Когда я пятилетним был мальцом,
Нашел в земле златые цепь с кольцом
И выменял на финики их тотчас
С сияющим от радости лицом.
Прошел я ныне жизни длинный зал,
Ученым став, совсем как Аль-Газал,*
Однако меры всех соотношений
И цен так до конца и не познал.
*Аль-Газал (Аль-Газали) — почитаемый в мусульманском мире мудрец, родом из селения Газал (северо-восточный Иран)
«Мир многолик, но в мире счастья нет»,-
Так говорил Юсуф Хаджиб, поэт.
Не верил я, искал мирское счастье,
Мой поиск длится восемьдесят лет.
О, юность, взмах орлиного крыла!
Ты пронеслась, как звонкая стрела.
К чему ты так безудержно стремилась
И что, скажи, в итоге обрела?
Прикладываюсь к кубку я, не скрою.
Ловлю в силки голубку я порою.
Пью — не напьюсь, поймав — не овладею
И только счастье хрупкое расстрою.
Пей, друг, вино! Оно врачует раны,
Любви неразделенной, схваток бранных.
Днем кубок осуши, два — вечером прохладным,
И станешь мудрецом: глупцы пьют утром рано.
Ах, молодость, не ценишь ты беспечно
Дары Божественные, но они не вечны!
Жизнь днем коротким кажется мне, старцу,
А мне, юнцу, Путем казалась Млечным.
Не ценит здравия неиспытавший боли,
Как счастия — незнавший худшей доли.
И только тот способен насладиться,
Кто чашу горечи испил и съел пуд соли.
…Так чем, о жизнь, меня смогла б увлечь ты?
Несешь с собой не мир, но чаще меч ты,
Мираж любви, труд рабский, подневольный,
И к смерти прямиком стремишься течь ты.
Лозу поддерживает высохшая жердь,
Питает соками безжизненная твердь.
Так нам с тобою выжить помогает
Подстерегающая нас старуха-смерть.
Не высоко сужу я о мужах:
Из них опасней — полоумный шах;
Нет мерзостней — скупого богатея,
Подлей — льстеца; он с правдой на ножах.
Искавший суть, всю жизнь играл с огнем
Как темной ночью, так и ясным днем.
Кто знает, что скрывается в кувшине:
Вдруг не вино, а див* лукавый в нем?
* див — злой дух, дьявол
Приходит ночь, нас тьмою окружая,
Восходит месяц, мир преображая.
Так ясно было днем, теперь потемки —
Своя душа, и полный мрак — чужая.
Родоначальником не истины, но ссор
Порою выступает жаркий спор.
Когда оспаривают выгоду и блага,
Тот часто прав, кто на расправу скор.
Что грешным ад? Да видел кто его?
Боимся мы, но только одного:
Дыханья смерти, полного забвенья,
Того, что «там» не будет НИЧЕГО.
Всё перемелется в небесных жерновах:
С владыкой уравняют нас в правах,
Как только мы уйдем и станем прахом,
И даже возвеличат — на словах.
Тогда, сейчас и в завтрашние дни
Как жили, так и будут жить они.
Как бесновались, так и будут бесноваться,
Вопя неистово:»Распни его, распни!»
Считаешь ты, что всюду грязь и слизь,
Что совесть, верность, честь перевелись?
Тогда раздай всё то, что нажил, нищим
И за спасение души своей молись.
Не покладая рук и не жалея ног,
Трудился он, пока не занемог.
И лишь тогда вполне ему открылось,
Как в этой жизни был он одинок.
Большим певцом считал себя кулик
Поскольку длинным был его язык.
А соловей, прознав о том, заметил:
«Он мал с великим, с малым я велик.»
Хвала тому, кто вой молвы презрев,
За честь поруганную бьется словно лев,
Кто, не страшась небесных кар и сплетен,
Вино вкушает и ласкает дев!
Желал, друзья, я ту, чей стан был нити тоньше.
Дирхемы клал в сундук, дабы скопить побольше.
А ныне, стар и сед, прошу я у Аллаха:
«Осуществи мечту — позволь пожить подольше.»
Бьются сердце и мысли мои в разнобой.
Черным кажется мне небосвод голубой.
Всех друзей растерял, а врагов приобрел я.
Кто не ладит со всеми — в разладе с собой.
Прошу тебя, подумай не спеша:
Достаток твой не стоит и гроша.
Твой дом, земля, арыки, лавки, деньги —
Всё не твоё. Твоё — твоя душа.
Прочел я строки древнего поэта.
Одной была душа моя задета,
Гласившей:»На вопросы дурака
Сто мудрецов не могут дать ответа».
Не молчи, говори понемногу о многом.
В суть вещей проникая, работай над слогом.
Добивайся согласья слов с сокрытым в них смыслом.
И крылатою станет мысль, внушенная Богом.
Уразумев, сколь время быстротечно,
По юности тоскуем мы беспечной
И тщимся разгадать, что означает
Конец, который длится бесконечно.
Не смотрим мы — бросаем взгляд украдкой,
Воруем время жизни нашей краткой,
К ее концу концы свести не можем
И часто лжем, ведь ложь бывает сладкой.
Властители живут в чертогах лести,
Мечтают оскорбленные о мести,
Бедняк завидует богатому соседу,
Слывут блудницы символами чести.
Не так уж много надо нам для счастья,
Ведь нами движут три великих страсти:
Одна — нажива, похоть звать другую,
А рядом с ними третья — жажда власти.
Зачем, скажи, Господь, ты создавал Адама
И тщился род его исправить столь упрямо?
Зачем позволил злу глумиться над святыней?
Ответа нет. Господь не отвечает прямо.
О человек, страстей земных ты раб!
Запутавшийся в них, ты жалок, слаб.
Остановись и сбрось свои вериги:
Есть в каждом сердце сводчатый михраб.
(МИХРАБ — ниша в мечети, указывающая направление к Мекке)
Жизнь наша — суета, а смерть — всего лишь тлен.
Взяла нас Вечность в неизбывный плен.
Колени преклонив, бьем Времени поклоны
До срока умираем , встав с колен.
Пал удалец — стрела торчит в груди.
Казнен мудрец — глупцов же пруд пруди.
А коли караван вспять повернет погонщик,
Верблюд-хромец запляшет впереди.
Холодный разум с сердцем не в ладах,
Он говорит резонно:»Ты в летах.
Не бейся так.»А сердце отвечает:
«Уж лучше биться, чем дрожать в кустах.»
Есть яблоневый сад, весной он расцветет,
Есть лавка у меня, она доход дает,
Есть терпкое вино для дружеской попойки,
А молодости — нет, прошел ее черед!
Тобою дорожат визирь и шах,
Тебе поют хвалу на всех углах,
Но стоит, друг мой, допустить ошибку,
Как ты — ничтожество, ты — червь, ты — мерзкий прах.
Как жизнь летит! Спешит за годом год —
Цепь светлых радостей и сумрачных невзгод.
Всё меньше миражей в пустыне нашей,
Всё чаще прожитое миражом встает.
Для жемчуга нет лучше кожи гладкой.
Для томных уст — лобзания украдкой.
А мудрости приличествует скромность:
Простой кафтан, но с шелковой подкладкой.
Ласкать колени девушки пугливой,
Под крышей оказаться в день дождливый,
Иметь на хлеб и рукописи деньги —
Не это ль значит жизнью жить счастливой?
Бедняк, на ухо туг, на око крив,
Пришел к судье, молитву сотворив,
И сел среди знатнейших и богатых.
Кто усадил его? Небесный Муарриф*.
МУАРРИФ — в мусульманских странах слуга, рассаживающий посетителей (гостей) сообразно их положению в обществе
И днем, и ночью, в тишине дубрав,
На улицах, во сне и в час забав
Толкуют, спорят, судят, что есть правда,
А правды — нет, скажу (и буду прав).
Пусть я предатель, пьяница, подлец,
Ничтожнейший из смертных, наконец,
Но в час, когда слагаю эти строки,
Прости меня, Всевышний, я — Творец!
Уже не молод я, еще не слишком стар.
Еще, божественный, горит в душе пожар.
Пока горит он, славлю небеса я.
Потухнет — миру невелик удар.
