пойми мужчин.
— Знаешь, у тебя такой интересный взгляд. Ты смотришь на меня и делаешь вот так губами,- он изобразил.
А я и знать не знала, что как-то делаю губами. А то, как он показал, и сам делает также. У него это получается очень сексуально.
Виталик купил нам по мороженому. Тогда, единственный раз, я видела его раздражительным. Мало того, что ему подсунули не то мороженое, так оно еще быстро растаяло и упало. Виталик в ответ на происходящее высказался нецензурно, много всего произнес по этому поводу и пошел мыть в море руки. Когда он вернулся, я предложила укусить от моего мороженого, но Виталик гордо отказался:
— Больше никогда не буду есть идиотское евпаторийское мороженое!
Меня рассмешила эта ситуация.
Возле дома мы зашли в магазин, и я достала из кармана все деньги, подсчитывая, на какое количество пачек мороженого мне хватит.
— Сколько штук ты собираешься брать?
— На сколько, денег хватит.
Я посчитала, что до трех пачек мне не хватает несколько копеек, поэтому спросила Виталика, не добавит ли. Мелочи у него не оказалось, поэтому дал гривну. Я попыталась отдать всю мелочь, но он не взял. Тогда я купила четыре пачки. Уже ближе к дому я радостно сообщила:
— Как раз все получается!
Виталик поинтересовался, что я имею в виду.
— Как раз четыре пачки,- объяснила я,- Ксюхе, ее бабушке, Алику и мне.
Во дворе я сразу всем раздала мороженое. Потом втянула подругу в очередную, загаданную Виталиком, загадку. Пока мы думали, он ушел с Аней и детьми на море.
На ночь глядя, Виталик заглянул ко мне в келью и, увидев, что я укрываюсь махровой простыней, сказал:
— Обожаю махровые простыни. Спать на махровой простыне и укрываться ею.
Он, как всегда, пожелал мне розового слоненка и ушел.

6 июля. Вторник.
Утром я предложила Ксюхе отщелкать пленку, так как после ливня сбилось количество кадров на фотоаппарате, и я боялась, что она испортилась. Проявка показала, что все кадры получились, но позже все-таки пришлось чинить фотоаппарат.
На пляж я пришла уже с новой пленкой. Мальчишки собрались бежать за мороженым себе и пивом Виталику, но я их остановила.
— Виталик, пусть дети нас сфотографируют, пока не ушли,- предложила я.
— Дети!- возмутился Сережа.
— Ну, ты погнала!- заступился за него Виталик.
— Сколько тебе лет?- спросила я Сережу.
— Одиннадцать.
— Ну, тогда, конечно, уже совсем взрослый,- вышла я из положения.
— Эти «дети» знают побольше тебя и могут сказать такое, что ты и не слышала,- продолжал Виталик.
— А ну, скажи что-нибудь новенькое.
— Не лохмать бабушку,- изрек Сережа.
Когда мальчишки убежали, я предложила Виталику напечатать фотографии с моей пленки, а он попросил прислать те, на которых он хорошо получится.
— Я пришлю тебе те, на которых я хорошо получусь. Правда, у меня нет твоего адреса.
— Ксюхин адрес в моем городе знаешь?
— Знаю.
— Такой же, только квартира **.
— Я собираюсь пойти купить тоник. Ты будешь?- спросила я.
— Нет, я напьюсь тобой. Мне больше хочется есть.
Купила попить и хот-дог, которым угостила Виталика. Он отказывался.
— Угощайся, я его больше для тебя купила.
Но он, в основном, зелень обкусал.
— Ты не любишь зелень?- спросил он.
— Нет.
— Тогда, почему не попросишь, чтобы ее не добавляли?
— Зачем? Я же знаю, что зелень любишь ты.
Мы вдвоем доели хот-дог, и Виталик откинулся на спину.
— Наелся. Теперь хочу тобой напиться.
И почмокал губами.
— Это надо наклоняться…
— Вот лентяйка!
Я приняла вызов, и прильнула к его губам в нежном поцелуе.
— Ты смотри, не поленилась.
Я легла рядом, с сожалением вспоминая, как мы ходили раньше за ручку и страстно обнимались в море. Он все увеличивал дистанцию между нами, не в силах удержаться только от поцелуев.
Виталик начал рассказывать, какие плохие наши менты, и как они не любят русских.
— Почему вы нас так не любите?
— Лично я отношусь нормально к любой национальности. Даже французами не брезгую.
Ему это явно понравилось – усмехнулся.
Вечером я уже легла спать, когда услышала на лестнице его шаги. Их легко отличить от любых других, гулко топающих по деревянным ступенькам. Его шаги тихие, мягкие и немного медленные, как у ленивого кота.
Я выглянула из кельи и увидела, что он пошел в туалет. Тут же включив свет и схватив в руки книгу, откинулась на подушку в надежде, что Виталик заглянет. Но, вместо этого, я услышала, что он старается идти по ступенькам как можно тише. Чтобы я не услышала! Обида захлестнула меня с головой, и я захлебывалась от ее горечи.

7 июля. Среда.
Повалявшись немного в постели, я застелила и вышла из кельи. Виталик стоял возле сарайчика, напротив Ксюшиной двери, и разговаривал с соседкой.
— Доброе утро!- сказала я им обоим.
— Привет, Лена!- ответил Виталик, но я только кивнула головой и даже не обернулась.
В Ксюшиной комнате я подошла к Настиной кроватке и выглянула в окно. Виталик задумчиво смотрел на дверной проем, в который я только что вошла. Подумав, он направился в дом, зашел в комнату и крепко обнял меня сзади.
— Ты обиделась, что я вчера не пришел.
— Нет,- ответила я, чувствуя, что таю в его объятьях.
— Ну, я же вижу, что ты обиделась.
— Нет, Виталик. Я уже не обижаюсь. Я решила проще к этому относиться.
Мы пришли на пляж. Виталик оставил меня рядом с Оксаной (курортницей, гостившей у подруги) и ее детьми, а сам пошел на ингаляцию. Я искупалась в море. Местные говорили, что такой теплой воды не было уже давно. Жаль только, что грязная и вонючая.
Виталик вскоре вернулся и пошел искупаться, а я осталась на берегу, упершись взглядом ему в спину. Оксана посмотрела на меня, потом на него, и спрашивает:
— У вас что? Любовь или секс с визгом?
— Больше похоже на любовь,- грустно ответила я.
Прибежал мокрый Виталик, случайно капая на всех нас. Оксана закурила и предложила нам.
— Я не курю,- сказал он.
— Я тоже.
— Да курит она. Только скрывает,- улыбнулся Виталик.
— Да не курю я!!- возмутилась я.
Почему он мне не верит? Неужели так трудно поверить, что девушка не курит?
Потом Оксана с детьми ушла, и мы остались вдвоем. Заспорили о сексуальной революции, о мужчинах и женщинах.
— Ведь бог не зря создал женщину из ребра.
— Что ты хочешь этим сказать?
— А ты подумай, почему именно из ребра, а не из какой-нибудь другой кости.
— Ты хочешь сказать, что ребро – единственная кость, в которой нет мозга?
— Вот, видишь? Ты и сама догадалась.
— И что? Ты ни разу не встречал умную женщину?
— Почему же? Встречал,- начал он сам себе противоречить.- Но она не моя… жена.
Я не спросила, кого он имеет в виду. Побоялась, что не меня.
Мы закончили этот глупый спор, и Виталик спросил, буду ли я ему писать.
— А ты все еще хочешь, чтобы я тебе написала?
— Я просто люблю получать письма.
— Но, ты понимаешь, что, если ты не ответишь, то это будет только одно письмо?
— Может, хотя бы два?
— Нет.
Виталик тяжело вздохнул.
— А телефон у тебя есть?
— Есть,- ответила я.
— О, классно!
— Только я не люблю говорить по телефону.
И я не дала ему свой номер. Во мне, видимо, еще бушевала обида.
— Какие у нас отношения?- спросила я.
— У нас курортный роман.
— О котором можно забыть через три дня?
Виталик на минуту задумался и тихо произнес:
— Нет. У нас не курортный роман.
— А что?
И он ответил. Но только беззвучно, просто одними губами.
— Что ты сказал?- спросила я, но он тут же перевел разговор на другую тему.
По дороге домой, он вдруг сказал:
— Даже, если ты выйдешь замуж, у тебя будут дети, если я женюсь, мы все равно встретимся. Я верю в это.
А я промолчала в ответ. Потому, что хотела сказать, что ни за кого не выйду замуж, кроме него. Нас свела вместе судьба. Возможно, или даже, скорей всего, у нас ничего не получится, но мне будет очень жаль, если мы даже не попробуем.
Вечером мы с Ксюшей сидели в ее комнате, когда вошел Виталик. Он радостно улыбнулся мне и сказал:
— Я хотел найти, и нашел.
Подруга в непонимании посмотрела на меня, а я поняла.
Виталик попросил у нее попить, но она была занята, поэтому послала на кухню меня. Я уже дошла до лестницы, но вернулась.
— Виталик, пойдем со мной. Включишь свет.
— А, что такое?
— Там тараканы.
Не зная, что его ждет впереди, он смело ринулся на кухню.
— Выключатель на стене над шкафом,- подсказала я.
Появился свет. Когда Виталик увидел, что окружает его босые ноги, то смешно запрыгал, побежал на лестницу и спрятался за мою спину.
— Я думал они такие же, как наши, только черные.
— Думаешь, зря я боялась?- смеялась я в ответ.
Тараканы действительно были большие, а некоторые – просто огромные.
— Ну, иди, достань мне компотик,- подталкивал он меня.
Я набралась смелости и пошла. В основном, все тараканы уже разбежались, остались только небольшие возле холодильника. Я подошла поближе, и они вдруг рванули все в разные стороны. Я взвизгнула и запрыгала на месте, не менее смешно, чем до этого Виталик. Я достала компот, схватила чашку и побежала на лестницу.
— Спасибо!- посмотрел он на меня благодарными глазами.- Я бы пошел с тобой в разведку.
— А я б с тобой – нет.
— Не дала французу умереть от жажды.
Почему-то этой ночью мы снова занимались любовью. Я просто плыла по течению.
Мы лежали, крепко обнявшись, и я спросила:
— Когда ты собираешься идти домой?
— С чего ты взяла, что я уйду?
— Ты же не оставался у меня на ночь до этого.
— Правильно,- ответил он.
В дверях он обернулся:
— Видит бог, как я не хочу уходить, но я должен.
Виталик снова пожелал мне слоненка.
Он так старательно делал дистанцию, и сам не выдержал. Я легла спать с каким-то странным чувством. Мне казалось, что секс был сейчас лишним.

8 июля. Четверг.
Я не стала идти вместе с ним на пляж. Сказала, что подойду позже. Я обошла все магазины, чтобы найти какую-нибудь миленькую безделушку в подарок Виталику. Наконец, я подобрала маленькую пищащую игрушку на присоске. То ли мышка, то ли котенок – было непонятно. Какое-то неопределенное животное, но очень милое.
Виталика на пляже не оказалось, и я пошла домой, обезумевшая от жары, и, мечтая о том, что сейчас упаду на кровать и долго буду лежать и не шевелиться. Но не тут-то было. Столкнулась в воротах с Виталиком, который тут же расплылся в счастливой улыбке.
— А я пошел за тобой,- сообщил он мне.- Ты не ходила на пляж?
— Ходила. Я не захотела там оставаться одна по такому солнцу.
— Я и сам не выдержал жару. Решил за тобой сходить. Где ты была?
— По делам ходила.
— По каким таким делам, деловая ты колбаса?
Но разговор как-то вдруг ушел в другую сторону.
— Пошли на пляж?
— Это туда переться?- округлила я от ужаса глаза.
— Я тоже не хочу. Пошли на набережную.
Там мы присели на парапет.
— Так, по какому делу ты ходила?- вспомнил он.
— Я кое-что искала.
— Что-то белое?
— Белое,- удивилась я.
— А на какую букву начинается?- он явно переборщил с кроссвордами.
— Не скажу.
— Это что? Сюрприз?
— Да.
— Для меня?
— Да.
— Обожаю сюрпризы, если они хорошие.
— Ну, это не сюрприз, а, я бы сказала, маленький сюрпризик.
Мы поплавали. Виталик снова искупал в шортах деньги.
Вечером я лежала в келье с открытой шторкой и наблюдала, как Аня гладит Виталик спинку, сидя на скамейке напротив. Чуть позже он заглянул ко мне и спросил, видела ли я это.
— Видела,- чуть не фыркнув, ответила я.
Перед сном Виталик заглянул пожелать мне слоненка.
— Подожди, я хочу тебе кое-что дать,- я достала игрушку, подергала ее ниточкой, чтобы пищала и протянула на ладошке.
— Классно, я повешу его в машине. Это кто? Мышонок или котенок?
— Котенок.
— Спасибо,- сказал Виталик, чмокнул меня в губки и ушел.

9 июля. Пятница.
Я делала на кухне салат, а Виталик тихонько сел сзади на ступеньки. Я поворачиваюсь, а он сидит и улыбается.
С базара мы пошли на ингаляцию. Договорились, что пока он будет там, я схожу куплю тоник. А, если он закончит процедуры раньше, то пойдет мне навстречу по дорожке. Конечно, мы разминулись. Я купила тоник, вернулась и села на лавочку. Когда Виталик, наконец, появился, то выглядел перепуганным.
— Я посетил еще одну процедуру в другом здании, потом пошел тебе навстречу. Тебя не встретил, вернулся сюда, тебя тоже нет (не увидел за кустами). Снова пошел на пляж, встретил там курортницу Оксану, она сказала, что не видела тебя. Я испугался, что с тобой что-то случилось (в центре Евпатории днем!). Снова пошел к ингаляторию, где все-таки тебя нашел.
Я смеялась, слушая его рассказ.
— Ну, ты и чудо!- воскликнул Виталик, и тут же добавил, но уже другим тоном,- Нет, ты на самом деле чудо…
На пляже он попросил меня красиво сделать из его плавок бикини, что я и сделала, из вредности сообщив, что у него обсыпало задницу.
— Так переходный возраст,- оправдался он.
Мы заговорили о попах, и Виталик стал указывать на задницы всех проходящих мимо мужчин и спрашивать мое мнение. Я честно отвечала, то «ничего», то «фу».
— А какая должна быть она?- поинтересовался он.
— Вот такая,- хлопнула я его по пятой точке.
— Какая?- не понял он.
— Как у тебя. У тебя классная задница.
— Спасибо. Об этом мне еще никто не говорил.
Я искренне удивилась.
— Будешь в Харькове, заходи в гости, покажу наши местные достопримечательности. Можно с ночевкой. Если это тебя волнует, то у нас на кухне есть еще один диван,- сказала я.
— Меня это не волнует. Меня устроит твоя постель.
— Ну, тогда, вообще, никаких проблем.
Чуть позже я спросила:
— Ты вечером зайдешь ко мне попрощаться?
— Конечно, зайду,- быстро ответил Виталик, и тут же добавил сломавшимся голосом,- Обязательно зайду…
Мы вернулись домой. Он выложил все мои вещи на машину дяди Сережи, которую тот поставил перед моей кельей несколько дней назад.
— Все?- спросил Виталик.
— Вроде бы.
— Жаль.
— Почему?
— Теперь у меня нет повода к тебе зайти.
— А тебе нужен для этого повод?
— Нет.
Вот такой противоречивый мой любимый мужчина.
Мы с Ксюшей сходили на переговоры с Харьковом и решили пройтись по набережной, где, встретили Виталика в его уже обычной компании с Аней и ее подругами. Они нас не заметили. Но мы позвали, и он радостный к нам подошел. Оценив наглым взглядом мои сексуальные белые брючки, спросил:
— Ну, что? Сходила на переговоры?
— Это была мама.
— Мама!- почему-то обрадовался Виталик и ринулся меня обнимать и целовать. Заодно и Ксюшу поцеловал. Не знаю только, зачем.
— Мы сейчас идем отмечать, и скоро вернемся. Даже не думай лечь спать, я к тебе зайду! Поняла? Не вздумай лечь спать!
Виталик уже собрался уходить, но Ксюша ринулась вытирать с его лица помаду, а он что-то не так понял и снова ее чмокнул.
Когда мы вернулись домой, то уже порядочно стемнело. Я попыталась в ожидании почитать книгу, но строчки убегали от моих глаз в разные стороны. Когда я поняла, что этим вечером не сдвинусь даже с одного абзаца, закрыла книгу и просто легла в раздумьях.
Наконец, появился Виталик:
— Что делаешь?
— Лежу,- ответила я.
— Ты шикарно выглядишь в белых брючках. И тебе очень идет красное. Белое тоже, но красное лучше.
— Вот, видишь, а ты не хотел со мной по вечерам гулять.
— Хотел…
А потом он на одном дыхании мне выпалил все, что думает. Что он скотина и сволочь, что не ценил, что имеет, а теперь, когда теряет, то понял, как все это для него важно. Что он жалеет, что не гулял со мной по вечерам и что не ночевал со мной в келье каждую ночь. Что он жалеет о каждом миге, который не был рядом со мной. Что, по сравнению с другими девушками, я во многом превосхожу. Что, возможно, в чем-то не добираю, но такой девушки как я он еще не встречал.
Пришла Ксюша.
— Я так жалею, что не проводил с Леной больше времени!..,- сказал он ей.
Подруга округлила глаза, посмотрела на меня и ушла, понимая, что сейчас она лишняя.
— Ты пиши мне письма, прошу тебя! Я буду очень-очень ждать твоего письма! Я не люблю писать сам, но, если все-таки напишу хоть одно, то это будет значить, что…
Дальше он произнес фразу одними губами, да еще и рот закрыл руками. Я стала его трясти:
— Что ты сказал?! Что ты сказал?!
Виталик будто покрылся инеем. Глаза его потухли. Он сразу сменил тему и начал рассказывать, как провел вечер с Аней. Потом вдруг замолчал, посмотрел мне в глаза и сказал:
— Я буду вспоминать тебя целый год.
— Так мало?- снова, как раньше, спросила я.
— Мы ведь увидимся следующим летом. Я верю в это.
Мы бросились в объятья друг друга, как будто это был последний день на земле. А он и был последним — для нас. Нежность доставляла боль, а поцелую обжигали адским пламени разлуки. Я не хотела его отпускать.
Собираясь уходить, он сказал:
— Ты не смотри, что я улыбаюсь. Я, вообще, по натуре романтик. Сейчас пойду в душ, и буду плакать.
Он ушел, а я сидела на кровати ни живая, ни мертвая. Мысли с молниеносной скоростью проносились у меня в голове, без конца повторяя его слова. Я даже не знала, что мне делать: радоваться или плакать.
Заглянула Ксюша. Я подняла блестящие, наполненные слезами, глаза, едва сдерживая крик внутри себя.
— Только не плачь,- попросила она.- А то я сейчас буду плакать вместе с тобой.
— Я не могу,- тихо прошептала я, с трудом выдавливая из себя каждое слово, закрыла лицо руками и уронила голову на колени.
Подруга оставила меня одну, чтобы я могла вволю наплакаться.

10 июля. Суббота.
Я проснулась очень рано. Видимо, сказалось волнение. Я сходила в ванную, привела себя в порядок, оделась, и села рядом с дядей Сережей на лавочке ждать. Вскоре появился Виталик. Собираясь идти в туалет, он сделал мне знак, что скоро подойдет. Я уже знала, что Аня не будет провожать до автовокзала, поэтому решила идти.
Вернулась в келью и сразу услышала, что он зашел в дом. Попрощаться с Ксюшей. Позже она мне рассказала, что Виталик разбудил ее поцелуем. Меня это задело за живое. Вскоре он появился в келье, обнял меня и поцеловал, узнав, что я пойду его провожать. Дядя Сережа достал ему тележку для вещей, и пошел вместе с нами, чтобы забрать ее потом.
Виталика вышел провожать весь двор. Его все полюбили. Его невозможно не любить. Он удивительный человек.
По дороге дядя Сережа встретил знакомых и немного отстал.
— С кем ты теперь будешь ходить на пляж?- спросил Виталик.
— Сама.
— Да, ладно.
В его голосе слышались нотки ревности к тому, кто мог бы ходить со мной, когда его рядом не будет.
— Мне уже и не хочется без тебя,- сказала я, имея в виду пляж.
— А мне – без тебя,- ответил он, имея в виду совсем другое.
Догнал дядя Сережа и начал рассказывать о своей жизни. А мы оба просто молча шли. На вокзале быстро нашли автобус Виталика. Он отнес вещи и вышел к нам. Пожал руку дяде Сереже и повернулся ко мне. С самыми дорогими всегда прощаются в последнюю очередь. Виталик крепко прижал меня к себе, и наши губы соединились.
— Пиши. Я буду ждать,- сказал он.
А я только кивнула. Он вернулся в автобус, занял свое место возле окна. Водитель уже приближался к автобусу, когда я вдруг осознала, что навсегда теряю то, что только-только нашла. До этого момента все происходило как во сне, будто я не верила до конца, что он уедет. У нас едва все наладилось, и Виталик принял для себя то, что между нами происходит.
Автобус медленно отъезжал. Мы с Виталиком смотрели через стекло друг на друга, не замечая больше ничего. Я послала ему воздушный поцелуй, а он мне в ответ, и снова я ему. Дядя Сережа ушел, но я не могла сдвинуться с места. Виталик из всех сил старался видеть, прижимаясь лицом к стеклу и поворачивая голову назад. Перед поворотом автобуса, мы последний раз успели помахать ручками на прощание. Больше я его не видела.
— Пойдем,- услышала я голос рядом.
Дядя Сережа вернулся за мной.
Мы пошли домой.
Я сразу зашла в келью и попыталась уснуть. Но было жарко и душно. Я все время просыпалась, едва впадая в беспокойную дремоту. Начинала думать о нем, и на глаза наворачивались слезы, которые я старательно душила. Измучавшись совсем, я поняла, что нужно слиться с окружающим миром. Собираясь пойти купить бумагу и гелевую ручку, услышала голос Алика за спиной:
-Виталик уехал?
— Уехал,- тихо ответила я.
— Скучно тебе без него?
— Очень скучно.
— Бедная ты,- сказал Алик.
Услышав из уст побитого жизнью человека слова сострадания, я почувствовала, что к горлу подкатил ком. Я быстро забежала в келью, где, наконец-то, вдоволь наревелась.
Ручку я все же позже купила, и тетрадь в клеточку. Виталик еще был в дороге, а я уже села писать ему первое письмо (которое отправила в тот же день), пытаясь таким образом быть к нему ближе. Я временно конфисковала у подруги ее фотоальбом, в котором было несколько его ранних фотографий, чтобы все время смотреть на любимого человека.
Курортница Оксана предложила нам с Ксюшей вечером сходить в курзал. И, хотя совсем не хотелось никуда идти, мы согласились. Я должна была начинать учиться жить без него.
Сначала мы посидели в нашем с Виталиком кафе, выпили по бокалу вина и скушали по две порции мороженого. А потом направились на дискотеку в Ай-Петри. Я отдалась музыке и забылась в танцах. Несколько молодых людей строили мне глазки, но я демонстративно от них отворачивалась. Когда начался медленный танец, мне очень захотелось с кем-нибудь потанцевать. Бросив взгляд в толпу, мне приглянулся один сексапильный мужчина – жгучий брюнет, загорелый, в светло-голубых джинсах и с обнаженным торсом. Чем-то, напомнив мне Виталика, он и привлек мое внимание.
После первых звуков медленной музыки, мужчина развернулся, направляясь к выходу, но я, сделав три шага, остановила его, схватив рукой за голый плоский живот.
— Потанцуем?- спросила я.
У него возникло на лице выражение приятного удивления, и мы начали танцевать. Мы двигались плавно и сексуально в такт музыке, как могут танцевать только хорошо знающие друг друга люди. Мы привлекли внимание толпы на танцевальной площадке, и все расступились, освобождая нам больше пространства. Он говорил мне слова восхищения. Что я такая потрясающая, и, что он не ожидал, что может такое случиться, ведь просто зашел сюда после работы. И еще много всего, но я не слышала и половины из-за громкой музыки. Да, и не хотела. Когда песня закончилась, он полез ко мне целоваться, но я отстранилась.
— Я хочу тебя поблагодарить,- сказал он и вдруг присосался к моей шейке. Я грубо оттолкнула его, и он ушел.
У меня не было желания даже смотреть ему вслед.
Я продолжала танцевать сама. Несколько раз подряд меня приглашал на медленные танцы тридцатичетырехлетний мужчина, что он мне сразу сообщил. Я соглашалась, не видя в нем угрозы, как от молодых. Он хорошо танцевал. Молодежь сейчас так не танцует. Мужчина сказал, что пойдет провожать меня домой. Я безразлично согласилась. Хочется человеку, пусть плетется следом.
И все-таки я увидела стриптиз вживую этим летом. Мы уже собирались уходить, когда ди-джей предложил пятерым мужчинам подняться на сцену. Соревнуясь в три часа ночи за бутылку шампанского, они танцевали и раздевались. Двое быстро исчезли со сцены. Один разделся полностью, вызывая у всех наблюдающих отрицательные возгласы и смеша своей наготой и странными движениями. Мы не стали дожидаться финала и ушли, решив, что с нас достаточно и сердце может не выдержать такого убогого зрелища.
Я уже и забыла про того мужчину, но он догнал нас. И даже подвез на такси за свой счет. Во дворе я его кинула на Оксану, а сама ушла в келью спать. Я хорошо развеялась на дискотеке, но, засыпая, все равно мыслями возвращалась к Виталику.

15 июля. Четверг.
Вечером я направилась на почту, чтобы сообщить маме, в каком вагоне я буду ехать, и отправить второе письмо Виталику. Конечно, забыла посмотреть в билет. Сказала наугад, что в пятом, и ошиблась всего на один вагон. В последний евпаторийский вечер я решила в одиночестве пройтись по курзалу. Купила ром-колу, быстро ее выпила, и удивительно сильно опьянела. Увидев чебуреки, у меня жутко разыгрался аппетит, и я купила один. Усевшись на бетонное ограждение, чтобы с комфортом покушать, я сразу капнула жиром себе на рубашку. Быстро скушала и решила застирать этот край в море. Не снимая босоножек, прошлась по песку, и в них же зашла в море. Правда, случайно. Накатила волна и зализала мне по щиколотки ноги. Застирала край и пошла дальше босиком. Возле Ай-Петри остановилась, наблюдая за танцующими детьми. Обулась, станцевала две песни и направилась домой. У босоножка отпал второй каблук. Снова пришлось идти босой. Асфальт был таким теплым, что напомнил недавний ливень. Меня как будто зарядило энергией – домой я вернулась в приподнятом настроении.
Мы болтали втроем с подругой и Оксаной, сидя на крылечке. Я рассказывала о своих вечерних приключениях, и они смеялись. Потом мы поговорили о мужчинах и о сексе. И я пошла, смотреть последний евпаторийский сон этого лета.

16 июля. Пятница.
Я вернула Ксюше ее фотоальбом, забрав одну фотографию, на которой молоденький Виталик с друзьями. Я ее выучила на память, но все равно не могла оторваться.
Женька, брат подруги, принес кассету с нашумевшим «Титаником», так полюбившимся Виталику. Времени на просмотр было всего 2,5 часа, поэтому время от времени фильм смотрели ускоренно. Женька все время пытался комментировать, а Ксюша на него кричала. Потом пришли двое соседских детей, один из которых решил громко пообщаться с Женькой. Пришла соседка, громко посюсюкала с Настей, и не менее громко пообщалась тут же со своим сыном. Потом пришла какая-то бабушка и забрала Настю в другую комнату. Только под конец меня оставили в полном одиночестве спокойно досматривать фильм. Но, когда я сидела, готовая расплакаться в самый душещипательный момент, зашла бабушка и отдала мне орущую Настю, со словами:
— Может быть, у Вас она не будет кричать.
Она действительно сразу замолчала. Но просмотр фильма был безнадежно испорчен.
Меня провожали Ксюша, Настя и Женька. Когда поезд тронулся, то как-то болезненно сжалось сердце при мысли, что я уезжаю из Евпатории. Это было грустно и обидно. Будто от меня оторвали кусочек и оставили там, где я встретила Его.
Я понимала умом, что это был всего лишь курортный роман, но не хотела принимать. Не может быть, что все до единого такие отношения не имели продолжения. Не могло так быть. Это было бы несправедливо. Я верила в бога и просила мне помочь. Я надеялась, что у нас с Виталиком все получится. Ведь между нами было всего лишь расстояние.

17 июля. Суббота.
Когда поезд остановился в Харькове, я увидела через окно маму, бегущую к вагону №5. Я вышла из своего шестого вагона и подошла к маме сзади.
— Как тебе удалось выйти?- удивилась мама.
— Вылезла из окна туалета,- пошутила я, но она почему-то даже не удивилась.
Мой почти бывший парень меня не встречал. И я была этому рада. Я не звонила ему, в этом не было смысла. В наших с ним отношениях надо было поставить точку, но я не хотела делать это в день приезда.
Мы удобно сели в автобус, но мама вдруг встала и отошла в сторону. Я подняла глаза и увидела «почти бывшего» с букетом роз. Самым большим букетом из тех, которые он мне раньше дарил. Улыбка медленно сползла с моего лица. Меня просто пронзил ужас. Думаю, он сразу все понял. Но не захотел мне помочь упростить ситуацию. Дома я с ним поговорила, и мы расстались навсегда.

Через несколько дней я написала и отправила третье письмо. Хотя еще даже первое не дошло. Я написала в нем свой номер телефона. А потом я написала четвертое.

Меня никто не понимал. Ни родители, ни бабушка, ни подруги. Я была сама по себе в своей душевной драме. С каждым днем, теряя надежду как осенью деревья листья, я продолжала верить и любить. Я была готова ждать до следующего лета. Я собиралась хранить ему верность. Это ведь совсем не сложно, если по-настоящему любишь. Вспоминая строчки песни Мумий Тролля: «Это будет не трудно – это по любви…». Готова была уехать в чужой город, в другую страну. Отправилась бы за ним на край света. Я проводила ночь за ночью в слезах и думала, что хуже уже быть не может. Но ошиблась.
У меня была задержка.
Я очень не хотела быть беременной. Это рушило мои планы увидеть следующим летом Виталика. Но, чем больше проходило дней, тем больше я осознавала, что хочу ребеночка от Виталика больше всего на свете!
В поликлинике я сделала тест на беременность. И он был положительный. Я радовалась и грустила одновременно. Переживания захлестывали и переливались через край моего естества. Я не знала, сколько еще сможет выдержать моя измученная душа.
Прошло уже достаточно времени, но ответа от Виталика я так и не получила. Уговаривая себя не переживать, и стараясь не плакать больше по ночам, ведь это может привести к выкидышу, я держалась. Но только внешне.
Я не знаю, как мне удалось пережить тот день, когда мой организм отказался подчиняться моим желаниям. Я потеряла ребенка. Я рыдала несколько ночей напролет. Мои глаза превратились в красное месиво. И не было никого рядом, кто мог бы поддержать в такой тяжелый для меня момент. Не было того единственного, которому я была бы рада тогда.
Я написала ему пятое и последнее письмо, которое с каждой строчкой все больше заливала слезами.

«Здравствуй, Виталик!
Пишу я сейчас тебе письмо, а, возможно, оно последнее. Судя по тому, что ни на одно из моих предыдущих четырех писем ты не ответил (и даже не позвонил), то ты очень занят. Поэтому не буду больше тратить твое драгоценное время на чтение моих писем.
Возможно, ты был прав, когда говорил, что как бы там ни было, а мы все равно когда-нибудь увидимся. Мне бы этого очень хотелось. Но ты меня, наверное, не узнаешь. Даже сейчас, когда мои волосы немного отросли, и я перекрасила в каштановый цвет, стала выглядеть совсем по-другому…
Я пережила довольно трудный период. Все началось с небольшой задержки, которая меня взволновала настолько, что я сходила в поликлинику и сделала тест на беременность, который оказался положительный. Я носила под сердцем твоего ребенка.
Я долго колебалась, стоит ли тебе написать об этом. С одной стороны, ты, конечно, имел право знать, что будешь отцом. А с другой, я не хотела, чтобы ты совершил какой-нибудь поступок, руководствуясь моей беременностью, а не чувствами.
Но, можешь не переживать по этому поводу. Когда я собиралась уже становиться на учет по беременности, случился выкидыш. Срок был еще не очень большой, поэтому все обошлось для моего организма довольно легко. И не это было тяжело. Что там физическая боль, по сравнению с душевной. Я впервые хотела родить ребенка. От родителей я скрывала до последнего, так как была уверена в их негативном отношении. Рассказала только одной подруге, которая сказала, что я глупая, раз собираюсь рожать ребенка без отца. Я очень переживала, и никого не было рядом, чтобы меня поддержать. А главное, со мной не было человека, которого я особенно хотела видеть в тот момент – тебя. Уже прошло какое-то время, но рана еще не зажила. Но ничего, я переживу. И тебя прекрасно понимаю. Ведь, кто я для тебя? Случайная знакомая, курортный роман…»

Я перечитала его и не отправила. Зачем делать больно еще и любимому человеку?

Постепенно я успокаивалась. Я не могла его разлюбить. Это было выше моих сил. Такая любовь не проходит. Она навсегда остается в сердце, чтобы дарить воспоминания. Улыбалась. Сначала вымученно, а потом все более искренне. Я научилась с этим жить.
Я ужасно по нему скучала. Кто-то сказал, если вдруг начинаешь думать о ком-то, значит, этот человек думает о тебе. Наверное, он постоянно думал обо мне, ведь я не переставала думать о нем ни на минуту.
Уже в конце сентября я отчаялась окончательно. Мне хотелось верить, что Виталик все-таки ответил, но письмо затерялось. Я решила отрастить волосы и сделать все возможное, чтобы улучшить себя. Я верила, что мы увидимся следующим летом. Я хотела попробовать еще раз, но быть во все оружии. Стать идеальной для него.
Но мы больше так и не встретились. Я смогла жить без него. А он смог жить без меня. Наши судьбы пересеклись и разошлись в разные стороны. Через несколько лет, когда я гостила снова в Евпатории у Ксюши, то она рассказала, что за год до этого приезжала мама Виталика и как-то спросила у нее: «А, что это за Лена, которую Виталик все время вспоминает?». Слушая это, я почувствовала укол в сердце. Мне стало больно за него. Тогда, уезжая из Евпатории, хуже всего было ему, а не мне. Потому что я надеялась, а он знал, что у нас ничего не получится.
Так закончился мой курортный роман. Сейчас, когда прошло уже семь лет, я вспоминаю иногда его слова, произнесенные тогда на пляже: « Даже, если ты выйдешь замуж, у тебя будут дети, если я женюсь, мы все равно встретимся. Я верю в это». Возможно, когда-нибудь так и будет.

27.05.2006г.

Добавить комментарий

Курортный роман.

Мы встретились с тобой на Чёрном море.
И разошлись, как в море корабли…
Я, милый мой, с тобою и не спорю:
Мы вместе оставаться не могли.

Не думала при нашей первой встрече,
Что море дарит мне любви волну,
Что я тебе взаимностью отвечу,
Что у любви я окажусь в плену.

Почти что месяц море нас ласкало
И солнце волновало нашу кровь…
Роман достиг законного финала,
Но вместе с ним не кончилась любовь.

Солёная слеза, как моря влага,
Порою застилает мне глаза –
Уехал ты к семье, любовь оплакав:
Бросать жену с детьми ни как нельзя.

Как получилось так, сама не знаю?
Влюбилась, как девчонка, почему?
Сочувствует мне лишь волна морская,
Да чайки вторят горю моему.

Тону в слезах, как в море тонет вечер.
Жду через год тебя, мой милый друг,
Цепляясь за надежду нашей встречи,
Как тонущий хватается за круг.

0 комментариев

  1. yuliya_teodorova

    Написано гладко, но «Дама с собачкой» лучше… :)))
    Зачем брать такие заезженные, избитые темы?!
    «Как в море корабли», «тону в слезах», «мой милый друг» — просто штампы, которые лучше бы в таком красивом стихотворении не использовать!

Добавить комментарий

Курортный роман.

Посвящается Дворяниновой Валентине(тете)

Валюша-девушка молодая.
В Сочи отдыхала.
Бойкая,стройная и веселая.
Гуляла,загорала.

С парнем познакомилась.
Длился курортный роман.
Обнималась,целовалась.
Уходила гулять в туман.

Быстро время пролетело.
Назад надо возврашаться.
Не знала,что залетела.
И стала с ним прощаться.

Через некоторое время.
Сына она родила.
И несла одна это бремя.
За другого замуж не пошла.

Ну,а папочка.
Ничего о сыне не знает.
У него давно другая.
О романе не вспоминает.

Добавить комментарий

Курортный роман.

Посвящается Дворяниновой Валентине(тете)

Валюша-девушка молодая.
В Сочи отдыхала.
Бойкая,стройная и веселая.
Гуляла,загорала.

С парнем познакомилась.
Длился курортный роман.
Обнималась,целовалась.
Уходила гулять в туман.

Быстро время пролетело.
Назад надо возврашаться.
Не знала,что залетела.
И стала с ним прощаться.

Через некоторое время.
Сына она родила.
И несла одна это бремя.
За другого замуж не пошла.

Ну,а папочка.
Ничего о сыне не знает.
У него давно другая.
О романе не вспоминает.

Добавить комментарий

Курортный роман

Очень короткая повесть.

Длительные «автономки» советских подводников заканчивались обязательным отдыхом в санаторных здравницах. Как правило, весь отдых сводился к экскурсиям личного состава, да жизни на берегу по распорядку выходного дня. Медицина отделывалась беглым осмотром моряков, прописывая «нарзан» и витамины. Командир и старпом использовали особенности своего положения и в санатории с экипажем не ездили, а отдыхали семьями, как в дополнительном отпуске. Командующий флотом в недавнем прошлом сам командовал подводными лодками и закрывал глаза на некоторое отступление директивы Главкома и начмеда ВСССР, полагаясь уже на свой опыт.
Остальные офицеры, в отсутствии высокого начальства, здоровье не поправляли, а усугубляли. У американских оппонентов требования медицинского освидетельствования после длительных океанских походов неукоснительно соблюдались всеми сродни космическим экипажам, независимо от звания и должности.

— Кто у кого слизал идею «про отдых» остается догадаться с трех раз! — Размышлял капитан — лейтенант Виталий Старов, пересчитывая в волнении оставшиеся деньги, предоставленные суровым тестем в долг в целях покупки мутоновой шубы для своей любимой и единственной дочери, то есть Натальи Старовой.
— Столь дефицитный товар для нашей страны не может служить зимней формой одежды жене младшего офицера в принципе, — подвел итог на последнем «червонце» Виталий, и начал собираться на экскурсию к камню, на котором поэт писал про одинокий парус.

Матросы под руководством замполита стали взбираться в полуденный зной на гору, а Старов устремился к питейному автомату напротив. За двадцать копеек чудо — техника выдавала стакан хорошего вина. Кипарисы, словно часовые вдоль узенькой улочки, стояли на страже автоматов, у которых кроме Виталия никого не было. Человек-шар в короткой импортной безрукавке с синими от наколок руками выкатился из магазина и устремился к оранжевому автомобилю марки Форд, таращившемуся фарами на Старова. Утолив жажду, Виталий шагнул в затемненное пространство огромного магазина с маковкой старинного культового заведения.

Первую половину магазина заполняли вешала и полки с разноцветным заморским тряпьем, а вторую стеллажи с редкими книги и пластинками. Посредине небольшого круга света, падающего сверху из купола бывшей церкви, в центре зала сидела в черном одеянии старуха и держала в руках кота. Кот довольно жмурился, когда его гладили длинные костлявые пальцы, так похожие в пучке солнечного света на корни сухого дерева. Старуха не отреагировала на громкое «здравие желаю» единственного посетителя. Прикрыв глаза, она ласкала крупного котяру, стриженого зачем-то под пуделя.
Старову осталось пожать плечами и начать увлеченно рассматривать книги, с трепетом снимая с полок фолианты Ефремова, Куприна, Ж. Верна… Глаза разбегались, а книги уходили стройными шеренгами ввысь и превращались в единый ковер дорогих переплетов. Обернувшись, словно кто-то окликнул его, Виталий увидел между толстыми томами Фаулза и Ахматовой, золотые буквы: «МИХАИЛ БУЛГАКОВ» и обмер.

В голове колыхнулась яркая картина ленинградской лаборатории НИИ подводного кораблестроения. Впоследствии Виталий долго не мог забыть теплую атмосферу с молодыми учеными — сверстниками; веселое обсуждение изумительного лозунга под чай с коньяком: «Сделал дело — не забудь уйти», красовавшимся кумачом на входной двери…..Неожиданно Старов вспомнил щемящий запах духов «Опиум» милой Лизоньки, позвавшей к микроскопу, пока после чаепития механик и их зав.лаб углубились в проблему доработок гидравлики первого отсека. Перед глазами бежали мелкие строчки самиздатовского «Мастера и Маргариты». Виталий с жадностью пожирал их, впадая почти в гипнотический транс от прочитанного, от состояния неведомой свободы удивительной лаборатории. Механик уехал. Они с Лизой остались. Виталий под утро дочитал роман, и они брели с девушкой по Заневскому, взявшись за руки. Говорили о писателе, о его безумной смелости написать такое произведение в условиях сталинского режима; осторожно дотрагивались до чуждой тогда темы о Пилате; весело вспоминали о проделках великого мистификатора в Театре Варьете. Старов громко декламировал полюбившиеся строки: «Лгут обольстители-мистики, никаких Караибских морей нет на свете, и не плывут в них отчаянные флибустьеры, и не гонится за ними корвет, не стелется над волною пушечный дым». Лиза мило смеялась, и было хорошо, как бывает хорошо, только двоим молодым людям в белые ночи города на Неве.
Дурачась, старлей с таинственным видом высказал предположение, что Воланд — генерал КГБ. Шутка не прошла, глаза девушки сделались серьезными, взрослыми и вмиг уставшими:
— Вы либо, дурак, либо провокатор! — Каблучки зацокали по мокрому асфальту. Старова хватил столбняк от ее резких слов, и он остался стоять посреди улицы с открытым ртом. Девушка, не оглядываясь, свернула в черный проем арки и исчезла навсегда, а с ней улетучился и едва уловимый аромат духов, оттеняющих ее природную нежность.

Предавшись воспоминаниям, Виталий с восхищением рассматривал волшебную книгу в черно-золотом переплете и не услышал легкого звона дверного колокольчика.
— Вы любите Булгакова? — приятный грудной голос за спиной заставил оглянуться.
Завитой рыжий локон выбился из под шляпы с большими полями. Часть лица с нежным изгибом высокой шеи в дорогом колье, слегка полноватые руки в белых перчатках до локтей, тонкая талия, глубокий разрез вечернего платья волновали мужиков всегда. Об особой сексопильности, а главное о вожделении ее, как женщины, она моментально прочла в восторженном взгляде, который медленно раздевал. Видимо симпатичный парень знал толк в любви и ее производных, если умел так смотреть на незнакомок. Открытие подобного не обидело, а наоборот порадовало! Влюбленность на юге, как преамбула курортного романа, при разнице в возрасте полов заканчивается только постелью. Они знали, что это должно произойти непременно, но светский вид дамы и воспитание советского офицера обязывали их выдержать рамки приличия.
— Любить или не любить произведения Булгакова нельзя. В них заложено непостижимое таинство, — он начал фразу машинально, соображая только лишь об очередной искрометной близости. Совершенно оригинальная для сравнения мысль скользнула в большом полушарии и чуть не сорвалась с уст: «Так гардемарины влюблялись в Великую Елизавету», но его перебили.
— О— о, Вы актер или писатель?
— Нет к сожалению. Капитан — лейтенант, в звании вся профессия.
— Просто женщина и хозяйка этого заведения, — красивые губы разомкнулись в милой улыбке.
— Галина Михайловна.
— Виталий, — поклонившись, Старов прикоснулся губами к запястью. Мозг судорожно работал в одном направлении: «Все присказки, сказки, легенды о страсти и чувственности бальзаковских женщин сплелись в одну паутину, в центре которой оказался он. Только не упустить. Не сказать глупость и не допустить пошлости!» — Боже, только не это! — И Старов сунул руку в карман.

— Гала, Галчонок мо—эй! — Громкий начальственный голос с кавказским акцентом требовал: «Ма-ма, гдэ О-нэа?
Виталий выпрямился и сквозь проем в книгах увидел взметнувшееся в их сторону корневище длинных пальцев старухи.
Человек — шар стремительно развернулся и покатился в тень книжного раздолья.
— Племянник от первого брака — Виталий! Знакомьтесь. Мой муж Серго Георгиевич! — Ее голос был спокойным и ровным.
Снизу вверх на Старова смотрели пронзительные маленькие глазки. Рука невольно оказалось в сильных и горячих ладонях, встреченных кавказским рукопожатием.
— Виталий морской офицер. Капитан — лейтенант. Отдыхает в местном санатории. Очень любит книги.
— Да, особенно Булгакова. В Мурманске его книг не достать
— До — стать можно все, если сильно за — хо — теть, — пропел Шар и обвел руками пространство. — Я видел на фотографии вашего дядю. Он был достойный человек?! — Взгляд-буравчик пронизывал.
— Какого лешего я здесь ломаю комедию! Какой племенник, какие родственники, и где? Извиниться, уйти немедленно…, — но бросить женщину, которую уже раздел, пусть пока в мыслях, Старов не мог в принципе.
Пауза затягивалась. Из прекрасных глаз в обрамлении милых морщинок на Виталия полилось столько нежности, капризного укора и обаяния, что он просто не мог не подыграть и, как бы раздумывая, заговорил: «Вполне, вот с волей…»..
Она, одарив находчивого офицера благодарным взглядом, взяла его под руку и громко сказала: «Брат моего первого мужа, Александр, пусть земля ему будет пухом, прояви волю, и, брось злоупотреблять алкоголем, возможно из рядового журналиста одного из Ленинградских журналов мог стать редактором Невы».
— Боже, такой женщине следует служить в разведке — с восторгом подумал Виталий и чуть посильнее, чем того требовал этикет, прижался спиной к высокой груди.
— Да, там где кончается воля, начинается бэз — волее! — Палец вскинутой руки подлетел к самому носу. Затем рука — кувалда опустилась на плечо Старова: «Хорошо Виталий, дарю вашего Булгакова и приглашаю в гости к моим друзьям. Поед — эм крестить внука одного замечательного человека!»
— Простите Серго Георгиевич, но у меня иные планы на вечер, тем более, что замполит экипажа…., — Старов попытался вежливо отказаться. В маленьких глазках Серго проскочила искра удивления, и он процедил сквозь зубы: «От моих приглашений никто не отказывается. Гаэлла, объясни своему плэмя — нику о правилах поведения в нашем доме! И еще Виталий с Вас хороший тост. Тост для Кавказа, что морэ для моряка!»
Старов почувствовал несильный толчок в бок.
— Простите и не сердитесь, мой отказ мнимый. Форма этикета, если позволите. Не более того. Я давно хотел побывать, допустим, на грузинской свадьбе, а здесь такой случай. — Спасибо. Только надо съездить в санаторий переодеться, а то…, — Виталий оттянул футболку и виновато улыбнулся.
Взгляд потеплел, и человек- шар ласково потрепал Старова за шею: «Выглядишь, как хиппи. Парадную форму одень и приезжай на 10 киломэтр по дороге к Бештау. Знаешь? Гэлла, дай Виталию свою машину. Мама, собирайтесь едем!».
Она протянула ключи, чуть дольше положенного задержала его ладонь и тихо сказала: «Я буду ждать».

Стриженый кот юркнул на половину с книгами.
— Как он ее назвал? Прозвучало как Гелла. Ге — лла, где он слышал это имя? — Виталий пытался вспомнить; сделал шаг назад; раздался дикий кошачий вой. Нога судорожно дернулась с мерзкого хвоста; книга выскользнула из подмышек и, раскрывшись, рухнула на пол.
-Господи, ну сколько раз эту женщину можно просить не оставлять Артемона без присмотра в зале. Он распугает всех приличных покупателей. Простите, мой мальчик! — Она махнула Виталию и заступила за стеллаж, ближе к солнечному кругу.
Старов бережно поднял книгу. В глаза бросились строки на открытой странице: «Глава 24. Извлечение Мастера»
— Спасибо за подсказку. Вот и Гелла, — поцеловав, черно-золотистый переплет книги, Виталий устремился к выходу. Уткнувшись бампером в громадный Форд, его поджидал у магазина красный «Жигуленок». Все девятки номера говорили об избранности хозяина авто.

В окружении серебристых елей, в прохладе ниспадающей с гор, на ярко совещенной террасе бархатистый голос французского шансонье заставлял медленно двигаться красивые пары. Одна из них была особенно хороша. Почти в профессиональном танго стройный капитан -лейтенант в белоснежной тужурке вел в танце изумительную партнершу. Все знали, что ей около 35, но бархатная кожа, роскошные рыжие волосы, грация волновали молодых и пожилых, заставляя напрочь, забыть о ее возрасте. Узкий круг присутствующих гостей знал, что третий год подряд, они будут скоро отмечать 39-летие прекрасной Галины Михайловны.
— Нравится, кацо? — Серго, обняв за плечи седовласого, крупного старика со значком лауреата государственной премии СССР на лацкане дорого пиджака, налил в высокий хрустальный фужер рубинового вина.
— Она, божественна, правда!
— Браво! — Гости встали за столом и восторженно зааплодировали. Взявшись за руки, Старов и Галина Михайловна театрально раскланявшись, под несмолкающие аплодисменты заняли каждый свое место за большим, мастерски сервированным столом: она подле мужа по правую руку от властного старика, а Виталий в дальнем конце стола между директором музея и его дочерью, старой некрасивой девой.
Серго поднялся, его мощный торс, затянутый в фиолетовый пиджак, закрыл зарумянившееся лицо жены, и только ее пальцы выдавали волнение легким постукиванием по салфетке.
— Друзья, слово предоставляется племяннику моей супруги — подводнику с Северного флота капитану-лейтенанту Виталию Старову.
Он отчетливо услышал наступившую тишину. В голову ничего не приходило кроме строк Булгаковского романа, прочитанных накануне: «Слушай беззвучие….Я знаю, что вечером к тебе придут те, кого ты любишь..». Виталий понимал, что понравившийся тост расположит к себе сурового Серго и притупит его бдительность. Дальнейшее развитие событий представлялось смутно. Одобряющий взгляд вынырнул из под малинового пиджака, и капитан — лейтенант заговорил: «Для меня, по сути странника, в силу профессии, каждый город имеет то лицо, какое имеет мечта его жителей, то родное для всех нас, что составляет нашу, самую сокровенную мечту — мечту о вечной жизни и любви, — его сильный и чистый голос несся в ночи, — большой любви к Родине, родителям, женщине и конечно детям. За дорогого малыша, маленького Иосифа — внука многоуважаемого хозяина удивительного города, лауреата государственной премии СССР, Ираклия Аркадьевича Гурами!»
Старик принял капитан-лейтенанта в объятия и, троекратно расцеловав, громко обратился к гостям: «Благодарю за поздравления и добрые слова! Вы, товарищ капитан-лейтенант, можете каждый год приезжать в наш город! Считайте с сегодняшнего дня себя его почетным жителем, пока я здесь градоначальник. А захотите перевестись на Черноморский флот, поможем!»

Она стояла спиной, прислонившись к Кипарису, уходящему в черноту ночи и смотрела на остров света, богатства и веселья. Голова от выпитого слегка кружилась, а шея, грудь горели от страстных поцелуев этого сумасшедшего подводника. Грусть — спутница женского возраста тихо нашептывала внутри: «Ты хороша, востребована, тебя можно любить еще. Твое тело забыло настоящую нежность, но возможно это последний шанс не упусти его….»
-Муж, а что муж?! Ее держит давно подле него только страх, привычка и деньги.- Галина Михайловна зажмурилась; выжатая слезинка скатилась по щеке; она глубоко вздохнула и пошла навстречу гостям, спускающимся с террасы к фонтану.
В беседке пьяный Серго уже без малинового пиджака, обняв двух молоденьких племянниц Гурами, кричал: «Девушка не умеющая приготовить мужчинам Хаш не имеет права выходить замуж».
— А, что такое Хаш, дядя Серго, мы не — мес — тные, мы мос — ковс — кие! — Девчонки весело смеялись.
— Нэучки. Чему Вас учат в столице нашей Родины. Вай! Хаш, этот дивный спутник солнечного утра, когда весь организм просит утешения после трудной праздничной ночи, этот шедевр похмельной кулинарии, приправленный остреньким соусом с маленькими песчинками черного перца! Посы—паэм, посыпаем! -по ночному саду разлетался в разные стороны девичий визг и смех.

Старов, уединившись среди благоухающих роз цветника, разбитого в торце двухэтажного белокаменного особняка, лежал на скамейке и смотрел на россыпь звезд. Его парадная тужурка обнимала диковинный куст в лучах падающего от дома света, наполненного весельем. Мысли разбегались, и собрать их Виталию не удавалось. Галина, оставшись на этой самой скамейке с ним наедине, дала возможность целовать себя. Распалив его страсть, она ударила Старова по рукам, когда он в глубоком разрезе платья подобрался к кромке чулка. Вторая попытка закончилась тем, что Галина Михайловна молча встала и ушла.
— Виталий поднимайтесь ко мне в кабинет. Там за углом лестница, если Вам ближе по понятиям — то трап. Я жду Вас! — Створка открытого окна захлопнулась, и седая голова хозяина дома скрылась за портьерой.

Провалившись в мягкое кожаное кресло, Старов впервые в жизни пил настоящий кофе. Гурами подошел к бару, достал коньяк, маленькие стопки и громко сказал: «Знаете, Виталий, счастливый человек по настоящему тот, который может сказать правду, а Вы всегда как офицер говорите правду?» Старов подхватил дольку лимона и, не задумываясь, ответил, что не всегда. Седые брови удивленно поползли вверх.
— Уважаемый Ираклий Аркадьевич, если совершенно искренне — врать приходиться, чтобы не быть белой овечкой. К сожалению, но на флоте теперь так! Вас интересует, что связывает моряка — подводника и Серго, судя по его не боцманским наколкам, человека с криминальным прошлым?! Докладываю, что оказался в вашем гостеприимном доме исключительно по воле Галины Михайловны. Всего восемь часов назад я встретил ее впервые в магазине, когда рассматривал немыслимо дефицитные на севере книги. Совершенно неожиданно меня представили Серго Георгиевичу, как племянника первого мужа только за тем, чтобы пригласить к Вам, но…, — осторожно начал Виталий, полагая, что Старик видел любовную сцену, а теперь, уточнив по телефону, что капитан — лейтенант не политработник и не особист, даст команду, выбросить его за ворота. Картина печального завершения вечера была ужасающей. Выхода не было, оставалось лишь рассказать правду и просить дать возможность уехать без скандалов.

Старик действительно наблюдал из окна и видел Галину. Оставив молодые пары, она быстрым шагом направилась в глубь сада. Кто был ее избранник на сей раз, Гурами не знал. Неожиданный гость сам раскрыл тайну, не ведая, что принес своими откровениями тихую радость старику. Тему замяли, и разговор перешел на творчество Михаила Булгакова. Рассказчик Ираклий Аркадьевич был великолепный. Он повергнул в шок изумленного Старова о неизвестной стороне жизни великого, но недоступного пока писателя — о его пристрастии к наркотикам.
Виталий, слушая ровный голос с небольшим кавказским акцентом, понимал, что сделал все правильно.
— Удивительную женщину осталось забыть, памятуя о человеке — шаре с его звериной хваткой. Здоровье и честь дороже, — Виталий увидел себя со стороны в грязной тужурке, перепачканной кровью и содрогнулся.

Присев на край большого дубового стола, Гурами рассуждал: «Иешуа в романе Булгакова — это не библейский Иисус, он обычный человек, немного странный и совсем не злой, который смертен и испуган перед властью римского прокуратора. Однако это не мешает ему говорить только правду, ибо ложь, по его мнению, тяжкий грех, даже во имя спасения самого себя. Вера в добро главное определяющее качество Иешуа. Его главный постулат — человек вышел из рук создателя добрым: «Злых людей нет на свете, есть люди несчастные».
Он замолчал, потом мягко сказал: » У вас впереди долгая жизнь. Не растрачивайте ее напрасно, потому что несчастными мы себя делаем сами. Я старый человек, вижу, что Галину снова попутал бес. Она взялась искушать, чтобы погубить хорошего человека. Держись от нее подальше, сынок. Ее красота дьявольская, по себе знаю. Теперь тому расплата за страсть пятилетней давности, — Гурамми тяжело вздохнул и с горечью уточнил, — в необходимости приема в своем доме криминального авторитета, который напоминает еще одного героя романа «Мастера и Маргарита».

Дверь кабинета без стука открылась, вошла мать Серго. Она наклонилась к уху старика и тихо заговорила по — грузински, не отрывая пронизывающего взгляда от Старова, потом, пригрозив ему сучковатым пальцем, скрипучим голосом проклокотала: «Держись от Геллы подальше, плэ —мя — ничек!»
Виталий вскочил, заливаясь краской, но Гурами властно приказал ему сесть. Затем выпроводил старуху из кабинета, извинившись, быстро набрал номер телефона: «Да машину подать, как обычно к трапу»!

Виталий Старов проснулся от стука. Тарабанил заместитель командира по политической части и орал на весь коридор санатория: «Открывай, пьянь! У тебя через час политзанятия с матросами». Пришлось вставать. Утро несло радость курортного города в открытое окно разноголосицей отдыхающих. На подушке в лучах солнца играл рыжий локон. Виталий аккуратно взял его в руки и поднес к губам, нежный запах духов «Опиум» заставил улыбнуться. На подоконнике лежала книга в черно — золотом переплете.
Старов открыл дверь. Ворвался грузный замполит и начал размахивать руками: «Нарушаете, товарищ капитан лейтенант! Где были сегодня ночью?!
— У Воланда в гостях!
— А кто это? — Замполит уселся толстой задницей на половину кровати, еще хранившую тепло ее тела, прихватив со стола бутылку «Нарзана, глотнул и приготовился слушать очередные флотские байки.
— Генерал КГБ! — С усмешкой бросил Старов и, накинув на мускулистые плечи бархатное полотенце, пошел в ванную комнату

Добавить комментарий

КУРОРТНЫЙ РОМАН

А.Н.СУТУГИН
КУРОРТНЫЙ РОМАН.

В юности я хотел быть менестрелем, ходить по пыльным дорогам и на ходу придумывать песни. Пить кислое вино на постоялом дворе после целого дня пути. Слушать местные сплетни и укрываться на ночь плащем, который количеством дыр напоминает звездное небо в ясную ночь.
А еще я хотел играть баллады на любимой лютне, петь в огромных замках, где в темных залах у жаркого камина стоят накрытые столы. И что бы за теми столами сидели ободранные принцы и короли в помятых латах.
Как много я хотел…
А стал обычным геологом.
Мы, геологи, не писатели, мы — бродяги и искатели.
Хотя писать нам тоже приходится много: полевые дневники, отчёты разные. Наверное, от частого употребления ручки и бумаги у нас и возникает иногда острое желание написать что ни будь художественное и прекрасное. Роман, там какой, или, на худой конец, рассказ. Лучше всего, конечно, про любовь, так как обычная природа перед нашими глазами и так каждый день мелькает всеми красками и всеми радугами.
Я сам частенько загорался такими намерениями и хватался за авторучку.
Роясь своих старых записных книжках, я наткнулся на начало так и ненаписанного мною романа, или повести, или рассказа…

Ты смотришь в вагонное окно, засиженное жирными мухами, и молча куришь.
Ты красива, но, наверное, в этот момент ты не думаешь о таких вещах.
Куда ты едешь? Как имя Твое?
Если я подойду, то ты посмотришь на меня таким же пустым взглядом, как и на окно.
Ты потерялась. Тебе уже давно известно, что вагонные встречи это два коротких отрезка жизни двух разных сердец, сплетенные воедино длинной нитью железной дороги.
Вот ты выбрасываешь сигарету и выходишь на мокрый перрон безымянной остановки, а я приникаю к стеклу и смотрю тебе вслед.
Ты медленно растворяешься в стеклянной пелене дождя, и мой взгляд становиться пустым.
Я стою на твоем месте и мне становиться как то все равно.
Куда я еду? Как имя Мое? Где конечная станция?
Я вынимаю сигарету и углубляюсь в дымные дебри табачного забвенья.

Правда, чаще всего дальше придумывания названия дело не продвигалось, но зато какие заголовки вытанцовывались.
Например — Лунный этюд в Сочи. Или — Южные страсти по Сухумски. Или — Скучно в городе Пекине.

Последнее название, между прочим, — класс. «Скучно в городе Пекине» – как звучит! Ну — от души жалко, когда такое название пропадает! Просто грех не написать рассказ с таким названием.
Только вот — про что?
А вообще-то я уверен, что это не рассказ, а песня. И поют ее вот так:

Ску-у-у-уушно в городе Пи-и-и-икине!
Cпя-я-ят Китайцы на мякине,
А корейцы молодцы-
Все сажают огурцы.
Два китайских мандарина бреют рыжие усы,
Для своей большой красы.
И говорит один другому.- Скушно в городе Пекине!
Cпя-я-ят Китайцы на мякине,
А корейцы молодцы-
Все сажают огурцы.
А два китайских мандарина бреют рыжие усы,
Для своей большой красы.
И говорит один другому.- Cкушно в городе Пекине!

…и так далее.

Помнится, во время моей службы в армии один старшина переплюнул великого Эйнштейна и соединил пространство со временем, приказав целому отделению рыть канаву от забора и до обеда.
Но это было давно и неправда.
Сейчас я устал от всего и всех, плюнул на работу в поле, взял очередной отпуск и стал собираться в путь.
При этом я наплевал на предупреждение отпускнику, которым его всегда пугают друзья, соседи и знакомые соседей.
Видя его намерения, они без устали твердят.- Хочешь покинуть на время квартиру, этот крохотный остро¬вок относительной безопасности? Молодец! Настоящий отпускник-путешественник. Но учти, пока ты будешь эко¬номить на сырых семечках и семейных трусах, твою квартиру могут обчистить, поэто¬му прежде чем уехать собери все ценное и продай. Помни — в пути на отдых тебя поджидают кидалы, мордалы, воры, шуле¬ра, террористы и шпио¬ны, поэтому знакомст¬ва не заводи. Старайся больше молчать.
Прежде всего подумай о вещах. Стоит ли их вообще брать, если чемодан все равно укра¬дут? Не стоит!
Езжай в отпуск без вещей, налегке.
Чтобы не привлекать к себе вни¬мания, оденься попро¬ще и тихонько лежи на верхней толке лицом к стеночке.
В дороге старайся ничего не пить — вода может быть отрав¬лена, и ничего не есть — про¬дукты могут быть испорчены.
По прибытии к месту назначе¬ния еще больше углубись в се¬бя. И не вздумай лезть в воду. Если там нет акулы, то обязательно где ни будь в укромном закутке сидит холерный вибрион, стремящийся попасть в твой ослабленный ор¬ганизм. Да стоит ли лезть туда, где можно захлебнуться и уто¬нуть?
Не спеши загорать. Загар вреден и опасен. Не исключено, что как раз над тобою уютно расположилась озоновая ды¬ра. И нещадный ультрафиолет прожигает, проникает в каж¬дую клеточку твоего больного тела.
Кроме того, ты можешь насту¬пить на ядовитое насекомое, на¬толкнуться на бешеного слона, незаметно пробравшегося из Аф¬рики. Ты можешь простудиться, так что никакая «упса» уже не выручит. Возможны также столбняк, ди¬зентерия, малярия, дифтерия, по¬ражение молнией, попадание шальной пули и ос¬колка метеорита.
Наконец, хорошенько подумай над тем, что ты будешь делать, когда вернешься домой без вещей, босиком и в чужую квартиру, так как за время твоего отсутст¬вия ее уже пере¬оформят, приватизи¬руют и продадут.
Решаешься провести отпуск вне своей квартиры? Счастливого пути!
Я всё-таки решился, купил на сэкономленные деньги путёвку в санаторий и уехал за границу, в Крым.
Путёвка у меня была обычная, поэтому мне достался номер на двоих. Вторым оказался шахтёр из Кемерово. Звали его Петро. Петро был тот ещё ходок, поэтому я его почти не видел.
Я ходком не был и обычно пел свои песни с девяти утра до вон той скалы. На скале я садился на камни и начинал ритуал поиска насчет клещей, приобретённый за годы таёжных скитаний. Эта укоренившаяся привычка опытного таёжника не оставляла меня и здесь. Во время этого занятия я пел что ни будь очень продолговатое и задушевное. Про двенадцать негритят, например:

Двенадцать негритят купались в синем море.
Двенадцать негритят резвились на просторе.
Один из них утоп, ему купили гроб.
И вот вам результат: одиннадцать негритят.
Одиннадцать негритят купались в синем море…

И что вы думаете, на двенадцатой итерации все это кончалось? Как бы не так! Вот оно замечательное продолжение:

Ноль негритят купались в синем море.
Ноль негритят резвились на просторе.
Один из них воскрес, ему купили крест.
И вот вам результат: один негритят!
Один негритят пошел купаться в море…

Так о чем я там… Да, о клещах.
Клещ распространяет одну из самых опасных для человека инфекций — энцефалит. Понятие энцефалит объединяет множество болезней, которые характеризуются воспалением головного мозга. Конечно у тех, у кого мозги есть.
У заразы несколько форм: клещевой, комариный, гриппозный, энтеровирусный и прочие. В зависимости от формы и тяжести заболевания можно либо остаться инвалидом, либо сыграть в ящик.
Я, как человек всё знающий о клещах и результатах их деятельности, по приезде в санаторий не поленился и сразу же позвонил в местную санэпидемстанцию. Там меня не утешили: клеща в здешних лесах не много, но зато местный клещевой энцефалит — самый скверный, и при каждом укусе опасность заражения очень велика.
Клещи в отпуске — это, конечно, минус, потому, что в силу укоренившейся привычки я искал их на себе и на процедурах, и в столовой, и на приеме у врача. А давеча это произошло прямо посреди местного курортного пришпекта.
Я остановился и машинально на радость окружающим запустил руку под трико, так я называю свои сатиновые шаровары.
Да, клещи — это минус, но и плюс. Из-за клещей в местный колючий лес публика практически не ходит. Поэтому туда ходил, пожалуй, только я.
Вместо лесных прогулок курортная публика до обалдения смотрит по телевизору «Богатые тоже плачут» и читает Анжелику вперемежку с Ивановым, который Анатолий. Курортная публика громко и фальшиво хохочет. Курортная публика жрет все подряд, покупает что попало, пьет и курит что попало, торчит изо всех окон, со всех скамеек, из-под каждого куста, но только не в лесу.
Курортная публика… да что там говорить — можно подумать, что вы сами не видели курортной публики!
Глядя на беснющихся отдыхающих я все отчетливее осознавал, что отпущенный человеку природой век, он не проживает, а пробегает, прожигает, проносясь через жизнь.
Если так будет продолжаться и дальше, то мы совсем скоро дождемся, скоро всё человечество станет какими ни будь наркоманами. Одни сжигают себя героином, кокаином, и прочей дурью, а другие – точно также сжигают свою внутреннюю, жизненную энергию работой, суетой, песком, просачивающимся сквозь пальцы, как бы ты не старался его удержать. И у тех и у других итог один: инфаркты, инсульты, геморрои и другие разочарования. Возможно, что еще лет 30 такого «прогресса», и первые будут лечить вторых от работамании, хлопотомании, или еще какой-то там …мании.
От таких перспектив меня слегка передернуло.
Какая разница, что тебя окружает — если ты живёшь своим внутренним миром?

В свой оплаченный санаторий я являлся только затем, чтобы поваляться в радоновой ванне, получить очередную порцию жидкости из шприца «в мягкие ткани» и порцию гнусного первого-второго-третьего в желудок.
За день я произносил всего десяток слов, и все в столовой: «Доброе утро (день, вечер)» и «приятного аппетита» (3 раза).
Вот чего мне всегда не хватает в отпускной жизни — так это одиночества.
Лет пять назад я вполне серьезно узнавал у юристов, за какие деяния сажают в одиночную камеру. Только там можно почувствовать всю прелесть отсутствия общения с надоедливыми окружающими. Но к великому сожалению оказывается, у нас это не принято.
Поэтому целыми днями я шлялся по редкому и колючему лесу, находя удовольствие в пении идиотских песен, и отдавался постыднейшему из своих пороков: сочинению стихов.
Графомания — это болезнь, и болезнь позорная, вроде недержания мочи. К тому же она практически неизлечимая.
Вообще в жизни я придерживаюсь правила «не умеешь — не берись». Но с моей музой шутки плохи: это вам не слабое создание, бряцающее на лире. Моя муза крепкого сложения, яростная и неутомимая. Она извещает меня о своем приходе: часа за четыре где-то в горле начинается щекотание, и кто-то внутри меня похохатывает, как похохатывает человек, читая, скажем, «Двенадцать стульев» — несильно, но постоянно.
К посещению музы я обреченно готовлюсь: расчищаю вечер, готовлю бумагу, запасаюсь стрежнями. Муза, как правило, врывается, смеясь и тряся своими персями. Почти мгновенно её смешки перерастают в сатанинский смех, и начинается оргия творчества.
Теперь я не тварь и вошь, я бог, создающий миры. Я создаю их, вижу содеянное, и говорю, что это хорошо. Строчки прут из меня, как… Прошу пардону, но самое точное сравнение оказалось не самым аппетитным. Но оно все-таки самое точное, потому что утром я все это брезгливо перечитываю, приговаривая.- В сортир… В сортир… И это — в сортир…
Ну, посудите сами, куда годится, например, такое:

На берегу пустынных волн
Сидел я, дум великих полн.
За мной закат в сто солнц горел,
А я сидел, сидел, сидел…
А прямо в ноги бил прибой,
А чайки реяли гурьбой,
А я сидел, сидел, сидел,
И в даль далекую глядел!
Сидел я, дум великих полн,
На берегу пустынных волн…
Чего же я такого съел,
Что, сняв штаны, весь день сидел?

Ну, куда это годится, кроме, как в сортир?
Я уж не говорю о том, что, за исключением двух-трех строк, это сплошной плагиат. И можете ли вы представить чаек, которые гурьбой реют? Бред какой-то.
А вот еще. Это уже подражание датской поэзии: по вирше на каждую лечебную процедуру.
Знаете ли вы, что такое циркулярный душ? Нет? Вам крупно повезло: это нечто среднее между душем и циркулярной пилой.

Я был зеленым и невинным,
Я был к тому же сир и наг,
Когда открыл я дверь в кабину,
Когда сестричке подал знак.
Сестричка ухмыльнулась криво,
Открыла вентиль, и по мне
Хлестнуло из десятков дырок:
По животу и по спине!
О, как я, братцы, извивался,
В своих обманутый мечтах!
О, как же душ в бока впивался,
Ну, а всего больнее — в пах!
Я выл, орал, искал дорогу
Туда, где я бездушно жил…
Но медсестра сказала строго,
Что душ — полезен для души!
Она сказала: в жизни тоже
Обычно бьют со всех сторон!
Она сказала: ты, похоже,
Не только в душе не силен!
Я, точно, жил не так, чтоб очень:
Все норовил и вам, и нам…
Я был любитель до обочин,
И до разделов пополам.
Ах так?! Хлестнул словцом душонку,
И в струи смело я вошел,
Прикрыв ладонями мошонку,
А также — кое-что ишшо!

Что-то в моем творчестве появились фаллические мотивы.
Я полагаю, что это — тлетворное влияние Запада.
В промежутках между процедурами я иногда заглядывал в видюшник, а там крутили одну эротику: чего же еще крутить на курорте?
Свежие идеи, увиденные там, я, кстати, брал на заметку, чтобы, вернувшись, домой их непременно использовать.
Я отчетливо представлял себе, как это будет выглядеть.
— Ты где был,- скажет жена.- На курорте или на курсах повышения квалификации?
— На курсах,- хмыкну я.- Вечером теория, ночью практика.
И пусть она догадается, шучу я или нет.
Самое смешное — что шучу.
А вот мой сосед по комнате, Петро, в комнате почти и не бывает. А когда бывает, делится впечатлениями.
— Ну,- воодушевленно говорит Петро.- Помогает она так, только треск стоит. и слышь, Коля, платочек носовой подстелила, чтоб простыню не замарать!
На этот раз он это о носатой расплывшейся бабище неопределенного возраста.
— Петро,- говорю я ему.- Ты бы хоть количество качеством заменил, что ли!
— Тебе врачи какой режим прописали? — спрашивает Петро.
— Щадяще-тренирующий.
— А мне — постельный! — хохотал Петро, чрезвычайно довольный собой.
После чего он валился на койку, и, хлопая себя ладонями по волосатому пузу, блажил.- Белокуриха-река, быстрое течение! А радон для мужика — это не лечение!
— Ну, ты и стрелок, Петро!
— А что… Я соколу на лету яйца отстреливаю.
— Я что-то соколов с яйцами не видел.
— Потому и не видел…
Эх, Петро! Похоже, он даже и не догадывался, что настоящие Мужские достоинства не между ног висят, а находятся в основном совсем в другом месте. Но дело даже не в этом.
Вот стоит троллейбус, вот бежит отдыхающая здесь гражданка. Успела. Отпыхивается. Бросилась на шею какому-то мужику. Смеется. Счастлива. И вот за это мне ее хочется придушить: за то, что для счастья ей надо так мало.
Как-то на второй или третий день отдыхал я после радоновой ванны, и вышел, сонный, в коридор. Солнце било прямо в глаза, а между мной и окном следовала куда-то в неизвестное особь женского пола.
— О, какие тут мужчины скрываются! И что же они тут делают?- заворковала особь.
И так ее силуэт был строен и изящен, и так пышны волосы, и такой грудной у нее был голос, что я не успел сгруппироваться, и тоже начал весьма игриво.- Они там лежат и ждут…
Но тут мы вошли в полутемный переход, и я увидел ее морщинистое лицо, и на полуфразе свалил налево. И правильно сделал, а то был бы изнасилован прямо в коридоре.
В другой раз я возвращался из леса, когда танцы отдыхающих были в разгаре, и дернул меня черт посмотреть на этот невольничий рынок. Был как раз белый танец, и я был немедленно тут же немедленно приглашен, хотя и был в кедах и футболке.
Хотя я усиленно врал, что не умею, но так и не отбился от претендентки на моё тело.
Я топтался четыре с половиной минуты в обнимку с чем-то тестообразным, отвечая на вопросы в соответствии со святым писанием: И пусть будет ответ твой на вопрос да — да, на нет — нет, а что сверх того — от лукавого. Хотя даже если бы у меня под руками билось в тот раз что ни будь более стройное и упругое, результат был бы тот же. Отощавшая корова ещё не трепетная лань.
Или вот три тетки — соседки по столу в столовой. Они за меня сильно переживали и считали, как я теперь понимаю, не то импотентом, не то голубым.
Одна, не помню, как её звали, по три раза в день с удовольствием выдавала подробные сводки со своих любовных фронтов. А их, как выяснилось, она открыла сразу два. Так вот, она спросила меня напрямик.- Ну а вы, молодой человек, что все один да один?
— А вы что? Хочете?- спросил я.- Тогда приходите…
Вот так и выдал: хочете, а не хотите. Для большей усвояемости. Любимая манера — прикинуться валенком. Ну и. конечно, добился своего: она сразу же перестала со мной разговаривать. И очень хорошо. А то скоро она начала бы мне рассказывать, какими именно из 296 различных способов, простите за фривольность, ей там щекочут клитор. Не уверен, что это хорошо сказалось бы на моем аппетите.
Другая тетка, тоже забыл, как её звали, потом выговаривала мне, что отдыхать одному неприлично, не логично и не практично.
Ну, к этой я относился более или менее нормально, поэтому я ей и сказал нормально.- Разводите тут любовь с большой дороги. Цветы, свидания, измены — прям, как на самом деле.
— А вы знаете,- сказала эта тетка, забыл, как её звать.- Муж-то мой мне ласковых слов не говорит.
— А этот,- сказал я.- Для души говорит или для дела?
— А мне-то какая разница,- сказала она.
Ноу комментс.
Некоторые историки живописи уверяют, что идеальную красоту молодой женщины создал древнегреческим художник Зевксис, живший аж в конеце пятого века до нашей эры. Его портрет назывался «Прекрасная Елена».
Для написания этого портрета греческие колонисты из города Кротона в Калабрии пригласили к себе Зевксиса, находившегося тогда в Эфесе, оплатили все дорожные расходы и оказали ему царские почести. По требованию художника собрали всех красивейших девушек Кротона, из которых он отобрал пять натурщиц.
С каждой из них он списывал определенную часть тела. Так был создан изумительный портрет… Предметы, изображенные на картинах Зевксиса, казались настоящими. На кисть винограда даже слетались птицы, чтобы поклевать ее.
Все творения Зевксиса из Греции попали в Рим, а затем — в Константинополь, где впоследствии погибли в нескольких пожарах…
Но я отвлёкся.
В тот раз, отправившись на очередной променаж, на скалу-то я сел, а вот поискаться насчёт наличия клещей мне так и не удалось. Не успел я залезть рукой под резинку шаровар, как в зоне прямой видимости совсем некстати показались две мадамы. Одной, рыжей, было недалеко за тридцать и, кстати, у нее присутствовала очень даже не плохая попка.
Второй было далеко за сорок, но она тоже была еще очень даже в форме и формах.
И как их только занесло сюда в этакую рань?- подумал я.- Не дай бог, загрызут.
Порассуждать на эту тему мне дальше не удалось, так как мадамы были уже совсем рядом.
— Вот эта, которая постарше, сейчас вцепится,- подумал я.- Технология знакомства у всех их одинакова и такова: Вы не знаете, как пройти до скалы Четыре Брата? А технология мужская такая: Как, вы еще не были на Ай Петри?
Я оказался, как всегда, прав. Подойдя к месту моей отсидки, та, которая была постарше, так и спросила.
И где была моя голова: я не стал отрицать, что не был и иду туда же. Чтоб она провалилась, тыдра!
Тут же начался второй тур: Где-то мы с вами виделись будто…
Она протянула мне левую руку.
Я не понял и пожал её.
Дурак!
Жизнь наша богата нюансами оттенков. Душа оттаяла, мозги в прострации…
Если женщина хочет, чтобы при встрече с ней мужчины целовали ей руку, она должна подавать им обязательно не правую, а левую руку. Правую руку мужчина может только пожать, а для поцелуя предназначается только левая.
Я, правда, быстренько очухался и вежливо, неназойливо спросил.- Как зовут-то красавиц? И какая статья? Ну и, конечно, срок. В смысле — сроки.
Известно, что сроки отдыхающих, если они хотят что-то поиметь друг от друга, должны максимально совпадать. А то сделаешь заход, а партнерша завтра уедет.
Второй тур начался, и я гаркнул, как в зоне на разводе.- Николай Старков, остеохондроз, десятое пятого тире третье шестого.
Старшая озадачилась, а младшая мило так ухмыльнулась. Оценила, значит.
Ух ты, да мы, кажись, с интеллектом!
И если бы вы только знали, какие она имела волосы! Ах, какие рыжие! Да какие яркие! Да какие густые! Глядя на них, у любого мужика затрепетало бы что-нибудь, не в груди, так в штанах!
В голове моей тут же сформировалась мысль: Была ли у тебя когда-нибудь рыжая женщина? Нет?! Ну, и не будет. Однако, чего это ты раздухарился? Тем более — на лицо она всё-таки подкачала. Кожа так себе. И нос… Ну, в общем, не фонтан она Бахчисарайский. Особенно нос.
Правда, соседа моего Петра это бы не остановило.
Петро сказал бы.- С лица воду не пить.
— Да и потом,- сказал бы Петро.- В любой бабе главное не формы, а содержание. И на голом полу можно спать, если он противоположный.
Великий и мудрый Петро!
— А не приобщиться ли мне к великому и всемогущему кобелиному племени,- подумал я.- А не распустить ли хвост веером, а не порассказывать ли о своих подвигах и приключениях, а не залезть ли на скалу Четыре Брата? То есть, я и так на нее каждый раз мысленно залезаю, но это для себя, а тут восхищенные зрительницы, и я будто бы оборвусь левой ногой…
Позднее, вспоминая этот вечер в мельчайших подробностях, я так и не смог вспомнить, что меня подтолкнуло, зачем я сделал то, о чем еще за минуту даже и не думал. Ведь я приехал сюда в поисках одиночества, и ещё несколько минут назад мне никого не хотелось видеть, ни с кем не хотелось общаться, даже с близкими, любимыми людьми.

В искушениях всяких и разных
Дух и плоть искушать ни к чему;
Ничего нет страшней для соблазна,
Чем немедля предаться ему.

Эрзац. Кофе из овса. Да, но иногда пьешь и из овса. Хочется чего-нибудь такого. Земного-земного. Особенно если под рукой нет небесного.
— Рожденный ползать летать не хочет,- подумал я.- Ждите, так я и полез вам на скалу.
Но, не успели мы подойти к Четырем Братьям, как эта рыжая рванула вперед и, как ящерица, пошла вверх. Мама моя, как она прошла карниз! Я сразу же понял, почему бог подарил человеку конечности. Конечности появились, потому что по суше было неудобно ходить в ластах…
Я смотрел на неё и думал.- Удивительно, как такие великолепные стройные и красивые ножки могут нести на себе такие ловкие и сильные руки.
Мне теперь — хошь не хошь, нужно было тоже идти, и тем же маршрутом.
Даже случайные спутники, преодолевая долгущую и многотрудную дорогу, поневоле сближаются. Главное быть вместе. Вернее, рядом. Нам обязательно нужен первоначальный контакт, после которого всё сразу же упрощается и облегчается. Вот он – этот момент.
— Действуй,- сказал я себе.- Ничего лучшего ты всё равно не придумаешь.
И я полез.
Когда у тебя возникает желание что-то сделать, нужно немедленно принимать решение и не ждать, пока это настроение пройдет.

Глядя снизу вверх на двигающуюся предо мной скалолазку, я всё отчетливее ощущал, что обтягивающий её материал очень выгодно подчеркивает все многочисленные достоинства великолепной женской фигуры. Особенно сзади. И особенно в нижней её части. Казалось бы всего-навсего две небольших упругих округлости.
Но когда они в непосредственной близости от твоих глаз, совсем рядом и так упоительно колеблются!
Я почувствовал, что уровень моего интеллекта внезапно существенно понизился. Сколько будет семью восемь я не смог бы сказать сейчас даже по приговору народного суда.
Иногда полезно заниматься психоанализом. Копаться в первоистоках своих дегенеративных поступков.
Но скалолазка резко повысила темп подъема, и я уже не смог любоваться этим обворожительным зрелищем, а интеллект пришел в норму.
Тем более, что скала стала ещё круче и сложнее.
Почему-то вспомнилось объявление из какого-то юмористического журнальчика, прочитанного в дороге: Продаётся парашют. Новый, в упаковке. Ни разу не открывали. Использовался всего один раз. Немножко запачкан.
В детстве вы начинаете ходить на четырех конечностях, потом на двух, а дальше у кого как получится.
Я лез и твердил про себя.- Только стоящий не споткнётся, только лежащий не упадёт. Возьмём с собой в будущее всё хорошее из прошлого, а настоящее посвятим извращениям! Я знаю технику безопасности, как свои три пальца! Еще миги и буду я скользить по наклонной плоскости, как дермо по канализации.
Когда я, вспотевший словно рак в кипятке, вылез наверх, она спокойно сидела на большом камне и насмешливо наблюдала за моими усилиями в покорении скалы.
— И где это вы так научились бегать по вертикальным стенкам,- спросил я, с трудом переводя дыхание.
— В Царицыно и на скальном тренажере,- ответила она.
— Вы, наверное, чемпионка чего ни будь,- продолжил я, отдуваясь, и опустился на землю рядом с ней.
— Нет, но вроде бы кое что получается,- чуть покраснев ответила она.
— Ничего себе, кое что,- искренне восхитился я.- Мне бы так. Всю жизнь провёл бы на стенке. Да и в работе пригодилось бы.
— Всё шутите,- звонко рассмеялась она.- Не скромничайте, У вас тоже совсем даже не плохо получается.
— Слава богу, что жив остался, а не свалился вниз,- ответил я.- Это у моего друга получилось бы. Он мастер спорта по альпинизму.
— А вы по чему мастер?- спросила она.
— По кайлу и лопате. Моё дело копать глубже и тащить дальше. Геолог-полевик я.
— Как интересно, Наверное, не работа, а сплошная романтика.
— Точно романтика. Отдавать комарам, мошке и прочим кровососам добровольной основе свою кровушку, да месяцами сухарями желудок мучить.
Мы замолчали.
Она была восхитительна.
Я был глуп и восторжен.
Тыдра, конечно, не полезла, а мы с рыжей ящерицей взгромоздились и уселись наверху. Вдвоем.
Ну и там — полный антураж. Поет о чем-то зеленое море «тайги». Голубеет купол неба. Все, как надо. Герои встречаются глазами. Наезд. Крупный план.
— Вы альпинистка?
— Нет. Но горным туризмом увлекаюсь.
Дальнейшие наши взаимоотношения происходили на уровне роскоши человеческого общения
Самая светская беседа. А были ли там? Да. А вот этам? Нет, но собираюсь. А я был. Мы, вообще, оказывается, родственные души. Не пора ли нам по этому поводу в постельку?
А, между прочим, похоже, что она одинока. Тут мне документы не нужны, я таких сразу вижу. Она может быть тихая или разбитная, но — не глаза даже, а поворот головы выдает: одна.
С такими я почему-то чувствую себя виноватым. Может, ей предназначался как раз я. Хотя, возможно, ей и повезло — я совсем не подарочек. Но живет же со мной жена — уже который год!
Так вот, она одинока, и это не сотрапезница моя, получившая свободу на двадцать четыре дня и со рвением наставляющая рога своему мужу, нет, это совсем другой случай, и волосы у нее рыжие и, может быть…
Нет, братцы мои, увольте! Отзыньте. Это же еще хуже.
А тут ещё эта тыдра, эта старая сводница, вытащила между тем из меня обещание сводить их после обеда к скале Круглой.
Я пообещал, думая про себя, что не приду. Не приду, и все. У нас свобода совести: хочешь — имей совесть, хочешь — не имей. Мало ли что. Заболел. Ногу сломал. Как раз третью.
И, очень кстати, после обеда шел мелкий, нудный дождь. Так что, если пересечемся когда-нибудь, скажу: да вот, дождь был. Такая жалость.
Сам-то я, конечно, пойду.
Маленькие радости рождаются из больших глупостей. В этом есть особый кайф. И, чтоб кайфу было побольше, пойду не по тропинке, а напрямик. Бразды пушистые взрывая, шурует по лесу эсквайр!
Единственный способ в этой жизни сохранить своё здоровье — это есть то, чего не хочешь, пить то, чего не любишь, и делать то, что не нравится…
В некоем восточном учении есть упражнение на сверхусилие. Вот, положим, буран, а тебя отправляют километров за двадцать, что-нибудь отнести. Позарез надо.

И ты идешь, преодолеваешь всякие трудности, приносишь, и можно спокойно переночевать, но ты — САМ — возвращаешься обратно. Хотя никто от тебя этого не требует, и даже все уговаривают остаться.
Хотя тело твое категорически против. Но ты идешь опять эти двадцать километров, а то так еще сделаешь крюк.
В упражнении этом есть особый эзотерический смысл, это чисто физическая процедура типа выпаривания или кристаллизации, но мне оно еще и нравится: ты показываешь своему глупому телу, которое умеет только жрать или совокупляться, кто в доме хозяин.
Самое замечательное упражнение на сверхусилие я проделал как-то в Заполярье.
Мы тогда полдня шли по тундре, потом попали в болото и месили его, в холодной жиже по самые яйца, еще пять часов: ни присесть, ни отдохнуть, и вышли, наконец, на твердую дорогу: на настоящую насыпь самой северной в мире железной дороги.
Во рту горит, в паху все стерто, ноги выписывают вензеля, как после хорошей попойки — вот тут-то я и сошел с дороги, и попер параллельным курсом прямо по болоту, и не просто так, а резво и с боевыми песнями:

Подыми повыше ногу,
А я не могу!
А я прошу подмогу!
У меня одна дорога:
Лос- Анд- же- лЕс!
Страна чудес!
Там негры пляшут!
Трелуя лес!

Товарищи мои тогда решили, что я рехнулся, а я был полностью в себе и словил незабываемый кайф. И не только кайф. Кажется, остеохондроз я словил там же. Кошмарная болезнь. Представьте, что у вас в заднице болит зуб. Если во рту, то просто пошел бы и вырвал. А что делать с задницей?
А вот сейчас шел дождь, и, что замечательно, было скользко, и, что еще лучше – очень грязно.
Душа моя пела, пока я самым непроходимым путем лез на хребет.
А на хребте лоб в лоб столкнулся я с рыжей.
К тому моменту я уже забыл, как ее зовут. Цифры и фамилии у меня вылетают из памяти моментально. Хорошо там держатся только ассоциации.
И нарисовалась немая сцена. Или, как сказал бы мой родной братец: Родился — удивился: почему?
— А я думал, вы не пойдете!
— А я думала, вы не пойдете!
— А что это вы — в дождь? Упражнение?
— Да почему? Просто нравится!
— Ну, знаете ли! Я думал, я один здесь такой идиот!
— Спасибо на добром слове! Какой вы смешной.
— Смех без причины — признак незаконченного высшего образования.
И через пару минут мы уже сосредоточенно шлепали уже вдвоем по мокрой траве.
Я, собственно, мучительно пытался вспомнить, как ее зовут. И потому молчал. А она молчала просто так.
Нравилось ей молчать, вот она и молчала.
И мне это тоже нравилось. Не выношу я по жизни болтливых баб. И еще — смеющихся с подвизгом. Зазвенит где-нибудь в кустах — Их-хи-хи-хи-хи… У меня в таких случаях в зубах свербит, как от бормашины.
Да. А звали ее наверняка Любой. Или Людой. Как-то так.
— Расскажите что-нибудь о себе, — говорила она.
— Тоже мне, нашла себе Дейла Карнеги,- ухмылялся я про себя.- Сейчас я буду тебе вещать, как приобрести друзей и оказывать влияние на людей. Глава какая-то там, совет номер три: говорите с собеседником о том, что его интересует.
Увы, этот фокус я знаю. И, к тому же, меня ничто не интересует. Ну, вообще ничто.
— Да. Что вам рассказать? О себе… Я мастер по ремонту крокодилов. Окончил соответствующий вуз. Хотел пойти в МГИМО, но побоялся, что в эту фирму не берут дебилов.
Конечно, это был тест, и этот тест она выдержала.
— Зря… Берут, — сказала она.- И еще как.
И добавила.- А если без метафоризма?
— Ну, если без него, — грустно сказал я, — То я специалист по технологии.
— Технологии чего?
— А ничего… Просто технологии. Помните — А еще они рисуют все, что начинается на букву «М»: мальчишек, математику, множество… Множество чего? А ничего. Просто — множество…
— Вот теперь понятно,- сказала она.- Только не очень.
— Ну,- сказал я.- Меня не интересует, ЧТО делать, а интересует — КАК. Приемы, рецепты, алгоритмы.
Так между нами начался интеллектуальный разговор. Ну, очень интеллектуальный. Но не о том. А внутри этого разговора, на полунамеках и полуфразах, идет менее интеллектуальный разговор, но — о том самом.
— Так вот ты, оказывается, какой.
— Какой?
— Почти хороший.
— Даже у самого плохого человека можно найти что-то хорошее, если его тщательно обыскать. Хороших людей много! Полезных мало… А ты, оказывается, тоже вон какая.
— Что на что похоже, то оно и есть.
Ритуальный танец. Только танец языком. Или так: ритуальный танец на обоюдоостром языке, переходящий в смертельный трюк.
И что меня теперь особенно бесит: я распустил хвост, как последний петух — сразу, с первой фразы.
Не то, что я стараюсь казаться умнее, чем я есть, тем более, что я в действительности ужасть какой умный! Но я стал выпендриваться, вот что паршиво.
В последствии из-за этого я и пить бросил: чуть глотнешь, и начинаешь из себя изображать, а утром невыносимо стыдно. Ну, умный ты, так и молчи себе в тряпочку. Тем более, что в нашей стране это — основной закон самосохранения.
Однако продолжим.
Оказывается, звали её не Любой. Любой, как выяснилось, звали ту тыдру.
Печально не помнить, как зовут других, но забыть свое собственное имя — прекрасно.
Что-то у меня с логикой. Почему бы им обеим не быть Любами?
Классическая загадка: у меня в кармане две монеты на общую сумму пятнадцать копеек. Одна из них не пятак. Что это за монеты?
— Скажите, а как вас звали в детстве? — спросил, наконец, я.
Исключительно умный ход: Киса.- застенчиво сказал Ипполит Матвеевич.
— Конгениально!- заметил великий комбинатор.
Она насмешливо скосила на меня зеленые глаза.- Да так и звали. Люсей.
То есть, догадалась. Стыдобушка-то…
— Безусловно,- думал я.- Фигура я для неё может быть и любопытная, но любопытная не оригинальностью своих мыслей и переживаний, не степенью своей духовной жизни, а просто так, как интересна была бы зеленая лошадь или трехгорбый верблюд.
И тут я осознал, что ощущение — это чувство, которое мы ощущаем, когда что-то чувствуем…
Я тоже человек! И тоже хочу звучать гордо…
Но тут в развитие наших взаимоотношений вмешался вечер.
Из этого вояжа мы только-только успели к ужину. Точнее, в Люсином санатории ужин был чуть позднее, и у нее был шанс переодеться. А у нас ужин уже кончался, и я заявился в столовую, как есть: мокрый с головы до ног и в грязном трико.
Тетки подавальщицы высказали мне свое «фе», но я ихнее «фе» проигнорировал, тем более что на ужин нам неизвестно за какие заслуги выдали по порции приличных пельменей. Именно приличных, а не тех, которыми я ужинал в одном Омском кафе.
В наше время поесть хороших пельменей — это уже удача.
Правда, если купить в магазине готовые пельмени, вскрыть их, выбросить всю начинку и положить туда мясо, то получится тоже вовсе даже ничего!
Я вспомнил, как ел в Томске так называемые рыбные пельмени и запивал их кровавой Мери. Кровавая Мери – это водка, разбавленная кровью убитых помидоров.
Только этот коктейль позволил мне тогда кое как справиться с постоянно проявляющимися позывами рвоты от съедаемого блюда.
Можно ли называть изделия колбасными, если от них не колбасит?
Анекдот. Два муравья едят слона. Проходит десять лет. Один из муравьёв, наевшись, отваливается и говорит.- Всё тот же самый вкус. Всё тот же самый слон.
После ужина я не спеша помылся в душе, постирал трико и неожиданно увидел себя в зеркале, в натуральном, то есть, виде.
Нельзя сказать, чтобы это было в новинку: одеваясь после радоновых ванн, я тоже поглядывал в зеркало, но чисто технически: на предмет обнаружения прыща или клеща. Но тут я обозрел себя с точки зрения эстетической, чего не бывало уже много лет.
— Гм,- сказал я себе в сердце своем.- Ну, не Арнольд Шварценеггер, конечно. Но такой еще из себя: гладкий. Грудь мужественная, волосатая. Шея моя, как столп Давида, и живот мой, как ворох пшеницы, кстати, совсем не маленький ворох… и… и что там еще? Дальше вроде что-то про чресла и лилии. Ну, не знаю, что там за лилии, а чресла у меня тоже ничего, не из последних. Очень даже не из последних, а? Столько добра пропадает. Жалко тебе, что ли? А то жена пилит из ревности за здорово живешь. А так пострадаешь — так хоть за дело. Поделись с ближней, Коля, думал я. Сытый голодного не разумеет. Это тебе никто не нужен, а женщине всегда нужен кто-то. Правда, даже если надеть на пингвина галстук — он всё равно не станет джентльменом.
Ешь морковку, лук и хрен — будешь, как Софи Лорен.
В конце концов, я решил, что глядящий на меня из зеркала не скелет, а весьма славный малый с простодушным черепом и подкупающей улыбкой.
А фасон всё равно всегда держать нужно.
— И, кстати,- вспомнил я.- Ведь именно так вылечили Гарри, степного волчару, брата твоего по крови. Именно так, и именно от этого.
Приходит это Гарри как-то домой, а там в постели — этакий бутон расцветает. Не помню, как звать было звать того бутона: не то Мария, не то Гермина.
Нет. Не хочу. Я хочу свернуться калачиком и так лежать, и чем дольше, тем лучше.
Я вырастил сына, построил дом, посадил не одно дерево, исколесил пол страны и после всего этого решил, что теперь мне можно погулять.
Поймать бы золотую рыбку. Чего тебе надобно, в меру упитанный мужчина в расцвете сил?
Рыбка! Золотая моя! Выбей из меня мозги, до последней завитушечки! И веди меня к реке, и положи меня в воду, и научи меня искусству быть смирным…

У меня была работа.
Я ее любил!
Да вот только подлый кто-то
Интерес убил…
А ведь, братцы, я работал
До семнадцатого пота!

А теперь — вот:
Только до … И от…
У меня была зазноба.
Ох, как я любил!
Да вот гад какой-то злобный
Взял да разлучил…
Я ведь, братцы, с той зазнобой
Век бы счастлив был, должно быть!
А не так Вот:
Только до… И от…
У меня была идея.
Я весь мир любил!
Только кто-то мне неверьем
Душу отравил…
А ведь, братцы, с той идеей
Стоек был в любой беде я!
Ну а так — Вот:
Только до… И от…
У меня была идея…
У меня была работа…
У меня была зазноба…
Все теперь наоборот!
И лежу лицом к стене я:
Кто же, кто же эти кто-то?
Я бы их довел до гроба,
Кабы не был «до и от»!
…Слишком
Сам себя любил.
Этим Сам себя убил.
Сам себя я закопал,
Да еще и написал:
Мол, у меня была…

Все это сплошная литературщина. Вот, хотя бы вчерашняя встреча с Люсей, под дождем. Слямзено у Рязанова, не иначе. Если бы я писал роман, я бы этим эпизодом побрезговал. Ну, сколько можно!
Увы, я не писал роман, а я его крутил. Или, если уж быть совсем точным, он меня крутил. И крутил, и крутил, но ничего нового под луной нет.
Я очень плохо помню Лермонтова, но у Печорина, кажется, тоже был курортный роман: не то с Бэлой, не то с княжной Мэри, не то с обеими сразу. Не помню. Как изучили в каком-то там классе, так и не дошли руки перечитать. А ведь явно про меня.
Лишний человек, и всякое такое. Чем дело кончилось? Помню, что он лошадей загнал. Значит, скорее всего, нагадил, а потом раскаивался.

Ну, это — по нашему. Нагадить — Это мы тоже могём. Не тело безумствует, а дух.
А если подробнее, то решил я тогда, что пойду сейчас в библиотеку и посмотрю, чем у нас с Люсей должно дело кончится.
Пускай у тебя будет два мира,- решил я тогда.- Ты ведь, наверное, хочешь, чтобы у тебя было два мира. Так вот считай, что с этого момента у тебя два мира. И то обстоятельство, что у тебя все миры тут же сливаются в один, не более, чем очередное свидетельство некоего тотального происшествия, продолжающего подставлять твою голову под дубинку хронического присутствия.
К важным делам нужно относиться легко. К лёгким делам нужно относиться серьёзно!
А чего это вы ухмыляетесь?
Хорошо смеяться последним — но плохо, что уже не над кем.
Ну да, у нас с Люсей. Увы.
Были мы тогда на очередной прогулке, и отдыхали, сидя на камушке. Тут-то я и пал, когда она собрала волосы в узел и открыла шею. Хоть мои джинсы стары и потерты, но в них бьётся горячее сердце!
Я тут же понял, что хочу, и хочу немедленно. Для меня самое притягательное место в женщине — шея сзади, эти ложбинки и завитки, уж такой я извращенец. Я почувствовал себя молодым козлом, я взмемекнул бы и набросился, но с нами была тыдра Люба.
В наше ненормальное время любой нормальный человек ненормален уже тем, что он нормален. К сожалению, сейчас всё чаще сильным считается тот, у кого хватает сил отказать себе в удовольствии быть порядочным человеком.
Она, может быть, мое поведение и одобрила бы, но вот я что-то застеснялся…
Но решение принято, и теперь надо дело доводить до конца.
Иногда счастье сваливается так неожиданно, что не успеваешь отскочить в сторону. Благо соседушка мой Петро переселился на пару ночей к своей очередной пассии, и комната была пуста.
Вечером, как всегда, были танцы, и я знал, что тыдра Люба их ни за что не пропустит. А Люся танцы не выносит. Как и я. Говорят, что плохим танцорам мешают яйца.
Танцевал я совсем неплохо, и яйца мне не мешали. Но танцы мне все равно не нравились. Особенно санаторные: когда на жестком асфальте пара рот особей обеего пола толкается и потеет. Значит, сегодня вечером мы идем гулять новым маршрутом.
Кстати, меня всегда мучил вопрос — что мешает плохим танцовщицам?
Эх, а ведь было же когда-то настроение ничего не делать!
Бывают минуты, когда невозможно удержаться и не начать делать глупости. Это называется энтузиазмом.
Диспозиция, кажется, ясна: К северо-востоку от рэсторана находится туалэт типа сортир, обозначенный на схеме буквами «мэ» и «жо». В десяти метрах от туалэта — пыхта. Под пыхтой буду я. Ха-га-га-га-га!

Помню — Скинулись мы как-то по молодости с дружками и купили сорокоградусной бутылку на троих.
Вышли из магазина, повертели её в рученках и приуныли. Ведь что такое сорок градусов на троих – это же всего по тринадцать с тютелькой на каждого. Пришлось возвращаться и ещё пару бутылок брать. Вот теперь мы были спокойны: у каждого норма выходила.
Что было дальше? Вспоминается с трудом. За давностью времени сложилась некоторая аберрация представлений.
Эх, были мы когда-то рысаками!
И я подтянулся, я ощутил себя охотником: моя рука не знает промаха, мое копье длинное и твердое, но все же подкрепите меня вином и освежите яблоками, ибо от любви я уже совсем изнемог.
…И все было сделано чисто, и я был разговорчив и она мила. Я обошелся без этих пошлых штук типа ухватывания за талию и похлопывания по заду. Как-то я этого не переношу.
У умной женщины главная эрогенная зона это мозг.
Ей хочется праздника, уюта, путешествий, скандала, сериала, стихов в свой адрес, ужина при свечах.
Правда, иногда слова только вредят делу, а взаимные недомолвки служат наилучшим выходом из сложившегося положения. В отношениях между людьми, независимо от того, кто они и какие между ними отношения, довольно часто возникают логические разрывы и смысловые пустоты.
Всегда нужно помнить, что если женщине вдруг станет скучно, то все предыдущие усилия мужчины пропадут.
Я пару раз подал ей руку на спуске, и все. Похоже, что роль вридло мне не удалась. Вридло это сокращение от временно исполняющий должность лошади.
Но было сделано главное: у нас был общий язык, общие тайны, и понимали мы друг друга с полуслова.
— Не приспособлены вы, кролики, для лазания!- говорил я, помогая ей на очередном подъеме.Ты знаешь на Кубе есть особое искусство говорить женщине комплименты. Называется оно пиропо. Пришло пиропо на Кубу из Испании. Так вот, настоящее пиропо должно содержать в себе смесь ласки и перца.
Согласно пиропо женщину необходимо подзывать к себе издаваемым губами звуком: пссс… пссс…. Если ты не владеешь пиропо, то для истинного кубинца ты не мужчина.
— Болтать-то вы умеете, Джим. А вот летать?- отвечала она.
Я очень натурально заблудился и пошел не той тропой. А надо сказать, что в санаторном монастыре ровно в одиннадцать запирают все двери. Но в нашем корпусе есть потайной ход: мне его Петро показал.
Все было сделано чисто: к отбою мы не успели.
Перед тем, как привести её к себе в номер мне теоретически было всё абсолютно ясно. И достаточно просто, как мне казалось, в принципе. Но, как выяснилось позднее, это было только теоретически.

Только практика является критерием истины. И эта истина оказалась совсем не такой, как я ожидал.
Как учили нас классики марксизма-ленинизма — только практика является истинным критерием истины.
Мы можем думать, что у нас что-то есть, а как доходит до дела, то сразу же обнаруживается, что и нет ничего…
Так что вопрос взаимоотношений всегда чисто философский…
— Что же делать,- сказала она.
— Выход есть,- сказал я и, пока она не очухалась, повел, и провел, и оставил ее устраиваться, а сам пошел до ветру, ибо перед этим делом я привык сходить до ветру, ну и вообще привести себя в порядок.
Когда я вернулся, она лежала в постели, натянув одеяло до самых глаз.
— А вы-то где устроитесь,- невинно спросила она.
— Ну,- сказал я улыбнувшись.- Думаю, что там же, где и вы.
— Что? Как?- спросила она изумленно, а потом будто бы сообразила.- Так для того все и было затеяно? И все было специально?
— А я-то думала, сказала она, ну и дура же я,- сказала она.
И заплакала.
Вот это да. Вот это номер. Ни за понюшку табаку покончил с собой покоритель сердец: помер со смеху.
— Послушай,- сказал я, положив руку на ее плечо.- К этому надо относиться проще.
— Ты же вернешься к жене, сказала она.- Как же ты к жене-то вернешься?
— А жена-то тут при чем?- удивился я.
— Я пошла,- сказала она.
— Отвернись,- сказала она.- Я оденусь.
Вот чего не люблю — это уговаривать. Скажет мне человек: Нет — ну, на нет и суда нет. Не больно-то и хотелось. Даже с женщинами — хоть и знаю, что их «нет» — это на самом деле «да».
— Куда ты пойдешь,- сказал я, убирая руку.- Спи давай. Не буду я тебя трогать. Честное пионерское. Койко место пусто не бывает.
Сказал и лег на Петрову кровать. Полюби свою постель, как себя самого. Не по Хуану сомбреро… Если не можешь иметь то, что хочешь — научись хотеть то, что имеешь…
Да Год — это период, состоящий из 365 разочарований.
Потом мы долго молчали и слушали дыхание друг друга, и переговаривались дыханием. Она сперва всхлипывала, а я обиженно сопел. А потом она вздохнула глубоко, и стала дышать ровно, и я сделал то же самое.
Настоящее одиночество — это тогда, когда ты всю ночь разговариваешь сам с собой, и тебя не понимают. Правда, крайняя форма одиночества — это когда сам себе ставишь клизму…
Но потом я вспомнил ее затылок и представил, что было бы сейчас вот тут, в двух шагах, повернись все иначе, да и рука помнила ее плечо.

Она в ответ тоже задышала часто и тяжело, но, стоило мне скрипнуть пружинами, она отвернулась, и выровняла дыхание, и я тоже стал дышать редко и осторожно.
Отдельные случайные успехи не смогут затмить наших блестящих провалов…
Помните у Ильфа и Петрова: Граждане! Уважайте пружинный матрац в голубых цветочках! Это — семейный очаг, альфа и омега меблировки, общее и целое домашнего уюта, любовная база, отец примуса!
Как сладко спать под демократический звон его пружин! Какие чудесные сны видит человек, засыпающий на его голубой дерюге! Каким уважением пользуется каждый матраце владелец!
— Вот ведь,- подумал я, вслушиваясь в скрип пружин кровати и очередные всхлипывания.- Послал бог на мою голову.
— Ну чего ты опять,- начал я, и вдруг понял, что она не рыдает, а хохочет.
— Вот это анекдот, сказала она, сияя.
— Да уж,- хмуро сказал я.- Таких идиотов поискать.
— Я думаю,- сказала она.- Это первый такой случай в городе-курорте.
— Да, наверное, и последний,- сказал я.
— Был такой шикарный план — и вдрызг,- поддела она.
— Нет,- сказал я с достоинством.- Это была классная импровизация. Ноктюрн на флейте водосточных труб.
— А главное,- сказала она.- Так ошибиться в человеке. Я думала, ты другой.
— Я тоже так думал,- сказал я.
— Cпокойной ночи, сказал я сам себе.- Пройдёт ночь и настанет новое утро. А утро, как известно, и вечера и ночи мудренее. Утро всегда обещает, как сказал поэт. Оно нашептывает тебе на ухо такие вещи, что начинает кружиться голова, а в крови повышается содержание адреналина; точь в точь, как перед обладанием женщиной, и ты уже не в силах различать серый тон печали и несбывшихся надежд.
Засыпая, я подумал.- А что будет завтра? Что ни будь да будет… Неопределённость – естественная форма нашего существования. Дождя бы мне. Дождя. И одиночества дня на три. Чтобы ни одной души вокруг — только дождь. И палые намокшие лепестки яблонь, прибитые к бордюрам.
Утром, вспоминая вчерашнее, я написал стишок.

Смело к зеркалу подходим:
Гнусный антураж?
Корчим отраженью рожи
И впадаем в раж.
Развенчание иллюзий?
Прыщик на губе?
Никому с утра не нужен,
Даже сам себе….

Я прячусь за свои стишки,
Но коротки мои листочки-
Порой хватает для башки,
Зато вылазит зад за строчки.

Весь следующий день меня распирал смех, а за завтраком я вообще подавился компотом.
Я истерически закашлялся, и третьей из сидящих за моим столом теток, не помню, как и её звали, кажется, Марья Ивановна, пришлось треснуть меня по спине.
Люсино лицо утром говорило: Да,да, но я делал вид, что не понимаю. В основном, конечно, из вредности. И отчасти из-за честного пионерского.
Мы не уславливались о новой встрече, но после обеда я пришел к ним в гости с букетиком тюльпанов. Я — и цветы! Да более противоестественное сочетание и выдумать невозможно! но я купил их, я даже вспомнил, что их должно быть нечетное количество. Сюжет складывался оригинально, и на этом повороте я чувствовал, что нужно придти, и именно с цветами.
Тыдра Люба встретила меня, как родного сына. Я был напоен чаем и накормлен вареньями. Люба подшучивала и намекала. Мы с Люсей сидели именинниками, время от времени, встречаясь глазами и прыская в ладошку.
Люся была по домашнему, в халатике, и это меня, конечно, возбуждало.
На мой взгляд, женщина лучше всего смотрится в халате (добавим в скобках — на кухне), или уж совсем без него.
Потом был мощный поход чуть не до самых верховий речки, из-за которого мы пропустили ужин.
— А мы не заблудимся,- спросила Люся, смеясь.
— Нет,- сказал я.- Не заблудимся.
И, как в воду глядел: мы мило проболтали всю дорогу, но пришли домой засветло.
— А как там Петро поживает,- спросила она, когда мы прошли мимо моего санатория.
— Обещал вернуться,- соврал я.
Что-то со мной случилось. Искра в землю ушла, что ли. И в великой задумчивости шел я домой, грустно напевая:

А вчера, расставаясь у сада,
Подарил ты мне медную брошь…
Ты скажи, а ты скажи, че те надо, че те надо,
Я те дам, я те дам, че ты хошь…

Доводилось ли вам когда-нибудь топить котят? Ну, разумеется, не из садизма, а из необходимости! Если нет, то знайте, что их надо топить сразу же, пока они не обрели имя и приметы.

Одно дело — спустить в помойное ведро некий объект, с четырьмя лапами, условно живой, и совсем другое дело — Барсика, который потешно жмурится, а на задней лапке у него белое пятно.
И что еще характерно. Приехал как-то в таежную дыру, где я как раз проводил свое босоногое детство, медвежий цирк. Ну и, конечно, ажиотаж кругом, хотя чего-чего, а медведей мы и без цирка повидали во всяких видах, а особенно в вареном.
Да вот, как раз в этом году в нашем бараке жил медвежонок, и жрал сгущенку килограммами, а я с ним понарошку боролся.
Ажиотаж тем не менее был, и мне билета не досталось. Я стоял и ревел, размазывая сопли и слезы, но тут мне сказали, что сегодня же цирк поедет в поселок Рассвет, и я рванул туда, не спросившись родителей.
Градусов было минус тридцать, а километров — восемь, но я дошел, не поморозившись, и взял билет, и дождался приезда гастролеров, но тут искра ушла в землю, и я отдал билет ошалевшему от счастья незнакомому пацану, и заревел от непонятного унижения, и пошел домой ночной дорогой, опять размазывая леденеющие сопли. Ехала на ту беду из поселка Рассвет пожарная машина, и меня подсадили.
Пожарники все были пьяные, как сапожники, а особенно шофер, и мы не вписались в поворот, и перевернулись. Я оказался на самом верху и вытаскивал всю эту пьянь из машины, а пьянь еще и упиралась.
Но о чём это я?
Получив поражение сразу на двух любовных фронтах, моя соседка по столу с горя умотала в город. Мы с Марьей Ивановной и Надеждой Петровной вели светские беседы из серии «для тех, кому за сорок». Они скармливали мне соседкину порцию. Неплохие, в общем, тетки.
Вот они и вещали мне о том, что в прошлом году ягоды было много, а грибов мало, но пару ведер Марья Ивановна все же засолила; что дочь у Надежды Петровны невезучая, от одного мужа ушла сама, а второй ее бросил; что под Оршей было крушение поезда, и разбилась цистерна со спиртом, так мужики лакали его прямо из луж; что Надежда Петровна купила себе на базаре кофточку, ну такую славненькую, а она через неделю полезла; что если рис отварить в четырех водах, сливая сразу, как закипит, в нем сохраняются всякие полезные свойства; что… ну, и так далее.
А я тоже по честному рассказывал им о том, что зарплата у нас не очень плохая; что с продуктами у нас неважно; что с одеждой у нас получше; что… ну, и так далее.
Хороший разговор происходил. Во время его я даже обнаружил, что у Марьи Ивановны неплохой формы рот, который ее красит, и красил бы еще больше, если б она его не красила. И что глаза у Надежды Петровны тревожные и синие. И более того. Я даже запомнил, как зовут нашу многофронтовую подругу. Ее звали Эмилия. Дурацкое имя. Но красивое…
С той ночи я стал коллекционировать Люсю. Мы проводили вместе все время, свободное от процедур.

Вообще-то мы предпочитали шататься по лесу. Но, отдавая дань традиции, пили чай из трав в «Марале», под дикие крики Ротару: Только этого мало! И ели мороженое в «Шоколадке», и шашлыки неизвестного происхождения на улице, а однажды нас даже занесло в видюшник, где несравненный Чарльз Бронсон выкосил из кольта и пулемета целую армию ихних американских урок.
Я коллекционировал Люсю. Коллекционировал ее словечки и привычки: «Да почему?», «Да разве?».
Оказалось, что она курносая, что, по-моему, для рыжих нетипично. А глаза у нее большие, настолько большие, что кажется, что она постоянно чем-то удивлена. Иногда я склонялся к мысли, что мне это не кажется. Я умилялся тем, что ее губы постоянно норовили растянуться в улыбке, и при этом удерживались в восхитительном полувопросительном изгибе.
Мы с ней так и не переспали, и уже явно никогда не переспим. Как-то вот все шло в таком стиле, что секс туда не вписывался.
Мы хохотали, и язвили друг над другом, рассказывали друг другу анекдоты и играли во флирт, но это был никак не флирт.
Люсю к себе я близко не подпускал. Хотя, может быть, я ее даже и любил, но очень странною любовью. А точнее, как раз поэтому. Я знаю, что тем, кто меня любил — трудно позавидовать. Но стократ хуже пришлось тем, кому я ответил взаимностью.
А разговор без хохмачек у нас был всего один. Мы шли по ореховой аллее, и рядом гремели разудалые танцы, и я взял Люсю под руку и прибавил шагу.
-А почему ты не любишь танцы? — спросила она.
И так все это сработало — и аллея, и шум танцевальный, и лицо ее, вполне серьезное — что я сказал чистую правду. Я сказал, что от танцев пахнет ложью, что эта та же водка, та же работа; и то, и другое, и третье — чтобы забыться, чтобы не думать.
Но водка — это хоть честно, работа — это хоть полезно. А танцы… Я нечасто чувствую себя одиноким, но на танцах — всегда. Я ухожу куда-нибудь в поле, мордой в небо — и у-у-у-у-!

Облака, повинуясь ветрам,
Разбежались по свету опять,
По морям, по степям, по горам,
Им всего все равно не объять.
Пусть от ветра прошибла слеза,
Пусть от солнца щекотно щекам,
Я лежу, не закрывши глаза,
Отражаться даю облакам.

— Вот и я так! — сказала Люся. — Это так точно!
— Э! — сказал я. — Да мы с тобой одной крови — ты и я!
— Похоже на то, что так,- сказала она.

— Ну, представь — во время пикника на обочине подпивший таукитянин на спор принимает облик чьего-нибудь папаши или там голубя. И вводит в заблуждение чью-то там мамашу. И в результате появляется на свет этакий жук в муравейнике. И все ему здесь ну так дико!
— Как Штирлицу!
— Во-во! А жить-то надо — тут! И что остается делать? Он изучает нехитрую технологию жизни землян. Мимикрирует. Приучается в компании бичей изъясняться изысканным матом. И шпарить почти что по латыни на интеллигентской попойке.
— И дамам говорить любезности, если надо.
— И дамам. Но это не он. Это скафандр. Отличный скафандр из добротной четырехслойной непробиваемой иронии. Боевая раскраска, как у американского пехотинца. А внутри — он, во всей таукитянской наготе: шесть щупалец…
— Жутко удобная штука!
— И… восемь глаз…
— Из которых не менее пяти смотрят внутрь…
— Что, знакомо?
— Еще как!
— И вот представь — в скафандре хорошо, но уж очень плохо. например, любовью заниматься в скафандре…
— Бр-р-р, вспотеешь, а толку никакого.- сказала Люся.
— И время от времени приходится из него вылезать, совершая самоубийственную попытку контакта цивилизаций…
— А скафандр-то уже сросся с телом!
— И все-то ты понимаешь…

Я очки снимаю с носа,
И гляжу на них я косо,
И с размаху их бросаю в набежавшую волну!
Вяло дужками вращая,
Тускло стеклами сверкая,
Все одиннадцать диоптрий отправляются ко дну.
И гляжу я напряженно
Глазом невооруженным
В мир, который мне доселе был неведомым почти
Без очков не видно дали,
Но очки мне в детстве дали,
Может быть, не те, что надо, мне подсунули очки!
По корыстным по мотивам
Искажали перспективу,
Да и с цветом, очевидно, тоже что-нибудь не так…
Подозрительно красиво,
Поразительно фальшиво.
Я носил очки полжизни. Ну какой же я дурак!

Я собою очень гордый,
Я держусь почти что лордом,
Жалко только, в этом мире я не вижу ни черта!
И знакомлюсь с чем-то твердым
Регулярно, прямо мордой.
Что-то, братцы, очень странно исполняется мечта!
Я глазам своим не верю,
Я бегу скорей на берег,
И с размаху я бросаюсь в набежавшую волну,
Нацепив на шею камень,
За своими за очками…
Без очков мне жизни нету:
Не найду — так утону!

Вернувшись в номер, я взял тетрадь и сочинил сказочку про эльфа, которую во время завтрака я незаметно для других подарил Люсе.
Очень далеко в голубой дали неба на пушистом облаке, где выстроен самый красивый воздушный замок, живет прекрасная Нимфа, созданная любовью красивого и умелого Эльфа.
Когда-то давным-давно, когда в голубом и бескрайнем небе не было воздушных замков, а куда ни кинь взглядом, плавали лишь большие и маленькие облака, тогда Эльф одиноко путешествовал по бесчисленным бело-лазурным просторам поднебесья.
Он обошел все бескрайние дали облаков, с их высокими горами и синими небесными морями, обошел все необъятные пространственные глубины, какие только были сотворены в величественном космосе.
Покоряя белоснежные дали облаков, Эльф непременно проявлял свои способности великолепного мастера пластики в скульптуре и архитектуре пушистых форм неба. Он складывал мягкие накопления облаков в замысловатые изваяния, в утонченные фигурки. То из глыбы облаков вспорхнет стая пушистых белых лебедей, то небесные мотыльки, то игривый водопад цветов.
Для всех жителей поднебесья он выстроил потрясающие, величественные дворцы со скульптурными аллейками и дивными фонтанчиками.
Каждый знал, что этот Эльф имеет золотые руки мастера, и волшебство его творчества заключено в том, что у Эльфа доброе и любящее сердце, а потому к чему бы он не притрагивался, все превращал в доброе и прекрасное. И даже, когда на его пути встречалась грустная серая тучка, или обиженная грозовая туча, то золотые руки Эльфа настолько пропитывали их любовью, что из бесформенных серых глыб, выплывали белоснежные изящные паруса, которые тут же подхватывались легким ветерком и удалялись в лазурные дали.
Но во всем своем творческом воображении он был все же одинок. И вот, когда все небо было устлано скульптурами и дворцами, Эльф задумался, восседая на большом белоснежном холме.

И невольно, на одном дыхании своего творческого воображения, вылепил из самого белого и нежного облака красивую девушку с длинными пушистыми волосами, с лучезарными глазами, стройную и очень изящную.
— Как ты прекрасна, — вымолвил Эльф, — Таких изящных скульптур я еще никогда не лепил. Ты самая очаровательная из, созданных мною нимф.
— Само очарование! Само восхищение! — восторгались небесные эльфы и небесные нимфы. — Это просто совершенство! Она самая красивая из всех существующих красот! Ах, только очень жаль, что она не живая.
Последняя фраза больно кольнула сердечко Эльфа. Конечно же, он и сам был бы не против, что бы созданная ним самим его возлюбленная была не просто изваянием, а его спутницей.
Он представлял себе, как они вместе могли бы путешествовать пушистыми просторами облаков, летать в лазурной бесконечности, кружится в танцах, и петь волшебные песни небес. Для своей мечты он даже выстроил тот самый серебряный, укрытый капельками лазури и жемчужными слезками, воздушный замок.
Самый прекрасный и невиданный замок во всем небесном и волшебном мире, лучше которого еще так никто и не создал.
Эльф не мог смириться с жестокостью судьбы, что такая прекрасная нимфа не может говорить, танцевать, летать. Поэтому он отправился к колдунье на самую дальнюю серую тучу.
Там в ворохе серого небесного хлама и в грязно-темном сумрачном скоплении восседала патлатая колдунья. На просьбы и моления доброго Эльфа она, прокашлявшись, ответила грубым голосом скупого безразличия.- Нет ничего в этом мире, чему я не могла бы помочь. Для твоего изящного создания не хватает лишь самой мелкой, но очень существенной детали — это сердечка. Да, красного и бьющегося сердечка. Ты можешь раздобыть его, убив кого угодно. И отдать ей.
Эльф возмутился, ведь как это — у кого-то следует отобрать жизнь. Он никогда в своей жизни никого не убивал. Да что убивал, — он никогда ничего не делал плохого и злого, никогда никого ничем не обидел.
— И тут есть выход, — безразлично молвила колдунья, — В таком случае, ты можешь отдать свое сердечко. После чего, твоя избранница оживет, а ты нет, ты — умрешь.
Эльф всю небесную ночь и весь небесный день бродил по небу. В расстроенных чувствах он трепал пушистые волосы своей нимфы, заглядывал в ее прекрасные глаза, держал ее за нежную ручку.
— Я сильно люблю тебя, и не могу оставаться безразличным к тебе, я не могу позволить, что бы ты была лишь недостижимой мечтой, что бы твое изваяние оставалось неподвижным белоснежным облаком, -думал он.
И Эльф, не раздумывая, отдал нимфе свое бьющееся сердечко. Нимфа ожила и вскрикнула.- Ах, милый мой Эльф, зачем же ты так, как же я теперь буду без тебя?

— Я не исчезаю, — промолвил Эльф, — я превращусь в дыхание и буду всегда рядом, буду летать по нашему замку, восхищаться твоими движениями, твоим очаровательным голосом, буду трепать твои длинные волосы, и нежно целовать тебя. А когда на небе будет появляться серебряный рожок раннего месяца, я смогу приходить к тебе в своем прежнем обличии Эльфа и мы сможем летать на месяц и танцевать там до самого утра, пока месяц не скатится в облачную пыль за нашим замком.
Эльф поцеловал свою нимфу, порадовавшись искорке жизни, которую пробудил в ней, — и превратился в дыхание.
С тех пор в прекрасном воздушном замке, сделанном из серебра, украшенном капельками лазури и жемчужными слезками, живет прекрасная нимфа, вокруг которой летает влюбленное дыхание — добрый Эльф. И каждое новолуние, Эльф приобретает свои былые черты небесного жителя, и они вместе летят на блестящий рожок месяца, где вдвоем танцуют замечательные танцы.
И если вы в это время внимательно посмотрите на месяц, то сможете видеть там две маленькие изящные фигурки, объединенные одним, страстно бьющимся, сердечком.

Что-то я рассказывать устал. Тем более что и рассказывать больше нечего.

Эпилог.
Мы ждем автобус и болтаем ни о чем. Я не дал Люсе ни адреса, ни телефона. Один из немногих мудрых поступков в моей жизни.
Автобус, наконец, пришел. И прощание, было дело, проходило в нужном стиле, но Люся чуть все не испортила: на полуслове, на полусмехе, бросилась мне на шею — и ну рыдать!
Это было маленькое лирическое интермеццо.
Я посмотрел ей в глаза и сказал.- Ну, ну, будет тебе…
Потом отодрал ее от себя со всей твердостью, на которую только был способен.
Она села в автобус, и он уехал.
И, будь я героем нашего времени, или хотя бы героем наших фильмов, я, может быть, кинулся бы вслед и загнал бы этой погоне чьего-нибудь «жигуленка».
Но я всего навсего пошел в свою комнату и лег спать. Во сне переживания, да и вся жизнь проходят немного быстрее.
А когда проснулся, то взял тетрадь и записал там:
Время тонкой желтой струйкой песка сбегало вниз, совсем как в песочных часах. Я поднял руку и подставил ладонь под этот вечный поток, стремясь задержать, остановить хоть ненадолго то, что навсегда уходило из моей жизни, из моего сердца с этой змейкой невидимого песка.
Песок неумолимо скользил сквозь ладонь, с ним падали на берег крупицы былого счастья, былой веры, былых надежд.

Мое время уходило, и остановить этот бег можно было только закрыв глаза. Как, закрыв глаза, можно видеть твой след, когда ты уходишь от меня, след, который давно смыли с дороги дожди, след, который давно зарос травой.
Этот след не увидит сейчас никто, и даже ты сам удивишься, узнав, что когда-то оставил здесь свой след.
Я открываю глаза и поднимаю свое лицо к бездонному небу. Теплые соленые брызги на миг закрывают его бескрайность. Может быть, это мои бывшие слезы, которые тоже живут в моем сердце, всегда рядом с тобой? Или просто вернулся попросить прощения дождь, что смыл с дороги твой след?
Где ты сейчас мой идеал? Идеала не существует. Это всего лишь умственный туман и ничего более. Чтобы найти одну принцессу нужно перецеловать не одну сотню лягушек.
А, может быть, мой лучший друг ветер принес мне привет с далекого, невидимого отсюда, привала? Привала, где я мог бы быть счастлив с тобой, где нет суеты, нет ничего, кроме нашего мира — маленького мира непрерывного поиска счастья — такого крошечного, такого бескрайнего, такого бесценного.
Даже некоторые великие Цари Востока, называвшие себя владыками вселенной, насчитывали в своей жизни всего два-три действительно по настоящему счастливых дня.
— Люди! — шепчу я, закрывая глаза.- Люди! Вы говорите, время идет. Жизнь проходит… Нет! Это вы проходите мимо. Ты уходя возьми с собой хотя бы память…
Все люди попросту забыли, что сами — капли звездной пыли,
И что когда-то вместе плыли в густом, туманном молоке:
Как струи пенные в реке кружились люди и светила, пока
Таинственная сила не задержала нас в руке.
Теперь от звезд мы вдалеке, но так же связаны друг с другом,
И так же чертим круг за кругом на небесах и на песке…

Что самое удивительное и милое в людях — они все Дон Кихоты. И пройдохи, и праведники, и глупцы, и мыслители. Все до единого. Живут, любят, придумывают любовь. И по-светлому плачут над чудаками-людьми, удивляясь и мучаясь, что каждый из них Дон Кихот.

Ветшают люди так же, как одежда,
И затихает вдалеке любовь- цунами.

Жизнь огромна, прекрасна, и все еще впереди. Цветы, блики солнца, радость, любовь — когда не болит голова… Когда не болит голова, ты, естественно, не веришь, что она заболит снова… Это так хорошо!

Жить надо так, чтобы природа, предметы и люди перед твоими глазами как можно чаще окрашивались в лиловые цвета.
В солнечном спектре нет лилового цвета. Такую краску даёт сочетание очень светлых голубоватых и розоватых оттенков. Это самый романтический цвет на свете. Цвет поэзии и предательства. Собственно предательство независимо от своего направления и содержания, как и поэзия, основывающаяся на метафоре. Оно всё предсказывается метафорой…

Дорог повороты ведут через годы
Через весну, осень, зиму и лето.
Там позади осталось так много,
Но больше еще впереди, где я не был.

Всё, что случилось, случилось и уже не вернется никогда. Поэтому вспоминайте о прошедшем без сожаления и с улыбкой.
Ведь что такое улыбка? Напряжение и расслабление лицевых мышц, совершенно не опасное для здоровья.
Улыбка это сигнал всему организму, что жизнь продолжается, что нужно кровушку гнать по жилам, лимфочке пора уже ‘давить’ всяких вредных микробов, а сердечку стучать весело и радостно.
Улыбка разрушает путы воспоминаний и делает человека свободным для жизни.
Если ему конечно интереснее жить, чем мучаться.
Не зажимайте в себе либидо: это жестоко по отношению к тому, что внутри, и к тем, кто снаружи.
Окружающий мир стоит того, чтобы оставить ему на память его любительскую фотографию.
Жить надо так, что бы хотелось еще…

Неузнавание в воплощениях,
Неожидание в возвращениях,
Как неподаренное прощение,
Как неудержанное словцо.

Автор благодарит алфавит за любезно предоставленные ему буквы, позволившие перенести на бумагу свои мысли и рассуждения.

0 комментариев

  1. tati_t

    Здравствуйте, Анатолий!
    Прочитала несколько Ваших произведений и статей на круглом столе. Я человек на странице новый, и не знаю, будет ли хорошо принята слишком пространная рецензия. Но с другой стороны, не хочется отзываться «Ах, как хорошо» — и всё. Хотя Вы и призываете к такому «слежению» на страницах с целью поощрить автора и его деятельность. 🙂 Но мне не хочется быть слишком банальной.
    В некоторой степени это также связано и с Вашей поддержкой в мой адрес. Хоть я и дама достаточно боевая, всё-таки приятно, когда за тебя заступаются 🙂
    Ну да ладно, я пришла на Вашу страницу «следить» по другому поводу.
    Так что же это? Курортный роман — как название и как определение жанра. 🙂
    Ни новелла, ни рассказ здесь не подходят. А по содержанию — никакой банальности. Хотя тема избита? Обкатана? Наверняка привлечёт внимание. Про Это всегда интересно — как про интернетскую любовь! Уверенна, что дамы мимо не проходят!
    Я тоже мимо пройти не смогла.
    Так что же здесь нового? А всё. Нет охов и ахов. Нет цветов… Вру! Цветы есть, но герой сам удивляется:»Я — и цветы! Да более противоестественное сочетание и выдумать невозможно! но я купил их, я даже вспомнил, что их должно быть нечётное количество. Сюжет складывался оригинально, и на этом повороте я чувствовал, что нужно придти, и именно с цветами.»
    И всё же лирики маловато. Зато очень-очень много забавных фраз, просто близких к афоризмам. И их хочется перечитывать или даже записать в ежедневник, запомнить наизусть и потом блистать перед знакомыми, бравируя интеллектом и чувством юмора.
    Вот некоторые примеры этих фраз:

    — Даже у самого плохого человека можно найти что-то хорошее, если его тщательно обыскать. Хороших людей много! Полезных мало..

    — Увы, я не писал роман, а я его крутил. Или, если уж быть совсем точным, он меня крутил. И крутил, и крутил, но ничего нового под луной нет.

    — Иногда счастье сваливается так неожиданно, что не успеваешь отскочить в сторону.

    — У умной женщины главная эрогенная зона это мозг.

    — Да Год — это период, состоящий из 365 разочарований

    — Идеала не существует. Это всего лишь умственный туман и ничего более. Чтобы найти одну принцессу нужно перецеловать не одну сотню лягушек

    По тексту можно, скорее всего, обнаружить их ещё неимоверное количество, но право-дело, мы же не будем перепечатывать всю работу мастера!
    Герой произведения, человек, ищущий в первую очередь одиночества «Лет пять назад я вполне серьёзно узнавал у юристов, за какие деяния сажают в одиночную камеру. Только там можно почувствовать всю прелесть отсутствия общения с надоедливыми окружающими. Но к великому сожалению оказывается, у нас это не принято.»
    Это ли не пассаж!!! 🙂
    Отсюда и некоторая леность повествования. Леность, кстати, вовсе не в отрицательном плане! (См. эссе автора «Лень»)
    И большое количество монологов героя перемежается со стихами, цитатами, огромный пласт «советской» культуры (опять же в положительном понимании этого слова) — здесь и цитирование фильмов, и любимых фраз, и вставки из классической литературы.
    Цитирование марксистов-Ленинистов под новым соусом. Цитирование Ильфа и Петрова в новом ракурсе. Даже вспомнился Рязанов! И Лермонтов…

    «Скажите, а как вас звали в детстве? — спросил, наконец, я.
    Исключительно умный ход: Киса.- застенчиво сказал Ипполит Матвеевич.
    — Конгениально!- заметил великий комбинатор.
    Она насмешливо скосила на меня зелёные глаза.- Да так и звали. Люсей… »

    «Я очень плохо помню Лермонтова, но у Печорина, кажется, тоже был курортный роман: не то с Бэлой, не то с княжной Мэри, не то с обеими сразу. Не помню. Как изучили в каком-то там классе, так и не дошли руки перечитать. А ведь явно про меня…»
    Вызвало некоторое недоумение употребление автором слова «иметь» в следующем отрезке:
    «И если бы вы только знали, какие она ИМЕЛА волосы! Ах, какие рыжие! Да какие яркие! Да какие густые! Глядя на них, у любого мужика затрепетало бы что-нибудь, не в груди, так в штанах! »
    Допустим, будет правильно указать, что автор наделяет рассказчика очень чёткой речевой характеристикой — т.е. всё произведение написано от лица рассказчика и в форме разговорной речи. Но ни до, ни после того глагол «ИМЕТЬ» в таком контексте не появляется, что было бы правильно, если бы это было одной из разговорных черт героя. Ведь ТАК этот глагол употребляется… в районе Одессы и ещё в США. 🙂
    Для контраста: в следующем контексте этот глагол употреблён совершенно верно, т.к. принадлежит к устойчивому обороту —
    «Я пообещал, думая про себя, что не приду. Не приду, и все. У нас свобода совести: хочешь — имей совесть, хочешь — не имей. Мало ли что. Заболел. Ногу сломал. Как раз третью.»
    Теперь несколько замечаний по смыслу.
    «Ты знаешь на Кубе есть особое искусство говорить женщине комплименты. Называется оно пиропо. Пришло пиропо на Кубу из Испании. Так вот, настоящее пиропо должно содержать в себе смесь ласки и перца.
    Согласно пиропо женщину необходимо подзывать к себе издаваемым губами звуком: пссс… пссс…. Если ты не владеешь пиропо, то для истинного кубинца ты не мужчина.»
    Я была бы с Вами абсолютно согласна по всем пунктам, кроме следующего утверждения:»Согласно пиропо женщину необходимо подзывать к себе издаваемым губами звуком: пссс… пссс….»
    Милый Анатолий! Этим звуком подзывают кошек! А от женщины можно и получить :))
    Вы могли бы просто удалить эту фразу, она не меняет контекста. Получилось бы Вот так:»Ты знаешь на Кубе есть особое искусство говорить женщине комплименты. Называется оно пиропо. Пришло пиропо на Кубу из Испании. Так вот, настоящее пиропо должно содержать в себе смесь ласки и перца.
    Если ты не владеешь пиропо, то для истинного кубинца ты не мужчина.» Это утверждение было бы верным на все 100%
    «Вот чего не люблю — это уговаривать. Скажет мне человек: Нет — ну, на нет и суда нет. Не больно-то и хотелось. Даже с женщинами — хоть и знаю, что их «нет» — это на самом деле «да».»
    Эта фраза не может принадлежать русскому интеллигенту! Эта фраза может принадлежать… Да Вы и сами меня понимаете! Если женщина говорит «НЕТ» — это действительно «НЕТ», а те кто думают иначе, могут оказаться насильниками… Понимаю, Анатолий, что Вы скажете, что Ваш герой МОЖЕТ думать ИНАЧЕ, чем автор (а это и есть свобода высказывания), но мне кажется, что произведение без этой фразы не пострадает… Хотя, конечно, дело Ваше 🙂
    «Что самое удивительное и милое в людях — они все Дон Кихоты. И пройдохи, и праведники, и глупцы, и мыслители. Все до единого. Живут, любят, придумывают любовь. И по-светлому плачут над чудаками-людьми, удивляясь и мучаясь, что каждый из них Дон Кихот.» — здесь бы мне хотелось обратить Ваше внимание на то, что Дон Кихот не был пройдохой (Все остальные утверждения корректны). Пройдохой был спутник Дон Кихота — Санчо Панса. (Вы просто его пропустили?:)))
    Хочется отдельно отметить и похвалить сказку об Эльфе… Вообще это один из моих любимейших трюков: помещать произведение в другое произведение — как матрёшку…
    А эта поэтическая сказка, без сомнения, заслуживает отдельного внимания!
    «С тех пор в прекрасном воздушном замке, сделанном из серебра, украшенном капельками лазури и жемчужными слезками, живет прекрасная нимфа, вокруг которой летает влюбленное дыхание — добрый Эльф. И каждое новолуние, Эльф приобретает свои былые черты небесного жителя, и они вместе летят на блестящий рожок месяца, где вдвоем танцуют замечательные танцы.
    И если вы в это время внимательно посмотрите на месяц, то сможете видеть там две маленькие изящные фигурки, объединенные одним, страстно бьющимся, сердечком.» — это просто стихотворение в прозе!!!
    Хотя, конечно, на продолжении всего повествования автор не раз нам дарит какую-то часть своего вдохновения 🙂
    Можно было бы продолжать, уважаемый Анатолий, разбор и других пунктов в этом произведении, да боюсь надоесть, утомить, рассердить.
    Так что всего лишь замечу, что мне действительно очень понравилась эта Ваша работа, поэтому я и оказалась так многословна…
    Прошу прощения, если утомила.
    Тати

Добавить комментарий

Курортный роман.

Курортный роман.
Очень короткая повесть.
Длительные \»автономки\» советских подводников заканчивались обязательным отдыхом в санаторных здравницах. Как правило, весь отдых сводился к экскурсиям личного состава, да жизни на берегу по распорядку выходного дня. Медицина отделывалась беглым осмотром моряков, прописывая \»нарзан\» и витамины. Командир и старпом использовали преференции своего положения в санатории с экипажем не ездили, а отдыхали семьями, как в дополнительном отпуске за особые условия службы. Остальные офицеры, в отсутствии высокого начальства, здоровье не поправляли, а усугубляли. У американских оппонентов требования медицинского освидетельствования после длительных океанских походов неукоснительно соблюдались всеми сродни космическим экипажам, независимо от звания и должности.
— Кто у кого слизал идею \»про отдых\» остается догадаться с трех раз! — Размышлял капитан — лейтенант Виталий Старов, пересчитывая в волнении оставшиеся деньги, предоставленные суровым тестем в долг в целях покупки мутоновой шубы для своей любимой и единственной дочери, то есть Натальи Старовой.
— Столь дефицитный товар для нашей страны не может служить зимней формой одежды жене младшего офицера в принципе, — подвел итог на последнем \»червонце\» Виталий, и начал собираться на экскурсию к камню, на котором поэт писал про одинокий парус.
Матросы под руководством замполита стали взбираться в полуденный зной на гору, а Старов устремился к питейному автомату напротив. За двадцать копеек чудо — техника выдавала стакан хорошего вина. Кипарисы, словно часовые вдоль узенькой улочки, стояли на страже автоматов, у которых кроме Виталия никого не было. Человек-шар в короткой импортной безрукавке с синими от наколок руками выкатился из магазина и устремился к оранжевому автомобилю марки Форд, таращившемуся фарами на Старова. Утолив жажду, Виталий шагнул в затемненное пространство огромного магазина с маковкой старинного культового заведения.
Первую половину магазина заполняли вешала и полки с разноцветным заморским тряпьем, а вторую стеллажи с редкими книги и пластинками. Посредине небольшого круга света, падающего сверху из купола бывшей церкви, в центре зала сидела в черном одеянии старуха и держала в руках кота. Кот довольно жмурился, когда его гладили длинные костлявые пальцы, так похожие в пучке солнечного света на корни сухого дерева. Старуха не отреагировала на громкое \»здравие желаю\» единственного посетителя. Прикрыв глаза, она ласкала крупного котяру, стриженого зачем-то под пуделя.
Старову осталось пожать плечами и начать увлеченно рассматривать книги, с трепетом снимая с полок фолианты Ефремова, Куприна, Ж. Верна… Глаза разбегались, а книги уходили стройными шеренгами ввысь и превращались в единый ковер дорогих переплетов. Обернувшись, словно кто-то окликнул его, Виталий увидел между толстыми томами Фаулза и Ахматовой, золотые буквы: \»МИХАИЛ БУЛГАКОВ\» и обмер.
В голове колыхнулась яркая картина ленинградской лаборатории НИИ подводного кораблестроения. Впоследствии Виталий долго не мог забыть теплую атмосферу с молодыми учеными — сверстниками; веселое обсуждение изумительного лозунга под чай с коньяком: \»Сделал дело — не забудь уйти\», красовавшимся кумачом на входной двери…..Неожиданно Старов вспомнил щемящий запах духов \»Опиум\» милой Лизоньки, позвавшей к микроскопу, пока после чаепития механик и их зав.лаб углубились в проблему доработок гидравлики первого отсека. Перед глазами бежали мелкие строчки самиздатовского \»Мастера и Маргариты\». Виталий с жадностью пожирал их, впадая почти в гипнотический транс от прочитанного, от состояния неведомой свободы удивительной лаборатории. Механик уехал. Они с Лизой остались. Виталий под утро дочитал роман, и они брели с девушкой по Заневскому, взявшись за руки. Говорили о писателе, о его безумной смелости написать такое произведение в условиях сталинского режима; осторожно дотрагивались до чуждой тогда темы о Пилате; весело вспоминали о проделках великого мистификатора в Театре Варьете. Старов громко декламировал полюбившиеся строки: \»Лгут обольстители-мистики, никаких Караибских морей нет на свете, и не плывут в них отчаянные флибустьеры, и не гонится за ними корвет, не стелется над волною пушечный дым\». Лиза мило смеялась, и было хорошо, как бывает хорошо, только двоим молодым людям в белые ночи города на Неве.
Дурачась, старлей с таинственным видом высказал предположение, что Воланд — генерал КГБ. Шутка не прошла, глаза девушки сделались серьезными, взрослыми и вмиг уставшими:
— Вы либо, дурак, либо провокатор! — Каблучки зацокали по мокрому асфальту. Старова хватил столбняк от ее резких слов, и он остался стоять посреди улицы с открытым ртом. Девушка, не оглядываясь, свернула в черный проем арки и исчезла навсегда, а с ней улетучился и едва уловимый аромат духов, оттеняющих ее природную нежность.
Предавшись воспоминаниям, Виталий с восхищением рассматривал волшебную книгу в черно-золотом переплете и не услышал легкого звона дверного колокольчика.
— Вы любите Булгакова? — приятный грудной голос за спиной заставил оглянуться.
Завитой рыжий локон выбился из под шляпы с большими полями. Часть лица с нежным изгибом высокой шеи в дорогом колье, слегка полноватые руки в белых перчатках до локтей, тонкая талия, глубокий разрез вечернего платья волновали мужиков всегда. Об особой сексопильности, а главное о вожделении ее, как женщины, она моментально прочла в восторженном взгляде, который медленно раздевал. Видимо симпатичный парень знал толк в любви и ее производных, если умел так смотреть на незнакомок. Открытие подобного не обидело, а наоборот порадовало! Влюбленность на юге, как преамбула курортного романа, при разнице в возрасте полов заканчивается только постелью. Они знали, что это должно произойти непременно, но светский вид дамы и воспитание советского офицера обязывали их выдержать рамки приличия.
— Любить или не любить произведения Булгакова нельзя. В них заложено непостижимое таинство, — он начал фразу машинально, соображая только лишь об очередной искрометной близости. Совершенно оригинальная для сравнения мысль скользнула в большом полушарии и чуть не сорвалась с уст: \»Так гардемарины влюблялись в Великую Елизавету\», но его перебили.
— О— о, Вы актер или писатель?
— Нет к сожалению. Капитан — лейтенант, в звании вся профессия.
— Просто женщина и хозяйка этого заведения, — красивые губы разомкнулись в милой улыбке.
— Галина Михайловна.
— Виталий, — поклонившись, Старов прикоснулся губами к запястью. Мозг судорожно работал в одном направлении: \»Все присказки, сказки, легенды о страсти и чувственности бальзаковских женщин сплелись в одну паутину, в центре которой оказался он. Только не упустить. Не сказать глупость и не допустить пошлости!\» — Боже, только не это! — И Старов сунул руку в карман.
— Гала, Галчонок мо—эй! — Громкий начальственный голос с кавказским акцентом требовал: \»Ма-ма, гдэ О-нэа?
Виталий выпрямился и сквозь проем в книгах увидел взметнувшееся в их сторону корневище длинных пальцев старухи.
Человек — шар стремительно развернулся и покатился в тень книжного раздолья.
— Племянник от первого брака — Виталий! Знакомьтесь. Мой муж Серго Георгиевич! — Ее голос был спокойным и ровным.
Снизу вверх на Старова смотрели пронзительные маленькие глазки. Рука невольно оказалось в сильных и горячих ладонях, встреченных кавказским рукопожатием.
— Виталий морской офицер. Капитан — лейтенант. Отдыхает в местном санатории. Очень любит книги.
— Да, особенно Булгакова. В Мурманске его книг не достать
— До — стать можно все, если сильно за — хо — теть, — пропел Шар и обвел руками пространство. — Я видел на фотографии вашего дядю. Он был достойный человек?! — Взгляд-буравчик пронизывал.
— Какого лешего я здесь ломаю комедию! Какой племенник, какие родственники, и где? Извиниться, уйти немедленно…, — но бросить женщину, которую уже раздел, пусть пока в мыслях, Старов не мог в принципе.
Пауза затягивалась. Из прекрасных глаз в обрамлении милых морщинок на Виталия полилось столько нежности, капризного укора и обаяния, что он просто не мог не подыграть и, как бы раздумывая, заговорил: \»Вполне, вот с волей…\»..
Она, одарив находчивого офицера благодарным взглядом, взяла его под руку и громко сказала: \»Брат моего первого мужа, Александр, пусть земля ему будет пухом, прояви волю, и, брось злоупотреблять алкоголем, возможно из рядового журналиста одного из Ленинградских журналов мог стать редактором Невы\».
— Боже, такой женщине следует служить в разведке — с восторгом подумал Виталий и чуть посильнее, чем того требовал этикет, прижался спиной к высокой груди.
— Да, там где кончается воля, начинается бэз — волее! — Палец вскинутой руки подлетел к самому носу. Затем рука — кувалда опустилась на плечо Старова: \»Хорошо Виталий, дарю вашего Булгакова и приглашаю в гости к моим друзьям. Поед — эм крестить внука одного замечательного человека!\»
— Простите Серго Георгиевич, но у меня иные планы на вечер, тем более, что замполит экипажа…., — Старов попытался вежливо отказаться. В маленьких глазках Серго проскочила искра удивления, и он процедил сквозь зубы: \»От моих приглашений никто не отказывается. Гаэлла, объясни своему плэмя — нику о правилах поведения в нашем доме! И еще Виталий с Вас хороший тост. Тост для Кавказа, что морэ для моряка!\»
Старов почувствовал несильный толчок в бок.
— Простите и не сердитесь, мой отказ мнимый. Форма этикета, если позволите. Не более того. Я давно хотел побывать, допустим, на грузинской свадьбе, а здесь такой случай. — Спасибо. Только надо съездить в санаторий переодеться, а то…, — Виталий оттянул футболку и виновато улыбнулся.
Взгляд потеплел, и человек- шар ласково потрепал Старова за шею: \»Выглядишь, как хиппи. Парадную форму одень и приезжай на 10 киломэтр по дороге к Бештау. Знаешь? Гэлла, дай Виталию свою машину. Мама, собирайтесь едем!\».
Она протянула ключи, чуть дольше положенного задержала его ладонь и тихо сказала: \»Я буду ждать\».
Стриженый кот юркнул на половину с книгами.
— Как он ее назвал? Прозвучало как Гелла. Ге — лла, где он слышал это имя? — Виталий пытался вспомнить; сделал шаг назад; раздался дикий кошачий вой. Нога судорожно дернулась с мерзкого хвоста; книга выскользнула из подмышек и, раскрывшись, рухнула на пол.
-Господи, ну сколько раз эту женщину можно просить не оставлять Артемона без присмотра в зале. Он распугает всех приличных покупателей. Простите, мой мальчик! — Она махнула Виталию и заступила за стеллаж, ближе к солнечному кругу.
Старов бережно поднял книгу. В глаза бросились строки на открытой странице: \»Глава 24. Извлечение Мастера\»
— Спасибо за подсказку. Вот и Гелла, — поцеловав, черно-золотистый переплет книги, Виталий устремился к выходу. Уткнувшись бампером в громадный Форд, его поджидал у магазина красный \»Жигуленок\». Все девятки номера говорили об избранности хозяина авто.
В окружении серебристых елей, в прохладе ниспадающей с гор, на ярко совещенной террасе бархатистый голос французского шансонье заставлял медленно двигаться красивые пары. Одна из них была особенно хороша. Почти в профессиональном танго стройный капитан -лейтенант в белоснежной тужурке вел в танце изумительную партнершу. Все знали, что ей около 35, но бархатная кожа, роскошные рыжие волосы, грация волновали молодых и пожилых, заставляя напрочь, забыть о ее возрасте. Узкий круг присутствующих гостей знал, что третий год подряд, они будут скоро отмечать 39-летие прекрасной Галины Михайловны.
— Нравится, кацо? — Серго, обняв за плечи седовласого, крупного старика со значком лауреата государственной премии СССР на лацкане дорого пиджака, налил в высокий хрустальный фужер рубинового вина.
— Она, божественна, правда!
— Браво! — Гости встали за столом и восторженно зааплодировали. Взявшись за руки, Старов и Галина Михайловна театрально раскланявшись, под несмолкающие аплодисменты заняли каждый свое место за большим, мастерски сервированным столом: она подле мужа по правую руку от властного старика, а Виталий в дальнем конце стола между директором музея и его дочерью, старой некрасивой девой.
Серго поднялся, его мощный торс, затянутый в фиолетовый пиджак, закрыл зарумянившееся лицо жены, и только ее пальцы выдавали волнение легким постукиванием по салфетке.
— Друзья, слово предоставляется племяннику моей супруги — подводнику с Северного флота капитану-лейтенанту Виталию Старову.
Он отчетливо услышал наступившую тишину. В голову ничего не приходило кроме строк Булгаковского романа, прочитанных накануне: \»Слушай беззвучие….Я знаю, что вечером к тебе придут те, кого ты любишь..\». Виталий понимал, что понравившийся тост расположит к себе сурового Серго и притупит его бдительность. Дальнейшее развитие событий представлялось смутно. Одобряющий взгляд вынырнул из под малинового пиджака, и капитан — лейтенант заговорил: \»Для меня, по сути странника, в силу профессии, каждый город имеет то лицо, какое имеет мечта его жителей, то родное для всех нас, что составляет нашу, самую сокровенную мечту — мечту о вечной жизни и любви, — его сильный и чистый голос несся в ночи, — большой любви к Родине, родителям, женщине и конечно детям. За дорогого малыша, маленького Иосифа — внука многоуважаемого хозяина удивительного города, лауреата государственной премии СССР, Ираклия Аркадьевича Гурами!\»
Старик принял капитан-лейтенанта в объятия и, троекратно расцеловав, громко обратился к гостям: \»Благодарю за поздравления и добрые слова! Вы, товарищ капитан-лейтенант, можете каждый год приезжать в наш город! Считайте с сегодняшнего дня себя его почетным жителем, пока я здесь градоначальник. А захотите перевестись на Черноморский флот, поможем!\»
Она стояла спиной, прислонившись к Кипарису, уходящему в черноту ночи и смотрела на остров света, богатства и веселья. Голова от выпитого слегка кружилась, а шея, грудь горели от страстных поцелуев этого сумасшедшего подводника. Грусть — спутница женского возраста тихо нашептывала внутри: \»Ты хороша, востребована, тебя можно любить еще. Твое тело забыло настоящую нежность, но возможно это последний шанс не упусти его….\»
-Муж, а что муж?! Ее держит давно подле него только страх, привычка и деньги.- Галина Михайловна зажмурилась; выжатая слезинка скатилась по щеке; она глубоко вздохнула и пошла навстречу гостям, спускающимся с террасы к фонтану.
В беседке пьяный Серго уже без малинового пиджака, обняв двух молоденьких племянниц Гурами, кричал: \»Девушка не умеющая приготовить мужчинам Хаш не имеет права выходить замуж\».
— А, что такое Хаш, дядя Серго, мы не — мес — тные, мы мос — ковс — кие! — Девчонки весело смеялись.
— Нэучки. Чему Вас учат в столице нашей Родины. Вай! Хаш, этот дивный спутник солнечного утра, когда весь организм просит утешения после трудной праздничной ночи, этот шедевр похмельной кулинарии, приправленный остреньким соусом с маленькими песчинками черного перца! Посы—паэм, посыпаем! -по ночному саду разлетался в разные стороны девичий визг и смех.
Старов, уединившись среди благоухающих роз цветника, разбитого в торце двухэтажного белокаменного особняка, лежал на скамейке и смотрел на россыпь звезд. Его парадная тужурка обнимала диковинный куст в лучах падающего от дома света, наполненного весельем. Мысли разбегались, и собрать их Виталию не удавалось. Галина, оставшись на этой самой скамейке с ним наедине, дала возможность целовать себя. Распалив его страсть, она ударила Старова по рукам, когда он в глубоком разрезе платья подобрался к кромке чулка. Вторая попытка закончилась тем, что Галина Михайловна молча встала и ушла.
— Виталий поднимайтесь ко мне в кабинет. Там за углом лестница, если Вам ближе по понятиям — то трап. Я жду Вас! — Створка открытого окна захлопнулась, и седая голова хозяина дома скрылась за портьерой.
Провалившись в мягкое кожаное кресло, Старов впервые в жизни пил настоящий кофе. Гурами подошел к бару, достал коньяк, маленькие стопки и громко сказал: \»Знаете, Виталий, счастливый человек по настоящему тот, который может сказать правду, а Вы всегда как офицер говорите правду?\». Старов подхватил дольку лимона и, не задумываясь, ответил, что не всегда. Седые брови удивленно поползли вверх.
— Уважаемый Ираклий Аркадьевич, если совершенно искренне — врать приходиться, чтобы не быть белой овечкой. К сожалению, но на флоте теперь так! Вас интересует, что связывает моряка — подводника и Серго, судя по его не боцманским наколкам, человека с криминальным прошлым?! Докладываю, что оказался в вашем гостеприимном доме исключительно по воле Галины Михайловны. Всего восемь часов назад я встретил ее впервые в магазине, когда рассматривал немыслимо дефицитные на севере книги. Совершенно неожиданно меня представили Серго Георгиевичу, как племянника первого мужа только за тем, чтобы пригласить к Вам, но…, — осторожно начал Виталий, полагая, что Старик видел любовную сцену, а теперь, уточнив по телефону, что капитан — лейтенант не политработник и не особист, даст команду, выбросить его за ворота. Картина печального завершения вечера была ужасающей. Выхода не было, оставалось лишь рассказать правду и просить дать возможность уехать без скандалов.
Старик действительно наблюдал из окна и видел Галину. Оставив молодые пары, она быстрым шагом направилась в глубь сада. Кто был ее избранник на сей раз, Гурами не знал. Неожиданный гость сам раскрыл тайну, не ведая, что принес своими откровениями тихую радость старику. Тему замяли, и разговор перешел на творчество Михаила Булгакова. Рассказчик Ираклий Аркадьевич был великолепный. Он повергнул в шок изумленного Старова о неизвестной стороне жизни великого, но недоступного пока писателя — о его пристрастии к наркотикам.
Виталий, слушая ровный голос с небольшим кавказским акцентом, понимал, что сделал все правильно.
— Удивительную женщину осталось забыть, памятуя о человеке — шаре с его звериной хваткой. Здоровье и честь дороже, — Виталий увидел себя со стороны в грязной тужурке, перепачканной кровью и содрогнулся.
Присев на край большого дубового стола, Гурами рассуждал: \»Иешуа в романе Булгакова — это не библейский Иисус, он обычный человек, немного странный и совсем не злой, который смертен и испуган перед властью римского прокуратора. Однако это не мешает ему говорить только правду, ибо ложь, по его мнению, тяжкий грех, даже во имя спасения самого себя. Вера в добро главное определяющее качество Иешуа. Его главный постулат — человек вышел из рук создателя добрым: \»Злых людей нет на свете, есть люди несчастные\».
Он замолчал, потом мягко сказал: \» У вас впереди долгая жизнь. Не растрачивайте ее напрасно, потому что несчастными мы себя делаем сами. Я старый человек, вижу, что Галину снова попутал бес. Она взялась искушать, чтобы погубить хорошего человека. Держись от нее подальше, сынок. Ее красота дьявольская, по себе знаю. Теперь тому расплата за страсть пятилетней давности, — Гурамми тяжело вздохнул и с горечью уточнил, — в необходимости приема в своем доме криминального авторитета, который напоминает еще одного героя романа \»Мастера и Маргарита\».
Дверь кабинета без стука открылась, вошла мать Серго. Она наклонилась к уху старика и тихо заговорила по — грузински, не отрывая пронизывающего взгляда от Старова, потом, пригрозив ему сучковатым пальцем, скрипучим голосом проклокотала: \»Держись от Геллы подальше, плэ —мя — ничек!\»
Виталий вскочил, заливаясь краской, но Гурами властно приказал ему сесть. Затем выпроводил старуху из кабинета, извинившись, быстро набрал номер телефона: \»Да машину подать, как обычно к трапу\»!
Виталий Старов проснулся от стука. Тарабанил заместитель командира по политической части и орал на весь коридор санатория: \»Открывай, пьянь! У тебя через час политзанятия с матросами\». Пришлось вставать. Утро несло радость курортного города в открытое окно разноголосицей отдыхающих. На подушке в лучах солнца играл рыжий локон. Виталий аккуратно взял его в руки и поднес к губам, нежный запах духов \»Опиум\» заставил улыбнуться. На подоконнике лежала книга в черно — золотом переплете.
Старов открыл дверь. Ворвался грузный замполит и начал размахивать руками: \»Нарушаете, товарищ капитан лейтенант! Где были сегодня ночью?!
— У Воланда в гостях!
— А кто это? — Замполит уселся толстой задницей на половину кровати, еще хранившую тепло ее тела, прихватив со стола бутылку \»Нарзана, глотнул и приготовился слушать очередные флотские байки.
— Генерал КГБ! — С усмешкой бросил Старов и, накинув на мускулистые плечи бархатное полотенце, пошел в ванную комнату.

Добавить комментарий

Курортный роман

Курортный роман.

Очень короткая повесть.

Длительные «автономки» советских подводников заканчивались обязательным отдыхом в санаторных здравницах всем экипажем. Как правило, весь отдых сводился к экскурсиям личного состава, да жизни на берегу по распорядку выходного дня. Медицина отделывалась беглым осмотром моряков, прописывая «нарзан» и витамины. Командир и старпом использовали преференции своего положения в санатории с подводниками не ездили, а отдыхали семьями, как в дополнительном отпуске за особые условия службы. Остальные офицеры подводной лодки, в отсутствии высокого начальства, здоровье не поправляли, а усугубляли. У американских оппонентов требования медицинского освидетельствования неукоснительно соблюдались всеми сродни космическим экипажам независимо от звания и должности.

— Кто у кого слизал эту идею «про отдых» остается догадаться с трех раз! – Размышлял капитан – лейтенант Виталий Старов, пересчитывая в волнении оставшиеся деньги, предоставленные суровым тестем в долг в целях мутоновой шубы для своей любимой и единственной дочери, то есть Наталье Старовой.
— Столь дефицитный товар для нашей страны не может служить зимней формой одежды жене младшего офицера в принципе, — подвел итог на последнем «червонце» Виталий, и начал собираться на экскурсию к камню, на котором поэт писал про одинокий парус, ибо экскурсия была в плане замполита на день. Экипаж подводной лодки жил на отдыхе по уставу внутренней службы с необходимой нормой — подчинению старшему по воинскому званию и начальникам. В описываемых ситуациях заместитель командира по политической части был тем самым начальником.

Моряки под руководством замполита стали взбираться в полуденный зной на гору, а Старов устремился к питейному автомату напротив. За двадцать копеек можно было получить стакан хорошего вина. Кипарисы, словно часовые вдоль узенькой улочки, стояли на страже автоматов, у которых кроме Старова никого не было. Человек-шар в короткой импортной безрукавке с синими от наколок руками выкатился из магазина и устремился к оранжевому автомобилю марки Форд, таращившемуся фарами на винные автоматы. Утолив жажду, Виталий шагнул в затемненное пространство огромного магазина с маковкой старинного культового заведения.

Про магазин и его хозяина — бывшего авторитета, по городку ходили легенды. Одна из них, что в этом заведении, принадлежащем потребительской кооперации, можно приобрести старинный антиквар, валюту, золото и все, что советское государство усиленно охраняло от предприимчивой части своего населения. В каждом правиле есть исключения, которые и составляла авторитетная часть того же населения. Учитывая богатый опыт государства по взращиванию и селекции ее в тюрьмах и лагерях, авторитетов в обществе было немного, как правило, по одному на город.

Словно в подтверждение тому, Виталий услышал мягкое тарахтение единственной иномарки курортного городка. Значит человек – шар и хозяин магазина — одно лицо, но Старова интересовали редкие книги, и совсем не сплетни про делишки, проворачиваемые на одном из объектов советского форпоста торговли.

Первую половину магазина заполняли вешала и полки с разноцветным заморским тряпьем, а вторую стеллажи с редкими книги и пластинками. Посредине небольшого круга света, падающего сверху из маковки бывшей церкви, в центре зала сидела в черном одеянии старуха и держала в руках кота. Кот довольно жмурился, когда его гладили длинные костлявые пальцы, так похожие в пучке солнечного света на корни сухого дерева. Старуха не отреагировала на громкое «здравие желаю» единственного посетителя. Прикрыв глаза, она ласкала крупного котяру, стриженого зачем-то под пуделя.

Старову осталось пожать плечами и начать увлеченно рассматривать книги, с трепетом снимая с полок фолианты Ефремова, Куприна, Ж. Верна… Глаза разбегались, а книги уходили стройными шеренгами ввысь и превращались в единый ковер дорогих переплетов. Обернувшись, словно кто-то окликнул его, Виталий увидел на стеллаже, между толстыми томами Фаулза и Ахматовой, золотые буквы: «МИХАИЛ БУЛГАКОВ» и обмер.

В голове колыхнулась яркая картина одной лаборатории НИИ подводного кораблестроения в Ленинграде. В последствии Виталий долго не мог забыть ту теплую атмосферу с молодыми учеными — сверстниками; веселое обсуждение изумительного лозунга под чай с коньяком: «Сделал дело — не забудь уйти», красовавшимся кумачом на входной двери…..Неожиданно Старов вспомнил щемящий запах духов «Опиум» милой Лизоньки, позвавшей его к микроскопу, пока после чаепития механик и их зав.лаб углубились в проблему доработок гидравлики первого отсека. Перед глазами бежали мелкие строчки самиздатовского «Мастера и Маргариты», и Виталий с жадностью пожирал их, впадая почти в гипнотический транс от таинства прочитанного, от состояния неведомой свободы удивительной лаборатории и головокружительного запаха, нимбом нависшего над шелковистыми русыми волосами молодой девушки. Механик уехал, а они остались. Виталий под утро дочитал роман, и они брели с Лизонькой по Заневскому, взявшись за руки. Говорили о писателе, о его безумной смелости написать такое произведение в условиях сталинского режима; осторожно дотрагивались до чуждой тогда темы о Пилате; весело вспоминали о проделках великого мистификатора в Театре Варьете. Старов театрально вскинув руку с зажатой запиской, громко декламировал полюбившиеся строки: «Лгут обольстители-мистики, никаких Караибских морей нет на свете, и не плывут в них отчаянные флибустьеры, и не гонится за ними корвет, не стелется над волною пушечный дым». Лиза мило смеялась, и было хорошо, как бывает хорошо, только двоим молодым людям в белые питерские ночи.
Дурачась, старлей с таинственным видом высказал предположение, что Воланд – генерал КГБ. Шутка не прошла, глаза Лизоньки сделались серьезными, взрослыми и вмиг уставшими:
— Вы либо, дурак, либо провокатор! – Каблучки Лизоньки зацокали по мокрому асфальту. Старова хватил столбняк от ее резких слов, и он остался стоять посреди улицы с открытым ртом. Девушка, не оглядываясь, свернула в черный проем арки и исчезла навсегда, а с ней улетучился и едва уловимый аромат духов, оттеняющих ее природную нежность.

Предавшись воспоминаниям, Виталий, с восхищением рассматривал волшебную книгу в черно-золотом переплете и не услышал легкого звона дверного колокольчика.

— Вы любите Булгакова? – приятный грудной голос за спиной заставил оглянуться.
Шляпа с большими полями закрывала часть лица с нежным изгибом высокой шеи в дорогом колье; слегка полноватые руки в белых перчатках до локтей красиво лежали над легкой выпуклостью ровного живота в обрамлении вечернего платья, грациозно спадающего до пола. О своем величии, грациозности, а главное о желании ее, она моментально прочитала в восторженном взгляде, который медленно раздевал. Видимо симпатичный парень знал толк в женщинах, если умел так смотреть на незнакомок. Ее, как опытную женщину, открытие подобного не обидело, а наоборот порадовало. Влюбленность, как преамбула курортного романа, при настоящей разнице в возрасте заканчивается только постелью. Они вмиг оба поняли, что это должно произойти непременно, но светский вид дамы и воспитание советского офицера обязывали их выдержать рамки приличия.

— Любить не любить произведения Булгакова нельзя. В них заложено непостижимое таинство, их надо бережно читать и хранить, — он произнес фразу машинально, соображая только лишь о возможности или невозможности очередной искрометной близости. Совершенно непостижимая для сравнения мысль скользнула в большом полушарии и чуть не сорвалась с уст: «Так гардемарины влюблялись в Великую Елизавету», но его перебили.
— О, а Вы актер или писатель?
— Нет к сожалению. Капитан – лейтенант, в звании и вся профессия.
— А я просто женщина и хозяйка этого заведения, — красивые губы разомкнулись в милой улыбке. Протянула величественно руку: «Галина Михайловна».
— Виталий, — поклонившись, Старов прикоснулся губами к запястью. Знакомые до боли духи обдали притягательным облаком «Опиума». Мозг судорожно работал в одном направлении; все присказки, сказки, легенды о страсти и чувственности бальзаковских женщин сплелись в одну паутину в центре, которой оказался он. Только не упустить, не сказать глупость, не допустить пошлости.! О —- о! Боже, только не это! — И Старов сунул руку в карман.
— Гала, Галчонок мо—эй! – Громкий начальственный голос с кавказским акцентом требовал: «Ма—ма, гдэ О—нэа?
Виталий выпрямился и сквозь проем стеллажа увидел, взметнувшееся в их сторону в потоке солнечного света, падающего сверху, корневище длинных пальцев старухи.
Человек – шар стремительно развернулся и покатился в тень книжного раздолья.
— Племянник от первого брака, Виталий! Мой муж Серго Георгиевич! – Ее голос был спокойным и ровным.
Снизу вверх на Старова смотрели пронзительные маленькие глазки. Рука невольно оказалось в сильных и горячих ладонях, встреченных кавказским рукопожатием.
— Виталий морской офицер. Капитан – лейтенант. Отдыхает в местном санатории. Очень любит книги.
— Да, особенно Булгакова. В Мурманске его книг не достать, да что в Мурманске, Ленинграде тоже, пытаясь с правиться с нахлынувшим волнением, быстро проговорил Старов.
— До — стать можно все, если сильно за — хо — теть, молодой человек, — пропел Шар и обвел руками пространство. – Я видел на фотографии вашего дядю. Он был достойный человек?! – Взгляд-буравчик пронизывал.
— Какого лешего я здесь ломаю комедию! Какой племенник, какой дядя был, и где? Извиниться и уйти…, — но бросить женщину, которую уже раздел, пусть пока в мыслях, Старов не мог в принципе.
Пауза затягивалась. Изящным взмахом руки Галина Михайловна сняла шляпу; роскошные рыжие волосы волной упали на узкие плечи; из прекрасных, синих глаз – озер в обрамлении милых морщинок на Виталия полилось столько нежности, капризного укора и обаяния, что он не мог не подыграть и, кабы раздумывая, заговорил: «Вполне, вот с волей…\»..
Она, одарив находчивого офицера благодарным взглядом, взяла его под руку и громко сказала: «Брат моего первого мужа, Александр, пусть земля ему будет пухом, прояви волю, и, бросив злоупотреблять алкоголем, возможно из рядового журналиста одного из Ленинградских журналов стал бы редактором Невы».
— Вот это женщина, да ей только в разведке служить с восторгом, — подумал Виталий и чуть посильнее, чем того требовал этикет, прижался спиной к высокой груди.
— Да, там где кончается воля, начинается бэз — волее! – Палец вскинутой руки подлетел к самому носу Старова. Затем рука — кувалда опустилась на плечо, и с силой сжало его.
— Хорошо Виталий, дарю вашего Булгакова и приглашаю на крестины внука одного замечательного человека!
— Простите Серго Георгиевич, но у меня иные планы на вечер, тем более, что замполит экипажа…., — Старов попытался вежливо отказаться. Сначала в маленьких глазках Серго проскочила искра удивления, а потом нижняя губа, как у подворотнего блатаря, выпятилась вперед вместе с квадратных подбородком, и сердитый голос произнес: «От моих приглашений никто не отказывается. Гаэлла, объясни своему плэмя — нику о правилах гостей в моем доме! И еще Виталий с Вас хороший тост. Тост для Кавказа, что морэ для моряка. Так?!»
Старов почувствовал, несильный толчок в бок.
— Не сердитесь, мой отказ мнимый. Форма этикета, если позволите. Не более того. Я давно хотел побывать, допустим, на грузинской свадьбе, а здесь такой случай. — Спасибо. Только надо съездить в санаторий переодеться, а то…, — Виталий оттянул футболку и рассмеялся.
Взгляд потеплел, и человек- шар ласково потрепал Старова за шею: «Выглядишь, как хиппи. Парадную форму одень и приезжай на 10 киломэтр по дороге к Бештау . Знаешь? Гэлла дай Виталию свою машину. Ма—ма, собирайтесь едем!».
Она протянула ключи, чуть дольше положенного задержала его ладонь и тихо сказала: «Я буду ждать».

Стриженный кот юркнул на половину с книгами.
— Как он ее назвал? Прозвучало как Гелла. Ге — лла, где он слышал это имя? — Виталий пытался судорожно вспомнить, сделал шаг назад, раздался кошачий вой. Нога судорожно дернулась с мерзкого хвоста; книга выскользнула из подмышек и, раскрывшись, рухнула на пол.
— Мама, сколько раз можно просить не оставлять Артемона одного в зале магазина, и не стричь его так сильно. Корзину с вином заберем с собой. Пока, мой мальчик! – Она махнула Виталию и заступила за стеллаж, ближе к солнечному кругу.

Старов бережно поднял книгу. В глаза бросились строки на открытой странице: «Глава 24. Извлечение Мастера», – пробежав первую страницу глазами, Виталий с волнением произнес: «Спасибо за подсказку, вот и Гелла». Поцеловав, черно-золотистый переплет книги, — Старов радостно устремился к выходу, под ненавистный взгляд горящих глаз.
Уткнувшись бампером в громадный Форд, Виталия поджидал красный «Жигуленок». Все девятки номера говорили об избранности хозяина авто.

В окружении серебристых елей, в прохладе ниспадающей с гор, на ярко совещенной террасе бархатистый голос французского шансонье заставлял медленно двигаться красивые пары. Одна из них была особенно хороша. Почти в профессиональном танго стройный капитан –лейтенант в белоснежной тужурке вел в танце изумительную партнершу. Все знали, что ей около 35, но бархатная кожа, обворожительный взгляд синих глаз – озер, грация, волновали молодых и пожилых, заставляя напрочь, забыть о ее возрасте. Узкий круг присутствующих гостей знал, что третий год подряд, они будут скоро отмечать 39-летие прекрасной Галины Михайловны.
— Нравиться, кацо? – Серго, обняв за плечи седовласого, крупного старика со значком лауреата государственной премии СССР на лацкане дорого пиджака, налил в высокий хрустальный фужер рубинового вина.
— Она, божественна, правда! Старик пригубил и громко крикнул: — «Браво!»
Гости встали за столом и восторженно зааплодировали. Взявшись за руки, Старов и Галина Михайловна театрально раскланявшись, под несмолкающие аплодисменты заняли каждый свое место за большим, мастерски сервированным столом: она подле мужа по правую руку от властного старика, а Виталий в дальнем конце стола между директором музея и его дочерью, старой некрасивой девой.

Серго поднялся, его мощный торс, затянутый в фиолетовый пиджак, закрыл зарумянившееся лицо жены, и только ее пальцы выдавали волнение легким постукиванием по салфетке.
— Друзья, слово предоставляется племяннику моей супруги — подводнику с Северного флота капитану-лейтенанту Виталию Старову.

Старов отчетливо услышал наступившую тишину. В голову ничего не приходило кроме строк, прочитанных уже в номере : «Слушай беззвучие….Я знаю, что вечером к тебе придут та, кого ты любишь..». Он понимал, что понравившийся тост расположит к себе сурового Серго и притупит его бдительность или наоборот.
Одобряющий взгляд вынырнул из под малинового пиджака, и капитан — лейтенант заговорил: «Для меня, по сути странника, в силу профессии, каждый город имеет то лицо, какое имеет мечта его жителей, то родное для всех нас, что составляет нашу, самую сокровенную мечту — мечту о вечной жизни и любви, — его сильный и чистый голос несся в ночи, — большой любви к Родине, родителям, женщине и конечно детям. За дорогого малыша, маленького Иосифа – внука многоуважаемого хозяина удивительного города, лауреата государственной премии СССР, Ираклия Аркадьевича Гурами!\»
Старик поднялся и пошел с распахнутыми руками навстречу Виталию; принял капитан-лейтенанта в объятия и, троекратно расцеловав, громко обратился к гостям: \»Благодарю! Вы, товарищ капитан-лейтенант, можете каждый год приезжать в наш город! Считайте с сегодняшнего дня себя его почетным жителем, пока я здесь градоначальник. А захотите перевестись на Черноморский флот, поможем!»

Она стояла спиной, прислонившись к Кипарису, уходящему в черноту ночи и смотрела на остров света, богатства и веселья. Голова от выпитого слегка кружилась, а шея, грудь горели от страстных поцелуев этого сумасшедшего подводника. Грусть — спутница женского возраста тихо нашептывала внутри: «Ты хороша, востребована, тебя можно любить еще. Твое тело забыло настоящую нежность, но возможно это последний шанс не упусти его….».
-Муж, а что муж?! Ее держит подле него только страх, привычка и деньги.- Галина Михайловна зажмурилась, выжатая слезинка скатилась по щеке, она глубоко вздохнула и пошла навстречу женщинам, спускающимся с террасы к фонтану.

В беседке пьяный Серго уже без малинового пиджака, обняв двух молоденьких племянниц Гурами, кричал: «Девушка не умеющая приготовить мужчинам Хаш не имеет права выходить замуж».
— А, что такое Хаш, дядя Серго, мы не – мес — тные, мы мос – ковс — кие! — Девчонки весело смеялись.
— Нэучки. Чему Вас учат в столице нашей Родины. Вай! Хаш, этот дивный спутник солнечного утра, когда весь организм просит утешения после трудной праздничной ночи, этот шедевр похмельной кулинарии, приправленный остреньким соусом с маленькими песчинками черного перца! Посы—паэм, посыпаем! –по ночному саду разлетался в разные стороны девичий визг и смех.

Старов, уединившись среди благоухающих роз цветника, разбитого в торце двухэтажного белокаменного особняка, лежал на скамейке и смотрел в черноту неба. Его парадная тужурка обнимала диковинный куст в лучах падающего от дома света, наполненного весельем. Мысли разбегались, и собрать их Виталию не удавалось. Галина, оставшись на этой самой скамейке с ним наедине, дала возможность целовать себя. Распалив его страсть, она ударила Старова по рукам, когда он в глубоком разрезе платья подобрался к кромке черного чулка. Вторая попытка закончилась тем, что Галина Михайловна молча встала и ушла.

— Виталий поднимайтесь ко мне в кабинет. Там за углом лестница, если Вам ближе по понятиям — трап, то пожалуйста по трапу наверх. Я жду Вас! — створка открытого окна захлопнулась и седая голова хозяина дома скрылась за портьерой.

Провалившись в мягкое кожаное кресло, Виталий впервые в жизни пил настоящий кофе. Старик подошел к бару, достал коньяк, маленькие стопки и громко сказал: «Знаете, Виталий, счастливый человек по настоящему тот, который может сказать правду, а Вы, товарищ капитан – лейтенант всегда говорите правду?».
Старов подхватил дольку лимона и, не задумываясь, ответил, что не всегда. Седые брови удивленно поползли вверх.
— Уважаемый Ираклий Аркадьевич, если совершенно искренне — врать приходиться, чтобы не быть белой овечкой. К сожалению, но на флоте теперь так! Вас интересует в этой связи вопрос, что связывает советского офицера и Серго, судя по его не боцманским наколкам? Докладываю, что оказался в вашем гостеприимном доме исключительно по воле Галины Михайловны. Всего восемь часов назад я встретил ее впервые в магазине, когда рассматривал немыслимо дефицитную на севере книгу М. Булгакова. Совершенно неожиданно меня представили Серго Георгиевичу, как племянника первого мужа только за тем, чтобы пригласить к Вам, но…, — осторожно начал Виталий, полагая, что Старик видел их сцену в саду, а теперь, уточнив по телефону, что Старов не политработник и не особист, даст команду выбросить его за ворота. Картина печального завершения вечера была ужасающей. Выхода не было, оставалось лишь рассказать правду и просить дать возможность уехать без скандалов, потому что противостоять Серго равносильно битве с носорогом.

Старик действительно наблюдал из окна и видел Галину. Оставив женщин у фонтана, она быстрым шагом направилась в глубь сада, но кто был ее избранник на сей раз, Гурами не знал. Неожиданный гость сам раскрыл тайну, не ведая, что принес своиим откровениями тихую радость старику.
Как-то и само собой разговор перешел на творчество Михаила Булгакова. Рассказчик Гурами был великолепный. Он повергнул в шок изумленного Старова о неизвестной стороне жизни великого, но недоступного писателя — о его пристрастии к наркотикам.
Виталий, слушая ровный голос с небольшим кавказским акцентом, почему верил, что ничего страшного не должно случиться не сегодня и не завтра, а послезавтра он покинет гостеприимное пятигорье и забудет небольшой инцидент увлечения замужней женщиной.

Присев на край большого дубового стола, Гурами рассуждал: «Иешуа в романе Булгакова — это не библейский Иисус, он обычный человек, немного странный и совсем не злой, который смертен и испуган перед властью римского прокуратора. Однако это не мешает ему говорить только правду, ибо ложь, по его мнению, тяжкий грех, даже во имя спасения самого себя. Вера в добро главное определяющее качество Иешуа. Его главный постулат — человек вышел из рук создателя добрым: \»Злых людей нет на свете, есть люди несчастные».
Он замолчал, потом мягко сказал:
— Виталий, у вас впереди долгая жизнь. Не растрачивайте ее напрасно, потому что несчастными мы себя делаем сами. Я старый человек, вижу, что Галину снова попутал бес. Она взялась искушать, чтобы погубить хорошего человека. Держись от нее подальше. Ее красота дьявольская, по себе знаю. — Гурамми тяжело вздохнул. — Теперь тому — расплата за страсть пятилетней давности в необходимости приема в своем доме ублюдка – мужа, который напоминает еще одного героя романа \»Мастера и Маргарита\».

Дверь кабинета без стука открылась, вошла мать Серго. Она наклонилась к уху старика и тихо заговорила по – грузински, не отрывая пронизывающего взгляда от Старова, потом, пригрозив ему сучковатым пальцем , скрипучим голосом проклокотала: \»Держись от Геллы подальше, плэ —мя — ничек!\»
Виталий вскочил, заливаясь краской, но Гурами властно приказал ему сесть. Затем выпроводил старуху из кабинета, извинившись, быстро набрал номер телефона: «Да машину подать, как обычно к трапу»!

Виталий Старов проснулся от стука. Тарабанил замполит, и орал на весь коридор санатория: «Открывай, пьянь! У тебя через час политзанятия с матросами».
Пришлось вставать. Утро несло радость курортного города в открытое окно разноголосицей отдыхающих.
На подушке в лучах солнца играл рыжий локон. Виталий аккуратно взял его в руки и поднес к губам, нежный запах «Опиума» заставил улыбнуться. На подоконнике лежала книга в черно — золотом переплете.
Старов открыл дверь. Ворвался грузный замполит и начал размахивать руками: «Нарушаете, товарищ капитан лейтенант! Где был сегодня ночью!
— У Воланда в гостях!
— А кто это? – Замполит уселся толстой задницей на ее подушку, прихватив со стола бутылку «Нарзана, глотнул и приготовился слушать разного рода приключения капитан-лейтенантов и просто лейтенантов.
— Генерал КГБ! – С усмешкой бросил Старов и, накинув на мускулистые плечи бархатное полотенце, пошел в ванную комнату.

Добавить комментарий

КУРОРТНЫЙ РОМАН

В юности я хотел быть менестрелем, ходить по пыльным дорогам и на ходу придумывать песни. Пить кислое вино на постоялом дворе после целого дня пути. Слушать местные сплетни и укрываться на ночь плащом, который количеством дыр напоминает звездное небо в ясную ночь.
А еще я хотел играть баллады на любимой лютне, петь в огромных замках, где в темных залах у жаркого камина стоят накрытые столы. И что бы за теми столами сидели ободранные принцы и короли в помятых латах.
Как много я хотел…
А стал обычным геологом.
Мы, геологи, не писатели, мы — бродяги и искатели.
Хотя писать нам тоже приходится много: полевые дневники, отчёты разные. Наверное, от частого употребления ручки и бумаги у нас и возникает иногда острое желание написать что ни будь художественное и прекрасное. Роман, там какой, или, на худой конец, рассказ. Лучше всего, конечно, про любовь, так как обычная природа перед нашими глазами и так каждый день мелькает всеми красками и всеми радугами.
Я сам частенько загорался такими намерениями и хватался за авторучку.
Правда, чаще всего дальше придумывания названия дело не продвигалось, но зато какие заголовки вытанцовывались.
Например — Лунный этюд в Сочи. Или — Южные страсти по Сухумски.
Но это было давно и неправда.
Сейчас я устал от всего и всех, плюнул на работу в поле, взял очередной отпуск и стал собираться в путь.
Я купил на сэкономленные деньги путёвку в санаторий и уехал за границу, в Крым.
Путёвка у меня была обычная, поэтому мне достался номер на двоих. Вторым оказался шахтёр из Кемерово. Звали его Петро. Петро был тот ещё ходок, поэтому я его почти не видел.
Я ходком не был и обычно пел свои песни с девяти утра до вон той скалы.
Курортная публика… да что там говорить — можно подумать, что вы сами не видели курортной публики!
Глядя на беснующихся отдыхающих я все отчетливее осознавал, что отпущенный человеку природой век, он не проживает, а пробегает, прожигает, проносясь через жизнь.
В свой оплаченный санаторий я являлся только затем, чтобы поваляться в радоновой ванне, получить очередную порцию жидкости из шприца «в мягкие ткани» и порцию гнусного первого-второго-третьего в желудок.
За день я произносил всего десяток слов, и все в столовой: «Доброе утро (день, вечер)» и «приятного аппетита» (3 раза).
Вот чего мне всегда не хватает в отпускной жизни — так это одиночества.
Поэтому целыми днями я шлялся по редкому и колючему лесу, находя удовольствие в пении идиотских песен, и отдавался постыднейшему из своих пороков: сочинению стихов.
Графомания — это болезнь, и болезнь позорная, вроде недержания мочи. К тому же она практически неизлечимая.
Вообще в жизни я придерживаюсь правила «не умеешь — не берись». Но с моей музой шутки плохи: это вам не слабое создание, бряцающее на лире. Моя муза крепкого сложения, яростная и неутомимая. Она извещает меня о своем приходе: часа за четыре где-то в горле начинается щекотание, и кто-то внутри меня похохатывает, как похохатывает человек, читая, скажем, «Двенадцать стульев» — несильно, но постоянно.
Как-то на второй или третий день отправившись на очередной променаж и сев на скалу, я увидел как в зоне прямой видимости совсем некстати показались две мадамы.
Одной, рыжей, было недалеко за тридцать и, кстати, у нее присутствовала очень даже не плохая попка.
Второй было далеко за сорок, но она тоже была еще очень даже в форме и формах.
И как их только занесло сюда в этакую рань?- подумал я.- Не дай бог, загрызут.
Порассуждать на эту тему мне дальше не удалось, так как мадамы были уже совсем рядом.
— Вот эта, которая постарше, сейчас вцепится,- подумал я.- Технология знакомства у всех их одинакова и такова: Вы не знаете, как пройти до скалы Четыре Брата? А технология мужская такая: Как, вы еще не были на Ай Петри?
Я оказался, как всегда, прав. Подойдя к месту моей отсидки, та, которая была постарше, так и спросила.
И где была моя голова: я не стал отрицать, что не был и иду туда же. Чтоб она провалилась, тыдра!
Тут же начался второй тур: Где-то мы с вами виделись будто…
Она протянула мне левую руку.
Я не понял и пожал её.
Дурак!
Жизнь наша богата нюансами оттенков. Душа оттаяла, мозги в прострации…
Я, правда, быстренько очухался и вежливо, неназойливо спросил.- Как зовут-то красавиц? И какая статья? Ну и, конечно, срок. В смысле — сроки.
Известно, что сроки отдыхающих, если они хотят что-то поиметь друг от друга, должны максимально совпадать. А то сделаешь заход, а партнерша завтра уедет.
Второй тур начался, и я гаркнул, как в зоне на разводе.- Николай Старков, остеохондроз, десятое пятого тире третье шестого.
Старшая озадачилась, а младшая мило так ухмыльнулась. Оценила, значит.
Ух ты, да мы, кажись, с интеллектом!
И если бы вы только знали, какие она имела волосы! Ах, какие рыжие! Да какие яркие! Да какие густые! Глядя на них, у любого мужика затрепетало бы что-нибудь, не в груди, так в штанах!
В голове моей тут же сформировалась мысль: Была ли у тебя когда-нибудь рыжая женщина? Нет?! Ну, и не будет. Однако, чего это ты раздухарился? Тем более — на лицо она всё-таки подкачала. Кожа так себе. И нос… Ну, в общем, не фонтан она Бахчисарайский. Особенно нос.
Правда, соседа моего Петра это бы не остановило.
Петро сказал бы.- С лица воду не пить.
— Да и потом,- сказал бы Петро.- В любой бабе главное не формы, а содержание. И на голом полу можно спать, если он противоположный.
Великий и мудрый Петро!
— А не приобщиться ли мне к великому и всемогущему кобелиному племени,- подумал я.- А не распустить ли хвост веером, а не порассказывать ли о своих подвигах и приключениях, а не залезть ли на скалу Четыре Брата? То есть, я и так на нее каждый раз мысленно залезаю, но это для себя, а тут восхищенные зрительницы, и я будто бы оборвусь левой ногой…
Позднее, вспоминая этот вечер в мельчайших подробностях, я так и не смог вспомнить, что меня подтолкнуло, зачем я сделал то, о чем еще за минуту даже и не думал. Ведь я приехал сюда в поисках одиночества, и ещё несколько минут назад мне никого не хотелось видеть, ни с кем не хотелось общаться, даже с близкими, любимыми людьми.
— Рожденный ползать летать не хочет,- подумал я.- Ждите, так я и полез вам на скалу.
Но, не успели мы подойти к Четырем Братьям, как эта рыжая рванула вперед и, как ящерица, пошла вверх. Мама моя, как она прошла карниз! Я сразу же понял, почему бог подарил человеку конечности. Конечности появились, потому что по суше было неудобно ходить в ластах…
Я смотрел на неё и думал.- Удивительно, как такие великолепные стройные и красивые ножки могут нести на себе такие ловкие и сильные руки.
Мне теперь — хошь не хошь, нужно было тоже идти, и тем же маршрутом.
Даже случайные спутники, преодолевая долгущую и многотрудную дорогу, поневоле сближаются. Главное быть вместе. Вернее, рядом. Нам обязательно нужен первоначальный контакт, после которого всё сразу же упрощается и облегчается. Вот он – этот момент.
— Действуй,- сказал я себе.- Ничего лучшего ты всё равно не придумаешь.
И я полез.
Когда у тебя возникает желание что-то сделать, нужно немедленно принимать решение и не ждать, пока это настроение пройдет.
Глядя снизу вверх на двигающуюся предо мной скалолазку, я всё отчетливее ощущал, что обтягивающий её материал очень выгодно подчеркивает все многочисленные достоинства великолепной женской фигуры. Особенно сзади. И особенно в нижней её части. Казалось бы всего-навсего две небольших упругих округлости.
Но когда они в непосредственной близости от твоих глаз, совсем рядом и так упоительно колеблются!
Я почувствовал, что уровень моего интеллекта внезапно существенно понизился. Сколько будет семью восемь я не смог бы сказать сейчас даже по приговору народного суда.
Иногда полезно заниматься психоанализом. Копаться в первоистоках своих дегенеративных поступков.
Но скалолазка резко повысила темп подъема, и я уже не смог любоваться этим обворожительным зрелищем, а интеллект пришел в норму.
Тем более, что скала стала ещё круче и сложнее.
Почему-то вспомнилось объявление из какого-то юмористического журнальчика, прочитанного в дороге: Продаётся парашют. Новый, в упаковке. Ни разу не открывали. Использовался всего один раз. Немножко запачкан.
В детстве вы начинаете ходить на четырех конечностях, потом на двух, а дальше у кого как получится.
Я лез и твердил про себя.- Только стоящий не споткнётся, только лежащий не упадёт. Возьмём с собой в будущее всё хорошее из прошлого, а настоящее посвятим извращениям! Я знаю технику безопасности, как свои три пальца! Еще миг и буду я скользить по наклонной плоскости, как дерьмо по канализации.
Когда я, вспотевший словно рак в кипятке, вылез наверх, она спокойно сидела на большом камне и насмешливо наблюдала за моими усилиями в покорении скалы.
— И где это вы так научились бегать по вертикальным стенкам,- спросил я, с трудом переводя дыхание.
— В Царицыно и на скальном тренажере,- ответила она.
— Вы, наверное, чемпионка чего ни будь,- продолжил я, отдуваясь, и опустился на землю рядом с ней.
— Нет, но вроде бы кое что получается,- чуть покраснев ответила она.
— Ничего себе, кое что,- искренне восхитился я.- Мне бы так. Всю жизнь провёл бы на стенке. Да и в работе пригодилось бы.
— Всё шутите,- звонко рассмеялась она.- Не скромничайте, У вас тоже совсем даже не плохо получается.
— Слава богу, что жив остался, а не свалился вниз,- ответил я.- Это у моего друга получилось бы. Он мастер спорта по альпинизму.
— А вы по чему мастер?- спросила она.
— По кайлу и лопате. Моё дело копать глубже и тащить дальше. Геолог-полевик я.
— Как интересно, Наверное, не работа, а сплошная романтика.
— Точно романтика. Отдавать комарам, мошке и прочим кровососам добровольной основе свою кровушку, да месяцами сухарями желудок мучить.
Мы замолчали.
Она была восхитительна.
Я был глуп и восторжен.
Дальнейшие наши взаимоотношения происходили на уровне роскоши человеческого общения
Самая светская беседа. А были ли там? Да. А вот там? Нет, но собираюсь. А я был. Мы, вообще, оказывается, родственные души. Не пора ли нам по этому поводу в постельку?
А, между прочим, похоже, что она одинока. Тут мне документы не нужны, я таких сразу вижу. Она может быть тихая или разбитная, но — не глаза даже, а поворот головы выдает: одна.
С такими я почему-то чувствую себя виноватым. Может, ей предназначался как раз я. Хотя, возможно, ей и повезло — я совсем не подарочек. Но живет же со мной жена — уже который год!
Нет, братцы мои, увольте! Отзыньте. Это же еще хуже.
А тут ещё эта тыдра, эта старая сводница, вытащила между тем из меня обещание сводить их после обеда к скале Круглой.
Я пообещал, думая про себя, что не приду. Не приду, и все. У нас свобода совести: хочешь — имей совесть, хочешь — не имей. Мало ли что. Заболел. Ногу сломал. Как раз третью.
И, очень кстати, после обеда шел мелкий, нудный дождь. Так что, если пересечемся когда-нибудь, скажу: да вот, дождь был. Такая жалость.
Сам-то я, конечно, пойду.
Маленькие радости рождаются из больших глупостей. В этом есть особый кайф. И, чтоб кайфу было побольше, пойду не по тропинке, а напрямик. Бразды пушистые взрывая, шурует по лесу эсквайр!
Единственный способ в этой жизни сохранить своё здоровье — это есть то, чего не хочешь, пить то, чего не любишь, и делать то, что не нравится…
А вот сейчас шел дождь, и, что замечательно, было скользко, и, что еще лучше – очень грязно.
Душа моя пела, пока я самым непроходимым путем лез на хребет.
А на хребте лоб в лоб столкнулся я с рыжей.
К тому моменту я уже забыл, как ее зовут. Цифры и фамилии у меня вылетают из памяти моментально. Хорошо там держатся только ассоциации.
И нарисовалась немая сцена. Или, как сказал бы мой родной братец: Родился — удивился: почему?
— А я думал, вы не пойдете!
— А я думала, вы не пойдете!
— А что это вы — в дождь? Упражнение?
— Да почему? Просто нравится!
— Ну, знаете ли! Я думал, я один здесь такой идиот!
— Спасибо на добром слове! Какой вы смешной.
— Смех без причины — признак незаконченного высшего образования.
И через пару минут мы уже сосредоточенно шлепали уже вдвоем по мокрой траве.

Я, собственно, мучительно пытался вспомнить, как ее зовут. И потому молчал. А она молчала просто так.
Нравилось ей молчать, вот она и молчала.
И мне это тоже нравилось. Не выношу я по жизни болтливых баб. И еще — смеющихся с подвизгом. Зазвенит где-нибудь в кустах — Их-хи-хи-хи-хи… У меня в таких случаях в зубах свербит, как от бормашины.
Да. А звали ее наверняка Любой. Или Людой. Как-то так.
— Расскажите что-нибудь о себе, — говорила она.
— Тоже мне, нашла себе Дейла Карнеги,- ухмылялся я про себя.- Сейчас я буду тебе вещать, как приобрести друзей и оказывать влияние на людей. Глава какая-то там, совет номер три: говорите с собеседником о том, что его интересует.
Увы, этот фокус я знаю. И, к тому же, меня ничто не интересует. Ну, вообще ничто.
— Да. Что вам рассказать? О себе… Я мастер по ремонту крокодилов. Окончил соответствующий вуз. Хотел пойти в МГИМО, но побоялся, что в эту фирму не берут дебилов.
Конечно, это был тест, и этот тест она выдержала.
— Зря… Берут, — сказала она.- И еще как.
И добавила.- А если без метафоризма?
— Ну, если без него, — грустно сказал я, — То я специалист по технологии.
— Технологии чего?
— А ничего… Просто технологии. Помните — А еще они рисуют все, что начинается на букву «М»: мальчишек, математику, множество… Множество чего? А ничего. Просто — множество…
— Вот теперь понятно,- сказала она.- Только не очень.
— Ну,- сказал я.- Меня не интересует, ЧТО делать, а интересует — КАК. Приемы, рецепты, алгоритмы.
Так между нами начался интеллектуальный разговор. Ну, очень интеллектуальный. Но не о том. А внутри этого разговора, на полунамеках и полуфразах, идет менее интеллектуальный разговор, но — о том самом.
— Так вот ты, оказывается, какой.
— Какой?
— Почти хороший.
— Даже у самого плохого человека можно найти что-то хорошее, если его тщательно обыскать. Хороших людей много! Полезных мало… А ты, оказывается, тоже вон какая.
— Что на что похоже, то оно и есть.
Ритуальный танец. Только танец языком. Или так: ритуальный танец на обоюдоостром языке, переходящий в смертельный трюк.
И что меня теперь особенно бесит: я распустил хвост, как последний петух — сразу, с первой фразы. Не то, что я стараюсь казаться умнее, чем я есть, тем более, что я в действительности ужасть какой умный! Но я стал выпендриваться, вот что паршиво.

В последствии из-за этого я и пить бросил: чуть глотнешь, и начинаешь из себя изображать, а утром невыносимо стыдно. Ну, умный ты, так и молчи себе в тряпочку. Тем более, что в нашей стране это — основной закон самосохранения.
Однако продолжим.
Оказывается, звали её не Любой. Любой, как выяснилось, звали ту тыдру.
Печально не помнить, как зовут других, но забыть свое собственное имя — прекрасно.
Что-то у меня с логикой. Почему бы им обеим не быть Любами?
Классическая загадка: у меня в кармане две монеты на общую сумму пятнадцать копеек. Одна из них не пятак. Что это за монеты?
— Скажите, а как вас звали в детстве? — спросил, наконец, я.
Она насмешливо скосила на меня зеленые глаза.- Да так и звали. Люсей.
То есть, догадалась. Стыдобушка-то…
— Безусловно,- думал я.- Фигура я для неё может быть и любопытная, но любопытная не оригинальностью своих мыслей и переживаний, не степенью своей духовной жизни, а просто так, как интересна была бы зеленая лошадь или трехгорбый верблюд.
И тут я осознал, что ощущение — это чувство, которое мы ощущаем, когда что-то чувствуем…
Я тоже человек! И тоже хочу звучать гордо…
Но тут в развитие наших взаимоотношений вмешался вечер.
Из этого вояжа мы только-только успели к ужину. Точнее, в Люсином санатории ужин был чуть позднее, и у нее был шанс переодеться. А у нас ужин уже кончался, и я заявился в столовую, как есть: мокрый с головы до ног и в грязном трико.
После ужина я не спеша помылся в душе, постирал трико и неожиданно увидел себя в зеркале, в натуральном, то есть, виде.
Нельзя сказать, чтобы это было в новинку: одеваясь после радоновых ванн, я тоже поглядывал в зеркало, но чисто технически: на предмет обнаружения прыща или клеща. Но тут я обозрел себя с точки зрения эстетической, чего не бывало уже много лет.
— Гм,- сказал я себе в сердце своем.- Ну, не Арнольд Шварценеггер, конечно. Но такой еще из себя: гладкий. Грудь мужественная, волосатая. Шея моя, как столп Давида, и живот мой, как ворох пшеницы, кстати, совсем не маленький ворох… и… и что там еще? Дальше вроде что-то про чресла и лилии. Ну, не знаю, что там за лилии, а чресла у меня тоже ничего, не из последних. Очень даже не из последних, а? Столько добра пропадает. Жалко тебе, что ли? А то жена пилит из ревности за здорово живешь. А так пострадаешь — так хоть за дело. Поделись с ближней, Коля, думал я. Сытый голодного не разумеет. Это тебе никто не нужен, а женщине всегда нужен кто-то. Правда, даже если надеть на пингвина галстук — он всё равно не станет джентльменом.
Ешь морковку, лук и хрен — будешь, как Софи Лорен.
В конце концов, я решил, что глядящий на меня из зеркала не скелет, а весьма славный малый с простодушным черепом и подкупающей улыбкой.
А фасон всё равно всегда держать нужно.
Я вырастил сына, построил дом, посадил не одно дерево, исколесил пол страны и после всего этого решил, что теперь мне можно погулять.
Поймать бы золотую рыбку. Чего тебе надобно, в меру упитанный мужчина в расцвете сил?
Рыбка! Золотая моя! Выбей из меня мозги, до последней завитушечки! И веди меня к реке, и положи меня в воду, и научи меня искусству быть смирным…
Все это сплошная литературщина. Вот, хотя бы вчерашняя встреча с Люсей, под дождем. Слямзено у Рязанова, не иначе. Если бы я писал роман, я бы этим эпизодом побрезговал. Ну, сколько можно!
Увы, я не писал роман, а я его крутил. Или, если уж быть совсем точным, он меня крутил. И крутил, и крутил, но ничего нового под луной нет.
А решил я тогда, что пойду сейчас в библиотеку и посмотрю, чем у нас с Люсей должно дело кончится.
Пускай у тебя будет два мира,- решил я тогда.- Ты ведь, наверное, хочешь, чтобы у тебя было два мира. Так вот считай, что с этого момента у тебя два мира. И то обстоятельство, что у тебя все миры тут же сливаются в один, не более, чем очередное свидетельство некоего тотального происшествия, продолжающего подставлять твою голову под дубинку хронического присутствия.
К важным делам нужно относиться легко. К лёгким делам нужно относиться серьёзно!
А чего это вы ухмыляетесь?
Были мы тогда на очередной прогулке, и отдыхали, сидя на камушке. Тут-то я и пал, когда она собрала волосы в узел и открыла шею. Хоть мои джинсы стары и потерты, но в них бьётся горячее сердце!
Я тут же понял, что хочу, и хочу немедленно. Для меня самое притягательное место в женщине — шея сзади, эти ложбинки и завитки, уж такой я извращенец. Я почувствовал себя молодым козлом, я взмемекнул бы и набросился, но с нами была тыдра Люба.
В наше ненормальное время любой нормальный человек ненормален уже тем, что он нормален. К сожалению, сейчас всё чаще сильным считается тот, у кого хватает сил отказать себе в удовольствии быть порядочным человеком.
Она, может быть, мое поведение и одобрила бы, но вот я что-то застеснялся…
Но решение принято, и теперь надо дело доводить до конца.
Иногда счастье сваливается так неожиданно, что не успеваешь отскочить в сторону. Благо соседушка мой Петро переселился на пару ночей к своей очередной пассии, и комната была пуста.
Вечером, как всегда, были танцы, и я знал, что тыдра Люба их ни за что не пропустит. А Люся танцы не выносит. Как и я. Говорят, что плохим танцорам мешают яйца.
Танцевал я совсем неплохо, и яйца мне не мешали. Но танцы мне все равно не нравились. Особенно санаторные: когда на жестком асфальте пара рот особей обоего пола толкается и потеет. Значит, сегодня вечером мы идем гулять новым маршрутом.
Кстати, меня всегда мучил вопрос — что мешает плохим танцовщицам?
И я подтянулся, я ощутил себя охотником: моя рука не знает промаха, мое копье длинное и твердое, но все же подкрепите меня вином и освежите яблоками, ибо от любви я уже совсем изнемог.
…И все было сделано чисто, и я был разговорчив и она мила. Я обошелся без этих пошлых штук типа ухватывания за талию и похлопывания по заду. Как-то я этого не переношу.
У умной женщины главная эрогенная зона это мозг.
Ей хочется праздника, уюта, путешествий, скандала, сериала, стихов в свой адрес, ужина при свечах.
Правда, иногда слова только вредят делу, а взаимные недомолвки служат наилучшим выходом из сложившегося положения. В отношениях между людьми, независимо от того, кто они и какие между ними отношения, довольно часто возникают логические разрывы и смысловые пустоты.
Всегда нужно помнить, что если женщине вдруг станет скучно, то все предыдущие усилия мужчины пропадут.
Я пару раз подал ей руку на спуске, и все. Похоже, что роль вридло мне не удалась. Вридло это сокращение от временно исполняющий должность лошади.
Но было сделано главное: у нас был общий язык, общие тайны, и понимали мы друг друга с полуслова.
— Не приспособлены вы, кролики, для лазания!- говорил я, помогая ей на очередном подъеме. Ты знаешь на Кубе есть особое искусство говорить женщине комплименты. Называется оно пиропо. Пришло пиропо на Кубу из Испании. Так вот, настоящее пиропо должно содержать в себе смесь ласки и перца.
Согласно пиропо женщину необходимо подзывать к себе издаваемым губами звуком: пссс… пссс…. Если ты не владеешь пиропо, то для истинного кубинца ты не мужчина.
— Болтать-то вы умеете, Джим. А вот летать?- отвечала она.
Я очень натурально заблудился и пошел не той тропой. А надо сказать, что в санаторном монастыре ровно в одиннадцать запирают все двери. Но в нашем корпусе есть потайной ход: мне его Петро показал.
Все было сделано чисто: к отбою мы не успели.
Перед тем, как привести её к себе в номер мне теоретически было всё абсолютно ясно. И достаточно просто, как мне казалось, в принципе. Но, как выяснилось позднее, это было только теоретически.

Только практика является критерием истины. И эта истина оказалась совсем не такой, как я ожидал.
Как учили нас классики марксизма-ленинизма — только практика является истинным критерием истины.
Мы можем думать, что у нас что-то есть, а как доходит до дела, то сразу же обнаруживается, что и нет ничего…
Так что вопрос взаимоотношений всегда чисто философский…
— Что же делать,- сказала она.
— Выход есть,- сказал я и, пока она не очухалась, повел, и провел, и оставил ее устраиваться, а сам пошел до ветру, ибо перед этим делом я привык сходить до ветру, ну и вообще привести себя в порядок.
Когда я вернулся, она лежала в постели, натянув одеяло до самых глаз.
— А вы-то где устроитесь,- невинно спросила она.
— Ну,- сказал я улыбнувшись.- Думаю, что там же, где и вы.
— Что? Как?- спросила она изумленно, а потом будто бы сообразила.- Так для того все и было затеяно? И все было специально?
— А я-то думала, сказала она.
— Ну и дура же я,- сказала она.
И заплакала.
Вот это да. Вот это номер. Ни за понюшку табаку покончил с собой покоритель сердец: помер со смеху.
— Послушай,- сказал я, положив руку на ее плечо.- К этому надо относиться проще.
— Ты же вернешься к жене, сказала она.- Как же ты к жене-то вернешься?
— А жена-то тут при чем?- удивился я.
— Я пошла,- сказала она.
— Отвернись,- сказала она.- Я оденусь.
Вот чего не люблю — это уговаривать. Скажет мне человек: Нет — ну, на нет и суда нет. Не больно-то и хотелось. Даже с женщинами — хоть и знаю, что их «нет» — это на самом деле «да».
— Куда ты пойдешь,- сказал я, убирая руку.- Спи давай. Не буду я тебя трогать. Честное пионерское. Койко место пусто не бывает.
Сказал и лег на Петрову кровать. Полюби свою постель, как себя самого. Не по Хуану сомбреро… Если не можешь иметь то, что хочешь — научись хотеть то, что имеешь…
Да Год — это период, состоящий из 365 разочарований.
Потом мы долго молчали и слушали дыхание друг друга, и переговаривались дыханием. Она сперва всхлипывала, а я обиженно сопел. А потом она вздохнула глубоко, и стала дышать ровно, и я сделал то же самое.
Настоящее одиночество — это тогда, когда ты всю ночь разговариваешь сам с собой, и тебя не понимают. Правда, крайняя форма одиночества — это когда сам себе ставишь клизму…
Но потом я вспомнил ее затылок и представил, что было бы сейчас вот тут, в двух шагах, повернись все иначе, да и рука помнила ее плечо.
Она в ответ тоже задышала часто и тяжело, но, стоило мне скрипнуть пружинами, она отвернулась, и выровняла дыхание, и я тоже стал дышать редко и осторожно.
Отдельные случайные успехи не смогут затмить наших блестящих провалов…
Помните у Ильфа и Петрова: Граждане! Уважайте пружинный матрац в голубых цветочках! Это — семейный очаг, альфа и омега меблировки, общее и целое домашнего уюта, любовная база, отец примуса!
Как сладко спать под демократический звон его пружин! Какие чудесные сны видит человек, засыпающий на его голубой дерюге! Каким уважением пользуется каждый матраце владелец!
— Вот ведь,- подумал я, вслушиваясь в скрип пружин кровати и очередные всхлипывания.- Послал бог на мою голову.
— Ну чего ты опять,- начал я, и вдруг понял, что она не рыдает, а хохочет.
— Вот это анекдот, сказала она, сияя.
— Да уж,- хмуро сказал я.- Таких идиотов поискать.
— Я думаю,- сказала она.- Это первый такой случай в городе-курорте.
— Да, наверное, и последний,- сказал я.
— Был такой шикарный план — и вдрызг,- поддела она.
— Нет,- сказал я с достоинством.- Это была классная импровизация. Ноктюрн на флейте водосточных труб.
— А главное,- сказала она.- Так ошибиться в человеке. Я думала, ты другой.
— Я тоже так думал,- сказал я.
— Cпокойной ночи, сказал я сам себе.- Пройдёт ночь и настанет новое утро. А утро, как известно, и вечера и ночи мудренее. Утро всегда обещает, как сказал поэт. Оно нашептывает тебе на ухо такие вещи, что начинает кружиться голова, а в крови повышается содержание адреналина; точь в точь, как перед обладанием женщиной, и ты уже не в силах различать серый тон печали и несбывшихся надежд.
Засыпая, я подумал.- А что будет завтра? Что ни будь да будет… Неопределённость – естественная форма нашего существования. Дождя бы мне. Дождя. И одиночества дня на три. Чтобы ни одной души вокруг — только дождь. И палые намокшие лепестки яблонь, прибитые к бордюрам.
С той ночи я стал коллекционировать Люсю. Мы проводили вместе все время, свободное от процедур.
Я коллекционировал Люсю. Коллекционировал ее словечки и привычки: «Да почему?», «Да разве?».
Оказалось, что она курносая, что, по-моему, для рыжих нетипично. А глаза у нее большие, настолько большие, что кажется, что она постоянно чем-то удивлена. Иногда я склонялся к мысли, что мне это не кажется. Я умилялся тем, что ее губы постоянно норовили растянуться в улыбке, и при этом удерживались в восхитительном полувопросительном изгибе.
Мы с ней так и не переспали, и уже явно никогда не переспим. Как-то вот все шло в таком стиле, что секс туда не вписывался.
Мы хохотали, и язвили друг над другом, рассказывали друг другу анекдоты и играли во флирт, но это был никак не флирт.
Люсю к себе я близко не подпускал. Хотя, может быть, я ее даже и любил, но очень странною любовью. А точнее, как раз поэтому. Я знаю, что тем, кто меня любил — трудно позавидовать. Но стократ хуже пришлось тем, кому я ответил взаимностью.
Что-то я рассказывать устал. Тем более что и рассказывать больше нечего.

0 комментариев

  1. natalya_heyfets

    М-да-а-а.
    Пошлость банальностью пресыпанная.
    Или банальность — пошлостью.
    Не взвешивала, чего больше.
    А двумя абзацами обойтись можно было:
    афоризмы козлоногие выписать и больше ничего не добавлять.
    Ведь каждый мужик такое говорит и делает.Но на общее обозрение выносят не дела, а их преломление методом ИСКУССТВА!
    Сам же написал: «важно не ЧТО, а КАК».
    Вот этого КАКчества — и нет.
    «Невкусно» написано.
    Бедная Муза.Она стоит голая там, в парке — простая советская
    Женщина С Веслом.

  2. sutanik

    Спасибо, что нашли время прочитать и «оценить».
    Видно не пришлось Вам, уважаемая Наталья, общаться с геологическим людом. А сюжетик-то из жизни взят и словами жизненными написан. Пошлость банальностю пересыпанная выглядит сосвсем, совсем иначе. Частенько в красивейших любовно-сентиментальных описаниях и пошлости и банальности намного больше. Писал бы о других типажах, использовал бы и слова другие и афоризмы не «козленогие».
    Всё равно спасибо, что удосужились прочяитать. Значит читается. Конечно, если своё заключение вы сделали не по первым двум сраницам, а по всему тексту.
    С уважением А.Сутугин

  3. elizaveta_polonskaya_

    У Вас цельным рассказ получился, заданный ритм ни разу не сбивается, образ героя зримый, узнаваемый. Такой себе «неподарок»:), который сам себя перехитрить пытается, когда о серьёзном несерьезно излагает и всё старается погрубее, циничнее. А оно вон как…

  4. shuhaeva_irina

    «Засыпая, я подумал.- А что будет завтра? Что ни будь да будет… Неопределённость – естественная форма нашего существования. Дождя бы мне. Дождя. И одиночества дня на три. Чтобы ни одной души вокруг — только дождь. И палые намокшие лепестки яблонь, прибитые к бордюрам.
    С той ночи я стал коллекционировать Люсю. Мы проводили вместе все время, свободное от процедур.
    Я коллекционировал Люсю. Коллекционировал ее словечки и привычки: «Да почему?», «Да разве?». »
    Вот это настоящая находка — коллекционировать Люсю… Есть значится, порох в пороховницах.

  5. sutanik

    Ирочка, большое спасибо за отзыв. Поверьте, нисколько не лукавлю, так как сам в любом тексте ищу прежде всего отдельные наиболее затрагивающие меня отрывки и фразы.
    Приятно, когда читают не поверхностно, а вдумчиво. Ещё раз благодарю.
    А.Сутугин

  6. evrika

    А мне очень понравилось! И очень даже вкусно! Хохотала именно по-дурацки. В смысле гортаннопостоянно…
    Могла бы в продолжение выложить Вам ряд Ваших же цитат, которые мне понравились, но Вы и так в курсе где классно.
    Очень жизненно! Немного грустно. Хотя «хэппи энд» — понятие относительное. Люблю, как и многие, чтобы было логично, т.е. в данном случае «переспать». Но, значит, не судьба, что тоже неплохо!

  7. marisha

    Анатолий Николаич!
    Понравилось, конечно!
    Сама рефлексия вот эта понравилась. Сам бесконечный диалог с самим собой. Да и как же иначе можно современому-то герою?
    Да и наблюдение за двумя двигающимися полушариями, а также за жилкой сзади на шейке — тоже очень даже ничего!
    А то, что некоторые дамочки Вам говорят — фу, как пошло! — так это с непривычки. Вы им не верьте.

  8. elizaveta_polonskaya_

    Здравствуйте! Оставила отзыв под обзором Мариши, а потом подумала, что надо и сюда перенести, так как Вас касается:)
    «Хочу отметить рассказ Сутаника «Курортный роман». Мне он кажется самым ярким из того, что читала».

Добавить комментарий

Курортный роман

24 июня. Четверг
Рано утром я вышла из вагона поезда, и, первым делом, полной грудью вдохнула воздух Евпатории. Забросила на одно плечо дорожную сумку, а на другое – небольшой кожаный рюкзачок, и пошла пешком к дому моей подруги. Глупо улыбаясь собственным радостным мыслям, что я на море, проходила через узкие улочки и улыбалась.
Я остановилась перед домом, не решаясь войти, чтобы никого не разбудить. Дверь открылась, и вышла бабушка моей подруги Надежда Александровна и их соседка. Мы поздоровались, и, не долго думая, я бросилась обниматься с бабушкой, что последняя гордо выдержала.
— Ксюха спит?- спросила я.
— Спит, спит со своей ссыкухой,- с улыбкой ответила Надежда Александровна и сказала, чтобы я заходила.
Я прошла босиком в комнату и замерла от трогательного зрелища, представшего передо мной. Моя дорогая подруга спала на диване рядом со своей трехмесячной дочерью Настенькой. Они так нежно касались друг дружки лбами, что я боялась потревожить их сон. Я тихонько присела рядом на стул, который тут же мерзко скрипнул и разбудил Ксюшу.
— Ленка!- пискнула она, вскочила с постели, и мы радостно обнялись.- Ты надолго?
— Меня твой брат пригласил погостить у них,- шепотом ответила я.
— Глупости. Здесь останешься,- решила она.
Мне выдали ключи от кельи, пристроенной к дому и вмещающей только кровать и немного места возле нее. Я поменяла черные брюки на красное с белыми разводами короткое, облегающее фигуру, платье, и, втроем с Настей в коляске, собрались сходить на базар.
Проезжая во дворе мимо скамейки, мы поздоровались с сидящими на ней дядей Сережей (отчимом подруги) и каким-то симпатичным молодым человеком. Уже выезжая за ворота, Ксюша сообщает:
— Это Виталик.
Я пожала плечами, мол, ну Виталик, так Виталик. И вдруг в голову резко приходит мысль:
— Что? Тот самый?
Подруга кивнула, улыбнувшись моей реакции, и немного рассказала о нем. Что он тут отдыхает у маминой подруги Ани, тут же во дворе на втором этаже. Что он приезжал в прошлом сентябре. Был уже не сезон, и он все время проводил у Ксюши, а Вовик (ее парень) ужасно ревновал.
В тот же день я увидела и маму Виталика. Я направлялась на кухню что-то спросить у Ксюши, а тетя Люба сидела на ступеньках. Подумав, что это соседка, которую уже видела утром, я с ней не поздоровалась. А когда заметила, что другая женщина, было уже поздно здороваться – она встала и ушла.
Вернувшись с почты, где звонила маме сообщить, что доехала нормально, и отправляла телеграмму брату Ксюши, в которой говорилось, что не приеду к нему в гости, застала дома молодого человека.
— Ксюха, ты на машинке вышивать умеешь?- спросил он.
— А что ты хочешь?
— Я купил на базаре джинсы, а они длинные. Можешь укоротить?
— Могу, заноси,- ответила Ксюха.
— Здрасте,- сказала я, проходя мимо.
— Привет,- ответил молодой человек.
Я окинула его оценивающим взглядом с головы до ног, отметив про себя, что он выглядит ужасно сексуально в одних обтягивающих светло-голубых джинсах с обнаженным торсом и босиком. Его крепкое мускулистое тело уже успело прилично загореть, и я не могла не остановить на нем взгляд.
— Кто этот интересный мужчина?- спросила я подругу, когда он ушел.
— Да Виталик это!
— Виталик?- удивилась я.- Я его не узнала. Уже дважды с ним поздоровалась. Он, наверное, подумал, что я странная.
Ксюша отмахнулась на это.
— Он здесь сам?- спросила я.
— Виталик в поезде познакомился с замужней дамой, и они теперь вместе ходят на пляж, — ответила подруга и тут же добавила.- В воскресенье будет день Молодежи. Я оставлю Настю с бабушкой, и пойдем вдвоем в курзал.
— Хорошо.
Мы расселись на диване и болтали обо всем на свете – все-таки не виделись целый год.
— Сашка!- воскликнула Ксюша.
Я увидела в дверях брата подруги. Мы поздоровались и чмокнулись в щечки. Саша предложил мне прогуляться по набережной, и я не отказалась. Он уговаривал меня все-таки приехать к нему, мол, и его мама ждет, уже стол приготовила к моему приезду, но я отказывалась. Мне было очень неудобно из-за создавшейся ситуации, но предпочла остаться у Ксюши, чтобы не попасть в еще более неловкую ситуацию с ее братом. Сашка угостил меня чипсами и сникерсом, и я предложила возвращаться домой, сославшись на усталость с дороги. Какое-то время мы еще посидели на скамеечке во дворе, и я пошла, спать в келью, а он – в дом.

25 июня. Пятница
Проснувшись, я еще долго валялась в постели. Очень не хотелось вылазить из кельи, чтобы не встречаться с Сашкой. Я была уверена, что он снова будет меня уговаривать. Но выбора большого у меня не было, и пришлось выйти. Какое-то время мне все-таки удавалось его избегать. Когда я собралась на базар, Сашка появился, и мы пошли вместе. Там я купила кассету с Рикки Мартином. Брат подруги собрался уезжать к себе и попросил взять послушать эту кассету и еще две мои любимые, которые я привезла с собой. По доброте душевной, я не смогла ему отказать, и, в итоге, осталась совсем без музыки.
Когда он уехал, я решила сходить на набережную полюбоваться морем и позагорать. Только улеглась на парапете, как начался дождь, своими маленькими прохладными каплями разогнавший всех загорающих. Пришлось вернуться домой.
Вечером мы с Ксюшей наблюдали через окно комнаты Виталика, сидящего на скамейке в окружении соседских детей. Снова пошел дождь, и я предложила подруге пригласить Виталика поиграть в карты, и она согласилась. Но, когда мы посмотрели в окно, его уже не было.
— Поздно,- сказали мы с ней одновременно и засмеялись.

26 июня. Суббота
Днем я собралась пойти позагорать, надела купальник и выглянула из кельи убедиться, что дождя нет. Небо снова заволокло серыми тучами. Я тяжело вздохнула, и купальник сняла.
Вечером Ксюша вышла во двор повесить сушиться, только что постиранное, платье и остановилась перед лавочкой, на которой сидел Виталик и дядя Сережа. Я осталась стоять на пороге, наблюдая, как подруга разговаривает с Виталиком.
— А где Лена?- сразу спросил ее Виталик.
— Вот она,- кивнула подруга в мою сторону.
Они втроем повернулись. Не услышав их разговор, я почувствовала неловкость от такого количества внимания к моей персоне.
— Привет!- крикнул мне Виталик.
— Привет,- ответила я и подошла поближе.
— Почему не ходишь на пляж?
— Все никак не получается.
— Пошли завтра вместе. Ксюха не может,- предложил он.
— Пойдем,- согласилась я.
Мы предложили Виталику поиграть в карты, и он с радостью согласился. Мы устроились у меня в кельи, и первое время очень мило общались. Потом прибежали дети, и спокойствию пришел конец. Виталику это тоже надоело, и он отправился к себе.
— Ксюха, а что случилось с той девушкой, с которой Виталик ходил на пляж?- спросила я, когда мы, наконец, остались вдвоем.
— Не знаю. Наверное, ты ему интересней.
Вечером я закрылась изнутри на замок, и решила перед сном немного почитать книгу. Я услышала возле кельи шаги и, следом за ними, голос Виталика:
— Лена, к тебе можно?
— Можно. Только долго открывать, сейчас минуточку.
— Ты закрываешься?
— Да,- ответила я и открыла шторку, предоставив ему возможность наблюдать меня в белой, довольно откровенной, маечке, пока возилась с замком. Виталика это ничуть не засмущало.
— Зачем?- спросил он.
— Чтобы меня не украли.
— Здесь? Где полно соседей?- удивился он.
Мне показались его доводы логичными, и я больше не закрывала келью, даже, когда уходила.
— Ну, что? Завтра идем на пляж?- уточнил он.
— Идем.
Мы немного пообщались, выясняя, во сколько кто встает по утрам, и разошлись по домам. Вернее, он ушел, а я осталась.

27 июня. Воскресенье
Проснулась я почему-то рано, хотя люблю по утрам поспать. Виталик долго не появлялся, зато пришел Женька (младший брат подруги).
— Возьмешь меня с собой на пляж?- спросил он.
— Возьму.
— А, когда ты идешь?
— Когда Виталик зайдет.
— Давай я сбегаю и спрошу, когда он собирается идти,- предложил Женька.
— Нет, спасибо, не надо.
Женька кивнул и убежал. Через пару минут его довольное лицо появилось из-за шторки:
— Виталик просил передать, что скоро зайдет.
Я шутливо погрозила ему пальчиком, и он скрылся. Тут же появился Виталик:
— Привет. Ты готова?
— Привет. Да. Карты брать?
— Бери.
— А кроссворды?
— Ты умеешь их разгадывать?- спросил он.
— Умею,- удивилась я.
— Тогда, бери.
Мы взяли с собой: я – Женьку, а он – Васю (сына маминой подруги), и направились на детский пляж в курзал. Я ожидала, что мальчишки в силу своего возраста (десять – тринадцать лет) будут ужасно себя вести и испортят весь отдых, но ошиблась. Виталик удивительно действовал на детей. Он им что-то тихо говорил, и мальчишки беспрекословно слушались. Мы зашли в ЦКП, где Виталик прошел ингаляцию, как он сказал – от нервов.
На пляже дети сразу побежали купаться, а мы остались загорать на полотенцах, постеленных рядом. Мы разделись. Я в уме оценила, что в плавках он выглядит еще более сексуально. Рассматривая его с ног до головы, неожиданно заметила, что я в купальнике ему тоже понравилась. Виталик достал кроссворды и лег тоже на живот так близко ко мне, что мы прикасались плечами.
— Ты кто по специальности?- спросил он.
— Фельдшер-лаборант,- ответила я.
— А где работаешь?
— В детской больнице.
— Надо же.
— Что?
— Я всегда мечтал, чтобы моя будущая жена была детским врачом и умела делать массаж. Ты умеешь делать массаж?
— Умею.
— Я тоже хочу научиться. А давай ты мне сделаешь массаж?- предложил Виталик.
— Сейчас?- удивилась я.
— А, почему нет?
— Нет, не буду, жарко,- ответила я.
— А, давай как-нибудь сходим на нудистский пляж?- вдруг предложил он.
— У меня нет желания раздеваться перед всеми.
— Ты можешь остаться в купальнике. А я разденусь. Не хочу, чтобы на моем теле остались следы от плавок.
— Тогда, конечно, сходим,- с радостью согласилась я. Мне не терпелось увидеть его без ничего.
Но Виталик продолжил уговаривать сделать ему массаж, и я перенесла эту процедуру на вечер. Он согласился.
Мы отложили кроссворды и просто загорали. Я увидела у него на пояснице песок и аккуратно струсила. Виталик повернул голову в мою сторону:
— А можно еще и повыше?
— Но там нет песка.
— Ну и что.
Я провела рукой по его спине, а он мяукнул. Виталик сказал, что он по гороскопу кот и близнец.
— А ты?- спросил он меня.
— Козерог. Я родилась перед самым Новым годом.
— 28 декабря?
— Как ты угадал?- поразилась я.
— У Васи День рождения тоже 28 декабря.
Мы снова поразгадывали кроссворды, потом поиграли в карты.
— Давай поспим,- предложил Виталик.
— Давай.
Мы легли, подставив жаркому солнцу животы. Виталик накрыл наши головы одним полотенцем. Он положил свою руку на мою, но я не стала возмущаться, что это помешает загару. Мне, почему-то, было приятно. Мы смотрели под полотенцем друг на друга и улыбались. Я отметила про себя, что у него зеленые глаза – мой любимый цвет у мужчин. Наверное, именно в тот момент я начала в него влюбляться.
Вскоре прибежали мальчишки и накапали на нас холодной водой.
Когда мы складывали полотенца, я заметила на плече у Виталика шрам, как будто от прививки, только немного крупней.
— Это шрам от прививки?- спросила я, не в силах сдерживать собственное любопытство.
Он проследил за моим взглядом и ответил:
— Нет. Это я был в Чечне. Бандитская пуля.
И улыбнулся. Я не поверила, подумав, что он шутит.
Когда мы шли домой, он взял меня за руку. Дети удивленно переглянулись.
Уже возле дома Виталик сказал:
— Я, возможно, вечером пойду гулять в курзал.
Я согласно кивнула головой, мол, хорошо – иди. Он повторил эту фразу еще раз, и я отреагировала точно так же, как и в первый раз.
— Составишь мне компанию?- тогда спросил Виталик.
— С удовольствием.
Потом он прожужжал все уши про фильм «Бриолин», который будет сегодня по телевизору.
— Ты любишь Траволту?
— Да,- честно ответила я.
Виталик выгрузил на скамейку мои вещи:
— Все?
— Вроде бы.
— Если что-то забыли, то я наверху.
Оказалось, что ничего не забыто, и, что я немного обгорела. Когда я переодевалась, зашла Ксюша и предложила сходить втроем с Настей в гости к Наталье (ее подруге, которую я знаю уже несколько лет). Что мы и сделали. Наталья оказалась беременной на 8 месяце.
Когда мы вернулись, «Бриолин» уже шел. Фильм оказался мюзиклом, и не очень мне понравился. Ксюха узнала, что у меня вечером свидание и «упала на хвост». Она, конечно, имела на это право. Мы с ней договорились еще в четверг, что идем гулять на день Молодежи. А у меня совсем вылетело из головы.
Я отправилась к Виталику предупредить, что идем втроем. Поднялась на второй этаж и увидела три двери. Где он живет, я не знала, поэтому постучала в ближайшую.
— Извините, здесь живет Виталик?
— Нет,- ответила женщина.
— А где?
— Не знаю,- грубовато ответила она и захлопнула дверь.
Я обиделась и продолжила искать сама. Постучала в окошко рядом с другой дверью, и не ошиблась. Виталика вышел, окинул меня взглядом с головы до ног (я была в коротком черном сарафане с розовыми розочками и белых босоножках на высоком каблуке).
— Ты куда-то собралась?
— Наоборот – откуда-то вернулась. Мы с Ксюхой ходили к Наталье. Знаешь ее?
— Нет.
— Подруга Ксюхи. Беременная.
— Нет,- снова ответил он.
— Мы собираемся сегодня куда-нибудь идти?
— Не знаю. Который час?- спросил Виталик, взял за руку и посмотрел время по моим часикам. Было уже почти 22 часа.
— Уже поздно, наверное. А что?
— Дело в том, что Ксюха хочет пойти с нами. Так, что, если ты не пойдешь, то мы пойдем с ней вдвоем,- выпалила я.
— Давай перенесем на завтра?- предложил он.
— Давай.
— Ты не обижаешься?
— Нет, не обижаюсь.
Мы обсудили «Бриолин» и договорились завтра утром идти вместе на базар.
— Если я сам не проснусь, то разбуди меня, пожалуйста, в 10 утра. Заходи, не стесняйся, дома больше никого не будет. А потом пойдем на пляж.
— Ладно.
— Вы там поосторожней,- посоветовал Виталик на прощание.
Я вернулась домой и сообщила Ксюше, что Виталик не идет.
— Я не поняла, он из-за меня отказался идти?!- возмутилась подруга.
— Ксюха, Виталик действительно был в Чечне?- не в тему спросила я.
— Да, полгода,- ответила она, а я так и села.- Сначала у него нервы были на пределе, но сейчас уже пришел в норму.
Мы пошли вдвоем. Прогулялись по курзалу, посмотрели, стоит ли ей ради чего-нибудь бросать дочку на бабушку в следующий раз. «Южный крест» еще не открыли. Мы чуть-чуть потанцевали в «Ай-Петри» и вернулись домой.

28 июня. Понедельник
Утром Виталика будить не пришлось – он встал сам.
Я купила предметы гигиены, а он – сырые семечки. Даже возвращаться из-за них пришлось, потому что Виталик вообще забыл, зачем пошел на базар. И еще решил купить бананы, которые по дороге мне скормил. Потом долго еще есть не хотелось.
Позже мы пошли на пляж втроем с Васей, так как Женька заболел. Я надела новый черно-белый купальник мини-бикини. Виталик не удержался и сказал, что у меня классная фигура. В этот день я обгорела еще больше.
Когда мы вернулись, Виталик нажарил много семечек и пригласил весь двор их лузгать. Все собрались возле скамеечки. Стоим с ним рядом, и вдруг он спрашивает:
— Ну, что? Идем гулять?
— Идем.
— Позже, наверное. Сейчас еще рано.
Я пожала плечами.
— А ты в чем пойдешь?- спросил Виталик.
— А что?
— Ну, я бы в шортах и пошел. Но не знаю, что собираешься одеть ты. Чтобы выглядеть соответственно.
— Дело в том, что я как раз собиралась надеть брюки.
— Тогда я надену джинсы. Только не знаю, есть ли глаженая рубашка.
Этот наш диалог молча слушал весь двор, переводя взгляд с него на меня. Тетя Аня не выдержала, вскочила, взяла Виталика за руку и потащила к лестнице:
— Сейчас я выпровожу этого мальчика.
Все засмеялись, а тетя Света сказала:
— Посмотрим, кто оденется быстрее: мальчик или девочка.
Быстрее оказалась я. Успела одеться (черные брючки, голубая кофточка и черные туфли на высоком каблуке), накраситься и побрызгаться туалетной водой. Вышла из кельи, но его еще не было, поэтому решила зайти к Ксюхе. Когда я вышла на улицу, то Виталик уже ждал. Он был одет в черные джинсы со швом-косичкой, белой футболке и черных туфлях.
Мы вышли за двор, искоса рассматривая друг друга. Уже так успели привыкнуть к нам в шортах или купальнике (плавках), что чувствовали себя неловко, будто с совершенно незнакомым человеком. Мы выглядели слишком хорошо, и каждый считал, что ему повезло. У нас даже разговор сначала не клеился. А потом понемногу раскрепостились.
— Знаешь, кто я по национальности?- спросил Виталик.
— Француз,- уверенно ответила я.
— Откуда ты знаешь?
— Ксюха сказала.
— А, что еще тебе Ксюха сказала?
— Мы с ней давно дружим. Она мне все рассказала о тебе.
— У, как все запущено,- засмущался Виталик.
— Ты не волнуйся, я практически все забыла уже.
— Это лучше.
— Чтобы ты не сильно расслаблялся – она мне успела кое-что напомнить.
В курзале Виталик выбрал для нас довольно тихое кафе. Мы сели за столик напротив друг друга. При этом я сидела спиной к луна-парку.
— Теперь тебе не будет видно, что там происходит,- сказал он.
— Зато я буду смотреть только на тебя,- ответила я и делала это с удовольствием.
— А я буду смотреть на тебя,- сказал тогда Виталик.
Нам принесли заказанные мидии, но кушать мне совсем не хотелось. А Виталик, видно, поставил себе цель откормить меня.
Он начал рассказывать о Чечне, а я слушала и удивлялась, как ему удалось пройти через все это и остаться таким удивительным человеком. Виталик сказал, что у него ужасный характер, и, что он вспыльчивый. Но, я считала, учитывая, через что он прошел, ему можно простить многое. Тем более, что он осознает свои недостатки и пытается с ними бороться. А это уже о многом говорит.
Я заметила рядом на стене большого черного паука и пискнула.
— Что?- спросил Виталик.
— Паук, какой огромный. Я боюсь насекомых.
— И я тоже. Давай пересядем?
Я согласилась. За другим столиком было даже уютней. Но, мы все равно поочередно заглядывали под стол, чтобы разведать ситуацию.
Виталик поднял бокал:
— Ты знаешь обо мне давно, а я о тебе не знал. Но я рад, что познакомился с такой девушкой как ты!
Я была в восторге от его слов! Мы чокнулись и выпили вино.
— У тебя голубые глаза,- уверенно изрек он.
— Вообще-то, некоторые считают, что они у меня серо-голубые.
— Ничего подобного. Они у тебя голубые,- отмахнулся Виталик.
Мне было очень приятно.
— Ты куришь?- спросил он чуть позже.
— Нет.
— И никогда не курила?
— Баловалась в первом классе с подружкой за шторкой,- ответила я, и мы засмеялись.- А ты?
— Бросил больше года назад. Вообще-то, я не собирался бросать, мне нравилось курить. Но, когда один мой друг пытался бросить курить, то я дал себе слово, что тоже брошу, если тот выдержит 20 дней.
— И? Выдержал?
— Да. Я бросил, а он – почти сразу закурил.
— И теперь даже не тянет?
— Могу сделать пару затяжек, но удовольствие от курения уже не получаю.
Мы снова выпили. Я так наелась, что еле дышала. Было удивительно очень вкусно.
— Пошли, покатаемся на центрифуге?- предложил Виталик.
— Никогда на такой не каталась. Конечно, хочу! Только давай сначала немного прогуляемся,- ответила я, так как меня уже тошнило от переедания, и алкоголь слегка ударил в голову.
— Хорошо,- согласился он.- Пойдем, посмотрим пока.
Мы стояли перед центрифугой и наблюдали, как катаются, с непрекращающимся писком, другие.
— Пошли прямо сейчас,- сказал Виталик.
Мои упирания не помогли. Он всегда делает то, что хочет.
Центрифуга очень отличалась от Сюрприза в моем городе: места были сидячие на двоих. Сначала мне не очень понравилось – большие перегрузки все-таки. Руку не поднимешь, языком еле ворочаешь, и еще щеки к стене прилипают. Зато, привыкнув – в полной мере ощутила настоящее удовольствие!
Когда мы вышли, Виталик сказал:
— Мидии были свежие.
Я еще какое-то время шла молча, пребывая под впечатлением, а он постоянно выражал свой восторг:
— Что может быть лучше?!
Я подумала, что секс, но промолчала.
— Лучше может быть только прыжок с парашютом!- продолжал он, и рассказал, как ему однажды посчастливилось прыгнуть.
Мы проходили мимо клуба «Европа», и Виталик предложил вернуться сюда в другой день, когда будет стриптиз.
— Я никогда не видела вживую стриптиз,- сказала я.
— Никогда не видела? Я тебе покажу!
Он не уточнял, каким образом покажет: в собственном исполнении или в клубе, и меня подмывало спросить.
— Честно покажешь?
— Покажу,- пообещал Виталик, но так и не показал.
Мы дошли до моря на детском пляже, где загорали днем. Сели на песок и наслаждались видом. Тихие волны нежно лизали берег, и медленно убегали обратно. Море манило, будто звали сирены. Мне так захотелось пошлепать босиком по воде (видимо, алкоголь еще не до конца выветрился), что я, сняв обувь и носки, зашла в воду. Придерживая руками штанины возле колен, я прошлась вдоль берега. Накатила волна и намочила брюки. Я вернулась к Виталику и села рядом. А он присел передо мной на корточки и аккуратно закатил мне штанины. Благодарно улыбнувшись, я отправилась шлепать в свое удовольствие.
Виталик предложил мне ополоснуть ноги в воде, а он перенесет меня на асфальт, чтобы песок к ногам не прилип. Я, конечно же, согласилась. Он поднял меня на руки и крепко прижал к себе. Я сходила с ума от его дурманящего запаха туалетной воды и от него самого.
— Ой!- вдруг сказала я на полпути до асфальта.
— Что такое?
— Я потеряла носок.
Виталик опустил меня на песок, и мы принялись искать мой капроновый носок телесного цвета. Ночью на песке! Мы начали смеяться. Я решила, что его унесло в море, и уже махнула рукой, когда Виталик все-таки нашел и торжественно мне вручил. Я снова зашла в море, и снова Виталик легко подхватил меня на руки.
— Сколько ты весишь?- спросил он.
— Килограмм сорок шесть,- ответила я, пожав плечами.
— В следующий раз, возьмем с собой полотенца и искупаемся ночью в море.
— Идет.
Виталик опустил меня на бордюрчик. Я облокотилась попкой о его ногу (конечно, специально), а он мило поддерживал меня руками за бедра, пока я обувалась и опускала штанины.
Мы медленно дошли до набережной и остановились возле парапета, где недалеко от берега затонула яхта. Виталик стал рассказывать, как это получилось, а я промолчала, что несколько дней назад мне уже рассказывал об этом Сашка. Все было так романтично! Виталик повернулся спиной к парапету, я стала между его ногами лицом к нему, и он за моей талией соединил руки замком, держа меня почти в объятьях. Виталик наклонился, и я почувствовала теплое прикосновение его губ. Мы целовались и целовались. Обнимались, нежно и одновременно страстно, гладили друг друга, не в силах оторваться. Не знаю, что со мной случилось, но я почувствовала, что у меня будто ком в горле, и по обеим щекам потекли горячие слезы. Такого не было со мной никогда раньше, и после этого тоже не повторилось. Именно тогда я поняла, что влюбилась в него окончательно и бесповоротно.
Я положила голову ему на плечо, отвернувшись в сторону, в надежде выбрать момент, чтобы незаметно вытереть слезы. Но Виталик поднял мою голову и снова впился губами. Я целовалась с закрытыми глазами, наивно полагая, что он не заметит, ведь сейчас ночь. Но, когда я открыла глаза, то увидела, что луна предательски ярко освещает мое лицо. Наши взгляды встретились, и я поняла, что он заметил.
— Ты плачешь?- спросил он.
— Мог бы и не заметить,- тихо ответила я и отвернулась.
— Такие моменты нельзя пропускать.
Я не ответила, и он спросил:
— Ты о чем-то жалеешь?
— Да.
Он не спросил о чем. Я жалела, что скоро все закончится, Виталик уедет в свой город, а я – к себе домой. От этой мысли на душе становилось грустно.
Мы прижались друг к дружке.
— Ну, что? Пошли?
Я ужасно не хотела, чтобы это прекращалось, ловила каждое мгновение, проведенное вместе.
— Давай еще постоим.
Мы снова целовались. Я проводила рукой по его волосам, пропуская между пальцев, а он нежно дотрагивался до моей спины, время от времени прижимая меня к себе посильнее. Я чувствовала, как он возбужден, и у меня кружилась голова. Все уносилось в какой-то круговорот, будто качаясь на карусели.
Возле калитки мы остановились, чтобы никого не разбудить, хотя вряд ли поцелуи и объятья можно считать громким действием. И, все равно, мы не удержались и поцеловались еще и возле кельи. Попрощались перед сном и разошлись по домам.
В эту ночь я засыпала счастливая, вспоминая каждый крохотный момент, ставший мне таким дорогим.

29 июня. Вторник
Я стояла возле детской кроватки и глупо улыбалась Насте. Подошла Ксюха и спросила, что это я делаю:
— Ты бы с ней поговорила.
— Как поговорила? Ей же еще четырех месяцев нет. Она ничего не понимает,- сказала я.
— Все она понимает,- ответила подруга и показала, как надо разговаривать с маленькими детьми.
— Нет, я так не умею.
— Научишься.
— Привет, девчонки!- услышали мы за спиной и обернулись.
— Привет!- ответили мы одновременно Виталику и засмеялись.
Ксюша вышла из комнаты, оставив нас наедине. Виталик подошел ко мне сзади, понюхал и поцеловал плечико. Я думала, что растаю.
— Ты чем-то намазалась?- спросил он.
— Да. Маслом Джонсон-беби. От солнечных ожогов.
— Вкусно пахнет.
На пляж мы пошли вдвоем. Вася тоже заболел. Наверное, это мы виноваты, надо было не позволять детям столько купаться в холодной воде. А мы были заняты друг другом.
Виталик предлагал отвести меня на пляж, а самому сходить починить бабушкины очки и отнести их на работу Ане. После этого присоединиться ко мне.
— Я пойду с тобой,- сказала я, и он явно был этому рад.
Когда с делами было покончено, мы пришли на детский пляж.
— Ты же собирался на нудистский?
— О, забыл,- ответил Виталик, и мы остались здесь, так как уже успели расстелить полотенца.
— Свежие, вкусные, горячие, домашние пирожки с маком, картошкой, абрикосом и капустой!- услышали мы и обернулись.
По пляжу шли два загорелых молодых человека в одних шортах, похожие друг на друга как две капли воды.
— Если не понравится наш пирожок, можете кинуть им в меня,- кричал второй.
Мы засмеялись.
— Будешь?- спросил Виталик.- С чем ты хочешь?
— С маком,- ответила я.
Пирожки действительно оказались очень вкусные.
Море было еще прохладное, но мы решили окунуться. Немного поплавав отдельно, мы приблизились друг к другу на небольшой глубине. Я дотронулась до его плеча, и Виталик сразу притянул меня в свои объятья. Чувствуя невесомость, я обхватила ногами его пояс, и мы обнялись. Его рукам не было покоя, они ощупывали каждый сантиметр моего тела. Мы страстно целовались, пока соленая морская вода не начала попадать в рот, из-за чего мы плевались. Волны стали накрывать нас с головой, и мы вернулись на берег.
Виталик попросил красиво закатать ему плавки, оголив ягодице для солнца как можно больше. Я провела пальчиком по позвоночнику, а он сказал: «Мяу».
— Ты мне сделаешь массаж?- спросил он.
— Вечером.
— Ты уже обещала.
— Ты же не приходил.
— Сегодня приду.
Мы вернулись домой, встретив во дворе Аню с ее подругой, собирающихся идти гулять. Аня так здорово выглядела, что Виталик это оценил, подошел и поцеловал в щечку. А я получила добрую порцию ревности, скрывая ее за улыбкой.
Я рассказала Ксюше, что вечером придет Виталик в келью на массаж. Она тоже захотела прийти посмотреть, обещая к концу массажа уйти. Я этого не хотела. Мало того, что я успела немного подзабыть массаж и буду вспоминать по ходу (Виталик не умеет делать, все равно не поймет), так я просто хотела побыть с ним наедине. Я была даже немного резка с подругой и потом переживала, что она обиделась. И имела на это полное право. Я у нее в гостях, а все время провожу с мужчиной. Но на утро оказалось, что все нормально.
Виталик снял футболку и лег на живот. Я долго не могла придумать, как сесть. У него обгорели ягодицы, а у меня – ноги. Я начала делать массаж, и получалось не очень хорошо, не из-за отсутствия практики, а из-за длинных ногтей, которыми время от времени слегка царапала. Но, похоже, это ему нравилось. Когда массаж закончился, я не удержалась и нежно прикоснулась губами между его лопаток. Он шумно задержал дыхание, и я опустилась по позвоночнику к пояснице и обратно. Виталик перевернулся на живот, и жарким поцелуем соединились наши губы. Он был возбужден до предела, но вел себя как джентльмен, не требуя от меня того, на что я еще не готова.
— Давай я тебе теперь сделаю массаж. Как умею,- предложил он.
Я сняла майку, отвернувшись от него, и легла на живот. Он нежно целовал мне спинку, слегка царапая едва заметной щетиной на подбородке. Он с легкостью нашел мои эрогенные зоны и не хотел отпускать. Виталик перевернул меня на спину и стал дразнить, осыпая всю меня поцелуями.
— Ты останешься у меня на ночь?- спросила я.
— Да.
— Даже, если между нами ничего не произойдет?
— Даже, если между нами ничего не произойдет,- ответил он.
Он дразнил меня, лаская еще какое-то время, а потом сказал:
— Как только ты меня остановишь, я пойду домой, выпью молоко и лягу спать.
— Ты же сказал, что останешься?
— Я был слишком самоуверенным. Я не могу остаться, иначе на утро у меня будет все болеть.
— Ну, не все,- уточнила я, и он согласился.
Виталик ушел.

30 июня. Среда
Виталик заглянул ко мне в келью и разбудил нежным поцелуем.
— Вставай скорей, дети уже ждут!
Я ответила, что обещала вчера Ксюхе сходить с ней на базар и, что подойду на пляж позже.
Мы провели с подругой чудное утро, болтая без умолку.
— Ксюха, это ничего, что я встречаюсь с Виталиком?
— А я при чем?- удивилась она.
— Но ты же его так любила.
— Так это было когда-то. Сейчас я люблю Вовчика.
— Удивительно. Первый раз совпали наши с тобой вкусы.
— Точно. Раньше нам нравились совсем разные мужчины,- согласилась подруга.
Дома я надела купальник и, хотя погода немного испортилась, все же пошла на пляж. Глядя на серые тучи, я решила идти той дорогой, которой мы обычно возвращаемся, чтобы не разминуться. И правильно сделала. Я встретила их (Виталика, Васю и племянника Ани) на набережной.
— Я думал, ты не придешь,- сказал Виталик, радостно улыбаясь,- Погода испортилась.
— Я заметила. Но ты же меня ждал,- ответила я.
— Без тебя на пляже нечего делать.
Мы прошлись по набережной. Дети захотели хот-дог, и Виталик угостил всех.
Во дворе нас встретила Ксюша:
— Вы быстро. Настя спит. Может, поиграем в карты?
Мы переглянулись и согласно кивнули. Только уселись в келье, заглянул дядя Сережа и присоединился к игре. Вскоре пришла Наталья и уселась тут же на кровать.
— У тебя есть?- спросила она Ксюшу.
— Есть,- ответила я за нее.
Ксюха достала свои, припрятанные в моем рюкзаке, сигареты. Девчонки закурили. Виталик проследил за всем этим взглядом и посмотрел на меня. Видимо, подумал, что я ему соврала, что не курю.
Он повернулся к дяде Сереже:
— Принеси завтра. Без этого в отпуске нельзя.
Тот в ответ кивнул.
— Вы пока покурите, а я скоро вернусь,- сказал нам Виталик и ушел.
Я вспомнила, что собиралась позвонить маме, и оставила всех, пока не закрылась почта. Когда вернулась, то застала в келье только Ксюшу.
— Ты обещала, что сходишь со мной поздравить Вику с Днем рождения.
Я такого не помнила, но была не против составить подруге компанию. Поднялась на второй этаж, чтобы предупредить Виталика об уходе, но его дома не оказалось. Васин дедушка сказал, что к нему пришли гости, и они ушли на море.
В трамвае я спросила Ксюшу:
— Ты не знаешь, о чем говорил Виталик с дядей Сережей?
— Наверное, драп просил,- пожала она плечами.
Мне, почему-то, стало не по себе от мысли, что он курит травку.
Вики дома не оказалось. Ксюха зацепила букет цветов за дверную ручку, и, ругая свою подругу, на чем свет стоит, вышла со мной из подъезда. Мы прогулялись по курзалу и вернулись домой, с легкостью отбиваясь от приставаний малолеток. Этим вечером Виталика я больше не видела.

1 июля. Четверг
— Ты вчера заходила ко мне?- спросил Виталик, когда улегся рядом со мной на кровать.
— Да. Я хотела предупредить, что иду с Ксюхой поздравлять ее подругу.
— А я, такая сволочь, не сказал тебе, что ухожу?
— Ну,- согласилась я, улыбнувшись его словами.
— Просто это получилось неожиданно. Приходили Анины друзья, я не мог отказаться.
— Понимаю,- ответила я.
— Мы поздно вернулись, я не стал тебя будить.
На пляже мы были вдвоем. Вдоволь накупались, наслаждаясь объятьями и поцелуями в воде. Упали, обессиленные страстью и морем, на полотенца, даруя игривые улыбки.
— Знаешь, в первый день твоего приезда, ты была такая красивая в красном коротком платье.
— А ты выглядел так сексуально в голубых джинсах, когда принес Ксюхе брюки подшивать.
Он дотронулся ладонью до моей щеки.
— Сколько тебе лет?
— Двадцать один,- ответила я.
— Внешне ты выглядишь лет на семнадцать. А мне двадцать пять.
— Я знаю.
— Ксюха сказала?
— Конечно.
— О, твои мальчики идут,- сказал Виталик.
Я удивленно обернулась.
— Какие еще мои мальчики? Ты братьев имеешь в виду?
— Конечно.
— Чего это они мои?
— Они к тебе все время заигрывают.
— И что? Они пляжные мальчики, а не мои.
Мы купили пирожки.
— Пирожки у Вас действительно очень вкусные,- сказала я одному из братьев.
— Спасибо,- ответил тот и улыбнулся.
— Я же говорил,- сказал Виталик, когда братья ушли.
Мне нравилась его легкая ревность.
— Ну, что? Сережа принес тебе драп?- спросила я.
— Что?- искренне удивился он.
— А, разве не об этом ты его вчера спрашивал?
— Нет, что ты. Я спрашивал его о деньгах, которые одолжил. А с травой все давно покончено, как и с курением.
Почему-то, мне стало намного легче.
По дороге домой я предложила вечером пойти погулять.
— Я надену то красное платье, которое тебе понравилось.
— Без ничего?- спросил Виталик, улыбаясь.
— С чем-то.
Всю оставшуюся дорогу мы спорили по этому поводу.
Когда чуть позже заглянул ко мне в келью, я напомнила, что он обещал показать свои фотографии, и Виталик сразу их принес. Это были Анины фотоальбомы. Основную часть фотографий он не показывал, быстро пролистывая дальше, называя «парадом уродов». Пришла Ксюша, тоже посмотрела альбомы и ушла. А я попыталась отобрать у него альбомы, чтобы посмотреть все фотографии сама и медленно. Запретный плод – сладок. Если бы он промолчал, я бы, возможно, и не заметила, что на каких-то фотографиях он получился не очень хорошо. Он забрал у меня фотоальбом, а я уговаривала показать.
— Только за 116 поцелуев,- сказал Виталик.
И я с радостью и удовольствием начала выполнять условие.
— Сколько?- спросила я.
— Сорок.
Где-то через двадцать поцелуев я спросила снова.
— Сорок восемь.
Я на него выразительно посмотрела.
— Пятьдесят,- исправился он.
Мы смеялись, даря друг другу жаркие поцелуи и утопая в омуте объятий. И уже было непонятно, кто выполняет условие.
Я посмотрела фотографии более спокойно, но Виталик все равно порывался отобрать альбом. Уродов, естественно, не наблюдала. Я предложила посмотреть мои фотографии в Ксюшином альбоме, и он с радостью согласился.
— А дома у меня альбом на 300 фоток,- сообщила я, подзадоривая.
— Вот бы их увидеть!
Мы направились в Ксюшину комнату и уселись рядышком на диване. Сначала шли фотографии подруги, но, вскоре, он дошел до моей, где я в черном гольфе без рукавов стою, скрестив руки на груди. Виталик долго смотрел на эту фотографию, и спрашивает:
— Я ее случайно не знаю?
Мы с Ксюхой переглянулись и прыснули от смеха. А он еще внимательней всмотрелся:
— Нет, серьезно. Я не могу ее знать?
Мы снова засмеялись. Тогда он поднимает глаза и смотрит на меня, снова на фотографию, снова на меня и, недоуменно, спрашивает:
— Это ты?!
Я кивнула. Виталик посмотрел все остальные мои фотографии и спрашивает:
— Лена, зачем ты обрезала волосы?
Сейчас я была с короткой стрижкой и волосами, выкрашенными в блонд. И, хотя мне было хорошо, но с длинными волосами натурального светло-пепельного цвета, мне, конечно же, было лучше.
За вечер он еще несколько раз задавал мне этот вопрос. Никакие доводы, что у меня жутко выпадали волосы, не помогали. В конце концов, я сказала:
— Ты меня достал.
И он успокоился, но продолжал сокрушенно кивать головой из стороны в сторону.
Мы лежали в келье, разглядывая кривой потолок.
— Ты встречаешься с девушкой в твоем городе?
— Нет. А ты?
— С девушкой? Нет.
Мы засмеялись, и я начала рассказывать о себе, а он, чуть ли не перебивая, подтверждал мои слова. Я сразу и не поняла, что Виталик не догадывается, а точно все знает.
— Никогда не угадаешь, от кого я все это узнал.
Я начала угадывать, мол, Ксюха, Сашка, Женька, дядя Сережа, бабушка. А он ответил, что я все равно не угадаю, и что это не Ксюшины родственники.
— Я собираюсь расстаться со своим парнем. Для этого и приехала в Евпаторию сама. Чтобы обо всем подумать.
— А я, случайно, не имею к этому отношение?- спросил Виталик.
— Нет. Хотя, в какой-то степени, наверное, все-таки имеешь.
— А, если бы меня не было?
— Я бы все равно с ним рассталась. Просто думала бы дольше. Ты стал катализатором.
Понимая, что слишком мало времени отведено нам судьбой, я отбросила свои моральные принципы. И этой ночью мы занимались любовью. Именно любовью. Чувствуя разницу между другими названиями, которые не подходили. Улетая как от наркотика, кружась как на карусели, пылая фейерверком страсти, мы дарили наслаждение, и наслаждались сами.
— Не могу у тебя сегодня остаться. Я не предупредил, что не буду ночевать дома. Но завтра останусь на ночь у тебя.
Виталик остановился в дверях кельи, обернулся и сказал:
— Какое ты все-таки чудо! Ты прелесть! Все было так классно!
Я улыбнулась.
— Пусть тебе приснится маленький розовый слоненок,- сказал он и скрылся в ночи.
Я прислушалась к его тихим шагам по лестнице, и закрыла глаза. Счастье переполняло мою душу как река во время прилива. Понимание того, что все правильно, и так и должно быть, заставляло мои губы растягиваться в улыбке. И только ложка дегтя, что он сейчас не со мной, отравляла блаженство.
Мне не снился слоненок. Зато во сне я видела Виталика.

2 июля. Пятница.
Мой сон плавно перешел в явь. Я обвила шею Виталика руками, и он прильнул к моим губам.
— Мы идем на мост прыгать. Идешь?- спросил он.
— Нет. Нужно купить билет домой.
Я покушала с подругой, и, когда возвращалась в келью, услышала Васин голос:
— Лена, ты идешь с нами?
— Нет.
— Ты наказана?
Я удивленно вскинула брови:
— Кем?
Позже оказалось, что это Виталик пошутил детям, что я наказана. Им.
Я сидела в Ксюшиной комнате и нянчила Настю. Мы болтали с подругой обо всем и ни о чем, пока я не сказала:
— Ксюха, я люблю его.
— Я так и знала, что ты в него влюбишься. Все его любят,- усмехнулась она.
— Да, как же его не любить? Он идеальный.
— Ну, не идеальный.
— Ксюха, помоги! Расскажи о нем что-нибудь гадкое. Я не могу. Нельзя любить так сильно. Я схожу с ума!
Моя подруга посмотрела на меня с искренним желанием помочь. И, хотя временами мне казалось, что она слегка ревнует в память о прошлых годах, сейчас готова была сделать все, что угодно, чтобы мне помочь.
— Ну, мне никогда не нравились его глаза. Они маленькие.
Безнадежно уронив лицо на ладони, я простонала:
— А мне и глаза его нравятся!
Я надела сарафан, белые босоножки на высоком каблуке, чуть подкрасилась и увидела в отражении зеркала себя очень красивой. «Пожалуй, пойду на вокзал через набережную»,- подумала я. Было совсем не по пути, но мне хотелось, чтобы Виталик увидел меня такую.
Возле «Семи ветров» мы встретились. Только Виталик не сразу меня заметил – у него плохое зрение. Зато дядя Сережа меня сразу заметил, и привлек внимание моего любимого мужчины.
— Как у вас дела?- спросила я, подойдя ближе.
Виталик тщетно пытался снять с лица радостную улыбку, как я вчера перед сном, но его дергал малой Сережка, уговаривая пойти прыгнуть.
— Сейчас,- сказал он и побежал за ребенком.
Я проследила за его удаляющейся фигурой, утопая в собственных мыслях, что даже не сразу заметила, что дядя Сережа со мной разговаривает. Мы поболтали о билете и о Харькове, когда я увидела, что Виталик возвращается.
— На обратном пути приходи к нам. Мы будем тут еще долго, до вечера,- сказал дядя Сережа.
Но Виталик, не услышав эту фразу, сказал:
— Ты же ненадолго? Мы уже скоро пойдем домой, и тогда сможем вдвоем сходить на пляж.
Мы попрощались, и я, дефилируя как на подиуме, прошествовала в своем направлении.
Билет удалось купить только на руках. По дороге купила несколько лаков для ногтей и связку бананов, и взвесилась – 46 кг.
Дома я попросила подругу найти в билете подвох, но она не нашла. Я стояла в коридоре, когда вошел Виталик.
— Виталик, мне нужна твоя помощь,- сказала я.
— Что-то случилось?
— Я хочу угостить Алика (взрослый инвалид детства), но стесняюсь. Ты не угостишь его за меня?
Он удивился и сказал, что будет лучше, если я сама его угощу, так как я девушка, и ему будет приятней внимание с моей стороны, чем со стороны мужчины.
— Понимаешь, в прошлый раз я попросила Ксюху угостить его, а она сказала, что это от меня. А я не хочу, чтобы он подумал, что это жалость.
Вдруг Виталик прижал меня к себе и поцеловал в макушку. За его спиной я увидела подругу с расширившимися глазами, наблюдавшую, как мы нежно обнимаемся. Она очень сомневалась, что Виталик разделяет мои к нему чувства, и ее удивляли всяческие проявления нежности с его стороны.
Я угостила Алика бананами и зашла в келью. Следом за мной появился Виталик. Он начал жаловаться, что у него сгорел нос и теперь облазит.
— Он и без того некрасивый и кривой.
Меня это развеселило:
— А, что еще тебе в себе не нравится?
Оказалось, что очень многое: брови – они слегка сросшиеся; глаза — они, как он считает, не зеленые; щетина – редкая и беспорядочно расположенная.
— Это ж надо! Такой интересный мужчина, и столько комплексов!- удивилась я.
— Это не комплексы. Просто я признаю свои недостатки.
Вечером Виталик предложил сходить на набережную, и я согласилась. Он пошел за футболкой, а я надела сверху сарафана, в котором была, белый свитер с глубоким вырезом. Виталик увидел меня и сказал:
— Ну вот, ты так оделась, что я в шортах и футболке не смотрюсь рядом с тобой.
— Я всего лишь надела свитер.
Мы прогуливались по набережной под ручку и разговаривали. Неожиданно я почувствовала, что мне неудобно наступать правой ногой. Оказалось, что у босоножка отломался каблук и повис на подошве. Я вспомнила примету, которая гласит, что, потеряв каблук, потеряешь и парня. Я не особо верю в приметы, но эта пришлась кстати, так как с моим харьковским парнем было покончено.
Мне удалось вернуться домой не босиком и почти нормальной походкой. Мы сели в обнимку на лавочке.
— Ты останешься у меня сегодня?- спросила я, ожидая услышать да.
— Нет,- ответил он.
— А в чем причина?
— Моя причина наверху,- кивнул он на второй этаж.
Я сначала подумала, что он имеет в виду Аню. И даже вдруг возникла в голове мысль, что у них какие-то отношения. Ведь она была у него в гостях и сфотографировалась лежа на кровати в коротеньком халатике. Но тут я вспомнила, что он назвал Аню и ее подруг «старыми кошелками», и поняла, что была полной дурой, что такое подумала.
— Что ты имеешь в виду?- спросила я.
— Мне уже постелили.
— Но, ты же понимаешь, что это не настоящая причина.
— Ты права,- согласился он.- Не обижайся.
Я почувствовала, как кровь прилила к моему лицу, и начали гореть уши. Я не просто обиделась, я жутко обиделась.
— Ты обиделась?- спросил он.
— Какая тебе разница, обиделась я или нет?- сердилась я.
— Конечно, есть разница. Лена, пожалуйста, не дави на меня. Я думаю не только о себе, а о нас двоих. Я не хочу спешить. Неужели, тебе было бы лучше, если бы я остался на ночь, а утром ушел, будто ничего не произошло?
Виталик еще долго меня убеждал в правильности своего поступка. Я больше не обижалась. Только не поняла, что значит «не спешить», если уже все произошло? Что поделаешь, в этом кроется мужская логика.
Вышла Ксюша и спряталась за туалетами.
— Курить, пошла?- спросил Виталик.
Я кивнула.
Мы попрощались, и он пожелал мне слоненка.
— Я сегодня подумаю обо всем, над своим поведением, и завтра сообщу тебе свое решение. И ты тоже подумай,- сказал Виталик.
Принимая душ, снова и снова прокручивала в уме наш разговор. Я вдруг поняла, что все это значило, и расплакалась от счастья. Невидимые из-за воды, слезы стекали по лицу. Ну, почему мужчины любят так все усложнять?
А с другой стороны, просто это решение я приняла раньше, а ведь тоже сомневалась.
Я рассказала все Ксюхе, и она согласилась, что Виталик, если не влюблен, то, по крайней мере, какие-то нежные чувства ко мне испытывает. Мы еще часа два поболтали, то обо мне и Виталике, то о ней и Вовике, и я пошла спать.
Мне снова приснился Он.

3 июля. Суббота.
С утра я Виталика не видела. Я отнесла босоножки в ремонт, а потом пошла их забирать в условленное время. На редкость пунктуально. Мастер еще сказал:
— По Вас часы сверять можно. Только что пропикало час (13.00). А то, обычно, говорю прийти к часу, а приходят через неделю.
— Правильно, нужно уточнять день,- улыбнулась я.
Мы, наконец-то, столкнулись с Виталиком.
— Я уже сто раз к тебе заглядывал!
— Хотел бы найти – нашел,- ответила я с улыбкой.
Мы уединились в кельи и наслаждались обществом друг друга.
— И что ты решил?
— Не знаю. Что ты думаешь по этому поводу? Может быть, это поможет мне что-то решить для себя.
— Я решила брать от жизни все, что она дает. А страдать буду дома.
Мы еще какое-то время общались на эту тему. Единственное, что он сообщил мне конкретно, что сегодня будет у меня ночевать.
Вечером мы снова всем двором ели на лавочке семечки, и я услышала, как Аня договаривается с Виталиком завтра утром идти на базар. Я встретилась с ним взглядом, и он, кажется, увидел, сколько обиды у меня в глазах. Он подошел ко мне, и я спросила:
— Что? Ночевка отменяется?
— Нет. Почему ты так решила?
— Вы же с Аней завтра утром на базар идете.
— Ну и что? Думаю, мы уже проснемся к этому времени.
Виталик действительно остался у меня на ночь. Он сказал мне тысячу приятных слов, что у меня очень нежные ручки, и что моя кожа гладкая и приятная на ощупь…
Я стала спрашивать о его бывших женщинах, о его первой и второй любви, и он рассказывал.
— Почему, ты не спрашиваешь, сколько у меня было мужчин? Тебе не интересно?
— Интересно. Но меня этот факт совершенно не волнует. Даже, если бы ты была когда-то проституткой, то сейчас ты моя. И больше меня ничего не волнует,- ответил мой любимый мужчина.
— Я решил провести эту ночь с тобой, будет между нами что-то или нет – неважно. Нас тянет друг к другу,- говорил Виталик, когда я засыпала на его плече.
— Я буду вспоминать тебя всю зиму,- сказал он.
— Так мало?
— Но мы ведь увидимся следующим летом?
— Не знаю. Может же, не получится?
А он стал доказывать, что все получится, он напишет, когда приедет, или я напишу, и мы совместим наш отпуск.

4 июля. Воскресенье.
Утром он проснулся из-за кур подруги, а я – будто почувствовав его пробуждение.
— Аня предупреждала, что куры будут мешать спать,- сказал Виталик.
А мое настроение сразу упало.
— Виталик, ты купишь мне на базаре бананы? Я сейчас дам деньги.
— Куплю,- ответил он.- Деньги не надо давать. Я тебе так принесу.
На прощание он сказал, что все было прекрасно, и кучу комплиментов в мой адрес. И с этого момента начал делать между нами дистанцию. Не знаю, что его испугало: мое отношение к нему, его ко мне, или то, что наши чувства взаимны.
После базара Виталик заглянул ко мне в келью и вручил огромную связку очень вкусных бананов, делая день еще более сладким.
— Твои глаза сегодня особенно голубые,- изрек он и добавил.- Сережка просится на мост попрыгать. Пойдем?
Я согласилась.
На мосту пришлось разделиться, чтобы присматривать по очереди за фотоаппаратом. Виталик хотел пойти со мной, но ребенок стал проситься с ним. Пришлось прыгать в одиночестве. Я трижды нырнула, и, когда последний раз залазила по сваям на мост, поскользнулась, до крови ударилась ногой, расцарапала коленку и руку, и разбила пальчик на ноге. В общем, вылезла из воды как побитая собака. Мои ребята удивленно вскинули брови, когда я приблизилась.
— Со мной все нормально,- улыбаясь, сказала я.- Идите, прыгайте.
Я забрала вещи и перешла на ступеньки. Сережу среди мальчишек я не узнавала, а Виталика – не выпускала из поля зрения. Его прыжки в воду были красивыми и правильными, вот только ладошки странно выгибал. Виталик подплыл ко мне и спросил:
— Ну, что? Как я прыгаю?
— Как любитель,- ответила я.
Он возмутился и стал доказывать, что наоборот. А я не спорила и не соглашалась, просто улыбалась в ответ. Потом попросил сфотографировать, и показал, какой хочет фон. Я щелкнула.
— Что попало в кадр?- спросил Виталик.
— Ты точно попал.
Он снова возмутился, мол, зачем ему он? Главное — фон. И, что я за фотограф такой. Меня это развеселило. На самом деле, все попало в кадр. Я просто решила его подразнить.
Виталик посадил, тут же надувшегося на нас, Сережу сторожить вещи, а меня потащил поплавать вместе с ним. Но не успели мы отплыть от берега, как небо заволокло серыми грозовыми тучами. Мальчики оделись, а я осталась в купальнике, чтобы сфотографироваться. Остановилась на мосту, на фоне серого моря и радуги, а Виталик сфотографировал.
— А теперь давай без купальника,- предложил он.
— Спасибо, не хочу,- ответила я и подошла ближе.- А, вообще, люблю фотографироваться обнаженной или полуобнаженной.
— Да ты мечта!- воскликнул Виталик.
Я успела натянуть короткие джинсовые шорты, когда начался дождь. Наблюдая, как по его загорелой коже стекают капли, неожиданно поймала себя на мысли, что у меня взгляд голодной волчицы. Мы спокойно шли по набережной, надеясь, что дождь быстро закончится, но стихия набирала силу. Дождь превратился в ливень. Мы спрятались под деревом, которое совсем не спасало. Капли барабанили по асфальту со страшной силой, быстро превращая дорогу в ручей. Мы полностью промокли. Виталик пожелал сфотографироваться в этой серости. Я быстро щелкнула, сомневаясь, что из этого что-то выйдет. Я начала замерзать, и очень хотела, чтобы Виталик прижал меня к себе и согрел. Но он этого не делал. Я с сожалением наблюдала признаки дистанции, растущей между нами.
Ливень не прекращался, и мы решили идти домой. Я разулась. Виталик последовал моему совету, но вскоре передумал, боясь наступить на стекло. Лужи, нагретые горячим асфальтом до температуры парного молока, доходили до щиколотки, а иногда даже немного выше. Все неприятные ощущения от прохладного дождя сразу исчезли. Мы втроем радовались непонятно чему как наркоманы. Сплошные стены воды вокруг, делали все серым и одинаковым. Можно было даже заблудиться, если плохо знать дорогу. Мы шлепали по лужам, разгребая воду ногами и пуская волны. Смеялись и брызгались.
— Так классно!- воскликнула я.
— И романтично!- поддержал Виталик.
— И весело!- сказал Сережка.
— Приду домой, и сразу в душ!- сообщила я.
Мальчишка забежал немного вперед.
— Повезло тебе,- ответил Виталик.
— Хочешь со мной?
— Честно?
Я кивнула. Он хотел, но мы пошли каждый к себе домой.
В ванной я долго кряхтела, с трудом стягивая с себя намертво прилипшие джинсовые шорты. Было желание попросить кого-нибудь перевернуть меня вверх ногами и потрусить. Дождь за окном продолжал громко барабанить, но теперь он уже не радовал. Возле ванной я столкнулась с Ксюшей. Она заглянула за дверь.
— Я думала ты там не одна,- сказала она.
— С чего ты взяла?
— Я слышала такие стоны.
— Какие еще стоны? Я шорты еле с себя содрала!
Мы долго смеялись, пока я доставала из карманов мокрые мои и его деньги, которые он мне оставил на сохранение, когда решил на мосту прыгать в шортах как местный. Боялся деньги намочить.
Вечером на улице посветлело, и почти вся вода ушла с улиц. Мы с Виталиком столкнулись возле кельи.
— Ты куда-то собрался?- спросила я.
— За пивом.
— Я пойду с тобой. Шоколадку хочу.
Он обрадовался моей компании. Я вынесла его, уже высохшие, деньги, и мы пошли.
В магазине я полезла в карман, но Виталик остановил:
— Я тебе куплю. Могу же я хоть что-нибудь для тебя сделать?
По дороге я угостила, и он сказал:
— Шоколад с клубникой – самый беспонтовый шоколад.
— Раз это самый беспонтовый шоколад, то больше тебе не предлагаю.
Вечером Виталик, заметив у меня щипчики для бровей, попросил и ему выщипать на переносице.
— Может, познакомлюсь в поезде со своей будущей женой,- сказал он, когда я уже заканчивала.
— И я это делаю собственными руками!

5 июля. Понедельник.
Утром увиделись с Виталиком и договорились, что я подойду на пляж позже, так как он будет там не один, а с Аней и ее подругами. Меня это обидело, но я не подала вида. Осталась в раздумьях. В конце концов, мы пошли втроем с Ксюшей и Настюшей в коляске сфотографироваться на пляже, заранее предупредив подругу, что могу там остаться. Я надела на купальник красное платье и белые босоножки.
Через решетку пляжа мы долго высматривали, и я, наконец, увидела, как Виталик заходит в море. Я успела пощелкать подругу с дочкой, когда заметили Васю. Тот радостно взвизгнул и исчез.
— Очень хорошо,- сказала Ксюша, но мальчишка тут же вернулся с пропуском.
— Виталик сказал, чтобы ты шла к нему,- сообщил мальчик.
Вышла Аня. Мы все поздоровались и пошли в свои стороны. Подруга завезла коляску прямо на песок, почти сразу завязнув. Я пошла, позвать Виталика. Тронула за плечо. Он открыл глаза и радостно улыбнулся:
— Тебе не икалось последний час?
— А, что такое?
— Я думал о тебе.
— Плохо или хорошо?
— Конечно, хорошо,- ответил любимый человек.- Ты купаться будешь?
— Буду.
Виталик попытался заглянуть мне под платье, но я отступила.
— Там Ксюха с Настей. Пошли, сфотографируемся, и она уйдет. Насте жарко.
Мы сделали два кадра с ним вдвоем.
— Мы тебя долго высматривали, а потом Лена заметила тебя в воде с какой-то девушкой,- сообщила Ксюша.
— Ревнуешь?- повернулся он ко мне.
Я проигнорировала вопрос. Большого он о себе мнения! Даже, если и ревновала.
— Это была Аня.
Подруга ушла, а мы остались. Кроссворды наскучили, и Виталик решил загадать мне загадку:
— Отец послал сына купить 100 голов скота, и дал ему 5 рублей. Купи всех понемногу. Одна лошадь стоит 50 копеек, одна корова – 10 копеек, один барашек стоит одну копейку. Сколько кого он купил?
Я пыталась сначала расписать на бумаге, но ничего не получилось. И уже, когда мы шли домой, я вдруг поняла, прикинув в уме. Сказала ответ, и он согласился.
— А та шоколадка еще осталась?
— Так она же тебе не понравилась!- возмутилась я.
— То я понтовался.
И пойми мужчин.
— Знаешь, у тебя такой интересный взгляд. Ты смотришь на меня и делаешь вот так губами,- он изобразил.
А я и знать не знала, что как-то делаю губами. А то, как он показал, и сам делает также. У него это получается очень сексуально.
Виталик купил нам по мороженому. Тогда, единственный раз, я видела его раздражительным. Мало того, что ему подсунули не то мороженое, так оно еще быстро растаяло и упало. Виталик в ответ на происходящее высказался нецензурно, много всего произнес по этому поводу и пошел мыть в море руки. Когда он вернулся, я предложила укусить от моего мороженого, но Виталик гордо отказался:
— Больше никогда не буду есть идиотское евпаторийское мороженое!
Меня рассмешила эта ситуация.
Возле дома мы зашли в магазин, и я достала из кармана все деньги, подсчитывая, на какое количество пачек мороженого мне хватит.
— Сколько штук ты собираешься брать?
— На сколько, денег хватит.
Я посчитала, что до трех пачек мне не хватает несколько копеек, поэтому спросила Виталика, не добавит ли. Мелочи у него не оказалось, поэтому дал гривну. Я попыталась отдать всю мелочь, но он не взял. Тогда я купила четыре пачки. Уже ближе к дому я радостно сообщила:
— Как раз все получается!
Виталик поинтересовался, что я имею в виду.
— Как раз четыре пачки,- объяснила я,- Ксюхе, ее бабушке, Алику и мне.
Во дворе я сразу всем раздала мороженое. Потом втянула подругу в очередную, загаданную Виталиком, загадку. Пока мы думали, он ушел с Аней и детьми на море.
На ночь глядя, Виталик заглянул ко мне в келью и, увидев, что я укрываюсь махровой простыней, сказал:
— Обожаю махровые простыни. Спать на махровой простыне и укрываться ею.
Он, как всегда, пожелал мне розового слоненка и ушел.

6 июля. Вторник.
Утром я предложила Ксюхе отщелкать пленку, так как после ливня сбилось количество кадров на фотоаппарате, и я боялась, что она испортилась. Проявка показала, что все кадры получились, но позже все-таки пришлось чинить фотоаппарат.
На пляж я пришла уже с новой пленкой. Мальчишки собрались бежать за мороженым себе и пивом Виталику, но я их остановила.
— Виталик, пусть дети нас сфотографируют, пока не ушли,- предложила я.
— Дети!- возмутился Сережа.
— Ну, ты погнала!- заступился за него Виталик.
— Сколько тебе лет?- спросила я Сережу.
— Одиннадцать.
— Ну, тогда, конечно, уже совсем взрослый,- вышла я из положения.
— Эти «дети» знают побольше тебя и могут сказать такое, что ты и не слышала,- продолжал Виталик.
— А ну, скажи что-нибудь новенькое.
— Не лохмать бабушку,- изрек Сережа.
Когда мальчишки убежали, я предложила Виталику напечатать фотографии с моей пленки, а он попросил прислать те, на которых он хорошо получится.
— Я пришлю тебе те, на которых я хорошо получусь. Правда, у меня нет твоего адреса.
— Ксюхин адрес в моем городе знаешь?
— Знаю.
— Такой же, только квартира **.
— Я собираюсь пойти купить тоник. Ты будешь?- спросила я.
— Нет, я напьюсь тобой. Мне больше хочется есть.
Купила попить и хот-дог, которым угостила Виталика. Он отказывался.
— Угощайся, я его больше для тебя купила.
Но он, в основном, зелень обкусал.
— Ты не любишь зелень?- спросил он.
— Нет.
— Тогда, почему не попросишь, чтобы ее не добавляли?
— Зачем? Я же знаю, что зелень любишь ты.
Мы вдвоем доели хот-дог, и Виталик откинулся на спину.
— Наелся. Теперь хочу тобой напиться.
И почмокал губами.
— Это надо наклоняться…
— Вот лентяйка!
Я приняла вызов, и прильнула к его губам в нежном поцелуе.
— Ты смотри, не поленилась.
Я легла рядом, с сожалением вспоминая, как мы ходили раньше за ручку и страстно обнимались в море. Он все увеличивал дистанцию между нами, не в силах удержаться только от поцелуев.
Виталик начал рассказывать, какие плохие наши менты, и как они не любят русских.
— Почему вы нас так не любите?
— Лично я отношусь нормально к любой национальности. Даже французами не брезгую.
Ему это явно понравилось – усмехнулся.
Вечером я уже легла спать, когда услышала на лестнице его шаги. Их легко отличить от любых других, гулко топающих по деревянным ступенькам. Его шаги тихие, мягкие и немного медленные, как у ленивого кота.
Я выглянула из кельи и увидела, что он пошел в туалет. Тут же включив свет и схватив в руки книгу, откинулась на подушку в надежде, что Виталик заглянет. Но, вместо этого, я услышала, что он старается идти по ступенькам как можно тише. Чтобы я не услышала! Обида захлестнула меня с головой, и я захлебывалась от ее горечи.

7 июля. Среда.
Повалявшись немного в постели, я застелила и вышла из кельи. Виталик стоял возле сарайчика, напротив Ксюшиной двери, и разговаривал с соседкой.
— Доброе утро!- сказала я им обоим.
— Привет, Лена!- ответил Виталик, но я только кивнула головой и даже не обернулась.
В Ксюшиной комнате я подошла к Настиной кроватке и выглянула в окно. Виталик задумчиво смотрел на дверной проем, в который я только что вошла. Подумав, он направился в дом, зашел в комнату и крепко обнял меня сзади.
— Ты обиделась, что я вчера не пришел.
— Нет,- ответила я, чувствуя, что таю в его объятьях.
— Ну, я же вижу, что ты обиделась.
— Нет, Виталик. Я уже не обижаюсь. Я решила проще к этому относиться.
Мы пришли на пляж. Виталик оставил меня рядом с Оксаной (курортницей, гостившей у подруги) и ее детьми, а сам пошел на ингаляцию. Я искупалась в море. Местные говорили, что такой теплой воды не было уже давно. Жаль только, что грязная и вонючая.
Виталик вскоре вернулся и пошел искупаться, а я осталась на берегу, упершись взглядом ему в спину. Оксана посмотрела на меня, потом на него, и спрашивает:
— У вас что? Любовь или секс с визгом?
— Больше похоже на любовь,- грустно ответила я.
Прибежал мокрый Виталик, случайно капая на всех нас. Оксана закурила и предложила нам.
— Я не курю,- сказал он.
— Я тоже.
— Да курит она. Только скрывает,- улыбнулся Виталик.
— Да не курю я!!- возмутилась я.
Почему он мне не верит? Неужели так трудно поверить, что девушка не курит?
Потом Оксана с детьми ушла, и мы остались вдвоем. Заспорили о сексуальной революции, о мужчинах и женщинах.
— Ведь бог не зря создал женщину из ребра.
— Что ты хочешь этим сказать?
— А ты подумай, почему именно из ребра, а не из какой-нибудь другой кости.
— Ты хочешь сказать, что ребро – единственная кость, в которой нет мозга?
— Вот, видишь? Ты и сама догадалась.
— И что? Ты ни разу не встречал умную женщину?
— Почему же? Встречал,- начал он сам себе противоречить.- Но она не моя… жена.
Я не спросила, кого он имеет в виду. Побоялась, что не меня.
Мы закончили этот глупый спор, и Виталик спросил, буду ли я ему писать.
— А ты все еще хочешь, чтобы я тебе написала?
— Я просто люблю получать письма.
— Но, ты понимаешь, что, если ты не ответишь, то это будет только одно письмо?
— Может, хотя бы два?
— Нет.
Виталик тяжело вздохнул.
— А телефон у тебя есть?
— Есть,- ответила я.
— О, классно!
— Только я не люблю говорить по телефону.
И я не дала ему свой номер. Во мне, видимо, еще бушевала обида.
— Какие у нас отношения?- спросила я.
— У нас курортный роман.
— О котором можно забыть через три дня?
Виталик на минуту задумался и тихо произнес:
— Нет. У нас не курортный роман.
— А что?
И он ответил. Но только беззвучно, просто одними губами.
— Что ты сказал?- спросила я, но он тут же перевел разговор на другую тему.
По дороге домой, он вдруг сказал:
— Даже, если ты выйдешь замуж, у тебя будут дети, если я женюсь, мы все равно встретимся. Я верю в это.
А я промолчала в ответ. Потому, что хотела сказать, что ни за кого не выйду замуж, кроме него. Нас свела вместе судьба. Возможно, или даже, скорей всего, у нас ничего не получится, но мне будет очень жаль, если мы даже не попробуем.
Вечером мы с Ксюшей сидели в ее комнате, когда вошел Виталик. Он радостно улыбнулся мне и сказал:
— Я хотел найти, и нашел.
Подруга в непонимании посмотрела на меня, а я поняла.
Виталик попросил у нее попить, но она была занята, поэтому послала на кухню меня. Я уже дошла до лестницы, но вернулась.
— Виталик, пойдем со мной. Включишь свет.
— А, что такое?
— Там тараканы.
Не зная, что его ждет впереди, он смело ринулся на кухню.
— Выключатель на стене над шкафом,- подсказала я.
Появился свет. Когда Виталик увидел, что окружает его босые ноги, то смешно запрыгал, побежал на лестницу и спрятался за мою спину.
— Я думал они такие же, как наши, только черные.
— Думаешь, зря я боялась?- смеялась я в ответ.
Тараканы действительно были большие, а некоторые – просто огромные.
— Ну, иди, достань мне компотик,- подталкивал он меня.
Я набралась смелости и пошла. В основном, все тараканы уже разбежались, остались только небольшие возле холодильника. Я подошла поближе, и они вдруг рванули все в разные стороны. Я взвизгнула и запрыгала на месте, не менее смешно, чем до этого Виталик. Я достала компот, схватила чашку и побежала на лестницу.
— Спасибо!- посмотрел он на меня благодарными глазами.- Я бы пошел с тобой в разведку.
— А я б с тобой – нет.
— Не дала французу умереть от жажды.
Почему-то этой ночью мы снова занимались любовью. Я просто плыла по течению.
Мы лежали, крепко обнявшись, и я спросила:
— Когда ты собираешься идти домой?
— С чего ты взяла, что я уйду?
— Ты же не оставался у меня на ночь до этого.
— Правильно,- ответил он.
В дверях он обернулся:
— Видит бог, как я не хочу уходить, но я должен.
Виталик снова пожелал мне слоненка.
Он так старательно делал дистанцию, и сам не выдержал. Я легла спать с каким-то странным чувством. Мне казалось, что секс был сейчас лишним.

8 июля. Четверг.
Я не стала идти вместе с ним на пляж. Сказала, что подойду позже. Я обошла все магазины, чтобы найти какую-нибудь миленькую безделушку в подарок Виталику. Наконец, я подобрала маленькую пищащую игрушку на присоске. То ли мышка, то ли котенок – было непонятно. Какое-то неопределенное животное, но очень милое.
Виталика на пляже не оказалось, и я пошла домой, обезумевшая от жары, и, мечтая о том, что сейчас упаду на кровать и долго буду лежать и не шевелиться. Но не тут-то было. Столкнулась в воротах с Виталиком, который тут же расплылся в счастливой улыбке.
— А я пошел за тобой,- сообщил он мне.- Ты не ходила на пляж?
— Ходила. Я не захотела там оставаться одна по такому солнцу.
— Я и сам не выдержал жару. Решил за тобой сходить. Где ты была?
— По делам ходила.
— По каким таким делам, деловая ты колбаса?
Но разговор как-то вдруг ушел в другую сторону.
— Пошли на пляж?
— Это туда переться?- округлила я от ужаса глаза.
— Я тоже не хочу. Пошли на набережную.
Там мы присели на парапет.
— Так, по какому делу ты ходила?- вспомнил он.
— Я кое-что искала.
— Что-то белое?
— Белое,- удивилась я.
— А на какую букву начинается?- он явно переборщил с кроссвордами.
— Не скажу.
— Это что? Сюрприз?
— Да.
— Для меня?
— Да.
— Обожаю сюрпризы, если они хорошие.
— Ну, это не сюрприз, а, я бы сказала, маленький сюрпризик.
Мы поплавали. Виталик снова искупал в шортах деньги.
Вечером я лежала в келье с открытой шторкой и наблюдала, как Аня гладит Виталик спинку, сидя на скамейке напротив. Чуть позже он заглянул ко мне и спросил, видела ли я это.
— Видела,- чуть не фыркнув, ответила я.
Перед сном Виталик заглянул пожелать мне слоненка.
— Подожди, я хочу тебе кое-что дать,- я достала игрушку, подергала ее ниточкой, чтобы пищала и протянула на ладошке.
— Классно, я повешу его в машине. Это кто? Мышонок или котенок?
— Котенок.
— Спасибо,- сказал Виталик, чмокнул меня в губки и ушел.

9 июля. Пятница.
Я делала на кухне салат, а Виталик тихонько сел сзади на ступеньки. Я поворачиваюсь, а он сидит и улыбается.
С базара мы пошли на ингаляцию. Договорились, что пока он будет там, я схожу куплю тоник. А, если он закончит процедуры раньше, то пойдет мне навстречу по дорожке. Конечно, мы разминулись. Я купила тоник, вернулась и села на лавочку. Когда Виталик, наконец, появился, то выглядел перепуганным.
— Я посетил еще одну процедуру в другом здании, потом пошел тебе навстречу. Тебя не встретил, вернулся сюда, тебя тоже нет (не увидел за кустами). Снова пошел на пляж, встретил там курортницу Оксану, она сказала, что не видела тебя. Я испугался, что с тобой что-то случилось (в центре Евпатории днем!). Снова пошел к ингаляторию, где все-таки тебя нашел.
Я смеялась, слушая его рассказ.
— Ну, ты и чудо!- воскликнул Виталик, и тут же добавил, но уже другим тоном,- Нет, ты на самом деле чудо…
На пляже он попросил меня красиво сделать из его плавок бикини, что я и сделала, из вредности сообщив, что у него обсыпало задницу.
— Так переходный возраст,- оправдался он.
Мы заговорили о попах, и Виталик стал указывать на задницы всех проходящих мимо мужчин и спрашивать мое мнение. Я честно отвечала, то «ничего», то «фу».
— А какая должна быть она?- поинтересовался он.
— Вот такая,- хлопнула я его по пятой точке.
— Какая?- не понял он.
— Как у тебя. У тебя классная задница.
— Спасибо. Об этом мне еще никто не говорил.
Я искренне удивилась.
— Будешь в Харькове, заходи в гости, покажу наши местные достопримечательности. Можно с ночевкой. Если это тебя волнует, то у нас на кухне есть еще один диван,- сказала я.
— Меня это не волнует. Меня устроит твоя постель.
— Ну, тогда, вообще, никаких проблем.
Чуть позже я спросила:
— Ты вечером зайдешь ко мне попрощаться?
— Конечно, зайду,- быстро ответил Виталик, и тут же добавил сломавшимся голосом,- Обязательно зайду…
Мы вернулись домой. Он выложил все мои вещи на машину дяди Сережи, которую тот поставил перед моей кельей несколько дней назад.
— Все?- спросил Виталик.
— Вроде бы.
— Жаль.
— Почему?
— Теперь у меня нет повода к тебе зайти.
— А тебе нужен для этого повод?
— Нет.
Вот такой противоречивый мой любимый мужчина.
Мы с Ксюшей сходили на переговоры с Харьковом и решили пройтись по набережной, где, встретили Виталика в его уже обычной компании с Аней и ее подругами. Они нас не заметили. Но мы позвали, и он радостный к нам подошел. Оценив наглым взглядом мои сексуальные белые брючки, спросил:
— Ну, что? Сходила на переговоры?
— Это была мама.
— Мама!- почему-то обрадовался Виталик и ринулся меня обнимать и целовать. Заодно и Ксюшу поцеловал. Не знаю только, зачем.
— Мы сейчас идем отмечать, и скоро вернемся. Даже не думай лечь спать, я к тебе зайду! Поняла? Не вздумай лечь спать!
Виталик уже собрался уходить, но Ксюша ринулась вытирать с его лица помаду, а он что-то не так понял и снова ее чмокнул.
Когда мы вернулись домой, то уже порядочно стемнело. Я попыталась в ожидании почитать книгу, но строчки убегали от моих глаз в разные стороны. Когда я поняла, что этим вечером не сдвинусь даже с одного абзаца, закрыла книгу и просто легла в раздумьях.
Наконец, появился Виталик:
— Что делаешь?
— Лежу,- ответила я.
— Ты шикарно выглядишь в белых брючках. И тебе очень идет красное. Белое тоже, но красное лучше.
— Вот, видишь, а ты не хотел со мной по вечерам гулять.
— Хотел…
А потом он на одном дыхании мне выпалил все, что думает. Что он скотина и сволочь, что не ценил, что имеет, а теперь, когда теряет, то понял, как все это для него важно. Что он жалеет, что не гулял со мной по вечерам и что не ночевал со мной в келье каждую ночь. Что он жалеет о каждом миге, который не был рядом со мной. Что, по сравнению с другими девушками, я во многом превосхожу. Что, возможно, в чем-то не добираю, но такой девушки как я он еще не встречал.
Пришла Ксюша.
— Я так жалею, что не проводил с Леной больше времени!..,- сказал он ей.
Подруга округлила глаза, посмотрела на меня и ушла, понимая, что сейчас она лишняя.
— Ты пиши мне письма, прошу тебя! Я буду очень-очень ждать твоего письма! Я не люблю писать сам, но, если все-таки напишу хоть одно, то это будет значить, что…
Дальше он произнес фразу одними губами, да еще и рот закрыл руками. Я стала его трясти:
— Что ты сказал?! Что ты сказал?!
Виталик будто покрылся инеем. Глаза его потухли. Он сразу сменил тему и начал рассказывать, как провел вечер с Аней. Потом вдруг замолчал, посмотрел мне в глаза и сказал:
— Я буду вспоминать тебя целый год.
— Так мало?- снова, как раньше, спросила я.
— Мы ведь увидимся следующим летом. Я верю в это.
Мы бросились в объятья друг друга, как будто это был последний день на земле. А он и был последним — для нас. Нежность доставляла боль, а поцелую обжигали адским пламени разлуки. Я не хотела его отпускать.
Собираясь уходить, он сказал:
— Ты не смотри, что я улыбаюсь. Я, вообще, по натуре романтик. Сейчас пойду в душ, и буду плакать.
Он ушел, а я сидела на кровати ни живая, ни мертвая. Мысли с молниеносной скоростью проносились у меня в голове, без конца повторяя его слова. Я даже не знала, что мне делать: радоваться или плакать.
Заглянула Ксюша. Я подняла блестящие, наполненные слезами, глаза, едва сдерживая крик внутри себя.
— Только не плачь,- попросила она.- А то я сейчас буду плакать вместе с тобой.
— Я не могу,- тихо прошептала я, с трудом выдавливая из себя каждое слово, закрыла лицо руками и уронила голову на колени.
Подруга оставила меня одну, чтобы я могла вволю наплакаться.

10 июля. Суббота.
Я проснулась очень рано. Видимо, сказалось волнение. Я сходила в ванную, привела себя в порядок, оделась, и села рядом с дядей Сережей на лавочке ждать. Вскоре появился Виталик. Собираясь идти в туалет, он сделал мне знак, что скоро подойдет. Я уже знала, что Аня не будет провожать до автовокзала, поэтому решила идти.
Вернулась в келью и сразу услышала, что он зашел в дом. Попрощаться с Ксюшей. Позже она мне рассказала, что Виталик разбудил ее поцелуем. Меня это задело за живое. Вскоре он появился в келье, обнял меня и поцеловал, узнав, что я пойду его провожать. Дядя Сережа достал ему тележку для вещей, и пошел вместе с нами, чтобы забрать ее потом.
Виталика вышел провожать весь двор. Его все полюбили. Его невозможно не любить. Он удивительный человек.
По дороге дядя Сережа встретил знакомых и немного отстал.
— С кем ты теперь будешь ходить на пляж?- спросил Виталик.
— Сама.
— Да, ладно.
В его голосе слышались нотки ревности к тому, кто мог бы ходить со мной, когда его рядом не будет.
— Мне уже и не хочется без тебя,- сказала я, имея в виду пляж.
— А мне – без тебя,- ответил он, имея в виду совсем другое.
Догнал дядя Сережа и начал рассказывать о своей жизни. А мы оба просто молча шли. На вокзале быстро нашли автобус Виталика. Он отнес вещи и вышел к нам. Пожал руку дяде Сереже и повернулся ко мне. С самыми дорогими всегда прощаются в последнюю очередь. Виталик крепко прижал меня к себе, и наши губы соединились.
— Пиши. Я буду ждать,- сказал он.
А я только кивнула. Он вернулся в автобус, занял свое место возле окна. Водитель уже приближался к автобусу, когда я вдруг осознала, что навсегда теряю то, что только-только нашла. До этого момента все происходило как во сне, будто я не верила до конца, что он уедет. У нас едва все наладилось, и Виталик принял для себя то, что между нами происходит.
Автобус медленно отъезжал. Мы с Виталиком смотрели через стекло друг на друга, не замечая больше ничего. Я послала ему воздушный поцелуй, а он мне в ответ, и снова я ему. Дядя Сережа ушел, но я не могла сдвинуться с места. Виталик из всех сил старался видеть, прижимаясь лицом к стеклу и поворачивая голову назад. Перед поворотом автобуса, мы последний раз успели помахать ручками на прощание. Больше я его не видела.
— Пойдем,- услышала я голос рядом.
Дядя Сережа вернулся за мной.
Мы пошли домой.
Я сразу зашла в келью и попыталась уснуть. Но было жарко и душно. Я все время просыпалась, едва впадая в беспокойную дремоту. Начинала думать о нем, и на глаза наворачивались слезы, которые я старательно душила. Измучавшись совсем, я поняла, что нужно слиться с окружающим миром. Собираясь пойти купить бумагу и гелевую ручку, услышала голос Алика за спиной:
-Виталик уехал?
— Уехал,- тихо ответила я.
— Скучно тебе без него?
— Очень скучно.
— Бедная ты,- сказал Алик.
Услышав из уст побитого жизнью человека слова сострадания, я почувствовала, что к горлу подкатил ком. Я быстро забежала в келью, где, наконец-то, вдоволь наревелась.
Ручку я все же позже купила, и тетрадь в клеточку. Виталик еще был в дороге, а я уже села писать ему первое письмо (которое отправила в тот же день), пытаясь таким образом быть к нему ближе. Я временно конфисковала у подруги ее фотоальбом, в котором было несколько его ранних фотографий, чтобы все время смотреть на любимого человека.
Курортница Оксана предложила нам с Ксюшей вечером сходить в курзал. И, хотя совсем не хотелось никуда идти, мы согласились. Я должна была начинать учиться жить без него.
Сначала мы посидели в нашем с Виталиком кафе, выпили по бокалу вина и скушали по две порции мороженого. А потом направились на дискотеку в Ай-Петри. Я отдалась музыке и забылась в танцах. Несколько молодых людей строили мне глазки, но я демонстративно от них отворачивалась. Когда начался медленный танец, мне очень захотелось с кем-нибудь потанцевать. Бросив взгляд в толпу, мне приглянулся один сексапильный мужчина – жгучий брюнет, загорелый, в светло-голубых джинсах и с обнаженным торсом. Чем-то, напомнив мне Виталика, он и привлек мое внимание.
После первых звуков медленной музыки, мужчина развернулся, направляясь к выходу, но я, сделав три шага, остановила его, схватив рукой за голый плоский живот.
— Потанцуем?- спросила я.
У него возникло на лице выражение приятного удивления, и мы начали танцевать. Мы двигались плавно и сексуально в такт музыке, как могут танцевать только хорошо знающие друг друга люди. Мы привлекли внимание толпы на танцевальной площадке, и все расступились, освобождая нам больше пространства. Он говорил мне слова восхищения. Что я такая потрясающая, и, что он не ожидал, что может такое случиться, ведь просто зашел сюда после работы. И еще много всего, но я не слышала и половины из-за громкой музыки. Да, и не хотела. Когда песня закончилась, он полез ко мне целоваться, но я отстранилась.
— Я хочу тебя поблагодарить,- сказал он и вдруг присосался к моей шейке. Я грубо оттолкнула его, и он ушел.
У меня не было желания даже смотреть ему вслед.
Я продолжала танцевать сама. Несколько раз подряд меня приглашал на медленные танцы тридцатичетырехлетний мужчина, что он мне сразу сообщил. Я соглашалась, не видя в нем угрозы, как от молодых. Он хорошо танцевал. Молодежь сейчас так не танцует. Мужчина сказал, что пойдет провожать меня домой. Я безразлично согласилась. Хочется человеку, пусть плетется следом.
И все-таки я увидела стриптиз вживую этим летом. Мы уже собирались уходить, когда ди-джей предложил пятерым мужчинам подняться на сцену. Соревнуясь в три часа ночи за бутылку шампанского, они танцевали и раздевались. Двое быстро исчезли со сцены. Один разделся полностью, вызывая у всех наблюдающих отрицательные возгласы и смеша своей наготой и странными движениями. Мы не стали дожидаться финала и ушли, решив, что с нас достаточно и сердце может не выдержать такого убогого зрелища.
Я уже и забыла про того мужчину, но он догнал нас. И даже подвез на такси за свой счет. Во дворе я его кинула на Оксану, а сама ушла в келью спать. Я хорошо развеялась на дискотеке, но, засыпая, все равно мыслями возвращалась к Виталику.

15 июля. Четверг.
Вечером я направилась на почту, чтобы сообщить маме, в каком вагоне я буду ехать, и отправить второе письмо Виталику. Конечно, забыла посмотреть в билет. Сказала наугад, что в пятом, и ошиблась всего на один вагон. В последний евпаторийский вечер я решила в одиночестве пройтись по курзалу. Купила ром-колу, быстро ее выпила, и удивительно сильно опьянела. Увидев чебуреки, у меня жутко разыгрался аппетит, и я купила один. Усевшись на бетонное ограждение, чтобы с комфортом покушать, я сразу капнула жиром себе на рубашку. Быстро скушала и решила застирать этот край в море. Не снимая босоножек, прошлась по песку, и в них же зашла в море. Правда, случайно. Накатила волна и зализала мне по щиколотки ноги. Застирала край и пошла дальше босиком. Возле Ай-Петри остановилась, наблюдая за танцующими детьми. Обулась, станцевала две песни и направилась домой. У босоножка отпал второй каблук. Снова пришлось идти босой. Асфальт был таким теплым, что напомнил недавний ливень. Меня как будто зарядило энергией – домой я вернулась в приподнятом настроении.
Мы болтали втроем с подругой и Оксаной, сидя на крылечке. Я рассказывала о своих вечерних приключениях, и они смеялись. Потом мы поговорили о мужчинах и о сексе. И я пошла, смотреть последний евпаторийский сон этого лета.

16 июля. Пятница.
Я вернула Ксюше ее фотоальбом, забрав одну фотографию, на которой молоденький Виталик с друзьями. Я ее выучила на память, но все равно не могла оторваться.
Женька, брат подруги, принес кассету с нашумевшим «Титаником», так полюбившимся Виталику. Времени на просмотр было всего 2,5 часа, поэтому время от времени фильм смотрели ускоренно. Женька все время пытался комментировать, а Ксюша на него кричала. Потом пришли двое соседских детей, один из которых решил громко пообщаться с Женькой. Пришла соседка, громко посюсюкала с Настей, и не менее громко пообщалась тут же со своим сыном. Потом пришла какая-то бабушка и забрала Настю в другую комнату. Только под конец меня оставили в полном одиночестве спокойно досматривать фильм. Но, когда я сидела, готовая расплакаться в самый душещипательный момент, зашла бабушка и отдала мне орущую Настю, со словами:
— Может быть, у Вас она не будет кричать.
Она действительно сразу замолчала. Но просмотр фильма был безнадежно испорчен.
Меня провожали Ксюша, Настя и Женька. Когда поезд тронулся, то как-то болезненно сжалось сердце при мысли, что я уезжаю из Евпатории. Это было грустно и обидно. Будто от меня оторвали кусочек и оставили там, где я встретила Его.
Я понимала умом, что это был всего лишь курортный роман, но не хотела принимать. Не может быть, что все до единого такие отношения не имели продолжения. Не могло так быть. Это было бы несправедливо. Я верила в бога и просила мне помочь. Я надеялась, что у нас с Виталиком все получится. Ведь между нами было всего лишь расстояние.

17 июля. Суббота.
Когда поезд остановился в Харькове, я увидела через окно маму, бегущую к вагону №5. Я вышла из своего шестого вагона и подошла к маме сзади.
— Как тебе удалось выйти?- удивилась мама.
— Вылезла из окна туалета,- пошутила я, но она почему-то даже не удивилась.
Мой почти бывший парень меня не встречал. И я была этому рада. Я не звонила ему, в этом не было смысла. В наших с ним отношениях надо было поставить точку, но я не хотела делать это в день приезда.
Мы удобно сели в автобус, но мама вдруг встала и отошла в сторону. Я подняла глаза и увидела «почти бывшего» с букетом роз. Самым большим букетом из тех, которые он мне раньше дарил. Улыбка медленно сползла с моего лица. Меня просто пронзил ужас. Думаю, он сразу все понял. Но не захотел мне помочь упростить ситуацию. Дома я с ним поговорила, и мы расстались навсегда.

Через несколько дней я написала и отправила третье письмо. Хотя еще даже первое не дошло. Я написала в нем свой номер телефона. А потом я написала четвертое.

Меня никто не понимал. Ни родители, ни бабушка, ни подруги. Я была сама по себе в своей душевной драме. С каждым днем, теряя надежду как осенью деревья листья, я продолжала верить и любить. Я была готова ждать до следующего лета. Я собиралась хранить ему верность. Это ведь совсем не сложно, если по-настоящему любишь. Вспоминая строчки песни Мумий Тролля: «Это будет не трудно – это по любви…». Готова была уехать в чужой город, в другую страну. Отправилась бы за ним на край света. Я проводила ночь за ночью в слезах и думала, что хуже уже быть не может. Но ошиблась.
У меня была задержка.
Я очень не хотела быть беременной. Это рушило мои планы увидеть следующим летом Виталика. Но, чем больше проходило дней, тем больше я осознавала, что хочу ребеночка от Виталика больше всего на свете!
В поликлинике я сделала тест на беременность. И он был положительный. Я радовалась и грустила одновременно. Переживания захлестывали и переливались через край моего естества. Я не знала, сколько еще сможет выдержать моя измученная душа.
Прошло уже достаточно времени, но ответа от Виталика я так и не получила. Уговаривая себя не переживать, и стараясь не плакать больше по ночам, ведь это может привести к выкидышу, я держалась. Но только внешне.
Я не знаю, как мне удалось пережить тот день, когда мой организм отказался подчиняться моим желаниям. Я потеряла ребенка. Я рыдала несколько ночей напролет. Мои глаза превратились в красное месиво. И не было никого рядом, кто мог бы поддержать в такой тяжелый для меня момент. Не было того единственного, которому я была бы рада тогда.
Я написала ему пятое и последнее письмо, которое с каждой строчкой все больше заливала слезами.

«Здравствуй, Виталик!
Пишу я сейчас тебе письмо, а, возможно, оно последнее. Судя по тому, что ни на одно из моих предыдущих четырех писем ты не ответил (и даже не позвонил), то ты очень занят. Поэтому не буду больше тратить твое драгоценное время на чтение моих писем.
Возможно, ты был прав, когда говорил, что как бы там ни было, а мы все равно когда-нибудь увидимся. Мне бы этого очень хотелось. Но ты меня, наверное, не узнаешь. Даже сейчас, когда мои волосы немного отросли, и я перекрасила в каштановый цвет, стала выглядеть совсем по-другому…
Я пережила довольно трудный период. Все началось с небольшой задержки, которая меня взволновала настолько, что я сходила в поликлинику и сделала тест на беременность, который оказался положительный. Я носила под сердцем твоего ребенка.
Я долго колебалась, стоит ли тебе написать об этом. С одной стороны, ты, конечно, имел право знать, что будешь отцом. А с другой, я не хотела, чтобы ты совершил какой-нибудь поступок, руководствуясь моей беременностью, а не чувствами.
Но, можешь не переживать по этому поводу. Когда я собиралась уже становиться на учет по беременности, случился выкидыш. Срок был еще не очень большой, поэтому все обошлось для моего организма довольно легко. И не это было тяжело. Что там физическая боль, по сравнению с душевной. Я впервые хотела родить ребенка. От родителей я скрывала до последнего, так как была уверена в их негативном отношении. Рассказала только одной подруге, которая сказала, что я глупая, раз собираюсь рожать ребенка без отца. Я очень переживала, и никого не было рядом, чтобы меня поддержать. А главное, со мной не было человека, которого я особенно хотела видеть в тот момент – тебя. Уже прошло какое-то время, но рана еще не зажила. Но ничего, я переживу. И тебя прекрасно понимаю. Ведь, кто я для тебя? Случайная знакомая, курортный роман…»

Я перечитала его и не отправила. Зачем делать больно еще и любимому человеку?

Постепенно я успокаивалась. Я не могла его разлюбить. Это было выше моих сил. Такая любовь не проходит. Она навсегда остается в сердце, чтобы дарить воспоминания. Улыбалась. Сначала вымученно, а потом все более искренне. Я научилась с этим жить.
Я ужасно по нему скучала. Кто-то сказал, если вдруг начинаешь думать о ком-то, значит, этот человек думает о тебе. Наверное, он постоянно думал обо мне, ведь я не переставала думать о нем ни на минуту.
Уже в конце сентября я отчаялась окончательно. Мне хотелось верить, что Виталик все-таки ответил, но письмо затерялось. Я решила отрастить волосы и сделать все возможное, чтобы улучшить себя. Я верила, что мы увидимся следующим летом. Я хотела попробовать еще раз, но быть во все оружии. Стать идеальной для него.
Но мы больше так и не встретились. Я смогла жить без него. А он смог жить без меня. Наши судьбы пересеклись и разошлись в разные стороны. Через несколько лет, когда я гостила снова в Евпатории у Ксюши, то она рассказала, что за год до этого приезжала мама Виталика и как-то спросила у нее: «А, что это за Лена, которую Виталик все время вспоминает?». Слушая это, я почувствовала укол в сердце. Мне стало больно за него. Тогда, уезжая из Евпатории, хуже всего было ему, а не мне. Потому что я надеялась, а он знал, что у нас ничего не получится.
Так закончился мой курортный роман. Сейчас, когда прошло уже семь лет, я вспоминаю иногда его слова, произнесенные тогда на пляже: « Даже, если ты выйдешь замуж, у тебя будут дети, если я женюсь, мы все равно встретимся. Я верю в это». Возможно, когда-нибудь так и будет.

27.05.2006г.

Добавить комментарий