Мир вокруг казался почти безупречным. Ночное небо будто бы взялось продемонстрировать сегодня как можно больше своих обманчивых сокровищ – драгоценная россыпь звезд сияла прекрасным, завораживающим и безучастно-холодным светом неземного совершенства. В темных водах океана, что дышал под боком, бесследно исчезали отблески далеких миров. Мелкий песок остывающего пляжа даже в темноте оставался белым. Мерное дыханье волн шевелило ветви прибрежных пальм. В пьянящем влажном воздухе струился аромат потухших гавайских огней. Под сладкие звуки укулеле и ровное покачивание медленного танца Ира прижималась к нему все ближе и плотнее.
Вот оно – легкое счастье, не так ли? Разве можно упрекнуть производителя в том, что клиент не получает обещанное в рекламе сполна?
Правда, часы предоплаченного блаженства со временем становятся все более пресными, а сегодня и вообще приправлены чувством вины. Последнее Андрея особенно злило – не должен он был переживать!
Женщина почувствовала перемену. Отстранилась – но лишь слегка: это был скорее жест, а не действие — через тонкую ткань тропического наряда Андрей все равно ощущал случайные прикосновения в медленном ритме танца. Да, язык тела кое-что может сказать куда лучше любых слов.
Насмешливо вскинула глаза:
— Ну что, опять сбежишь, сославшись на таймер?
Андрей слегка смутился. В прошлую их встречу он сдал в самый ответственный момент. Как ему до сих пор казалось, оправдание он тогда выдал вполне приличное – такое, что и его не ставит в дурацкое положение, и не задевает ее чувств. Скажи он, что закончились предоплаченные часы – Ира бы поняла, что это лишь предлог: ведь за превышение купленного времени можно заплатить по возвращении. А вот таймер режима безопасности – это фактически форс-мажор.
Женщина смотрела на него в ожидании. Мудрее будет промолчать; начнешь отрицать – и только подтвердишь ее предположение.
Не дождавшись ответа, Ира снова прильнула к нему – еще ближе, чем прежде. Помолчала немного, а потом произнесла – на сей раз без тени насмешки, с тщательно выверенной дозой восхищения:
— Полагаю, твоя жена – очень особенная женщина, раз заслужила столь редкостную преданность от такого мужчины, как ты.
Обычно Андрея лишь забавляли подобные комплименты – они обладали изяществом танка и искренностью политика. Он полагал, что только крайне самовлюбленный или недалекий человек поведется на эту шитую белыми нитками приманку. Но сегодня обида брала вверх, и соблазн взять то, что предлагают, был особенно силен.
Легкое решение намечающейся моральной проблемы казалось очень заманчивым. В самом то деле — это же астрал, не реальность. Все происходит во сне – не наяву… Но узнай Андрей, что так развлекалась его Маша — и этот довод на него бы не подействовал.
Поэтому он ни разу не использовал популярный способ успокоения совести. Но сегодня ему было наплевать – он все еще кипел, вспоминая скандал, что закатила Маша, узнав о покупке астропроектора.
— Андрей, — выговаривала она, — наша жизнь и так давно уже черт знает на что похожа. Но одно дело, когда ты заглядываешь на час-другой в астростудию, другое дело, когда проектор всегда под рукой. Это все равно что держать дома наркотик.
— Это – куда более простой способ расслабиться и получить немного такого удовольствия, которое в жизни нам никогда не светит, — отвечал Андрей.
— Либо астропроектор, либо я, — удивила его своим неожиданным заявленим Маша. — Решишь – позвони мне на сотовый, — решительно сказала она и ушла, хлопнув дверью.
Андрей здорово разозлился. Как и любой мужчина, ультиматумов он не переносил. И вообще – чего она завелась? Он же прав. Откуда, скажем, взять деньги на шикарный курорт Бали или на карнавал в Рио? А с его новым приобретением все эти проблемы не то, чтобы совсем исчезают, но уже не имеют значения.
Не зря – совсем не зря услуги астропроекции предлагались под лозунгом «Твое легкое счастье». И правда – легче некуда. Ложишься спать, и астропроектор сообразует сны с твоими желаниями. Правда, проецировать сознание можно лишь в реальность – перенести человека в прошлое, будущее, параллельный или придуманный мир чудо-аппарат не мог. Зато из нынешней реальности – что угодно, где угодно, и с кем угодно – на выбор. Побывай там, где никогда не был, сделай то, что никогда не делал. Азия, Америка, Европа. Клубы и музеи, пляжи и горы, полеты и дайвинг, коктейли и кокаин, экзотика и риск…
Но и Маша тоже была по-своему права – астрал затягивал похуже наркотика. Ведь там сбывались любые мечты и желания – без неприятных последствий как то проблемы со здоровьем, властями или совестью.
Да, на астропроекторы установлен таймер безопасности – не больше двенадцати часов в сутки, чтобы не повредить здоровью. Но и этого хватало, чтобы забрать людей из жизни без остатка
Андрей прекрасно осознавал, что слишком часто уходит в астрал, а остальное время всего лишь пережидает — до очередной проекции. Но поделать ничего не мог. Нет, неправда – мог, но не хотел. Не видел необходимости.
Когда-то давно Маша уходила в астрал вместе с ним. Ночи медового месяца они провели среди огней Сиднея, во время отпуска посещали то древние улицы Гвадалахары, то зеленые острова Фиджи. Но потом перестала его сопровождать.
— Это ведь иллюзия, — говорила она. – Это – не счастье, ну, по крайней мере – не настоящее счастье. Ты не можешь оценить то, что тебе дается так дешево.
— Ничего себе дешево, — возражал Андрей. – Припомни расценки за час использования астропроектора!
— Ну, пусть не дешево, но все равно легко для мечты. При том, что на самом деле это не мечта, а подделка.
Какое-то время Андрей старался понять ее точку зрения – ведь раньше это выходило почти без слов. Послушно посещал с ней выставки и концерты, гулял по унылым мостовым, разглядывая так надоевшие картины реальности, терпел скучные пикники на шести сотках дачи и вообще честно старался заинтересоваться бесцветными буднями. Все бестолку – не понимал он, как Маша может находить в этой серости счастье. Астрал куда интереснее, красочнее, и там все проще. Правда, чтобы оплачивать счета, работать приходится по две смены, но астрал того стоит.
Сначала в проекционные студии он заходил изредка, тайком, не рассказывая Маше. Она, пожалуй, догадывалась, но ничего не говорила.
А астрал затягивал – хотелось все больше. Он забросил попытки найти счастье в реальной жизни и стал уходить не таясь и не придумывая оправданий.
Она забила тревогу. Убеждала, просила, уговаривала. По-хорошему — любимыми блюдами и кружевными финтифлюшками. По-плохому – скандалами и слезами.
Он психовал и уходил из дома – все ночи напролет проводил в астростудиях. Потом возвращался, заглаживал вину, приносил букеты цветов и горький шоколад, терпеливо сносил уныние серых будней. И снова срывался.
… Сладкие звуки укулеле давно растаяли в тишине, но Ира продолжала льнуть к нему. Андрей посмотрел на астральную проекцию своей коллеги. Она не раз пыталась привлечь его внимание – не только в астрале. Симпатичная и ухоженная, с нарочито-растрепанной копной каштановых волос, в весьма откровенном пляжном наряде…
Эх, Маша, Маша… А что Маша? Пусть живет себе как хочет. Пускай считает, что астрал – фальшивая подделка, счастье слишком легкое, чтобы быть настоящим. Он много чего себе не позволял, но злость после сегодняшнего скандала порвала сдерживавшие его ограничения. Он не станет придумывать предлоги для того, чтобы отделаться от Ириной компании. Почему бы и нет? Ему давно уже хотелось ощущений поострее, а Маша сама сказала, что астрал – всего лишь иллюзия.
Он крепко обнял прижимающуюся к нему женщину и повел ее в тьму белоснежного пляжа.
… Когда Андрей проснулся, автоответчик мигал семью новыми сообщениями.
«Потом прослушаю», — подумал он, нехотя выбираясь из постели. Отключил астропроектор, прошелся по квартире – посмотреть, не вернулась ли Маша.
Не вернулась.
«Ну и пусть. Перебесится и придет», — решил Андрей. Прошел в ванную, залез под душ. Долго стоял под острыми струйками льющейся воды.
Сначала вспомнил прошлую ночь. Да, хорошо, что выходные — он не спешил повстречаться с Ирой на работе.
Потом подумал о Маше. «Вернется, и я устрою ей какое-нибудь шикарное романтическое путешествие в астрале», — решил он, пытаясь заглушить начинающее просыпаться пока еще слабенькое, но уже назойливое чувство вины. «А если ей понравится, то, может, станем пользоваться проектором вместе. Букетик не помешает – розы или что там она любит. И обязательно — темный шоколад».
Вытерся, прошел на кухню, неспеша позавтракал.
Время подходило к одиннадцати. Пора бы Маше уже и вернуться. Где, интересно, она ночевала? Позвонить ей на сотовый? Нет уж, есть такие вещи, которые мужская гордость совершить не позволит ни в коем случае. Придет – куда денется.
Зеленая цифра семь всё мигала в глазке телефона. Андрей нажал на кнопку.
Ровный женский голос бесстрастно сообщил, что звонят из приемной скорой помощи центральной городской больницы.
Пол закачался под ногами, словно Андрей стоял на палубе корабля, пытающегося подмять под себя штормовые волны. Ровные фразы рассыпались, достигая сознания лишь отдельными, не связанными между собой словами. По проезжей части… в реанимации… многочисленные травмы… протокол…
Телефон еще мигал, показывая шесть непрослушанных сообщений, но Андрея в квартире уже не было.
Воздух больничного коридора густо пропах стерильностью. Стены резали взгляд белизной. Дверь операционной оставалась закрытой уже который час. Андрей сидел перед нею – недвижно, не отрывая взгляд. Ни о чем не спрашивал время от времени выходящих медсестер, только смотрел на них больными глазами.
Они сами останавливались около него на минуту, сообщали: «Я очень сожалею, но ей хуже», или: «Сейчас еще трудно что-то сказать наверняка», или: «Состояние пока без изменений».
Как-то – может, недавно, а может – и бесконечно давно, приходил водитель. Виновато потоптался около него, справился о Маше, покачал головой, беспомощно приговаривая: «Это ж надо так, а? Ну прям как из ниоткуда – раз, и на дороге!»
Приходили из ГБДД, сочувственно интересовались ее состоянием, потом вежливо сообщили, что по данным предварительного расследования вины водителя нет. Подождали, не скажет ли он чего в ответ, и, так и не дождавшись, ушли, оставив около него стопочку исписанных бумаг.
Наконец, спустя целую вечность, дверь отворилась, и в проеме показался оперировавший Машу врач. В этот миг Андрей понял, как чувствует себя грешник, ожидая Страшного суда. Челюсть у него затряслась, как ни старался он стиснуть зубы.
— Она умерла?
— Нет. Ей гораздо лучше. Она даже в сознании. Вы скоро сможете к ней зайти.
— О Господи, — выдохнул он и уткнулся головой в ладони.
Любой человек в больничной палате кажется слабее и беспомощнее. Конечно, зачастую так оно и есть, а обстановка только усиливает это впечатление, придает большую бледность лицу, хрупкость — телу, усталость – взгляду.
Вот и Маша, спящая под белыми простынями, показалась Андрею прозрачной, измученной и очень несчастной.
Он сидел рядом с кроватью, непрерывно глядя на нее; отчаянно желал прижать ее к себе покрепче, но не смел даже притронуться, боясь причинить ей боль.
В тишине медленно, очень медленно уходили в бесконечность минуты, и сотни жестоких мыслей безжалосно терзали его, беспрестанно укоряя: «Если бы ты только…» Скрыться от них было некуда – разве убежишь от совести, раз та задалась целью добраться до тебя?
Прошла еще одна вечность, прежде чем Маша наконец открыла глаза. Она посмотрела на него, и ее взгляд озарился слабой, едва заметной улыбкой. Было в той улыбке пополам боли и радости.
Андрей осторожно дотронулся до ее волос, пригладил – будто крылья бабочки – ласково и легонько, покачал головой и тихо сказал:
— Сегодня, когда из операционной вышел врач, я понял, что такое настоящее счастье… Это было самое трудное счастье в моей жизни.