Когда приходит Неизведанное…


Когда приходит Неизведанное…

То был очень хороший дом. Знаете, из таких старых построек, что оставляют в справочниках и проспектах имя архитектора, умудряются пережить своего создателя, его славу, тех, кто его не вспомнит, ровно как и жильцов трёх последних поколений. И такой дом переживёт революции, погромы, дровяные плиты, газ, электричество, водопровод, интернет и полёты в космос. А самое главное — качество его постройки не позволит течь крыше даже в самый сильный дождь. И тем более отвратительно, когда вода капает с потолка, и нет тому оправданий, поскольку над потолком ещё и мансарда имеется.
— Это отвратительно! И дождь не причина тому. — Решила очаровательная и простодушная домохозяйка, подставляя каплям любимую эмалированную кастрюлю. Да, ту самую, с цветочками, в которой получаются изумительные супы, предмет тайной гордости.
Марта, так нарекли по рождению нашу домохозяйку, не могла смириться с таким весьма экстравагантным способом использовать любимую посуду. А что уж говорить про синее пятно на потолке, коварно расползающееся до самых стен. Можно простить то, что тебя обсчитает булочник или обвесит бакалейщик, худо-бедно можно простить следы грязных сапог водопроводчика на свежевымытом полу, но синее пятно на недавно побелённом потолке не простит ни одна домохозяйка в мире.
Следовало подняться на этаж выше, что не просто, учитывая крутые ступени, негабаритную комплекцию и чувство боязливости, поскольку совершенно не знаешь, что ждёт тебя за дверью. Сначала Марта хотела решительно и грозно нажать кнопку звонка, выпалив пылко тщательно приготовленные слова скопившегося праведного гнева. Но, когда рука уже почти дотянулась до нужной кнопки и звонок должен был протрубить сигнал к атаке, Марта испугалась.
Безмерной тоской и тревогой веяло от двери, кровь побежала медленнее, Марта услышала мерный стук сердца, журчание воды и бег стрелок, крадущих у нас время. Марта вдруг поняла, увидела, что промежутки между цифрами, ломти пирога, и каждый кусок то юность, любовь, надежда, зрелость, мудрость, старость, рождение и смерть и стрелки безнадёжно пожирают куски этого пирога, воруя стремительно самое ценное и безвозвратное, что дано человеку.
Её привёл в чувство ручеёк, что вытек из-под двери, и уверенной струйкой побежал по своим делам, но, наткнувшись на ногу Марты, промочил ей чулок. А потом шаги, они поднимались наверх, к ней, гулко сотрясая всё тело. Невыносимо слушать шаги, похожие на барабаны солдат, а подняться сил нет, их украл зловещий страх, что обязательно приходит в такие минуты. Марта не знала, что так всегда проявляется неизведанное.
А первой вестью Неизведанного были руки, что сильно подхватив её, помогли подняться. А потом своя кухня, где вода из эмалированной кастрюли гадко залила белоснежную скатерть, запах незнакомых лекарств, полицейский, протокол, что она подписывала в мансарде, после того как оттуда вынесли труп белёсой лохудры, что только и умеют краситься и вертеть полуголым задом на этих ужасных дискотеках. Но больше всего в память врезались руки, а точнее запястья с рваной кожей, из которых торчали пронзительно красные, как ей показалось, кончики вен.
Марта посмотрела на свои запястья, те, слава Богу, были целы, вены из них не торчали, но на полу хлюпала вода, потому что она опрокинула эмалированную кастрюлю, а этого никогда, вы слышите, никогда не случалось. Марта была образцовой хозяйкой. Покойный муж гордился ею, и любил ставить в пример при любом удобном случае. Он был очень приличный мужчина, жаль, что не оставил ей детей, но зато оставил крупный счёт в банке.
Марта убрала тряпкой воду с пола, выпила послушно таблетки оставленный смешным врачом, что приехал в машине скорой помощи, попыталась поесть, но зря, поскольку страх от еды не проходит, а Неизведанное не отступит. Да ещё и сахарницы не оказалось на месте, её не было нигде, только отовсюду мерещились вены, из которых теперь капала кровь.
Марта засыпала, не смотря на тоску, пронзительную и звенящую, как первый лёд на осенних лужах, не смотря на противный запах незнакомых лекарств. Но долго спать не пришлось, в глаза ударил свет лампы, запястья были перетянуты, и много непонятных штучек прикреплено к телу. Она хотела поднять руки, но ей сказали, что шевелится нельзя, а потом резкий голос что-то сказал про наркоз. Плотная резина легла на лицо, не давая дышать, она забилась как рыба в сети, сильные руки её прижали, и тот же голос сказал, что если так дёргается, то значит выживет.
Марта закричала, Луна, что равнодушно освещала комнату, не ответила ей. Ночная сорочка прилипла к телу, а в такой ни одна приличная женщина спать не станет, надевать чистую на потное тело тоже не будет, а душ вполне может решить эту проблему. Грузно ступая, она пробралась в ванную и стала включать воду. В этот момент ей показалось, что ванная — это её любимая эмалированная кастрюля с цветочками, и надо обязательно её наполнить до краёв.
Большое тело Марты покрылось слоем воды и на миг напитало покоем, пожалуй, несколько равнодушным, больше похожим на апатию. Всё оттого, что ничего не хотелось чувствовать, иначе разорвёт сердце на части от скопившейся боли, слёзы текли сами, и Марта поняла, что в ванной не вода, а её именно эти слёзы, те самые, что, повинуясь её запретам, не вытекали, а остались где-то внутри, охраняя подавленные чувства.
Над головой гулко стучали стрелки того самого пирога, одна стрелка не катилась по привычному кругу, воруя ломти, а застряла между жизнью и смертью, нервно вздрагивая от напряжения. Над слезами, что наполнили ванную, стал подниматься пар, в котором Марта стала смутно различать лица совершенно ей незнакомые, лица стали превращаться в людей и люди в события, но плохо различимые и без звука как в плохо настроенном телевизоре. А чем хуже изображение, тем больше жгучий интерес заставляет жадно разглядывать смутные блики.
Молодой парень с мелированными волосами и серьгой в ухе ей мило улыбался, и без стеснения разглядывал её грудь. Она не смущалась, и сама посмотрела на неё, и, вскрикнув, очнулась, ощупала себя. Нет, он была по-прежнему пятьдесят шестого размера, и слоновьи складки висели там, где она секунду назад видела гладкую упругую кожу…
Утром Марту разбудил отвратительный запах незнакомых лекарств. Вяло она убрала постель, следую инстинкту привычки, нежели реальной необходимости. Нарезая колбасу для завтрака, ей показалось, что это руки, а на срезах торчат вены, из которых капает пронзительно красная кровь, нож невольно выпал из ослабевших пальцев. Она посмотрела на свои запястья, те, слава Богу, по-прежнему были целы, а таблетки, что оставил смешной доктор, оказались на месте, она послушно приняла их, запив стаканом воды.
В ожидании сериала Марта смотрела новости, где говорили о возросшем количестве самоубийств и причинах, влекущих на такой поступок, показали ту самую лохудру из мансарды, только она не была трупом, а лежал в реанимации, а к телу прикреплено множество всевозможных непонятных штучек. Марта хотела посмотреть на свои руки, но они были крепко привязаны, вообще было трудно шевелиться. Невероятная слабость и плотно прижимающая простынь сковывали движения. Женский голос сказал, что она очнулась. Марта хотела открыть глаза, но ей велели спать.
В эмалированной кастрюле с цветочками закипал бульон, Марта готовила заправку для него, но остановилась и выключила плиту. Она замерла и стала нервно вздрагивать, как та самая застывшая стрелка, пытаясь понять, как называются оставшиеся четыре сектора пирога. Она спешила, от чего-то решив, что если понять это прямо сейчас, то стрелки не сожрут пирог. А парень с мелированными волосами таки стал ей рассказывать их названия, но Марта не слышала, поскольку её больше волновал его откровенный взгляд.
Они договорились встретиться вечером на дискотеке, но он почему-то назвал её Эльзой, но и она откуда-то знала, что его зовут Кристиан. Марта радостно побежала к зеркалу красится, она не обнаружила помады и лака, теней тоже не было, расстроенная она посмотрела в зеркало, но на неё смотрело лицо привычное и неинтересное, а морщины вокруг глаз совсем портили всё.
Тарелка супа, аккуратно нарезанный хлеб, салфетки и ложка, поднесённая ко рту, застыла, забытая своей хозяйкой. Та грезила, унесённая воспоминаниями, закутанная в свою молодость. Марта хотела понять, что воруют у неё стрелки. И перебирая картинки редких событий, она задрожала в испуге, то был совершенно другой страх. Серьёзный и пустой, как судья, читающий приговор, и с этим приговором невозможно спорить, и он, как вся реальность сущего, утвердил, что у неё нет ничего столь ценного, что можно было бы с сожалением потерять. Родители, детство, школа, пансион, и везде она была послушной и правильной девочкой, всегда слушалась и хорошо училась, накрахмаленные воротнички, манеры, Закон Божий в Воскресной школе, жених и сватовство, по настоянию родителей жених, добродетель и строгие нравы, уик-энд в музеях, театрах и экскурсиях. ВСЁ! Марта выронила ложку, даже не расстроившись из-за забрызганной скатерти и платья. Ах, если бы понять, как называются те оставшиеся четыре ломтя!
Хороший сон — залог душевного спокойствия, тем не менее, Марта соблюдала этот наказ и пошла в ванную, и снова пронзительная тоска внезапно охватила её, смешав грёзы с реальностью. Большая стрелка застыла в промежутке неизвестного сектора, а маленькая по-прежнему нервно вздрагивала между жизнью и смертью. А Кристиан катал её на мотоцикле с бешенной скоростью, обгоняя огни фонарей, чувства и время. То был настоящий полёт, такой же, нет, тот самый, о котором она мечтала в пансионе, смотря на звёзды, а на подушке лежал запрещённый роман. Но полёт прервался в баре первым глотком алкогольного коктейля и уже совсем откровенным взглядом Кристиана, раздевающим её до гола. И это было приятно, кружило голову сильнее алкоголя и синих глаз. Грохотала музыка, Кристиану она нравилась, Эльза смотрела, как он в такт покачивает головой. Хо, она полюбила бы всё, что нравится ему, лишь бы он смотрел на неё так.
Марта вошла в воду с изумлённым отвращением созерцая свои телеса. Брезгливость душила её, она себе бы такого никогда бы не позволила, это низко, порочно, это… Но ванная опять наполнилась слезами и Марта поняла, что не успевает понять, как называются оставшиеся четыре куска пирога. Горестно вздыхая, она перенесла свои телеса для молитвы в комнату, где неприятный запах незнакомых лекарств требовал выпить таблетки и, наконец, искать спасения во сне, будто сон может решить наши проблемы.
Она поняла, что покупает помаду, хотя её лицо никогда прежде не было оскорблено косметикой, а в сумке лежали колбаса, батон, зелень и мясо для супа. Марта не стала извиняться и отдавать помаду назад, она не стала ругать себя, наоборот, потребовала пудру и тени, гордо вышла из магазина. Вот на этом углу Кристиан обычно ждёт её, чтобы умчать на своём мотоцикле туда, где звёзды смешиваются с огнями фонарей. Она застыла на этом самом углу, чувствуя как фейерверк переживаний обратился в фонтан чувств с именем любовь, и, напившись из него, она запорхала домой, где вылила в унитаз суп из эмалированной кастрюли с цветочками. И только после этого открытые окна впустили в стерильную квартиру жизнь в покрывале весенних цветов.
Эльза забыла всё, только восторг полёта в неведомое, и знание того, что будет всё совершенно по-другому, экстаз и ароматный сок поцелуев, жгучие ласки и стихи, что она писала прямо на обоях. Только прожорливые стрелки напоминали ей о безымянных секторах, но она привяла из прочной капроновой верёвкой, а они разрезали их, словно ножи, и на срезах вылезли пронзительно красные вены, из которых капала кровь. А с запястий бинты сняли, остались только шрамы, ей сделали второе переливание, да и вообще здоровье шло на поправку, и Эльза уже пробовала ходить.
Марта танцевала, не обращая внимания на кряхтевшие от непомерной тяжести половицы, и пела. Она вчера прибила гвоздями стрелки, и теперь они уже не сожрут оставшиеся ломти пирога. Эльза это очень явно ощутила, что нет власти над полётом, когда свет звёзд перемешивается с огнями фонарей. Лишь бы Кристиан гнал мотоцикл, освещая дорогу светом своих синих глаз. Она поднялась с кровати и сделала робкие шаги, но со стоном рухнула, ощутив пронзительную боль в сердце, такая боль бывает всегда, когда понимаешь, что всё кончилось.
У пустоты нет времени и нет понятия вчера и сегодня, и Марта это очень ясно понимала, как и поняла что всегда жила в этой пустоте, и потому стрелки жрали пирог, но она прибила их. Теперь она знала что делать, она помнила этот пар над ванной из слёз, только нужно взять нож, и тогда эта красная капель из вен сольётся с её слезами, и прибитые стрелки замрут навсегда. Ведь никто не в силах остановить полёт. И никто не нужен чтобы летать. И пронзительная боль от осознания пустой жизни способна взорвать вечность и вернуть потерянную мечту и смысл истинного счастья.
Эльза уверенно спустилась вниз и вышла из больницы, наконец, закурив сигарету и просто радуясь всему. Пусть это синеглазая сволочь катает свою мымру на мотоцикле, он бросит и её, а она и не подумает больше страдать. Эльза радостно припорхала к своему дому, из которого выносили труп. На мгновение ветер сдул простыню с лица и Эльза узнала ту чопорную старуху, что жила этажом ниже и травила пространство своими вонючими супами. Эльза задумалась — Ой, я, кажется, забыла помыть свою любимую эмалированную кастрюлю с цветочками.

0 комментариев

  1. ljiv1

    А вот это явно готический рассказ!
    «Безмерной тоской и тревогой веяло от двери, кровь побежала медленнее, Марта услышала мерный стук сердца, журчание воды и бег стрелок, крадущих у нас время»
    или
    «И пронзительная боль от осознания пустой жизни способна взорвать вечность и вернуть потерянную мечту и смысл истинного счастья.»
    Хорошо!

Добавить комментарий