9
Училищная администрация в марте проводила анонимный опрос студентов, кого те считают хорошими преподавателями и достойными людьми. Этот опрос не само училищное начальство придумало, конечно, а кто-то из городского департамента образования. Видимо, нужна им была очередная писулька в Министерство: мол, столько-то процентов учителей хороших, столько-то не очень, а вообще работа по повышению квалификации учительско-преподавательского состава ведётся, не хухры-мухры!
Опрос был в виде тестов и имелась там рейтинговая шкала. Результаты зачитали на одном из педсоветов. С удивлением историк узнал, что рейтинг у него – 8, 94 балла из 10, т.е. высокий по училищу. У большинства учителей было меньше. Оказалось, что у молодого специалиста уроки интересные, с ним интересно говорить и у него «хороший внешний вид». Задоров, выслушав результат, душой воспарил! Он-то думал, зря работает, никакого отклика нет, а посещаемость у него высокая, так как студенты его опасаются и по той же причине грубить ему перестали.
В результате завуч предложила молодому специалисту в следующем году «взять группу» – стать «мастером», и это всего через полтора года работы. «Мастерами» в училищах называют классных руководителей. Задоров подумал-подумал и согласился. Конечно, лишняя ответственность, но и возможностей больше. В общем, пошла учительская карьера историка в гору, хотя и не без одного осложнения.
10
Николай Сергеевич был заражён одной «болезнью» – археологически-полевым образом жизни. И он ни одного лета не пропускал без археологической экспедиции, хотя истфак закончил три года как окончил, а археологическую практику – восемь лет назад. Он не только на раскопки ездил, но и ходил в разведки. Разведка – это поиск археологического памятника в виде остатков стоянок, поселений или могильников. Вот и в этом году получил Задоров «открытый лист» на разведку, которую собрался проводить в конце мая. Он решил взять с собой не студентов Вуза, а ребят из училища. Разведка – тот же поход, только цель научная. Конечно, об удовольствии пожить на природе, почти без благ цивилизации, как предки, он ученикам своим рассказывал. Как он и думал, отклик на предложение был: попросилось 14 человек, причём половина – те, кто в съёмках клипа участвовал. Как дошло до дела, пятеро отсеялись, и пошло с Задоровым девять человек: трое девушек, шестеро ребят. С Николаем Сергеевичем пошла и его невеста Нина (которая, впрочем, ещё не знала, что она будущая жена).
Оборудование – палатки, котелки, коврики и спальники учитель, как всегда, у друзей-археологов одолжил. Сначала автобусом доехали до нужной деревни, а затем пошли по речке Вязёлке вниз.
Разведка была не стационарного типа – когда ставят постоянный лагерь и каждый вечер в него возвращаются, а вроде похода: пришли на место, палатки поставили, и сразу – памятник искать. Как только исследовали положенную местность, лагерь сняли и дальше двинулись.
Первая ночь, дело ясное, была самая сложная для учителя: он толком не знал, как ребята себя поведут. Не единожды убеждался: человека лучше всего в сложных и непривычных условиях узнать можно. Бывали здоровенный бугаи, от которых ни на раскопе, ни на кухне во время дежурства не было толку: то у них болит, это, снова то. А нередко наоборот – худенький малозаметный молчун вдруг оказывается самым надёжным, и девушки наперебой его уговаривают с ними подежурить, и на раскопе, как трактор, такой человек работает. Что касается первой ночи, то историк опасался: напьются ребята, и что тогда? Конечно, они с собой водку взяли.
В общем, пока на место стоянки пришли, пока поставили палатки, пока дров натаскали, пока прошлись немного по окрестностям – уже и день на исходе. Развели костёр, еду приготовили, поели. У Задорова с собой была гитара, и он стал учеников своих развлекать. Песен он знал огромное количество на любой походный вкус. Ребята «блатняком», а по современному – «шансоном» увлекались, чего историк никогда не пел и к чему относился презрительно. Его, конечно, попросили спеть шансон. Он отказался и спросил:
-У шансона вашего зековского что хорошего?
-Правду поют.
-Ага, правду! Весь смысл сводится к одному: «Ах, мама-мамочка, твой сын ограбил лоха, изнасиловал его жену, на суде гад-прокурор впаял ему «десятку», а его шмара ходит со следователем. Ах, мама-мамочка, какая же злая судьба! И сидит твой сыночек за решёткой». Вот и всё.
-Нет, там про жизнь, а не как вы говорите.
-Ну, про какую жизнь? Вот героев себе нашли – зеков! Нашли кому подражать — педикам! – На эту тему Задоров специально свернул: для училищных ребят гомосексуализм был, что красная тряпка для быка. Бандиты были для ребят героями, и учитель старался при удобном случае этих «героев» развенчать. И плевать было Николаю Сергеевичу на политкорректность, суть которой в одном: всё ненормальное – нормально, а кто этого не принимает, тот противник демократии и личного выбора, и вообще негодяй и ретроград.
-Да вы чо! – Хуже оскорбления было и не придумать. – Мы педиков ненавидим!
-А им подражаете.
-Врёте! – В разговор вступило несколько ребят. Тема их задела.
-Какое там вру! Вот в зоне «опускают» — слышали?
-Это козлов всяких! А нормального пацана никто не «опустит»!
-Вот ты, Юра, хотел бы с мужиком любовных отношений?
-Вы чо!
-А бандюганы ваши, когда в опускании участвуют, разве не гомосексуализмом занимаются?
-Это не то! Это другое!
-А разница? Всё равно ведь мужика вместо женщины употребляют. А одевается прибандитки ваши как? Сейчас вот жара наступит, и будете вы все ходить, футболку на плечи повесивши – голое тело напоказ выставлять. А если майку нацепите, то она у вас в сеточку – прозрачная, снова тело выставляете. И цепи потолще – украшения разве не любите? А какие мужики любят тело напоказ выставлять и побрякушки навешивать? А? И если вы все не в спортивных штанах, то в узких чёрных брюках или джинсах. То есть свою гомосексуально-бандитскую моду показывать будете.
-Педиков никто не уважает!
-Вот потому-то ваши бандюки их и ненавидят. Сами такие же, только те хоть честные, свои склонности показывать не боятся, а герои ваши – стесняются. И вся разница. И так же женщин ненавидят.
-Зато мать уважают.
-Ну да. Все бабы – так сказать, а мама – идеал. Вот самый гомосексуальный ум так и рассуждает. Вы вот все христиане. А что Бог про любовь, про жену и мужа говорил? Не знаете. А он говорил: да прилепится жена к мужу, а муж к жене, и будут одна плоть. А вы как со своими девушками разговариваете? Мат-перемат да грубости. Разве ж по-настоящему любимой девушке такое говорят? Грубят ей? А ваши «бригадиры» сами, как дерьмо, живут, и вас учат тому же. Только они-то знают, в чём дело, а вам не говорят. Вы им картошку из горячих углей доставать будете, а они её будут жрать.
-И всё равно вы не правы.
-А ты докажи. Я вот тебе доказал фактами.
-Вам докажешь!
-А помнишь, Макс, как мы с тобой на обществознании поспорили? Ведь доказал же ты свою правоту, убедить смог.
-Так то тогда. И всё равно так можно продвинуться.
-Можно. А потом ты в моём возрасте на кладбище будешь лежать и могилку тебе мраморной плитой украсят. Стоит ли?
-Да ну вас с разговором вашим! – Сказала наконец одна из девушек. – Лучше спели бы.
Задоров заиграл на гитаре и запел. У костра с ним сидело шесть человек, остальные ушли. Так и пошло – кто-то уходил и потом возвращался, дыша петрушкой. Историк понял: ребята и девчонки где-то устроились пить водку, вот и бегают. Ситуацию нужно было взять под контроль. «Хорошо хоть, открыто пить стесняются» — подумал Николай Сергеевич. Когда один из ребят, Юрий, поднялся и пошёл от костра, Задоров двинулся за ним.
-Давай веди.
-Куда?
-Куда вы там бухать бегаете.
-Да вы чо? Я пописать отошёл. – Действительно, тут учитель ошибку сделал. Не мог Юра «сдать» друзей.
-А, ну-ну.
Учитель вошёл поглубже в лес, остановился, прислушался. Точно – слева еле-еле доносились голоса. От костра их услышать было невозможно. В ту сторону Николай Сергеевич и направил стопы. Выпивающих нашёл быстро. Кто стоял, кто сидел на влажных сучьях. Пахло сыростью и прелыми листьями.
-Ну что, водку глушим? – Сказал Задоров, выйдя к ребятам. Он умел тихо двигаться по лесу, к тому же если его шаги и слышали, то ожидали кого-то из своих. Поэтому появление учителя было неожиданностью. – Ребята, ну что, вы, как ханыги, в глушь и грязь забрели? Да и пить так никакого удовольствия – хлебнул, убежал, хлебнул, убежал. Пойдёмте к костру. Там и уютнее, и закуска получше, и сидеть можно.
Не дожидаясь ответа, он забрал у ребят бутылку, осветил фонариком.
-И пьёте дрянь какую-то. Рублей за пятьдесят покупали? А если траванётесь?
И пошёл к костру, унося с собой бутылку. Хочешь не хочешь, ребята двинулись за ним. Им было стыдно: вели себя, как дураки! Пришли, сели.
-Ну что, парни, тащите закуску. А я вас своей настойкой угощу. – И учитель пошёл в свою палатку за напитком. Он был предусмотрителен. В голове пронеслась мысль, что кто-то случайно болтанёт в училище о том, что распивали с преподавателем, который сам же и предложил. «А, ну это всё!» – решил Задоров – «Всё равно нет другого выхода».
У костра шли приготовления: девушки под руководством Нины готовили закуску (весь ужин был съеден, а посуда вымыта). Наконец все расселись.
-На правах старшего сам буду разливать. – Заявил учитель. – Только вы сразу настойку не глушите, распробуйте хоть. Она три месяца стояла, травами напитывалась.
Наливал он каждому в кружку не больше двух глотков.
-Чо-то мало наливаете. – Протянул кто-то.
-А вы думаете, пить надо, чтобы набухаться за полчаса а потом всю ночь блевать? Парни, надо ж и о культуре пития иметь представление. В разведке по-моему пить будем, а дома бухайте, как привыкли.
Сначала ребята себя чувствовали скованно, но потом разошлись. Понятно, Задоров много незаметных глазу усилий приложил, чтобы посиделки прошли, как полагается: без ругани, без пьянства, да ещё чтобы и не скучно было. Он попытался объединить ребят общим весельем.
Следующие разведочные дни были гораздо более тяжёлыми: все уставали чертовски. Надо было и километры ногами пересчитывать, и лагерёк ставить на новом месте, и шурфы копать. В лагере оставались дежурные, чтобы приготовить еду. Так что ребята сильно уматывались за день, им не до ночных излишеств было. Но ночные посиделки продолжались, конечно. Без них и поход – не поход, и экспедиция – не экспедиция. При этом учитель контролировал ребят, но осторожненько, ненавязчиво. Во всяком случае, они уже не прятались, чтобы напиться. Пьянства и ругани не было, но были посиделки у костра и минимум спиртного.
В разведке ребята открывали учителя, а он – их. Разве раньше они знали, что тот и костёр из влажных сучьев разведёт, и топором работать умеет, и палатку поставит, и еду походную вкусно приготовит? И что он с девушкой своей, как в кино показывают, обращается?
А Задоров надеялся, что разведка эта хоть чуть-чуть изменит ребят. Может, они о жизни своей задумаются. Был ещё одна сторона в разведке – любовная. Задоров и Нина словно показывали, какая она такая, любовь. И манера обращения, и сами отношения – вежливость, предупредительность, нежность, такт – были для ребят чем-то новым. А девушки – они об этом сами Нине сказали – ей позавидовали. Николаю Сергеевичу кое-кто из ребят про Нину сказал, что вот, мол, хорошая, такую бы найти.
Из разведки вернулись довольными.
11
Администрация училища Задорову в актив эту разведку под видом «учебно-воспитательная работа» записала. Потом за это ему даже премию выписали. Но это потом, а сначала был майский педсовет накануне экзаменов. На этом педсовете директор и завуч по учебной работе стали хвалить Задорова: всё же не шутка пойти в поход с «трудными» подростками, огромная ответственность. Но оказалось, есть у него и враги. Начала выступать завуч по воспитательной работе, и вдруг историк услышал:
-Конечно, хорошо, что Николай Сергеевич сходил с ребятами в поход. Но вот зарабатывать авторитет наших студентов, выпивая с ними, нельзя! Николай Сергеевич, как вы можете это объяснить?
-Да легко. У ребят с собой была водка. Я решил, что лучше пусть они под моим контролем пить будут, чем сами по себе.
-Надо было им запретить!
-Как вы себе это представляете, Екатерина Алексеевна? Я должен был у них водку отобрать?
-Да.
-А как это на практике осуществить надо было бы? Обыскать их рюкзаки?
-Надо было сказать, чтобы они вам отдали.
-Они соврали бы. И потом, мой запрет не пить ничего бы не дал. Мы проходили мимо деревень, так что ребята вполне могли тайком накупить алкоголя и тайком в палатках выпить.
-Вы должны были это пресечь! Они все – несовершеннолетние. Им нет 18! Вы таким образом нарушили закон.
-А вы думаете, они вне училища не пьют?
-Пьют. Но чтобы учитель их спаивал, это… это… этому вообще нет названия!
-Нет так нет. Я выбрал оптимальный вариант действия. Ну, запретил бы я, отобрал водку. Запрет был бы не выполнен. А невыполнение запретов снижает авторитет начальника. Ребята стали бы меня обманывать, напиваясь тайком. А я потерял бы контроль над ними.
-Я с вами никак не могу согласиться. Вы просто капитулировали. Это недостойно звания педагога – пить со студентами!
-Ну так вы или выгоняйте меня к чёртовой матери, или выговор объявляйте. Всё равно я при своём мнении останусь, вы – при своём. Я повторяю: никого я не спаивал, я контролировал процесс. А вы своими запретами ничего не добились бы. – Задоров обозлился на очевидную глупость завучихи-педагогички. – Разведка прошла без эксцессов, все довольны. У ребят масса впечатлений! Если надо, я то же самое расскажу в Департаменте образования. И правильность действий докажу.
-Вы работаете без году неделя, у вас нет… такого педагогического опыта. И вы берётесь учить нас, как надо правильно со студентами обращаться, как их воспитывать?
-Никого я не учу.
-Всё, хватит выяснять отношения! – Вмешался тут директор. – Я признаю, что Николай Сергеевич нашёл необычный выход из положения. Но это мы с ним позже обсудим у меня в кабинете. И хватит об этом.
Директорское вмешательство даму остановило. Но она так и осталась врагом для Задорова. И впоследствии противодействовала его продвижению.
Однако мастером группы он всё же был назначен.
12
На педсовете в августе, посвящённом новому учебному году, Задорова вдруг предложили кандидатом на конкурс «Учитель года». Историк стал отнекиваться:
-Куда мне! Ведь квалификационный урок надо давать в хорошей школе, сильным ученикам. А я теперь такого уровня урок и не приготовлю уже. Я забыл, какие они, хорошие ученики в гимназии. Провалюсь.
-Ничего подобного, раз вы наших смогли заинтересовать своим предметом, то гимназистов тем более заинтересуете.
-А я считаю, – говорит завуч по воспитательной работе,– что действительно, Николаю Сергеевичу не стоит участвовать в конкурсе.
-Не могу согласиться с Екатериной Алексеевной. Вам, Николай Сергеевич, всё же надо в конкурсе поучаствовать. – Поддержала директорское предложение завуч по учебно-методической работе. – Думаю, у вас получится. Тем более что вы всё время с нашими учениками что-то сделать пытаетесь. Мне, например, очень нравится ваша идея насчёт просмотра и обсуждения фильмов.
Действительно, Задоров решил учеников хоть как-то приобщить к культуре. Он курс «обществознание» и «история» иллюстрировал кинокартинами. Выбирал и новинки, и старые замечательные фильмы. Так, со студентами они посмотрели и обсудили «Повелитель мух», «Иван Грозный», «Чучело», «Вам и не снилось», «Этот безумный, безумный, безумный мир», «За лисом», «Гаттака», «Эквилибриум» и другие. Культуру в массы Задоров внедрял силой: тех, кто сбегал с просмотра, он штрафовал «неудами». Впрочем, просмотр фильма «Бумер», где главные герои – бандиты, которые поведением и стремлениями от большинства училищных ребят не отличались, Задоров считал своей педагогической неудачей. Как обычно, после фильма завязался спор. Большинство учеников осудило героев фильма за одно только: глупо попались. Вот надо было по-другому, тогда бы они «нормально взяли кассу». Так что Задоров на одном только и выехал: мол, вот они, идеалы ваши, чем заканчивают – надгробными плитами в двадцать лет.
Он приносил на занятия по истории альбомы великих художников и требовал, чтобы ученики, рассмотрев те или иные произведения, по ним исследовали жизнь людей прошлого. К его удивлению, эта работа пошла успешно.
После педсовета состоялась у историка беседа с директором училища, и в результате Задоров решил всё же силы свои в конкурсе попробовать. Для этого стал посещать уроки знакомых учителей, работавших в хороших школах. Суть конкурса сводилась к тому, чтобы провести в незнакомом учителю классе великолепный урок, а также показать себя во внеучебной деятельности. Идея, в принципе, хорошая, за исключением двух моментов: невозможно все уроки до единого сделать интересными для всех учеников, да и судить по одному показательному уроку о мастерстве учителя сложно. Важен ведь не урок сам по себе, а то, что из него ученики усвоили.
Молодой историк тщательно готовился к состязанию – тут ему советами лучшие методисты училища помогли. Разработал он конкурсную программу, «обкатал» её и на конкурс отправился. Сначала Задоров выиграл конкурс среди преподавателей училищ города, затем – общегородской. В областном конкурсе занял втрое место, за что получил грамоту и денежный приз в размере 17 с половиной тысяч рублей. От всего этого историк впал в эйфорию: фантастическое наслаждение доставляет признание успехов в любимой работе.
Но его выигрыш в конкурсе имел и одно далеко идущее последствие, которое поначалу никак не проявилось. Дело в том, что награды победителям вручали мэр города и заместитель губернатора по делам образования и науки. Собралась толпа журналистов, коллег, чиновников – словом, всё как всегда. И вот когда мэр и главная чиновница по образованию в области окончили речь и стали награждать вышедших к трибуне учителей, они попросил одного из победителей дать ответную речь чтобы показать диалог власти с народом. Чиновница выбрала из всех Николая Сергеевича как самого молодого и предложила слово ему.
-Я весьма благодарен, что меня удостоили почётной награды. – Сказал Задоров. – И я очень рад, что власть иногда интересуется теми, кто воспитывает и учит новое поколение. Учителем в школе работать трудно. Но ещё труднее учителю в училище: дети у нас там сложные. И когда пытаешься что-то хорошее с ними сделать, то наталкиваешься на волокиту, которая страшно тормозит любое начинание. Я хотел бы, чтобы нам не мешали, а всемерно помогали в деле воспитания наших учеников. И я хотел бы, чтобы исчезли наконец люди, которые рекомендуют нам делать то, в чём нисколько не смыслят и о чём представление черпают из рассказав школьников. Спасибо.
-Спасибо и вам. – Заулыбалась в ответ дама-чиновница.
Когда наконец начальство удалилось, к Задорову обратились несколько человек, с которыми он был знаком:
-Ты что, обалдел?
-А что?
-Да как ты с ними разговаривал? Разве так можно?
-Ничего я дурного не сказал.
-Ну ты дал! – осуждали его. – Демарш устроил!
-Задницу никому лизать не собираюсь.
-Теперь тебе это припомнят.
-Да что мне кто может сделать? Из училища выгонят?
-Ну всё равно!
Выступление историка прокрутила дважды в «Новостях» оппозиционная мэру и дружественная губернатору со товарищи местная телекомпания. Все знакомые, кто видел репортаж, потом отмечали учителю:
-Ты круто смотрелся! А говорил-то как внушительно!
Действительно, крупный бородатый Задоров в «водолазке», замшевом пиджаке, джинсах и туфлях выглядел на экране эффектно. И говорил он до того уверенно, что возникала мысль: не ему оказали честь, а он сам честь оказал. Он говорил, как человек, имеющий право высказываться: а это, согласитесь, чиновниками не особенно приветствуется, они привыкли всё же к некоторому раболепию.
В результате Задорова заметили и о нём сделали выводы.
13
Может сложиться впечатление, что жизнь молодого учителя только из одной работы состояла. Ничего подобного. Задоров был счастливо влюблён и хотел жениться на своей избраннице. Обычно мужчины лет до 25 довольны холостой жизнью, они позже начинают идею женитьбы всерьёз рассматривать. Но Николай Сергеевич хотел иметь семью, как ни удивительно это желание в его возрасте.
Хоть-то он хотел, но не мог себе такую роскошь позволить. Николай Сергеевич хотел не просто «расписаться» в ЗАГСе с женой, а сыграть свадьбу. Он по молодости думал, что свадьба, как и жена, бывает только одна. В противном случае затея теряет смысл. Кроме того, Задоров был уверен: жить нужно отдельно, своим хозяйством, а не с родителями. Иначе очага домашнего не создать: что за семейный очаг, когда в своём доме хозяйка свекровь или тёща, а не жена? Квартиры ни у учителя, ни у его невесты не было. Узнавал он про льготную ипотеку для бюджетников, государством рекламируемую, и выяснил: на самую маленькую квартирку из одной комнатки и кухоньки нужен первоначальный взнос – от 80 тысяч рублей. Для Задорова же что 80 тысяч, что миллион – сумма одинаково огромная, какую он не мог бы скопить. Кроме того, совместный доход супругов, чтобы они за ипотеку платить могли, должен был составлять не менее 10 тысяч рублей при работе на бюджетном предприятии. А этого тоже не было. Так что пришлось историку смириться с мыслью: своего жилья у него никогда не будет. Правда, когда родители умрут, можно разменять их квартиру на две – но о таком жутком способе получения жилья учитель боялся и думать. Он хотел, чтобы родители жили подольше, и всякая мысль об их болезни была ему ненавистна и страшна. Другой вариант – квартиру снимать. На однокомнатную в месяц требовалось от 3 тысяч рублей – больше, чем жалованье историка. Впрочем, после того, как он конкурс выиграл, ему должны были повысить разряд. А за более высокий разряд и платят больше.
Тем не менее, учитель решил на полученные 17 тысяч жениться, подкопив ещё тысячи четыре-пять, и свадьбу устроить. Проблема была за «малостью»: накопить нужную сумму.
Такое положение Задорова бесило: в любом случае он должен был работать на две ставки, чтобы на получаемое жалованье хоть немножко есть, не совершая никаких покупок (вроде пары кожаной обуви: самая дешёвая демисезонная – более 1200 рублей). В советские времена кто-то мудрый подсчитал, что если у учителя в неделю 18 уроков (полная ставка), то он и домашние работы проверять успевает, и к занятиям качественно готовится, и квалификацию успевает повышать, и преподавать может на высоком уровне, и даже на семью у него время остаётся. Беда только в том, что сейчас в Росии на одну учительскую ставку ничего, кроме ног, не протянешь. И чтобы хоть 5 тысяч в месяц иметь при высоком разряде, нужно в два раза больше положенного работать. Поэтому все учителя стремятся нагрузку набрать двойную – не меньше 28 уроков в неделю. У молодого учителя было их 30. А в таком случае, хочешь, не хочешь, качество работы страдает, изматываешься страшно и в простой-то школе, не то что в училище. Это сравнимо с тем, что иметь рабочий день не 8 часов, а 14, да ещё и дома доделывать надо. Какое уж тут время на семью!
А что до денег, то Задоров получал в месяц сумму, на пятьсот рублей превышающую «средний» прожиточный минимум. В области, где обосновался Задоров, величина эта составляла 2240 рублей в среднем, 2463 для работающих и 1662 для пенсионеров. Предполагалось, что работающий человек должен покупать еды на 1097 рублей в месяц, за услуги платить 718, за «обязательные платежи и сборы» 228, а остальное оставалось на «непродовольственные товары». Об этом Задоров узнал на заседании профкома, изучая таблицу под названием «Величина прожиточного минимума во II квартале 2005 года». Заседание было скучное, и учитель высчитывал величину своей зарплаты в материальных благах. На неё он мог купить:
-или две пары кожаной обуви среднего качества;
-или две среднего качества кожаные сумки невесте (а если качественную, то одну);
-или в кино парных (не пойдёшь же в одиночку!) 9 билетов на вечерний сеанс;
-или джинсы американские;
-или свинины 13 килограммов;
-или в недорогом кафе вместе с возлюбленной поесть пиццы и пива выпить 11 раз;
-или 102 доллара.
Короче говоря, на 2904 рубля не очень-то расшикуешься. Задоров жил у родителей, отдавал половину жалованья им: вносил свою лепту в квартплату и «на стол». «Правильный образ жизни» в смысле еды заключался в «раздельном» питании и употреблении овощей и фруктов (морковь, капуста, свёкла, яблоки), прочие изыски были учителю не по карману. Семья питалась по старинке: чтобы было сытно и не очень дорого, то есть чтобы в холодильнике водились колбаса, сыр и мясо, в овощном ящике – картошка, а в ёмкостях для сыпучих продуктов – макароны. Рыба из-за дороговизны и малой калорийности бывала на столе нечасто.
Николай Сергеевич мучался душой из-за незначительности своего вклада в общий котёл. На зарплату нужно было ещё и одеваться. К сожалению, Задоров был в некотором роде щёголем. Суть его щегольства можно выразить так: одежда всегда должна быть чистой, аккуратной, элегантной и качественной. А обувь должна быть обязательно из кожи, а не заменителя – такой вот небезобидный и глупый «пунктик». То, что молодому блестящему специалисту позволяла купить зарплата, было и некачественным, и не элегантным, а обувь – из «дерьмантина». Так что он донашивал остатки былой роскоши – отец четыре года назад выиграл грант, часть которого выделил сыну на одежду. Теперь же учитель стеснялся брать деньги у родителей, кроме как в долг. Впрочем, Николай Сергеевич со сложностью успешно справился: стал в «секонд-хенде» наряжаться, а на пару летней, демисезонной и зимней кожаной обуви накопить сумел. Нельзя сказать, что он легко воспринимал такое своё положение.
Задоров всё большим и большим пессимистом становился. Раньше он к правителям относился как большинство россиян: «фиг с ними, лишь бы нас не трогали». А теперь историк никаких, кроме ругательных, слов для них не находил. Как начнёт новости смотреть, так без комментариев обойтись не может.
Выступает, например, по телевизору дама-политик Ирина Касахара, очками поблёскивает:
-У большинства нашего народа всё ещё советское сознание. Вместо того, чтобы попросить удочку, они просят у правительства рыбу. Это детское отношение к государству. Пока мы этого не изживём, пока не изменится сознание народа, наше государство процветать не будет.
Задоров злобно комментирует, ужиная:
-Ага, по-твоему, советское сознание – это деньги за свою работу требовать и социальную защиту! А вот у меня «удочка» – моя профессия, я учить умею! Пока сознание не изменится! Вот морда наглая! Ведь она что говорит? Что мы должны понять: нечего на государство надеяться, крутись, как хочешь! А если ты за свой труд требуешь платить столько, сколько он стоит, то это – «детское отношение»!
-Да что ты шумишь, – говорит отец Николаю Сергеевичу, – всё равно она тебя не слышит.
-Да досадно! Это ж государственная политика в отношении нас!
-Всё равно ничего поделать нельзя, успокойся ты, Коля. – И мама не выдерживает.
Или вот прошёл сюжет о том, что министр образования получил пощёчину от девушки – члена национал-большевистской партии. Задоров ворчит:
-На её месте хотел бы быть каждый российский учитель! И девица-то дура, пищит «моя политическая позиция», нет бы громко и чётко в нескольких пунктах болвану объяснить, в чём именно дурость его заключается! Тьфу!
Или в очередной раз говорит президент о том, что доходы населения выросли на столько-то процентов, а средняя зарплата по стране – 8 тысяч рублей. Задоров и тут высказывается:
-И врать не стыдно! Ну, стали мне больше на 200 рублей платить, так ведь цены-то на 400 выросли! И где это средняя зарплата такая? Конечно, если взять богатые регионы, вроде Москвы, так там да! А в Тамбове? Фиг там, а не 8 тысяч! И высчитывают эту среднюю оплату жульнически: у одного 10, у другого 5, а у третьего 3 тыщи. Вместе у них 18, а средняя у каждого — 6! Заразы! А цены-то рассчитывают на того, у кого 10 тыщ!
У родителей терпения не хватало вместе с сыном смотреть политические программы.
-Дурную привычку завёл, комментировать!
А Николай Сергеевич с желчностью своей не мог справиться. К сожалению, в стране, где пропагандировалась и распространялась мысль власть имущих при помощи СМИ, что работа существует одна – бизнес, а всё прочее – досадное недоразумение, тяжело было молодому учителю.
Он всё пытался объяснить себе причины антинациональной – иначе её обозначить нельзя – политики правительства в сфере образования. Первое время Николай Сергеевич пребывал в плену «интеллигентского» объяснения: «необразованным народом проще управлять». Однако это расхожее мнение с натяжкой объясняло лишь одно из направлений, но не давало ясности по остальным. А потом Задоров пришёл к очевидному выводу: на самом деле мысль о более лёгком управление властвующих капиталистов заботит меньше всего, если не сказать – совершенно не волнует. Просто они, как люди в высшей степени практичные, мыслят категориями «выгодно» – «невыгодно». А раз так, то всё, что не приносит сиюминутного дохода, во внимании не нуждается. Если нечто обещает принести доход не сегодня, не через месяц, а – страшно сказать – через год-три, а то и пять, оно развитию не подлежит. Работники образования, фундаментальной науки, здравоохранения, культуры редко бывают людьми, приносящими немалые деньги. То же можно сказать о военных, милиции и системе безопасности государства. Раз так, то до них есть дело лишь на словах, а в реальности им, как неприбыльным, надеяться не на что. И тут виной не какой-то злостный умысел, а прагматизм: какой же бизнесмен станет «выкидывать» деньги на бездоходное дело, каким является государственная медицина, культура, здравоохранение, армия и милиция?
Под такое отношение правителей к государству подводится соответствующее мировоззрение: мол, человек талантливый или способный всегда сам пробьётся и разбогатеет. Что все люди бизнесменами быть не могут, что есть и другие важные таланты, кроме коммерческого – талант врача, или военного, или учёного, или учителя – молчок. Всячески доказывается, что бедные сами виноваты в своей бедности: они ленивы и не предприимчивы. Получает первоклассный хирург в своей больнице 5 тысяч рублей, он сам виноват – почему не занимается бизнесом? Что бедные – это те, кто создаёт при заниженной стоимости труда гигантские капиталы правящим олигархам, тоже замалчивалось.
От этих «радужных» размышлений молодому специалисту становилось так тоскливо, что хоть волком вой! Он начинал одобрять народовольцев-террористов, которых до этого всегда осуждал: как ещё заставить власть прислушаться к себе, если миром она ничего не понимает? При этом он нисколько не оправдывал террористов современных: не надо героизма, чтобы мирных жителей брать в заложники или взрывать, тем более что как раз от них-то ничего и не зависит. Вот пленить какого-нибудь знаменитого депутата Госдумы, одиозного чиновника, или же теракт на даче олигарха устроить – это нет, слишком уж опасно.
Лучшим, но фантастическим лекарствам против антинародной политики Задоров видел одно. Надо похищать детей или внуков правящего богатея и держать их месяц-два в простой бедной семье замерзающего региона, где питаться они будут картошкой, макаронами, хлебом и сосисками, надевать дешёвые анонимно изготовленные рыночные вещи, жить и учиться в холодных зданиях. Вот тогда-то поймут правители, как большинство народа живёт. А то господа эти видят всё цифрами, никак не привязывая их к реальности.
Так думал Задоров. Мысли подобного рода привели его к новым спорам с родителями и дедушками – бабушками. Суть споров и даже обвинений, звучавших из уст Задорова, сводилась к одному:
-Вы Родину просрали!

9
Училищная администрация в марте проводила анонимный опрос студентов, кого те считают хорошими преподавателями и достойными людьми. Этот опрос не само училищное начальство придумало, конечно, а кто-то из городского департамента образования. Видимо, нужна им была очередная писулька в Министерство: мол, столько-то процентов учителей хороших, столько-то не очень, а вообще работа по повышению квалификации учительско-преподавательского состава ведётся, не хухры-мухры!
Опрос был в виде тестов и имелась там рейтинговая шкала. Результаты зачитали на одном из педсоветов. С удивлением историк узнал, что рейтинг у него – 8, 94 балла из 10, т.е. высокий по училищу. У большинства учителей было меньше. Оказалось, что у молодого специалиста уроки интересные, с ним интересно говорить и у него «хороший внешний вид». Задоров, выслушав результат, душой воспарил! Он-то думал, зря работает, никакого отклика нет, а посещаемость у него высокая, так как студенты его опасаются и по той же причине грубить ему перестали.
В результате завуч предложила молодому специалисту в следующем году «взять группу» – стать «мастером», и это всего через полтора года работы. «Мастерами» в училищах называют классных руководителей. Задоров подумал-подумал и согласился. Конечно, лишняя ответственность, но и возможностей больше. В общем, пошла учительская карьера историка в гору, хотя и не без одного осложнения.
10
Николай Сергеевич был заражён одной «болезнью» – археологически-полевым образом жизни. И он ни одного лета не пропускал без археологической экспедиции, хотя истфак закончил три года как окончил, а археологическую практику – восемь лет назад. Он не только на раскопки ездил, но и ходил в разведки. Разведка – это поиск археологического памятника в виде остатков стоянок, поселений или могильников. Вот и в этом году получил Задоров «открытый лист» на разведку, которую собрался проводить в конце мая. Он решил взять с собой не студентов Вуза, а ребят из училища. Разведка – тот же поход, только цель научная. Конечно, об удовольствии пожить на природе, почти без благ цивилизации, как предки, он ученикам своим рассказывал. Как он и думал, отклик на предложение был: попросилось 14 человек, причём половина – те, кто в съёмках клипа участвовал. Как дошло до дела, пятеро отсеялись, и пошло с Задоровым девять человек: трое девушек, шестеро ребят. С Николаем Сергеевичем пошла и его невеста Нина (которая, впрочем, ещё не знала, что она будущая жена).
Оборудование – палатки, котелки, коврики и спальники учитель, как всегда, у друзей-археологов одолжил. Сначала автобусом доехали до нужной деревни, а затем пошли по речке Вязёлке вниз.
Разведка была не стационарного типа – когда ставят постоянный лагерь и каждый вечер в него возвращаются, а вроде похода: пришли на место, палатки поставили, и сразу – памятник искать. Как только исследовали положенную местность, лагерь сняли и дальше двинулись.
Первая ночь, дело ясное, была самая сложная для учителя: он толком не знал, как ребята себя поведут. Не единожды убеждался: человека лучше всего в сложных и непривычных условиях узнать можно. Бывали здоровенный бугаи, от которых ни на раскопе, ни на кухне во время дежурства не было толку: то у них болит, это, снова то. А нередко наоборот – худенький малозаметный молчун вдруг оказывается самым надёжным, и девушки наперебой его уговаривают с ними подежурить, и на раскопе, как трактор, такой человек работает. Что касается первой ночи, то историк опасался: напьются ребята, и что тогда? Конечно, они с собой водку взяли.
В общем, пока на место стоянки пришли, пока поставили палатки, пока дров натаскали, пока прошлись немного по окрестностям – уже и день на исходе. Развели костёр, еду приготовили, поели. У Задорова с собой была гитара, и он стал учеников своих развлекать. Песен он знал огромное количество на любой походный вкус. Ребята «блатняком», а по современному – «шансоном» увлекались, чего историк никогда не пел и к чему относился презрительно. Его, конечно, попросили спеть шансон. Он отказался и спросил:
-У шансона вашего зековского что хорошего?
-Правду поют.
-Ага, правду! Весь смысл сводится к одному: «Ах, мама-мамочка, твой сын ограбил лоха, изнасиловал его жену, на суде гад-прокурор впаял ему «десятку», а его шмара ходит со следователем. Ах, мама-мамочка, какая же злая судьба! И сидит твой сыночек за решёткой». Вот и всё.
-Нет, там про жизнь, а не как вы говорите.
-Ну, про какую жизнь? Вот героев себе нашли – зеков! Нашли кому подражать — педикам! – На эту тему Задоров специально свернул: для училищных ребят гомосексуализм был, что красная тряпка для быка. Бандиты были для ребят героями, и учитель старался при удобном случае этих «героев» развенчать. И плевать было Николаю Сергеевичу на политкорректность, суть которой в одном: всё ненормальное – нормально, а кто этого не принимает, тот противник демократии и личного выбора, и вообще негодяй и ретроград.
-Да вы чо! – Хуже оскорбления было и не придумать. – Мы педиков ненавидим!
-А им подражаете.
-Врёте! – В разговор вступило несколько ребят. Тема их задела.
-Какое там вру! Вот в зоне «опускают» — слышали?
-Это козлов всяких! А нормального пацана никто не «опустит»!
-Вот ты, Юра, хотел бы с мужиком любовных отношений?
-Вы чо!
-А бандюганы ваши, когда в опускании участвуют, разве не гомосексуализмом занимаются?
-Это не то! Это другое!
-А разница? Всё равно ведь мужика вместо женщины употребляют. А одевается прибандитки ваши как? Сейчас вот жара наступит, и будете вы все ходить, футболку на плечи повесивши – голое тело напоказ выставлять. А если майку нацепите, то она у вас в сеточку – прозрачная, снова тело выставляете. И цепи потолще – украшения разве не любите? А какие мужики любят тело напоказ выставлять и побрякушки навешивать? А? И если вы все не в спортивных штанах, то в узких чёрных брюках или джинсах. То есть свою гомосексуально-бандитскую моду показывать будете.
-Педиков никто не уважает!
-Вот потому-то ваши бандюки их и ненавидят. Сами такие же, только те хоть честные, свои склонности показывать не боятся, а герои ваши – стесняются. И вся разница. И так же женщин ненавидят.
-Зато мать уважают.
-Ну да. Все бабы – так сказать, а мама – идеал. Вот самый гомосексуальный ум так и рассуждает. Вы вот все христиане. А что Бог про любовь, про жену и мужа говорил? Не знаете. А он говорил: да прилепится жена к мужу, а муж к жене, и будут одна плоть. А вы как со своими девушками разговариваете? Мат-перемат да грубости. Разве ж по-настоящему любимой девушке такое говорят? Грубят ей? А ваши «бригадиры» сами, как дерьмо, живут, и вас учат тому же. Только они-то знают, в чём дело, а вам не говорят. Вы им картошку из горячих углей доставать будете, а они её будут жрать.
-И всё равно вы не правы.
-А ты докажи. Я вот тебе доказал фактами.
-Вам докажешь!
-А помнишь, Макс, как мы с тобой на обществознании поспорили? Ведь доказал же ты свою правоту, убедить смог.
-Так то тогда. И всё равно так можно продвинуться.
-Можно. А потом ты в моём возрасте на кладбище будешь лежать и могилку тебе мраморной плитой украсят. Стоит ли?
-Да ну вас с разговором вашим! – Сказала наконец одна из девушек. – Лучше спели бы.
Задоров заиграл на гитаре и запел. У костра с ним сидело шесть человек, остальные ушли. Так и пошло – кто-то уходил и потом возвращался, дыша петрушкой. Историк понял: ребята и девчонки где-то устроились пить водку, вот и бегают. Ситуацию нужно было взять под контроль. «Хорошо хоть, открыто пить стесняются» — подумал Николай Сергеевич. Когда один из ребят, Юрий, поднялся и пошёл от костра, Задоров двинулся за ним.
-Давай веди.
-Куда?
-Куда вы там бухать бегаете.
-Да вы чо? Я пописать отошёл. – Действительно, тут учитель ошибку сделал. Не мог Юра «сдать» друзей.
-А, ну-ну.
Учитель вошёл поглубже в лес, остановился, прислушался. Точно – слева еле-еле доносились голоса. От костра их услышать было невозможно. В ту сторону Николай Сергеевич и направил стопы. Выпивающих нашёл быстро. Кто стоял, кто сидел на влажных сучьях. Пахло сыростью и прелыми листьями.
-Ну что, водку глушим? – Сказал Задоров, выйдя к ребятам. Он умел тихо двигаться по лесу, к тому же если его шаги и слышали, то ожидали кого-то из своих. Поэтому появление учителя было неожиданностью. – Ребята, ну что, вы, как ханыги, в глушь и грязь забрели? Да и пить так никакого удовольствия – хлебнул, убежал, хлебнул, убежал. Пойдёмте к костру. Там и уютнее, и закуска получше, и сидеть можно.
Не дожидаясь ответа, он забрал у ребят бутылку, осветил фонариком.
-И пьёте дрянь какую-то. Рублей за пятьдесят покупали? А если траванётесь?
И пошёл к костру, унося с собой бутылку. Хочешь не хочешь, ребята двинулись за ним. Им было стыдно: вели себя, как дураки! Пришли, сели.
-Ну что, парни, тащите закуску. А я вас своей настойкой угощу. – И учитель пошёл в свою палатку за напитком. Он был предусмотрителен. В голове пронеслась мысль, что кто-то случайно болтанёт в училище о том, что распивали с преподавателем, который сам же и предложил. «А, ну это всё!» – решил Задоров – «Всё равно нет другого выхода».
У костра шли приготовления: девушки под руководством Нины готовили закуску (весь ужин был съеден, а посуда вымыта). Наконец все расселись.
-На правах старшего сам буду разливать. – Заявил учитель. – Только вы сразу настойку не глушите, распробуйте хоть. Она три месяца стояла, травами напитывалась.
Наливал он каждому в кружку не больше двух глотков.
-Чо-то мало наливаете. – Протянул кто-то.
-А вы думаете, пить надо, чтобы набухаться за полчаса а потом всю ночь блевать? Парни, надо ж и о культуре пития иметь представление. В разведке по-моему пить будем, а дома бухайте, как привыкли.
Сначала ребята себя чувствовали скованно, но потом разошлись. Понятно, Задоров много незаметных глазу усилий приложил, чтобы посиделки прошли, как полагается: без ругани, без пьянства, да ещё чтобы и не скучно было. Он попытался объединить ребят общим весельем.
Следующие разведочные дни были гораздо более тяжёлыми: все уставали чертовски. Надо было и километры ногами пересчитывать, и лагерёк ставить на новом месте, и шурфы копать. В лагере оставались дежурные, чтобы приготовить еду. Так что ребята сильно уматывались за день, им не до ночных излишеств было. Но ночные посиделки продолжались, конечно. Без них и поход – не поход, и экспедиция – не экспедиция. При этом учитель контролировал ребят, но осторожненько, ненавязчиво. Во всяком случае, они уже не прятались, чтобы напиться. Пьянства и ругани не было, но были посиделки у костра и минимум спиртного.
В разведке ребята открывали учителя, а он – их. Разве раньше они знали, что тот и костёр из влажных сучьев разведёт, и топором работать умеет, и палатку поставит, и еду походную вкусно приготовит? И что он с девушкой своей, как в кино показывают, обращается?
А Задоров надеялся, что разведка эта хоть чуть-чуть изменит ребят. Может, они о жизни своей задумаются. Был ещё одна сторона в разведке – любовная. Задоров и Нина словно показывали, какая она такая, любовь. И манера обращения, и сами отношения – вежливость, предупредительность, нежность, такт – были для ребят чем-то новым. А девушки – они об этом сами Нине сказали – ей позавидовали. Николаю Сергеевичу кое-кто из ребят про Нину сказал, что вот, мол, хорошая, такую бы найти.
Из разведки вернулись довольными.
11
Администрация училища Задорову в актив эту разведку под видом «учебно-воспитательная работа» записала. Потом за это ему даже премию выписали. Но это потом, а сначала был майский педсовет накануне экзаменов. На этом педсовете директор и завуч по учебной работе стали хвалить Задорова: всё же не шутка пойти в поход с «трудными» подростками, огромная ответственность. Но оказалось, есть у него и враги. Начала выступать завуч по воспитательной работе, и вдруг историк услышал:
-Конечно, хорошо, что Николай Сергеевич сходил с ребятами в поход. Но вот зарабатывать авторитет наших студентов, выпивая с ними, нельзя! Николай Сергеевич, как вы можете это объяснить?
-Да легко. У ребят с собой была водка. Я решил, что лучше пусть они под моим контролем пить будут, чем сами по себе.
-Надо было им запретить!
-Как вы себе это представляете, Екатерина Алексеевна? Я должен был у них водку отобрать?
-Да.
-А как это на практике осуществить надо было бы? Обыскать их рюкзаки?
-Надо было сказать, чтобы они вам отдали.
-Они соврали бы. И потом, мой запрет не пить ничего бы не дал. Мы проходили мимо деревень, так что ребята вполне могли тайком накупить алкоголя и тайком в палатках выпить.
-Вы должны были это пресечь! Они все – несовершеннолетние. Им нет 18! Вы таким образом нарушили закон.
-А вы думаете, они вне училища не пьют?
-Пьют. Но чтобы учитель их спаивал, это… это… этому вообще нет названия!
-Нет так нет. Я выбрал оптимальный вариант действия. Ну, запретил бы я, отобрал водку. Запрет был бы не выполнен. А невыполнение запретов снижает авторитет начальника. Ребята стали бы меня обманывать, напиваясь тайком. А я потерял бы контроль над ними.
-Я с вами никак не могу согласиться. Вы просто капитулировали. Это недостойно звания педагога – пить со студентами!
-Ну так вы или выгоняйте меня к чёртовой матери, или выговор объявляйте. Всё равно я при своём мнении останусь, вы – при своём. Я повторяю: никого я не спаивал, я контролировал процесс. А вы своими запретами ничего не добились бы. – Задоров обозлился на очевидную глупость завучихи-педагогички. – Разведка прошла без эксцессов, все довольны. У ребят масса впечатлений! Если надо, я то же самое расскажу в Департаменте образования. И правильность действий докажу.
-Вы работаете без году неделя, у вас нет… такого педагогического опыта. И вы берётесь учить нас, как надо правильно со студентами обращаться, как их воспитывать?
-Никого я не учу.
-Всё, хватит выяснять отношения! – Вмешался тут директор. – Я признаю, что Николай Сергеевич нашёл необычный выход из положения. Но это мы с ним позже обсудим у меня в кабинете. И хватит об этом.
Директорское вмешательство даму остановило. Но она так и осталась врагом для Задорова. И впоследствии противодействовала его продвижению.
Однако мастером группы он всё же был назначен.
12
На педсовете в августе, посвящённом новому учебному году, Задорова вдруг предложили кандидатом на конкурс «Учитель года». Историк стал отнекиваться:
-Куда мне! Ведь квалификационный урок надо давать в хорошей школе, сильным ученикам. А я теперь такого уровня урок и не приготовлю уже. Я забыл, какие они, хорошие ученики в гимназии. Провалюсь.
-Ничего подобного, раз вы наших смогли заинтересовать своим предметом, то гимназистов тем более заинтересуете.
-А я считаю, – говорит завуч по воспитательной работе,– что действительно, Николаю Сергеевичу не стоит участвовать в конкурсе.
-Не могу согласиться с Екатериной Алексеевной. Вам, Николай Сергеевич, всё же надо в конкурсе поучаствовать. – Поддержала директорское предложение завуч по учебно-методической работе. – Думаю, у вас получится. Тем более что вы всё время с нашими учениками что-то сделать пытаетесь. Мне, например, очень нравится ваша идея насчёт просмотра и обсуждения фильмов.
Действительно, Задоров решил учеников хоть как-то приобщить к культуре. Он курс «обществознание» и «история» иллюстрировал кинокартинами. Выбирал и новинки, и старые замечательные фильмы. Так, со студентами они посмотрели и обсудили «Повелитель мух», «Иван Грозный», «Чучело», «Вам и не снилось», «Этот безумный, безумный, безумный мир», «За лисом», «Гаттака», «Эквилибриум» и другие. Культуру в массы Задоров внедрял силой: тех, кто сбегал с просмотра, он штрафовал «неудами». Впрочем, просмотр фильма «Бумер», где главные герои – бандиты, которые поведением и стремлениями от большинства училищных ребят не отличались, Задоров считал своей педагогической неудачей. Как обычно, после фильма завязался спор. Большинство учеников осудило героев фильма за одно только: глупо попались. Вот надо было по-другому, тогда бы они «нормально взяли кассу». Так что Задоров на одном только и выехал: мол, вот они, идеалы ваши, чем заканчивают – надгробными плитами в двадцать лет.
Он приносил на занятия по истории альбомы великих художников и требовал, чтобы ученики, рассмотрев те или иные произведения, по ним исследовали жизнь людей прошлого. К его удивлению, эта работа пошла успешно.
После педсовета состоялась у историка беседа с директором училища, и в результате Задоров решил всё же силы свои в конкурсе попробовать. Для этого стал посещать уроки знакомых учителей, работавших в хороших школах. Суть конкурса сводилась к тому, чтобы провести в незнакомом учителю классе великолепный урок, а также показать себя во внеучебной деятельности. Идея, в принципе, хорошая, за исключением двух моментов: невозможно все уроки до единого сделать интересными для всех учеников, да и судить по одному показательному уроку о мастерстве учителя сложно. Важен ведь не урок сам по себе, а то, что из него ученики усвоили.
Молодой историк тщательно готовился к состязанию – тут ему советами лучшие методисты училища помогли. Разработал он конкурсную программу, «обкатал» её и на конкурс отправился. Сначала Задоров выиграл конкурс среди преподавателей училищ города, затем – общегородской. В областном конкурсе занял втрое место, за что получил грамоту и денежный приз в размере 17 с половиной тысяч рублей. От всего этого историк впал в эйфорию: фантастическое наслаждение доставляет признание успехов в любимой работе.
Но его выигрыш в конкурсе имел и одно далеко идущее последствие, которое поначалу никак не проявилось. Дело в том, что награды победителям вручали мэр города и заместитель губернатора по делам образования и науки. Собралась толпа журналистов, коллег, чиновников – словом, всё как всегда. И вот когда мэр и главная чиновница по образованию в области окончили речь и стали награждать вышедших к трибуне учителей, они попросил одного из победителей дать ответную речь чтобы показать диалог власти с народом. Чиновница выбрала из всех Николая Сергеевича как самого молодого и предложила слово ему.
-Я весьма благодарен, что меня удостоили почётной награды. – Сказал Задоров. – И я очень рад, что власть иногда интересуется теми, кто воспитывает и учит новое поколение. Учителем в школе работать трудно. Но ещё труднее учителю в училище: дети у нас там сложные. И когда пытаешься что-то хорошее с ними сделать, то наталкиваешься на волокиту, которая страшно тормозит любое начинание. Я хотел бы, чтобы нам не мешали, а всемерно помогали в деле воспитания наших учеников. И я хотел бы, чтобы исчезли наконец люди, которые рекомендуют нам делать то, в чём нисколько не смыслят и о чём представление черпают из рассказав школьников. Спасибо.
-Спасибо и вам. – Заулыбалась в ответ дама-чиновница.
Когда наконец начальство удалилось, к Задорову обратились несколько человек, с которыми он был знаком:
-Ты что, обалдел?
-А что?
-Да как ты с ними разговаривал? Разве так можно?
-Ничего я дурного не сказал.
-Ну ты дал! – осуждали его. – Демарш устроил!
-Задницу никому лизать не собираюсь.
-Теперь тебе это припомнят.
-Да что мне кто может сделать? Из училища выгонят?
-Ну всё равно!
Выступление историка прокрутила дважды в «Новостях» оппозиционная мэру и дружественная губернатору со товарищи местная телекомпания. Все знакомые, кто видел репортаж, потом отмечали учителю:
-Ты круто смотрелся! А говорил-то как внушительно!
Действительно, крупный бородатый Задоров в «водолазке», замшевом пиджаке, джинсах и туфлях выглядел на экране эффектно. И говорил он до того уверенно, что возникала мысль: не ему оказали честь, а он сам честь оказал. Он говорил, как человек, имеющий право высказываться: а это, согласитесь, чиновниками не особенно приветствуется, они привыкли всё же к некоторому раболепию.
В результате Задорова заметили и о нём сделали выводы.
13
Может сложиться впечатление, что жизнь молодого учителя только из одной работы состояла. Ничего подобного. Задоров был счастливо влюблён и хотел жениться на своей избраннице. Обычно мужчины лет до 25 довольны холостой жизнью, они позже начинают идею женитьбы всерьёз рассматривать. Но Николай Сергеевич хотел иметь семью, как ни удивительно это желание в его возрасте.
Хоть-то он хотел, но не мог себе такую роскошь позволить. Николай Сергеевич хотел не просто «расписаться» в ЗАГСе с женой, а сыграть свадьбу. Он по молодости думал, что свадьба, как и жена, бывает только одна. В противном случае затея теряет смысл. Кроме того, Задоров был уверен: жить нужно отдельно, своим хозяйством, а не с родителями. Иначе очага домашнего не создать: что за семейный очаг, когда в своём доме хозяйка свекровь или тёща, а не жена? Квартиры ни у учителя, ни у его невесты не было. Узнавал он про льготную ипотеку для бюджетников, государством рекламируемую, и выяснил: на самую маленькую квартирку из одной комнатки и кухоньки нужен первоначальный взнос – от 80 тысяч рублей. Для Задорова же что 80 тысяч, что миллион – сумма одинаково огромная, какую он не мог бы скопить. Кроме того, совместный доход супругов, чтобы они за ипотеку платить могли, должен был составлять не менее 10 тысяч рублей при работе на бюджетном предприятии. А этого тоже не было. Так что пришлось историку смириться с мыслью: своего жилья у него никогда не будет. Правда, когда родители умрут, можно разменять их квартиру на две – но о таком жутком способе получения жилья учитель боялся и думать. Он хотел, чтобы родители жили подольше, и всякая мысль об их болезни была ему ненавистна и страшна. Другой вариант – квартиру снимать. На однокомнатную в месяц требовалось от 3 тысяч рублей – больше, чем жалованье историка. Впрочем, после того, как он конкурс выиграл, ему должны были повысить разряд. А за более высокий разряд и платят больше.
Тем не менее, учитель решил на полученные 17 тысяч жениться, подкопив ещё тысячи четыре-пять, и свадьбу устроить. Проблема была за «малостью»: накопить нужную сумму.
Такое положение Задорова бесило: в любом случае он должен был работать на две ставки, чтобы на получаемое жалованье хоть немножко есть, не совершая никаких покупок (вроде пары кожаной обуви: самая дешёвая демисезонная – более 1200 рублей). В советские времена кто-то мудрый подсчитал, что если у учителя в неделю 18 уроков (полная ставка), то он и домашние работы проверять успевает, и к занятиям качественно готовится, и квалификацию успевает повышать, и преподавать может на высоком уровне, и даже на семью у него время остаётся. Беда только в том, что сейчас в Росии на одну учительскую ставку ничего, кроме ног, не протянешь. И чтобы хоть 5 тысяч в месяц иметь при высоком разряде, нужно в два раза больше положенного работать. Поэтому все учителя стремятся нагрузку набрать двойную – не меньше 28 уроков в неделю. У молодого учителя было их 30. А в таком случае, хочешь, не хочешь, качество работы страдает, изматываешься страшно и в простой-то школе, не то что в училище. Это сравнимо с тем, что иметь рабочий день не 8 часов, а 14, да ещё и дома доделывать надо. Какое уж тут время на семью!
А что до денег, то Задоров получал в месяц сумму, на пятьсот рублей превышающую «средний» прожиточный минимум. В области, где обосновался Задоров, величина эта составляла 2240 рублей в среднем, 2463 для работающих и 1662 для пенсионеров. Предполагалось, что работающий человек должен покупать еды на 1097 рублей в месяц, за услуги платить 718, за «обязательные платежи и сборы» 228, а остальное оставалось на «непродовольственные товары». Об этом Задоров узнал на заседании профкома, изучая таблицу под названием «Величина прожиточного минимума во II квартале 2005 года». Заседание было скучное, и учитель высчитывал величину своей зарплаты в материальных благах. На неё он мог купить:
-или две пары кожаной обуви среднего качества;
-или две среднего качества кожаные сумки невесте (а если качественную, то одну);
-или в кино парных (не пойдёшь же в одиночку!) 9 билетов на вечерний сеанс;
-или джинсы американские;
-или свинины 13 килограммов;
-или в недорогом кафе вместе с возлюбленной поесть пиццы и пива выпить 11 раз;
-или 102 доллара.
Короче говоря, на 2904 рубля не очень-то расшикуешься. Задоров жил у родителей, отдавал половину жалованья им: вносил свою лепту в квартплату и «на стол». «Правильный образ жизни» в смысле еды заключался в «раздельном» питании и употреблении овощей и фруктов (морковь, капуста, свёкла, яблоки), прочие изыски были учителю не по карману. Семья питалась по старинке: чтобы было сытно и не очень дорого, то есть чтобы в холодильнике водились колбаса, сыр и мясо, в овощном ящике – картошка, а в ёмкостях для сыпучих продуктов – макароны. Рыба из-за дороговизны и малой калорийности бывала на столе нечасто.
Николай Сергеевич мучался душой из-за незначительности своего вклада в общий котёл. На зарплату нужно было ещё и одеваться. К сожалению, Задоров был в некотором роде щёголем. Суть его щегольства можно выразить так: одежда всегда должна быть чистой, аккуратной, элегантной и качественной. А обувь должна быть обязательно из кожи, а не заменителя – такой вот небезобидный и глупый «пунктик». То, что молодому блестящему специалисту позволяла купить зарплата, было и некачественным, и не элегантным, а обувь – из «дерьмантина». Так что он донашивал остатки былой роскоши – отец четыре года назад выиграл грант, часть которого выделил сыну на одежду. Теперь же учитель стеснялся брать деньги у родителей, кроме как в долг. Впрочем, Николай Сергеевич со сложностью успешно справился: стал в «секонд-хенде» наряжаться, а на пару летней, демисезонной и зимней кожаной обуви накопить сумел. Нельзя сказать, что он легко воспринимал такое своё положение.
Задоров всё большим и большим пессимистом становился. Раньше он к правителям относился как большинство россиян: «фиг с ними, лишь бы нас не трогали». А теперь историк никаких, кроме ругательных, слов для них не находил. Как начнёт новости смотреть, так без комментариев обойтись не может.
Выступает, например, по телевизору дама-политик Ирина Касахара, очками поблёскивает:
-У большинства нашего народа всё ещё советское сознание. Вместо того, чтобы попросить удочку, они просят у правительства рыбу. Это детское отношение к государству. Пока мы этого не изживём, пока не изменится сознание народа, наше государство процветать не будет.
Задоров злобно комментирует, ужиная:
-Ага, по-твоему, советское сознание – это деньги за свою работу требовать и социальную защиту! А вот у меня «удочка» – моя профессия, я учить умею! Пока сознание не изменится! Вот морда наглая! Ведь она что говорит? Что мы должны понять: нечего на государство надеяться, крутись, как хочешь! А если ты за свой труд требуешь платить столько, сколько он стоит, то это – «детское отношение»!
-Да что ты шумишь, – говорит отец Николаю Сергеевичу, – всё равно она тебя не слышит.
-Да досадно! Это ж государственная политика в отношении нас!
-Всё равно ничего поделать нельзя, успокойся ты, Коля. – И мама не выдерживает.
Или вот прошёл сюжет о том, что министр образования получил пощёчину от девушки – члена национал-большевистской партии. Задоров ворчит:
-На её месте хотел бы быть каждый российский учитель! И девица-то дура, пищит «моя политическая позиция», нет бы громко и чётко в нескольких пунктах болвану объяснить, в чём именно дурость его заключается! Тьфу!
Или в очередной раз говорит президент о том, что доходы населения выросли на столько-то процентов, а средняя зарплата по стране – 8 тысяч рублей. Задоров и тут высказывается:
-И врать не стыдно! Ну, стали мне больше на 200 рублей платить, так ведь цены-то на 400 выросли! И где это средняя зарплата такая? Конечно, если взять богатые регионы, вроде Москвы, так там да! А в Тамбове? Фиг там, а не 8 тысяч! И высчитывают эту среднюю оплату жульнически: у одного 10, у другого 5, а у третьего 3 тыщи. Вместе у них 18, а средняя у каждого — 6! Заразы! А цены-то рассчитывают на того, у кого 10 тыщ!
У родителей терпения не хватало вместе с сыном смотреть политические программы.
-Дурную привычку завёл, комментировать!
А Николай Сергеевич с желчностью своей не мог справиться. К сожалению, в стране, где пропагандировалась и распространялась мысль власть имущих при помощи СМИ, что работа существует одна – бизнес, а всё прочее – досадное недоразумение, тяжело было молодому учителю.
Он всё пытался объяснить себе причины антинациональной – иначе её обозначить нельзя – политики правительства в сфере образования. Первое время Николай Сергеевич пребывал в плену «интеллигентского» объяснения: «необразованным народом проще управлять». Однако это расхожее мнение с натяжкой объясняло лишь одно из направлений, но не давало ясности по остальным. А потом Задоров пришёл к очевидному выводу: на самом деле мысль о более лёгком управление властвующих капиталистов заботит меньше всего, если не сказать – совершенно не волнует. Просто они, как люди в высшей степени практичные, мыслят категориями «выгодно» – «невыгодно». А раз так, то всё, что не приносит сиюминутного дохода, во внимании не нуждается. Если нечто обещает принести доход не сегодня, не через месяц, а – страшно сказать – через год-три, а то и пять, оно развитию не подлежит. Работники образования, фундаментальной науки, здравоохранения, культуры редко бывают людьми, приносящими немалые деньги. То же можно сказать о военных, милиции и системе безопасности государства. Раз так, то до них есть дело лишь на словах, а в реальности им, как неприбыльным, надеяться не на что. И тут виной не какой-то злостный умысел, а прагматизм: какой же бизнесмен станет «выкидывать» деньги на бездоходное дело, каким является государственная медицина, культура, здравоохранение, армия и милиция?
Под такое отношение правителей к государству подводится соответствующее мировоззрение: мол, человек талантливый или способный всегда сам пробьётся и разбогатеет. Что все люди бизнесменами быть не могут, что есть и другие важные таланты, кроме коммерческого – талант врача, или военного, или учёного, или учителя – молчок. Всячески доказывается, что бедные сами виноваты в своей бедности: они ленивы и не предприимчивы. Получает первоклассный хирург в своей больнице 5 тысяч рублей, он сам виноват – почему не занимается бизнесом? Что бедные – это те, кто создаёт при заниженной стоимости труда гигантские капиталы правящим олигархам, тоже замалчивалось.
От этих «радужных» размышлений молодому специалисту становилось так тоскливо, что хоть волком вой! Он начинал одобрять народовольцев-террористов, которых до этого всегда осуждал: как ещё заставить власть прислушаться к себе, если миром она ничего не понимает? При этом он нисколько не оправдывал террористов современных: не надо героизма, чтобы мирных жителей брать в заложники или взрывать, тем более что как раз от них-то ничего и не зависит. Вот пленить какого-нибудь знаменитого депутата Госдумы, одиозного чиновника, или же теракт на даче олигарха устроить – это нет, слишком уж опасно.
Лучшим, но фантастическим лекарствам против антинародной политики Задоров видел одно. Надо похищать детей или внуков правящего богатея и держать их месяц-два в простой бедной семье замерзающего региона, где питаться они будут картошкой, макаронами, хлебом и сосисками, надевать дешёвые анонимно изготовленные рыночные вещи, жить и учиться в холодных зданиях. Вот тогда-то поймут правители, как большинство народа живёт. А то господа эти видят всё цифрами, никак не привязывая их к реальности.
Так думал Задоров. Мысли подобного рода привели его к новым спорам с родителями и дедушками – бабушками. Суть споров и даже обвинений, звучавших из уст Задорова, сводилась к одному:
-Вы Родину просрали!