Хроники бункера (отрывок)

Веселов Антон
Хроники бункер.
(отрывок)
Этот несколько неординарный, отчасти шызофреничный рассказ, посвящается моим друзьям, которых всё лето не покидала мечта о создании подземного бункера, на моём дачном участке, в недрах которого мы вместе будем переживать конец света! Всё! Дай Бог! Аминь!

Часть I. Предистория.

Глава number один.
Не гневай Элоха или
азирис нуна, фараон!

Египет. Чё-то вроде 2 тыс. лет до нашей эры.

Обнажая бесконечность миру, скрылось светило великое, и наступила ночь, что украсила тьму свою несчётным множеством звёзд. Невинная тишь разлилась по Земле, вторя голосу небес и пенью звёзд. Недвижимы были воды Нила, и спал девственный сад фараона на берегу его, дыша сладостным ароматом жасмина. Сверчок тихо шептал себе сны, и журчал ручей, лаская слух тех, кто был в саду. То были два знатных звездочёта, что днём раньше прибыли из царства Вавилонского к фараону Египетскому, дабы по звёздам определить день смерти его…
Хаим установил телескоп на камне и, найдя в нём Осирис, весь обратился в созерцание, редко переводя взор свой к другим созвездиям и зодиакам, что сулили будущие и судьбу мира сего.
Ахим же зажёг факел и закрепил его меж ветвей древа. Расстелив пальмовые листы, он лёг, в свете огня разглядывая папирусы и карты небесные.
Царило безмолвие, нарушаемое скрипом малого телескопа, волшебно блестящего в свете луны…
— Ахим! Ахим! – нарушил первым тишину Хаим, взора не отводя от телескопа, — ты только глянь на это. Звёзды говорят, что царь египетский не долго нынче жить будет и придёт скоро конец деянием его!
— Ну и чё?
— Так и запиши: К северу от главной звезды Кассиопии Великой малая звезда, гаснущая во тьме космической. То звезда судьбы фараона…
— Угу… Записал уже… — пробубнил Ахим.
— Записал? Тогда пиши дальше. Жрец и кудесник светил небесных Хаим, рассчитал, что день паденья её придётся на пятый Януарий года сего… ты пишешь, Ахим? – спросил Хаим, не слыша пера. Он обернулся к Ахиму.
Сложив под голову древнейшие папирусы, хранящие тайны светил, что передали некогда Атлантам цари иных планет, Ахим тихо спал, дыша жасмином и прохладой ручья, журчащего рядом.
— Ахим, блин, ты задолбал потчевать уже! Вставай давай! — При этих словах Хаим больно пнул под зад Ахима и тот вскрикнул:
— Ты дурак или как?!
— Это ты дурак! Ты думаешь я ещё раз смогу сморозить такое, вроде: ” во тьме космической” или ”Касиопия Великая”… ? ! !
— Не знаю… твои проблемы… — пробубнил Ахим, отворачиваясь к пахнущему покоем корню древа и широко зевая. Его сознание едва коснулось не отошедшего ещё сна, как властный голос вновь прогремел над ним:
— Засранец! Вот ты кто!
— Иди ты, Хаим, я устал! И интересно тебе с эдакой ерундой возиться?
— Ничего не понимаешь ты, о юный Ахим! Это звёзды!
— Ну и чё?
Глаза Хаима зловещи блеснули:
— Горе тебе, о несмышлённый юноша! Их сотворил Элох, дабы давать знамения людям… — храня торжество в голосе, преисполненный вдохновением сказал Хаим, возводя к небу перст свой, иною рукой поглаживая бороду…
— Ну и чё? Ты всё равно трус.
Услышав сие дерзкие слова, Хаим вскочил, опракидывая телескоп.
— Что ты сказал?! Что посмел сказать на этот раз твой дерзикий язык, мальчишка?! – заревел Хаим.
— Иди на фиг, Хаим, — сказал Ахим. – Я говорю, ты трус, потому что ты боишься по звёздам угадать, когда там действительно этот конец света будет, который экстрасенсы на каждый день обещают. Тебе видете ли жрецы запретили, мол не суй свой нос в ”божественное устройство мироздания”, ”пусть будущие останется тайною”. А коль сунешь, то всё — кирдык конкретный. Элох тебя покарает…
— Я не трус! – завопил разъярённый Хаим, — я преисполнен уважения к богам и жрецам!
— Ты боишься, старый, боишься…
Гнев изверг взгляд Хаима…
— Ни фига я не боюсь, вот хошь щас прям сяду за телескоп и раскрою божественные тайны будущего!
— Да, ну, старый? А как же ”кара”?
— Забей! Спорим не боюсь…
— Спорим.
— На чё спорим?
Ахим лукаво улыбнулся.
— Я тя знаю ведь, старый… ты это говоришь, пока злой, как мартышка бешеная, ща остынешь и забьёшь на всё…
— На что спорим я спрашиваю.
В неожиданном порыве ветра, тронувшем листву и заволновавшем запах жасмина, погас факел. Бледное пламя луны зажглось в зловеще хитрых глазах Ахима и его голос страшно зашептал во тьме, пугая Хаима своей таинственностью.
— Завтра по утру, при восходе солнца, после того, как пропаёт петух, мы отправимся в прохладу дворца фараоного, — Ахим замолчал, наблюдая за волнением Хаима. Он почувствовал, как успокаивается гнев Хаима, оседая страхом на сердце. — Кто-то из нас, — продолжал шептать Ахим, — будет читать отчёт фараону о дне смерти его… Проигравшей же спор, будет в то время неустанно показывать язык фараону и его прекрасной дочери! – последние слова Ахим выкрикнул, неожиднно поддавшись вперёд, Хаим же попятился:
— О нет! Нет! Ты же знаешь, я не смогу сделать этого!
— То то же! Выбирай: или ты гневаешь богов, предсказывая конец мира, или фараона, показывая ему язык, старый дурак. Ведь ты не трус?
Великая скорбь ощутила себя в сердце старого звездочёта и он сказал:
— Пошёл ты.
Ахим вновь лукаго заулыбался, и ветер подул, играя его волосами…
— Значит трусишь? Ха! Ха! Ха! Я всем расскажу какой ты трус!
При этих словах Хаим принялся устанавлять телескоп, что-то бормоча себе под нос про несносного мальчишку, про звёзды, про космос, про сукино отродье, которое он у себя приютил, про древние папирусы и Космический Абсолют. Он снова навёл взор телескопа на Осирис, привыкнув все расчёты свои начинать с него…
— Записывай, значит, поганец…
— Весь во внимании… — перебил Хаима Ахим, разжигая факел и усаживаясь поудобнее, дабы записывать пророческие речи старика-звездочёта. Он же, нервно переводя телескоп со звезды на звезду, ворчал:
— Орион, центурия двадцатая – здесь звёзды скрывают тайну двух великих волн, что пройдут по земле, сотрясая основы её и нарушая равномерный ход Колеса Мироздания…
— Помедленнее, пожалуйста, я не компьютер, — возразил Ахим.
— Ты лучше подумай над тем, как ты предстанешь перед фараоном, юный дурак!
Ахим показал язык Хаиму, мол, ага, буду ещё фараону рожи корчить, но тот не заметил и продолжал:
— Концом же мира станет великая, третья волна начала центурии двадцать первой, что сожжёт его до тла…
— Типа морская волна сожжёт мир что ля?
— Нет, дурак, нет. То будут великие войны. Третья же испепелит всё живое, что развеется серым тленом по ветру! Ничего не останется… ничего… Хотя… — Хаим навёл резкость на красную звезду – на Марс, медленно переводя взор к Венере, считая количество попавшихся на этом пути звёзд… — Погади-ка… Я вижу… их будет не много, тех кто…
Не договорив, Хаим неожиданно швырнул телескоп в Ахима:
— Пусть боги гневаются, но я спор выиграл – я предсказал конец мира! Завтра ты поплатишься, негодяй и тебя казнят за небывалую до сих пор дерзость — за наглое оскорбление фараона!
Не сдержав ярости, в ответ за брошенный в него телескоп Ахим бросил в Хаима то, что было в руке у него, а именно — гусиное перо, и принялся тереть нарастающий шышак на до крови разбитом лбу:
— Я, думаешь, такой дурак, как ты! Ничего я никому показывать не буду…
Хаим замер, то ли успакаивая праведный старческий гнев, вызванный нагластью этого неродивого юнца, то ли ожидая, что разгневанный Элох кинет в него молнию или булыжник…
— Ну и молодёжь нынче пошла, каждое поколение всё хуже и хуже. Какой она будет в будущем, известно только звёздам… — прошептал он, и собравшись, звездочёты отправились почевать во дворец фараона.
Они вышли из благоуханного сада, прошли вдоль пальмовой аллеи к аллеи сфинксов, дорога которой была вымащена гладкими плитами.
Звездочёты молчали, и каждый думал о своём: Хаим – о красоте ночных светил, не сводя с них глаз, Ахим же — о красоте дочери фараона.
— Блин! – неожиданно воскликнул старый Хаим.
— Ха-ха-ха! – засмеялся Ахим, роняя на дорогу папирусы. – Ты, старый, в дерьмо опять вляпался! Смотреть под ноги надо!
— Вижу и без тебя!
— Оторвать папирус? — Ахим поднял свиток, испещрённый письменами, тоже хранящий космические тайны, оставленные землянам в наследие небесными цивилизациями, и сделал вид, что и впрямь собирается порвать, дабы старик протёр пятку…
— О нет, нет, нет! – выпалил Хаим и выхватил папирус. – Не смей! – Потом добавил, обращаясь к небу. – Чтоб сдох поганый верблюд, осквернивший место сие!!! Ладно, Ахим, постой здесь, а я пойду к Нилу, омою пяту свою. Не идти же мне так в хоромы царя египетского!
И Хаим отправился к реке. Идя через сад, он спустился к её течению, увидел мокрое бревно, блестящие каплями луны, на которое было бы удобно встать и омыть ноги. Наступив на бревно и задрав подол своего одеяния, он принялся болтать в воде ногой, насвистывая незатейливую мелодию, разносящуюся по округе и вторящую зову далёких звёзд… Бревно тем временем неожиданно ожило, тронулось, и он соскользнул в воду.
— Ёна мать! – выкрикнул Хаим, разбрасывая прохладные брызги, после чего он вновь попытался залезть на бревно, но оно само повернулось к нему огромной мордой.
«Вот она! Кара Элоха!» – подумал Хаим, глядя в жёлтые глаза погибели своей. «Ну всё, блин! Кирдык мне!»
Крокодил раскрыл зияющую тьмой и бездною пасть пред ним, что таила ужас и смерть в недрах своих…
— Ахим! – закричал Хаим, — Ахим! Сохрани папирусы! Сохрани папирусы в веках-ах-ах-ах! – тающим эхом разнеслось по всей округе…
«Старый дурак!», — подумал Ахим. «Чокнутый Вавилонский астроном!» – подумал разбуженный фараон. «Засранец! Вот ты кто!» – подумал разгневанный Элох…

Глава number два.
Звёздный Адам.

Франция, середина века XVI, кажись…

Скрывая лицо своё под чёрным капюшоном, шёл малолюдной серой улицей таинственный человек, поспешно хлюпая ногами в дорожной грязи. Крысы ютились в сточной канаве по левую от него сторону, справа же, вдоль невзрачных домов, сидели нищие, босые и грязные.
— Подай… — вяло простонал вшивый старик.
— Иди в пень! – ответил незнакомец, не обращая на нищего внимания.
Он прибавил шагу, переходя по каменному мосту узкую городскую речку, затем свернул на торговую улицу, и направился к дому старого книжника.
Колокольчик торжественно прозвенел, когда вошёл он в дом книгочея, снимая капюшон. В почётной тишине незнакомец не застал никого, лишь свечи горели, освещая таинство и покой выставленных на продажу книг. Торопливые шаги и скрип ступеней послышались рядом.
— Мишель! О спасение моё! Мишель! Как я рад видеть тебя, идём наверх! – позвал гостя старый книгочей, поднимаясь на второй этаж.
— Я так же рад видеть тебя, мой друг, — ответил Мишель, ступая за хозяином.
Хозяин дома торопливо прошёл в глубь тёмного коридора, отворяя дверь в светлую комнату.
— Она здесь, — сказал он, и губы его неожиданно затряслись, когда увидел он бледное лицо больной дочери своей, лежащий на кровати под окном. – Она больна чумой второй день, Мишель, и я знаю, помочь здесь можешь только ты. Только ты знаешь лекарство!
Мишель прошёл к большому окну, что смотрело на торговую улочку, и поспешно зашторил его, отчего в комнате стало темнее.
Девушка была без сознания, жаром веяло от бледного лица её, и капли пота выступали на высоком челе.
— Я смажу язвы своим отваром, но ты клянёшься никому не говорить об этом…
— Да, да, Мишель, проси, что хочешь, я всё дам тебе, но исцели только дочь мою!
— Окей, я не хочу быть сожжённым на костре, как какой-нибудь колдун, — говорил Мишель, смазывая язвы на руках и шеи дочери книгочея. – Эта мазь наделена всякими понтовыми целебностями. Я буду приходить каждый день, а это вскоре поможет. Но этого мало. – Мишель достал из кармана пузырь с жидкостью. – Здесь жабий яд, настоянный на спирту. Давай ей по утру на рассвете и так же в вечеру на закате по одной столовой ложки… Я приду завтра в этот же час, а сейчас могу ли идти? – сказав это, Мишель подмигнул книгочею.
— Да, о Мишель, храни Господь тебя, я буду молиться ему, дабы он даровал тебе долгие…
— Могу ли идти? – вновь спросил Мишель, демонстративно мигая глазом.
— Что за вопрос, о славный Мишель? Никто не держит тебя, ступай с миром и да хранит Господь тебя и семью твою от всех бед, болезней и инквизиции. Я буду молиться ему и…
— Ты платить будешь, али нет, старый хрен? – выпалил Мишель, раздражённый тем, что старик не понимает его культурных намёков.
— Нечем… — старик показал фиг.
— То есть нечем?
— Но ты знаешь же, Мишель, какая странная штука, эти деньги… То их нет, то их совсем нет, — книгочей развёл руками. Но я могу дать тебе, то, что ты хочешь.
— Нет, из своих моральных и этических соображений я не возьму твою дочь…
— Очень жаль Мишель… очень жаль, но чем же тогда расплачиваться мне, старому бедняку, смиренному христианину, и неужели жизнь человеческая стоит только денег?
Мишель задумался…
— Приходя к тебе в прошлом году, я видел здесь древние папирусы, Бог весть как доставшиеся тебе из Египта. Они нужны мне, ибо я шпарю в древних каракулях.
Слыша эти слова, книгочей лукаво улыбнулся.
— Нет, эти древние письмена, завезённые из Египта нашли себя в Израиле и достались моему деду… ведь ты знаешь, откуда я родом?
— Да, ладно те, не лукавь, старый евлей. Я тоже оттуда родом. Одна фамилия чего стоит – Нострадамус. Звёздный Адам – меж прочем значит…
— Я отдам тебе эти папирусы, всё равно я не смыслю в древних письменах. Идём вниз.
Спустившись вниз, книгочей достал из потаенного угла пачку папирусов, всё ещё хранящих в себе тайны космических цивилизаций, загадки светил небесных, и вручил их Мишелю Нострадамусу.
Вечерело, когда Мишель подходил к дому. Он уже привык слышать ругань прохожих, вроде: «чернокнижник», «колдун», «прихвостень Сатаны», «ацкий Сотона», «чародей», «чёрный засранец» и проч., и потому не обращал внимание на всех этих невежд…
— Отправляйся в ад! – завопил кто-то за его спиной, и неожиданно на голову Мишеля вылелось целое ведро святой воды.
К этому он тоже привык…
— Отправляйся в зад… – сказал он, поварачиваясь к разочарованному местному пастеру…
Придя домой, Мишель направился в свою комнату, единственное место в доме, куда нельзя было пускать гостей. Здесь было множество древних книг, страницы которых впитали в себя все древние тайны мирозданья, на полках возлагались человеческие черепа, чёрт знает зачем нужные лекарю, множество сосудов с какай-то странной зеленоватой жидкость содержали в себе человеческие органы и органы других животных… У книжного шкапа нашёл себе приют мужской скелет, на балконе же Мишель установил телескоп собственного изготовления. В комнате он так же проводил свои алхимические опыты. Для истории осталась неизвестной первая в мире попытка клонировать человека в стенах этой средневековой лаборатории…
— Так-с, посмотрим, что дал мне этот хрен, — сказал себе Нострадамус, усаживаясь в кресло и разворачивая свитки.
Мишель, что следует из выше сказанного, шпарил в письменах древних, и его привело в восторг то, что в папирусах он нашёл великие тайны звёзд. Изучив их, можно было в совершенстве овладеть астрологией, предсказывать по звёздам будущие, а это, в свою очередь, сулило не малую вековую славу лекарю, поэту и астроному – Мишелю Нострадамусу! При этой мысли он вскочил с кресла и принялся расхаживать по комнате, потирая руки. «Да! Я ещё буду великим и крутым в веках! О да!» – наверное, думал он.
Последний папирус содержал в себе не много, однако, представил немалый интерес для Мишеля. Он читал его вслух:
«Орион, центурия двадцатая – здесь звёзды скрывают тайну двух великих волн, что пройдут по земле, сотрясая основы её и нарушая равномерный ход колеса мироздания… Концом же мира станет великая, третья волна начала центурии двадцать первой, что сожжёт его до тла. Нет, дурак, нет. То будут великие войны. Третья же испепелит всё живое, что развеется серым тленом по ветру! Ничего не останется ничего… Их будет не много, тех кто…
Капелька крови навсегда запечатлелась в конце этого загадочного послания. «Должно быть звездочёта, писавшего это убили во время его записей!» – подумал Мишель.
«И всё же… это интересно. Это очень-очень интересно», — решил Ностардамус, — «Надо бы посветить разгадке будущего остаток жизни! Я зашифрую речь звёзд, дабы никто из этих чокнутых инквизиторов не догадался о чём я пишу, пусть дети предстоящих столетий разгадывают»…

Часть II Ковчег подземелья.
Глава number три.
Детя столетия.

«И всё же… это интересно. Это очень-очень интересно», — думал я, читая центурии великого Нострадамуса, восседая на мраморном троне в своей Московской квартире.
……………………………………………………………………………………….