Сегодняшняя ночь для неё снова будет бессонной: она только что поужинала куском хлеба с чаем, и на завтрак будет то же самое, но до пенсии ещё далеко, а на руках у неё всего 200 рэ, и никуда не попрёшь с ними.
А ведь она ещё не старая, ей всего 65, правда с гаком, хоть и небольшим. И на пенсии она всего-то пять лет, потому что после пятидесяти пяти ещё вкалывала, дочке с внуками надо было помогать.
И какая она баба Галя? А вот поди ж ты, называют…
Баба Галя выключила телевизор, разобрала кровать и легла в надежде поскорее уснуть, чтобы голод не мучил. Но не тут-то было, в два часа ночи она проснулась от дикой, пронизывающей боли. Эта боль была повсюду: в желудке, в сердце, животе и даже в ногах. Спазмы резали и кололи, раздирали и рвали.
Баба Галя потянулась было к телефону, чтобы вызвать скорую, но раздумала – нечто они помогут? У них у самих поди ничего нету, так что надо как-нибудь самой… Хорошо хоть приезжают, а то в Усть-Куте её двоюродная сестра сломала шейку бедра, так в первый раз отказались приехать, потому что бастовали, а второй – сказали, что бензина нет. Так и померла, бедная.
А сердце… Эти нескончаемые перебои… Предуктал бы попить, милдронат проколоть, да где ж ей взять 1000 рэ на это? Это ведь – половина её пенсии.
Ох, не уснуть никак… Вот и ребенок в смежной квартире заплакал, и папенька его, тут как тут, – заорал на своё чадо, неизвестно зачем произведенное на свет божий.
Однако плачет малыш, не унимается.
— Замри, я с-сказал, сволочь!!.. – это уже папенька орёт на него.
Затих маленький, собственным плачем захлебнулся.
А вчера бумагу из ЖКХ принесли, управляющую компанию по новому закону выбирать надо. Давят изверги, опять давят: не мытьём, так катаньем, всю рухлядь на жильцов скидывают, чтоб им пусто было…
«Господи, — прошептала баба Галя, принимая лекарство, — и когда они только успокоятся! Бьют нас, бьют, и всё добить никак не могут».
Да нет, добивают помаленьку. Вот и Татьяну, шестидесяти лет от роду, третьего дня схоронили, а Дмитрию Ивановичу, что помер неделю назад, и того было меньше – пятьдесят семь. Сердцем всё мучился… В последнее время ему бы полежать, а его загнали с оформлением инвалидности.
Счетчики бы купить на воду, да где уж ей. Сначала надо сантехнику поменять, бачок – совсем никуда: утечка жуткая. Хоть и борется она с ней, а толку никакого: шумит, как Ниагарский водопад.
И на смерть ничего не прикопила: ни копейки за душой. Можно было кое-что подсобрать, когда работала, но ведь дети без квартиры. Дачу вот продала, и всё, что было, отдала им. Дочка как раз ипотеку с небольшими процентами успела отхватить, вот и вложили всё в маленькую однокомнатную новостройку. Хорошо хоть не надули, да не слиняли, как в Москве, хоть голые кирпичные стены, да получили. Сейчас, правда, уже пятый год пошёл, как квартира стоит, потому что денег на обустройство нет. А деньги нужны немалые, столько же, сколько и в квартиру вбухали.
Вот ведь – дожила, называется… и собственному государству не нужна стала, раз положили такую нищенскую пенсию.
В детстве был голод, всё время еда снилась, так тому хоть объяснение есть: война и послевоенные годы. А сейчас – что? Жить впроголодь – это ли не унижение? Где они, миллиарды-то эти, которые – от нефти? Заграничье кормят? Ко-ормят…А собственный народ вымирает.
Ох ты, Господи, вроде бы полегче стало, отпустило, и сердце перестало колошматиться, да и рассвет уже на подходе. А днём всё сподручнее. Но опять же еда… Чего самой поесть и чем накормить Сару? Она ведь, красавица её ненаглядная, с утра, как по команде – шасть на кухню, и к холодильнику. И ждёт, пока он не откроется, а как откроется, свою мордочку – раз, и туда. И вся как есть там, только хвост один пушистый торчит. А что – в холодильнике? Да ничего, там мышь с голодухи повесилась.
Ещё и уличному коту, которого Ленка из 11-й квартиры выбросила, хотя бы кусочек какой подбросить. Ходит, весь голодный, как незнамо кто. А как он радуется, когда рыбья голова ему перепадёт! Подпрыгивает, мурлычет от счастья, а глаза… Глаза – не передать словами. Не кошачьи это глаза, потому что в них такая боль, такое отчаяние… Он каждый день поджидает её у подъезда и, когда она уходит, долго бежит за ней следом, как собачонка, будто просит: ну, забери ты меня к себе. Пожалуйста, забери. А куда его взять? Сара, эта рыжая бестия, не примет его, как пить дать, не примет. Она ведь чуть не порвала однажды котеночка-подростка, которого дети принесли. Насилу отбили.
Ну, вот и утро. И кажется, баба Галя задремала. Но что это – в дверь звонят или телефон звонит? Кажется, телефон. Дочка, наверное. Да это она. Так и есть, вот и голосок её в трубке:
— Мама, как ты чувствуешь себя?
А что она ответит? Ответит, как всегда:
— Всё нормально, доченька, не волнуйся, всё хорошо, милая… Всё хорошо, родная…
А ещё – почти каждую ночь бабе Гале снится наш Президент. Ей представляется, что они хорошо знакомы, почти друзья. Только он почему-то исчезает, а её маленькие просьбы так и повисают в воздухе.
