ГОРЬКИЙ ЗАПАХ ОСЕННЕГО ЛЕСА

ГОРЬКИЙ ЗАПАХ ОСЕННЕГО ЛЕСА

Рассказ.

1.
Они встретились в кафе, выпили по чашке кофе, и он вызвал такси.
В подъезде он хотел пропустить её, но она не любила подниматься впереди мужчины и поэтому пошла за ним. Он шёл всего на пару ступеней впереди, но ступени были такими высокими, что его рука, выглядывающая из рукава тёмного плаща, была прямо перед её лицом. Не успев осознать, что делает, она взялась за эту руку, как берутся дети. Он на миг замедлил движение и, как ей показалось, оглянулся. Но она не подняла глаз. Он очень крепко сжал её ладонь.
На третьем этаже, не отпуская руки, он открыл массивную дверь, вошёл и провёл её внутрь. В прихожей было сумрачно. Ей хотелось поцеловаться с ним прямо здесь и прямо сейчас. Ей хотелось поскорей узнать его губы.
Он принял её плащ, снял свой.
В большой гостиной было удивительно уютно. Низкий диван, низкие кресла, низкий столик, низкие стеллажи. Отсутствие свисающей из центра потолка люстры – взамен неё в нужных местах располагались несколько бра и торшер — только подчёркивало приземистость обстановки и располагало к комфортному отдыху. На стеклянном столе стояла в стеклянной вазе розово-жёлтая розочка с такими свежими зелёными листьями, что казалась только-только срезанной с летнего куста. Рядом – бутылка коньяка, две коньячных рюмки, перевёрнутые кверху дном на салфетке, прозрачная миска с виноградом и мандаринами и коробка конфет.
Он предложил ей сесть.
— Покажи мне свой дом. – Сказала она.
Она сказала «дом», потому что это был именно дом. Многие живут в «квартирах», но это был дом. В нём витал дух жизни, работы, интересов хозяина – его душа, одним словом. В «квартирах» же обычно всё стандартно, как в казармах, в них только спят и едят в перерывах между хождением на службу.
Он снова хотел пропустить её вперёд, но спохватился и пошёл первым. Она взяла его за руку, как на лестнице. Он опять очень крепко сжал её ладонь.
Из гостиной он повернул в коридор налево. Через несколько шагов этот коридор расходился в две противоположные стороны. В одном конце было две двери, в другом, напротив – одна.
— Здесь ванная. – Сказал он и, щёлкнув выключателем, распахнул дверь. – А здесь уборная. – Он распахнул другую, повернулся к ней и улыбнулся.
Улыбка у него была застенчивая. Она, собственно, только такую его улыбку и знала.
Оба помещения казались очень просторными, потому что отделаны были в светлых тонах. Хотя они и были просторными – гораздо просторнее, чем в современных квартирах.
В другом тупичке была раздвижная дверь из матового стекла, она вела на кухню – большую кухню с двумя окнами. В них почти упирались ветки клёна — в том самом своём «колдовском» разноцветии, о котором спел поэт, и понять которое можно, только глядя на клёны ранней осенью.
— Я приготовил обед. Хочешь поесть?
— Потом. – Сказала она, и оба поняли, что означает это «потом».
Из кухни он повёл её назад, в гостиную.
— Ну, здесь мы уже побывали. – Сказал он и снова улыбнулся.
В противоположной от кухни стороне располагались такие же два тупичка с двумя дверями.
— Здесь я работаю. – Они вошли в кабинет, дверь которого тоже была раздвижной, и тоже из матового стекла.
Стол с компьютером, стеллажи с книгами, кресло – низкое и мягкое, как в гостиной – рядом с маленьким столиком. На нём чистая пепельница и пачка сигарет с зажигалкой.
Напротив была спальня.
— А здесь я сплю. – Опять его улыбка, обращённая к ней.
Стеллажи с книгами и журналами по всему дому – спальня не явилась исключением. Низкая широкая тахта, застеленная тёмно-зелёным бельём с топорщащимися – ещё не смятыми – складками и откинутым углом одеяла. Рядом с постелью столик с будильником, блокнотом и ручкой. И, опять же, чистая пепельница с пачкой сигарет и зажигалкой.
Глядя на постель, она почувствовала, как на миг сжалась его рука, и без того крепко державшая её руку. Это было непроизвольное, конвульсивное движение – реакция на мысль, мелькнувшую у обоих. Даже не мысль… Сейчас они были как два сообщающихся сосуда, содержимое которых циркулировало из одного в другой через их прижатые ладони – если в одном сосуде поднималось давление, это сразу же сказывалось на втором.

Они вернулись в гостиную. Он подвёл её к креслам и отпустил руку. Она села спиной к окну – это был осознанный выбор, продиктованный соображениями женщины, уже вступившей в осеннюю фазу жизни.
— Какую музыку поставить? – Спросил он.
— Твою любимую. – Сказала она.
— Я люблю разную музыку…
Он обошёл кресло, вставил диск. Зазвучал её любимый древний альбом Алана Парсона.
Откуда он знает? – подумала она. От Андрея?.. А что, Андрей его в мои вкусы посвящает?..
Они молча пригубили коньяк. Он откупорил два мандарина и один протянул ей. Она принялась отрывать по дольке, изредка смешивая вкус солнечного плода со вкусом самого солнца.
— Я не забыла сказать, что мне очень понравилась твоя книга? – Сказала она и улыбнулась.
— А я не забыл поблагодарить тебя за это? — Он тоже улыбнулся.
— М-м-м… Не помню, не помню. – Сказала она.
Она провоцировала его. Не будь между ними такой большой разницы, она и не подумала бы заводить подобную игру. Она знала цену себе как женщине, и шла вперёд, не дожидаясь чьих-либо сигналов. Но с ним она побоялась оказаться смешной – а вдруг ей всё только показалось?..
Он поднялся и подошёл к ней.
Она почувствовала его волнение – словно сгустившийся воздух, оно придавило её. Нет, ничего ей не показалось…
Она поднялась ему навстречу.
— Спасибо за тёплые слова. – И он взял в ладони её лицо.
Вот они – его губы, его руки… Вот он.

Около десяти она сказала, что ей пора.
— Ты не хочешь принять душ? – Спросил он.
— Нет. Я хочу сохранить тебя. – Сказала она.
— А как же?..
— Андрей? Он в командировке до следующего вторника.
— Так, значит, ты могла бы остаться? – Он был удивлён.
— Могла бы. Но не останусь. – Она коснулась его щеки рукой.
— А завтра?.. Мы увидимся?
— Нет. У меня завтра протокольное мероприятие. Я поздно освобожусь.
— Поздно – это как?
— Около полуночи, не раньше.
— Так это детское время. – Сказал он, улыбнувшись.
И в улыбке, и в голосе прозвучало тщательно скрываемое смятение пополам с мольбой, и она уловила это. Ей не хотелось, чтобы он думал, что его отвергают, что им пренебрегают. Тем более что это было вовсе не так – она жаждала новой встречи и с трудом представляла, как доживёт до неё.
— Ну, если детское…
— Где и когда состоится твоё протокольное мероприятие?
Она назвала ресторан и время.
— Позвони, я пришлю такси.
— Я приеду. – Сказала она.
Они поцеловались, и ей захотелось остаться здесь прямо сейчас.

Он подал ей плащ. На миг задержав его, посмотрел вопросительно. Она опустила взгляд, и он понял её.
Он вышел с ней, назвал таксисту адрес и расплатился.
— До завтра.
— До завтра.

Она была уверена: водитель, бросив взгляд в зеркало, увидел всё то, что оставалось сейчас за её плечами – эскапада немолодой дамы, безумие мальчишки…

* * *

Она оказалась на презентации его первой книги, изданной на грант международного гуманитарного университета. Со своим мужем — поскольку тот был приглашённым и со стороны этого самого гуманитарного университета, и со стороны виновника торжества, с которым водил творческую дружбу.
Андрей подвёл её к юному герою дня, поздравил его и обменялся с ним рукопожатием.
— Познакомься — моя жена, Анна. – Сказал Андрей.
Она протянула ему руку.
— Роман. – Он сжал её ладонь.
Ей польстило, что он сразу и легко принял её предложение перейти на «ты» — разница в возрасте была более чем очевидной.

Сейчас ей кажется, что она влюбилась в него именно тогда… Нет, наверное, всё-таки чуть позже – когда читала книгу: она видела его застенчивую улыбку, ощущала тепло его руки, пожимающей её руку, и боролась с неодолимым влечением к нему. Её влекло к его мужской сущности, так тщательно скрытой за сдержанными манерами и так ярко проявившейся в его прозе.
Она закончила книгу во втором часу ночи и сразу послала ему эсэмэску: «Удивляюсь, узнавая тебя. Наслаждаюсь твоим пронзительным романтизмом». Люблю, хотелось добавить ей, но она не сделала этого – припасла на потом.
Он тут же ответил – что-то вроде: «спасибо, тронут».
Тогда она послала весьма рисковое и нарочито двусмысленное: «Не насытилась, хочу ещё».
«Есть неопубликованное». – Ответил он, а она подумала: ну, что ж, будем о прозе…
«Хочу!»
«Я могу пригласить тебя к себе?»
«Можешь».
«Завтра?»
«Свободна после 13».

Теперь она знает: всё, что она только предполагала в нём, отдаваясь ему в своих полуснах-полумечтах, оказалось правдой. Сильный и чуткий любовник, он был скорее раскованным, чем искушённым.
Анна даже не запомнила его тела. Только руки и губы – она не позволила ему оставить свет включённым, сказав, что стесняется своего постаревшего тела.
Он не возражал.
С одной стороны это было ей всё-таки на руку. С другой слегка задело. Она-то знала, что кокетничает, что коже её – особенно после трёх недель, проведённых на нежарком Балтийском море — покрытой ровным загаром, подтянутой самым целебным и действенным массажём, каким являются прогулки на морском ветру, коже её позавидует не только любая ровесница. Ну а с формами у неё никогда проблем не было. Ладно, ещё выпадет случай продемонстрировать и то, и другое, подумала она, до весны – а стало быть, до времени, когда улетучатся следы лета, и тело вновь вспомнит о своём возрасте – так далеко. Притом что связь эту она собиралась прекратить где-нибудь после Нового года.
Она надеялась, он понимает, что между ними может быть только… только физиология, и ничего больше. Крепкий секс, приправленный утончённой чувственностью, в которой они были на равных – здесь возраст не играет роли: это или есть, или этого нет.

* * *
Освободилась она на полтора часа раньше и решила дать ему знать. Достала из сумочки телефон, но тот разразился трелью прямо в её руке. Звонила недавняя приятельница и коллега по переводческому цеху, с которой её познакомил Андрей где-то около года тому назад на какой-то тусовке. Дело продолжили Милан Кундера и Ларс Фон Триер.
— Занята? – Спросила она.
— Только что отстрелялась.
— Заходи на кофеёк, мне скучно.
— Мне как раз час с небольшим куда-то деть нужно!
— Вот и классно! Жду.

— Как дела? – Спросила Тереза. – Что нового?
Это была её обычная манера: засыпать вопросами прямо на пороге, не дожидаясь ответов. Дальше должно было последовать: как тебе последняя книга (фильм, пьеса) такого-то? – но не последовало… Она замерла и не дала даже скинуть плащ.
— Стой! Ты, никак, в романе?
Это прозвучало забавно, поскольку Анна действительно вступала в роман. В роман с Романом.
— Дай раздеться! – Засмеялась она.

— Завидую я тебе. – Сказала Тереза, услышав последние новости. – Я тебя знаю без году неделю, а ты уже второй раз влюбляешься.
— А тебе кто мешает? – Спросила она.
— Да никто! Сама.
— То-то и оно.
— Слушай, неужели у тебя ни разу не возникло чувства, что ты предаёшь мужа, изменяя ему?
— О-о-ой… Перестань… На том же основании Индия может обвинить в измене солнце, когда оно светит на Мексику. Или огурец приревновать меня к лимону. Что за чушь! Измена!.. Предательство! Верность… – Она глянула на часы.
Тереза перехватила её взгляд.
— Тебе пора?
— Нет, ещё двадцать две минуты.
— Вот это точность!
— Да, забавно… Сначала в меня родители пунктуальность вбивали, а теперь вот работа такая.
— И что, твои дипломаты на самом деле так живут – минута в минуту?
— Нет, конечно… Не всегда, во всяком случае. Только если НЕпунктуальность может привести к международному конфликту.
— Ладно, мы отвлеклись… Ты что-то там про солнце и огурцы говорила.
— Про огурцы?.. – Анна удивлённо посмотрела не Терезу.
— Про верность, неверность, солнце и огурцы.
— А-а! – Она засмеялась. – Это про любовь. Я люблю Андрея. Понимаешь? ЛЮБЛЮ! Я люблю Романа. Да! Вот так вот, одним единственным сердцем. Мне что, разорваться? Или оставить сейчас Андрея и уйти к Роману? А потом вернуться назад? А потом снова уйти?.. К другому? – Она допила остывший кофе и достала из сумки косметичку. – Я чуть было не сделала глупость на пятом году нашего супружества… Мой Андрюша умней всех нас оказался. Он сказал: пройдёт это, появится другое, а лучше меня для тебя никого нет и не будет.
— М-да…– Тереза закурила. – Ты рассказывала, как он Машульку нянчил, пока ты с любовником время проводила.
— Ну? И за что же мне его бросать, спрашивается? Да он один даёт мне всё то, на что другие вместе взятые не способны.
— Так что ж тебе от них тогда нужно?
— Не знаю… Любовь разве объяснишь? Что-то щёлкает внутри, и потянуло… А потом – щёлк! – и отпустило.
— Может, это не любовью называется?
— Ой, называй, как хочешь! У меня это любовь.
— Сколько ему?
— Андрею?..
— Господи! Да знаю я, сколько Андрею!.. Роману!
— А! Ну да… – Анна засмеялась и услышала, что смех сейчас с головой выдаёт нервное возбуждение: через семь минут ей предстояло набрать его номер. – Двадцать пять… двадцать семь или что около того.
Тереза присвистнула.
— Ну, ты даёшь, мать!
— Да, дорогая. Выхожу в тираж. На мальчиков потянуло. – Это прозвучало ещё более нервно.
Анна прикурила новую сигарету, и Тереза заметила волнение.
— Сама, как девчонка. Руки вон трясутся.
— Да, каждый раз, как в первый.
— И что Андрей? Знает?
— Ну, ему я не докладываю, конечно. Чувствует, думаю, когда кто-то появляется.
— А ты?
— Что я?
— Ты чувствуешь, когда у него кто-то появляется?
— У Андрея? – Сначала её лицо удивлённо вытянулось, потом она рассмеялась. – Мой Андрей, во-первых, страшно занят своей научной работой, а во-вторых, он вместо меня моногамный. В нашей семье, видишь ли, всё в равновесии: я люблю убираться, он готовить, он моногамный, я полигамная, я полиглотка, а он… он дальше русского ни шагу.
— И что, он ни разу тебе не изменил?
— Конечно, ни разу. Уж я-то почувствовала бы! – Анна посмотрела на Терезу с превосходством опытной в таких делах женщины. Потом спохватилась. — Всё! Звоню! – Возвела очи к небу, шумно выдохнула и набрала номер.

Они встретились в кафе, выпили по чашке кофе, и он вызвал такси.

2.
Андрей съехал с обочины на грунтовую просёлочную дорогу.
Они любили именно этот путь, а не заасфальтированный большак, рассекавший огромный дачный массив – так создавалась иллюзия того, что живут они в загородном доме, а не на «участке». Дача их была крайней, с двух сторон подступал лес, а густо посаженные кусты сирени, рябины и прочие, непрактичные с точки зрения практичных дачников, растения надёжно прикрывали невозделанный зелёный газон, подобие альпийских горок и спонтанные цветочные посадки по всей свободной территории.
Приезжали они сюда по большей части с компаниями – позагорать, побродить по лесу, нажарить шашлыков – отдохнуть, одним словом, от города. Только в первые годы – очень давно – они пытались сеять зелень с редиской, но скоро поняли, что дом и шесть соток земли нужны им исключительно для безделья. А время на это выпадало не так часто, чтобы тратить его на попытки заняться тем, что кто-то делает гораздо лучше. Постепенно к столь нестандартному использованию земли и времени соседи попривыкли и перестали бросать камни — и буквально и фигурально — в их огород.

На этот раз они приехали вдвоём. В пятницу был весьма бурный бомонд по поводу приуроченной к пятидесятипятилетию Андрея международной награды за вклад… — и т.д. и т.п. — с ночным боулингом и утренними заплывами в открытом бассейне. Разумеется, в воскресенье хотелось отдохнуть от всех и вся. К тому же, похоже, это были последние сухие и тёплые осенние деньки, за которыми резко наступают холода, и жизнь входит в новую, отличную от прочих времён года, фазу. Правда, впереди ещё ждут рождественские и новогодние огни, бурные весёлые вечеринки – но они лишь ознаменуют конец, уход, отлив всего того, что зародилось весной, достигло своего апогея летом и смиренно увядает сейчас — вот как этот лес.

Лес был пустым и прозрачным, но не казался неуютным из-за удержавшегося до самого конца ноября пасмурного тепла. Запахи были влажными и горьковатыми. Анна вдыхала их с наслаждением и жадностью – так взалкавший припадает к вожделенному источнику — она заполняла ими свои лёгкие до последнего уголка.
Она шла по лесу без цели — просто сделать круг, пока муж разожжёт огонь, бросит на него заготовленный уголь, нанижет мясо на шампуры, тогда она вернётся, и они будут наблюдать, как подрумяниваются розовые кусочки свинины вперемешку с полупрозрачными агатовыми дисками лука, слушать зазывное шипение сока на угольях, вдыхать будоражащий аппетит дым и подстёгивать его, аппетит, прохладным красным вином. Да, без цели и почти без мыслей. Если что-то и пошевеливалось в голове, так только связанные с нахлынувшими и переполнившими её существо несказанной благодатью обрывки подобающих сентенций.
Так хорошо, так невыносимо хорошо может быть только вот в такой дивный, тихий день. Только когда в тебя – полную жизни и любви, вполне состоявшуюся женщину – безумно влюблён молодой, но уже заявивший о себе талантливый писатель. Только рядом с таким родным и близким, с таким надёжным и верным мужем, как её Андрей – с которым можно молчать и не заскучать, говорить и не наговориться, миловаться и не насытиться… Анну охватило возбуждение.
Хорошо, что они приехали сюда под вечер субботы, а не в воскресенье, как планировали сначала. Они переночуют здесь вдвоём, вдали от шумных компаний, города и неотрывно связанных с ним забот и переживаний. Они отключат свои телефоны, Андрей, наконец, сможет расслабиться и подарить ей незабываемую ночь – такую, о которой долго вспоминаешь, а потом ждёшь её повторения… Наверняка, он тоже соскучился по жене – за период последнего романа она едва ли больше двух раз дарила ему свои ласки. Да и у неё самой давно не было «постели» — Роман уехал в Голландию по приглашению одного из университетов для участия в каком-то проекте в поддержку молодых литераторов Европы. Она скучала, конечно, и даже начинала подумывать: а не продлить ли эту связь? В планах было сказать ему «прощай» после Нового Года – перед отлётом к Машке на день рождения.
Они летели с Андреем, и она предвкушала эту поездку: вдвоём, в хмуром зимнем Лондоне должно быть очень даже романтично! Они будут бродить в обнимку по музеям и выставкам, греться в кафе и танцевать в ресторанчиках, а по ночам она будет отдавать свои любовь и нежность, которые предназначены только ему, и которые никогда не иссякнут в ней, а ему никогда не надоедят. И роман с Романом – вовсе тому не помеха.
Роман обожал её. А ей нравилось быть обожаемой мальчишкой вдвое младше её самой. Младше её дочери!.. В разлуке он забрасывал Анну электронными письмами, короткими, как удары пульса, ёмкими, как стон. Анна нуждалась в них, словно больной в наркотике… Она вспомнила вдруг, что поток их заметно поредел в последнее время, и её больно кольнуло это воспоминание – так больно кололо всякий раз отсутствие нового письма в сумке летучей мыши. У любой влюблённой женщины найдётся масса разумных и логичных оправданий тому или иному поступку, и даже проступку, предмета её обожания. Экзальтированное воображение Анны раскладывало всё по полочкам на раз: безумно занят всяческими мероприятиями (предположение, что три минуты на несколько слов можно выкроить утром или перед сном, рассеянно опускалось), не всегда под рукой компьютер и инет (то, что у него лэптоп, благополучно забывалось), и так далее, и тому подобное. Этой анестезии хватало ровно до получения следующей порции ожидаемого. К тому же, он вот-вот должен вернуться…
Нет, пожалуй, с Романом можно и потянуть. До весны, скажем. Или даже до лета. Летом её снова ждёт милая сердцу Паланга, а в Паланге – милый сердцу старый добрый друг. Он, конечно, не старый, тоже намного моложе её – просто связывает их давнее-давнее знакомство, которое однажды плавно и естественно перетекло в такую же тёплую, как и их дружба, близость.
Да, пожалуй, она погодит с разрывом – жалко отталкивать мальчика, да и зиму с её угнетающими холодом и теменью легче пережить, когда ты в постоянном тонусе.
Решено! Всех оставляем на своих местах до лета!

Она уловила дымок мангала и решила вернуться.
Андрюша!.. Милый мой Андрюша! Мой милый, милый, милый, замечательный Андрюша…

Таким она не видела мужа очень давно. Лёгкость? Игривость? Он лучился счастьем и покоем!..
Когда они насытились удавшимся кушаньем, Андрей убрал лишнее со стола, накрыл растянувшуюся в шезлонге Анну пледом и поцеловал её в лоб.
— Андрюша… Как же я тебя люблю.
Анна прикрыла глаза.
– Как же я соскучилась по тебе. – Теперь она смотрела на него полными желания глазами. Она знала, как на него это действует. – Давай допьём и пойдём…
— Давай. – Сказал он, раскуривая трубку. – Только поболтаем немного, ладно?
— И тебе не лень?
— Нужно обсудить одно событие. И сейчас самый подходящий для этого момент.
— Ты имеешь в виду Новогодние праздники или поездку в Лондон?
— Я имею в виду наш развод.

3.
Через пару дней, когда Анна, наконец, свыклась с мыслью о том, что отныне, забегая к Терезе на кофеёк, она будет встречать в её доме своего бывшего мужа – она получила короткую записку по имейлу:
«ostayus’ v amsterdame. eto lyubov’! svad’bu naznachili na сhristmas. privet andreyu. roman.»

* * *